ле самой  дороги  попадались
покинутые раздавленные дома водяных пауков. Но что делается на болотах,  с
дороги увидеть было трудно: из плотного переплетения  древесных  крон  над
головой свешивались и уходили в топь торопливыми корнями  мириады  толстых
зеленых колонн, канатов, нитей и создавали непроницаемую завесу. Время  от
времени  в  желто-зеленом  мраке  что-то  обрывалось  и  с  шумом  падало,
раздавался жирный всплеск, болото вздыхало и чавкало,  и  снова  наступала
тишина. По бездонной трясине  человек  по-видимому  пройти  не  мог,  зато
мертвяки ходили везде, но мужчине мертвяки не  опасны.  На  всякий  случай
Атос выломал себе дубину. О  лесных  опасностях  ходили  всякие  слухи,  и
некоторые могли оказаться верными. Он отошел от деревни шагов на  пятьсот,
когда его нагнала Нава. Он остановился.
     - Ты почему без меня ушел? - спросила Нава запыхавшимся голосом. -  Я
же тебе говорила, что я с тобой уйду, я одна в этой деревне  не  останусь,
нечего мне одной там делать, там меня никто не любит, а ты - мой  муж,  ты
должен меня взять с собой, это ничего не значит, что у нас нет детей,  все
равно, ты мой муж, а я твоя жена, а дети у нас с тобой еще будут, просто я
честно тебе скажу, я пока еще не хочу детей,  непонятно  мне,  зачем  они,
мало ли что там староста говорит или старик, у нас в деревне совсем не так
было, кто хочет, тот имеет, а кто не хочет, тот не имеет...
     - Вернись домой, - сказал Атос. - Откуда ты взяла, что я ухожу?  Я  к
обеду буду дома.
     - Вот я с тобой и пойду, а к обеду мы вместе вернемся, обед у меня со
вчерашнего дня готов, я его спрятала, и старик его не найдет.
     Атос повернулся и пошел дальше. Спорить было бесполезно, пусть  идет.
Он  даже  повеселел.  Ему  захотелось  с  кем-нибудь  сцепиться,  помахать
дубиной, сорвать на ком-нибудь тоску и злость, накопленные  за  столько-то
там лет. На ворах. Или на мертвяках. Пусть девчонка идет. Тоже  мне  жена!
Детей она не хочет. Он размахнулся и  ахнул  дубиной  по  сырой  коряге  у
обочины и чуть не свалился: коряга распалась в труху, и дубина  проскочила
сквозь нее, как сквозь тень. Несколько юрких серых животных  выскочили  и,
булькнув, скрылись в темной воде.
     Нава скакала рядом, то забегая вперед, то отставая, время от  времени
она брала Атоса за руку обеими руками и повисала на нем. Она  говорила  об
обеде, который очень ловко спрятала от старика, о том, что обед  могли  бы
съесть дикие муравьи, если бы она не сделала так, что муравьи  до  него  в
жизни не доберутся, о том, что  разбудила  ее  муха,  а  когда  она  вчера
засыпала, Атос уже храпел... Атос слушал и не слушал, привычный нудный гул
заполнял его голову, он шагал и тупо думал о том, почему он ни  о  чем  не
может думать, может быть, это сказывалось действие  бесконечных  прививок,
которыми так злоупотребляли деревенские жители, а может  быть,  сказывался
весь дремотный, даже не первобытный, а просто  растительный  образ  жизни,
который он вел с незапамятных времен, когда вертолет  на  полной  скорости
влетел в невидимую преграду, перевернулся и  камнем  рухнул  в  болота.  А
может быть, когда его выбросило из кабины, он ударился головой, да  так  и
не оправился... Ему вдруг пришло в голову, что все это - умозаключения,  и
он  обрадовался;  ему  казалось,  что  он  давно  потерял  способность   к
умозаключениям и может твердить только одно:  послезавтра,  послезавтра...
Он глянул на Наву. Девчонка висела у него на левой  руке,  смотрела  снизу
вверх и рассказывала:
     - Они все сбились в кучу, и стало  страшно  жарко,  ты  знаешь  ведь,
какие они, а луны в эту ночь совсем  не  было.  Тогда  моя  мать  тихонько
вытолкнула меня, и я проползла на четвереньках у всех под ногами и  больше
уже матери не видела...
     - Нава, - сказал Атос, - ведь ты мне  эту  историю  рассказывала  уже
двести раз.
     - Ну и что же? - сказала  Нава,  удивившись.  -  Какой  ты  странный,
Молчун. А что же мне тебе еще рассказывать? Я больше ничего не помню и  не
знаю. Не буду же я тебе рассказывать, как мы с  тобой  на  прошлой  неделе
рыли погреб... Ты же это и сам все видел. Вот если  бы  я  рыла  погреб  с
кем-нибудь другим, с Колченогом, например, или с Болтуном... -  Она  вдруг
оживилась. - А знаешь, Молчун, это даже интересно. Расскажи ты мне, как мы
с тобой рыли погреб. Мне еще никто об этом не рассказывал...
     Атос опять отвлекся. Медленно, покачиваясь,  проплывали  по  сторонам
желто-зеленые заросли, кто-то сопел  и  вздыхал  в  воде,  с  тонким  воем
пронесся рой мягких белесых жуков,  из  которых  делают  пьяные  настойки.
Дорога под ногами то становилась мягкой от высокой травы,  то  жесткой  от
щебня и крошеного камня. Желтые, серые, зеленые пятна - взгляду не за  что
было зацепиться, и нечего было  запоминать.  Потом  тропа  круто  свернула
влево, Атос прошел еще несколько шагов и остановился.  Нава  замолчала  на
полуслове.
     У дороги головой в  болоте  лежал  мертвяк.  Руки  и  ноги  его  были
растопырены и неестественно вывернуты, и он был совершенно неподвижен.  Он
лежал на смятой, пожелтевшей от жара траве, и даже издали было видно,  как
страшно его били. Он был как студень. Атос осторожно обошел его  стороной.
Ему стало  тревожно.  Бой  произошел  совсем  недавно;  мятые  пожелтевшие
травинки на глазах распрямлялись. Атос внимательно оглядел дорогу.  Следов
было много, но он в них ничего не понимал. А дорога вперед, совсем близко,
делала новый поворот, и что было за поворотом - угадать было нельзя.  Нава
все оглядывалась на мертвяка.
     - Это не наши, - сказала она очень тихо. - Наши так не  могут.  Кулак
все грозится, но  он  тоже  не  может,  только  болтает...  Молчун,  давай
вернемся, а? Вдруг это уроды? Давай лучше вернемся...
     Атос разозлился. Опять? Опять откладывать? Сто раз он ходил  по  этой
дороге и не встречал ничего, что стоило запомнить. А теперь, когда  завтра
нужно уходить, эта единственная безопасная дорога  становится  опасной.  В
Город можно пройти только через Новую деревню. Если в Город  вообще  можно
пройти, если Город вообще существует, то дорога к нему  идет  через  Новую
деревню... Он вернулся к мертвяку. Он представил себе, как Колченог, Кулак
и Хвост, непрерывно болтая, хвастаясь  и  грозясь,  топчутся  возле  этого
мертвяка, а потом, не переставая грозиться и хвастать, поворачивают назад.
     Он нагнулся и взял мертвяка за ноги. Ноги были еще горячие, но уже не
обжигали. Атос рывком толкнул грузное тело  в  болото.  Трясина  чвакнула,
засипела и подалась. Мертвяк исчез. По темной  воде  пробежала  и  погасла
рябь.
     - Нава, - сказал Атос, - иди в деревню.
     - Как же я пойду в деревню, - рассудительно сказала Нава, -  если  ты
туда не пойдешь? Вот если бы ты тоже пошел в деревню...
     - Перестань болтать, - сказал Атос. - Сейчас же беги в деревню и  жди
меня. И ни с кем не разговаривай.
     - А ты?
     - Я - мужчина, - сказал Атос. - Мне никто ничего не сделает.
     - Еще как сделают, - возразила Нава.  -  Я  тебе  говорю:  вдруг  это
уроды? Им все равно, мужчина, женщина, мертвяк...  Они  тебя  тоже  уродом
сделают. Как же я пойду одна, когда они, может быть, там, сзади?
     - Никаких уродов на свете нет, - неуверенно сказал Атос. Он посмотрел
назад. Там тоже был поворот, а что было за поворотом - угадать  тоже  было
нельзя.
     Нава что-то говорила, много,  быстро  и  шепотом.  Атос  взял  дубину
поудобнее.
     - Хорошо, - сказал он. - Иди со мной. Только держись рядом и, если  я
буду что-нибудь приказывать, сразу же выполняй.  И  молчи.  Закрой  рот  и
молчи до самой Новой деревни.
     Молчать она, конечно, не  умела.  Она  действительно  шла  рядом,  не
забегала вперед и не отставала, но все время  что-то  бормотала  себе  под
нос. Они  миновали  опасный  поворот,  затем  миновали  еще  один  опасный
поворот, и Атос уже немного успокоился, когда из высокой травы,  прямо  из
болота, им навстречу молча вышли и остановились люди.
     Ну вот, устало подумал Атос. Как мне  не  везет.  Мне  все  время  не
везет. Он поглядел на Наву. Нава затрясла головой, лицо ее сморщилось.
     - Ты меня им не отдавай, Молчун, - пробормотала она. - Я  не  хочу  с
ними. Я хочу с тобой, не отдавай меня...
     Он посмотрел на людей. Их было семеро - все мужчины, все заросшие  до
глаз и все с громадными суковатыми дубинами. Это были не здешние  люди,  и
одеты они были не по-здешнему, совсем в другие растения. Это были воры.
     - Ну так что же вы встали?  -  глубоким  раскатистым  голосом  сказал
вожак. - Подходите, мы дурного не делаем...  Если  бы  вы  были  мертвяки,
тогда, конечно, разговор был бы другой, да и никакого разговора вовсе бы и
не было, приняли бы вас на сучки да на палочки, вот и весь разговор.  Куда
направляетесь? В Новую деревню? Ну так вот, отец, ты себе иди, а дочку нам
оставь, да не жалей, ей у нас лучше будет...
     - Нет, - сказала Нава, - я к ним не хочу. Это же воры.
     Воры засмеялись без всякой злобы, привычно.
     - А может, нас обоих пропустите? - спросил Атос.
     - Нет, - сказал вожак, - обоих нельзя. Тут  кругом  сейчас  мертвяки,
пропадет твоя девка, подругой славной станет, а это нам, людям, ни к чему,
да и тебе ни к чему, отец, сам подумай, если ты человек, а не  мертвяк,  а
на мертвяка ты вроде не похож, хотя и человек ты на вид странный...
     - Она же еще девочка, - сказал Атос. - Зачем вам ее обижать?
     Вожак удивился.
     - Почему же обижать? Не век же  она  девочкой  будет,  придет  время,
станет женщиной, не славной там какой-нибудь подругой, а женщиной...
     - Это он все врет, - сказала Нава. - Ты  ему,  Молчун,  не  верь.  Ты
что-нибудь сделай скорее, а то они меня сейчас  заберут,  как  Колченогову
дочку забрали, с тех пор ее так никто и не видел, не хочу я к ним, я лучше
этой славной подругой стану, смотри, какие они все дикие да тощие, у них и
есть-то, наверное, нечего.
     Атос беспомощно  огляделся,  а  потом  в  голову  ему  пришла  мысль,
показавшаяся ему очень удачной.
     - Слушайте, люди, - сказал он. - Возьмите нас обоих.
     Воры приблизились. Вожак внимательно оглядел Атоса с головы до ног.
     - Нет, - сказал он. - Зачем ты  нам  такой  нужен!  Вы,  деревенские,
никуда не годитесь, отчаянности в вас нет, и живете  вы  непонятно  зачем,
вас приходи и голыми руками бери. Не нужен ты нам, отец, иди себе  в  свою
Новую деревню, а девочку оставь нам.
     Атос глубоко вздохнул,  взял  дубину  обеими  руками  и  сказал  Наве
негромко:
     - Ну, Нава, беги. Беги, не оглядывайся, я их задержу.
     Глупо, подумал он. До чего же глупо. Он вспомнил  мертвяка,  лежащего
головой в темной воде, постарался отогнать от себя это  видение  и  поднял
дубину над головой.
     - Эй, эй! - закричал вожак. Все семеро, толкаясь  и  оскальзываясь  в
болото, гурьбой кинулись вперед. Несколько секунд Атос еще слышал  дробный
стук Навиных пяток, а потом ему стало не до  этого.  Ему  было  страшно  и
стыдно, но потом страх прошел, потому что довольно быстро выяснилось,  что
единственным стоящим бойцом из воров был вожак. Отбивая  его  удары,  Атос
видел, как остальные, довольно бессмысленно размахивая дубинами,  задевают
друг друга, падают от собственных богатырских размахов и попадают друг  по
другу. Один с шумом упал в болото и заорал:  "Тону!"  Двое  принялись  его
тащить, но вожак наседал, пока Атос случайно не  угодил  ему  по  коленной
чашечке. Тогда вожак зашипел и присел на  корточки.  Атос  отскочил.  Двое
воров тащили третьего из болота. Тот уже здорово увяз, лицо его  посинело.
Вожак сидел на корточках и укоризненно смотрел на  Атоса.  Остальные  трое
столпились позади вожака с грозно поднятыми дубинами.
     - Дурак ты, - сказал вожак с  обидой.  -  Долбня  ты  деревенская.  И
откуда  ты  такой  взялся...  Выгоды  своей  не   понимаешь,   дерево   ты
стоеросовое...
     Больше Атос ждать не стал. Он  повернулся  и  со  всех  ног  пустился
бежать вслед за Навой. Воры кричали ему вслед насмешливо.  Вожак  гукал  и
взревывал: "А держи его! Держи!" Они за ним не гнались,  и  это  Атосу  не
понравилось. Вообще он испытывал некоторое разочарование  и  досаду  и  на
бегу пытался сообразить, как же эти неуклюжие и неповоротливые люди  могут
наводить ужас на деревни да еще  каким-то  образом  уничтожать  мертвяков.
Скоро он увидел Наву: девочка скакала шагах  в  двадцати  впереди,  твердо
ударяя в тропу босыми пятками. Потом она снова  скрылась  за  поворотом  и
вдруг снова выскочила, замерла на мгновение и пустилась вбок, прямо  через
болото, прыгая с коряги на корягу - только брызги летели. У Атоса  замерло
сердце.
     - Стой! - заорал он, задыхаясь. - С ума сошла! Стой!
     Нава тотчас  же  остановилась,  ухватившись  за  свисающую  лиану,  и
повернулась к нему. А он увидел, как из-за поворота  ему  навстречу  вышли
еще трое воров и тоже остановились, глядя то на него, то на Наву.
     - Молчун! - пронзительно закричала Нава. - Ты их  бей  и  сюда  беги,
здесь тропинка есть, я давно про нее знаю! А ты их бей, бей,  палкой  бей!
Гу-гу-гу! О-го-го их!
     - Ты там держись, - сказал один из  воров  заботливо,  -  ты  там  не
кричи, а держись, а то свалишься, тащи тебя потом...
     Сзади тяжело затопали и  тоже  закричали:  "Гу-гу-гу!"  Трое  впереди
ждали. Атос, ухватив дубину за концы и выставив  ее  перед  собой  поперек
груди, налетел на них, повалил всех троих и упал сам. Он сильно ушибся, но
сейчас же вскочил. Перед глазами плыли разноцветные  круги,  кто-то  снова
испуганно вопил: "Тону!", кто-то сунулся бородатым лицом,  и  Атос  ударил
его дубиной, не глядя. Дубина переломилась. Атос бросил  ее  и  прыгнул  в
болото.
     Коряга ушла из-под ног, он едва не сорвался, но сейчас же перепрыгнул
на следующую и пошел прыгать с  коряги  на  корягу,  разбрызгивая  вонючую
черную грязь. Нава победно  верещала  и  свистела  ему  навстречу.  Позади
гудели сердитые голоса. "Что же вы, руки дырявые?" "А "сам что?" "Упустили
девчонку, пропадет..."  "Да  обезумел  человек,  дерется!.."  "Хватит  вам
разговоры разговаривать, в самом деле!  Догонять  нужно,  а  не  разговоры
разговаривать! Видите, они бегут, а вы разговоры разговариваете!"  "А  сам
что?"  "Ногу  мне  он  подбил,  видите",  "А  Семиглазый  где?  Ребята   а
Семиглазый-то тонет! Семиглазый то нет, а  они  разговоры  разговаривают!"
Атос остановился возле Навы, ухватился за лианы и, тяжело дыша, смотрел  и
слушал, как странные люди, сгрудившись на тропе, размахивая руками,  тащат
из болота за ноги своего Семиглазого. Слышалось бульканье и храп. Впрочем,
двое во ров, подхватив дубинки, уже шли к Атосу прямо по болоту по  колено
в черной жиже. И  опять  наврали,  подумал  Атос,  болото-то  вброд  можно
перейти, а говорили, что другого пути, кроме тропы, нет. Нава потянула его
за руку.
     - Пошли, Молчун, - сказала она, - чего ты  стоишь?  Пошли  скорей.  А
может быть, ты еще хочешь подраться? Тогда погоди, я тебе палку поищу.  Ты
вот этих двух побей, а другие, может быть, и испугаются. Хотя, если они не
испугаются, то они тебя все-таки одолеют, потому что ты один, а их... раз,
два, три... четыре...
     - Иди вперед, - сказал Атос. Он уже немного отдышался.  -  Показывай,
куда идти.
     Нава легко запрыгала в лес, в гущу лиан.
     - А я вообще-то не знаю, куда эта тропинка ведет, - говорила  она  на
бегу. - Мы тут с Колченогом ходили, когда тебя еще не было... или нет, был
уже, только ты тогда еще без памяти ходил, ничего не  соображал,  говорить
не мог, смотрел, как рыба, потом меня к тебе приставили ходить за тобой, я
тебя и выходила, да только ты не помнишь, наверное, ничего...
     Атос прыгал следом, стараясь держать  правильное  дыхание  и  ступать
след в след. Время от времени он оглядывался. Воры были недалеко.
     - А с Колченогом мы сюда ходили, когда у Кулака его дочку воры увели,
он тогда все время меня с собой брал, обменять хотел,  что  ли,  а  может,
хотел взять вместо дочки, вот и брал меня в  лес,  потому  что  очень  без
дочки убивался...
     Лианы липли к  рукам  и  хлестали  по  лицу,  омертвевшие  клубки  их
путались  в  ногах.  Сверху  сыпался  мусор,   иногда   какие-то   тяжелые
бесформенные  массы  оседали,  проваливались  вниз  в  путанице  зелени  и
раскачивались над самой головой. То справа, то слева  сквозь  завесу  лиан
просвечивали клейкие лиловые гроздья - Атос опасливо на них косился.
     - Колченог говорил, что эта тропа к какой-то деревне  ведет,  -  Нава
говорила на бегу легко, как будто и не бежала вовсе, а валялась  на  своей
постели, сразу было видно, что она не здешняя, здешние бегать не умели,  -
не к нашей деревне и не к Новой деревне, а  к  какой-то  другой,  название
Колченог говорил, но я забыла,  все-таки  это  давно  было,  тебя  еще  не
было... или нет, ты был уже, только ничего не соображал, еще тебя  мне  не
отдали... А ты, когда бежишь,  ты  ртом  дыши,  ты  зря  носом  дышишь,  и
разговаривать еще хорошо при этом, а то так ты скоро запыхаешься, тут  еще
долго бежать, мы еще мимо ос не  пробегали,  вот  где  нам  быстро  бежать
придется, хотя, может быть, с тех пор осы оттуда ушли... Это в той деревне
осы были, а в той деревне, Колченог говорит, вроде бы людей уже давно нет,
там уже Одержание, говорит, произошло, так что людей совсем не осталось...
Нет, Молчун, это я вру, это он про другую деревню говорил...
     Атос перешел на второе дыхание. Бежать стало легче. Теперь они были в
самой гуще леса.  Так  глубоко  Атос  забирался  только  один  раз,  когда
попытался оседлать мертвяка, чтобы добраться на нем до его хозяев, мертвяк
понес галопом, он был раскаленный, как кипящий  чайник,  и  Атос  в  конце
концов потерял сознание от боли и сорвался с него. Он долго потом  мучился
ожогами на ладонях и на груди...
     Становилось все  темнее.  Неба  уже  не  было  видно  совсем,  духота
усиливалась. Зато становилось все меньше открытой воды, появились  могучие
заросли красного и  белого  мха.  Мох  был  мягкий,  прохладный  и  сильно
пружинил, и ступать по нему было приятно.
     - Давай отдохнем, - сказал Атос, задыхаясь.
     - Нет, что ты, Молчун, - сказала Нава, - здесь нам  отдыхать  нельзя.
От этого мха надо скорее подальше, это мох опасный, Колченог говорил,  что
это и не мох вовсе, это животное такое  лежит,  вроде  паука,  ты  на  нем
заснешь и больше уже не проснешься, вот какой это мох, пусть на  нем  воры
отдыхают, только они, наверное, знают, что нельзя, а то было бы хорошо...
     Она посмотрела на Атоса и все-таки перешла на шаг. Атос дотащился  до
ближайшего дерева, прислонился к нему спиной, затылком,  всей  тяжестью  и
закрыл глаза. Очень хотелось сесть,  но  он  боялся.  Сердце  билось,  как
бешеное, и тряслись ноги, а легкие лопались и растекались в груди. И  весь
мир был скользкий и соленый от пота.
     - А если нас догонят? - услыхал он, словно сквозь вату, голос Навы. -
Что мы будем делать, Молчун, если нас догонят? Что-то ты совсем никуда  не
годным стал, ты ведь, наверное, драться больше не сможешь, а?
     Он хотел сказать: "Смогу", но не сказал. Воров он больше  не  боялся.
Он вообще больше ничего не боялся. Он боялся только пошевелиться и  боялся
сесть. Все-таки это был лес, это-то он помнил.
     - Вот у тебя даже и дубины теперь нет, - говорила Нава.  -  Поискать,
что ли, тебе дубину, Молчун? Поискать?
     - Нет, - пробормотал он. - Не надо.
     Он открыл глаза. Воры были близко. Слышно  было,  как  они  пыхтят  и
топают в зарослях. В топоте этом не чувствовалось никакой бойкости.  Ворам
тоже было тяжко.
     - Пошли, - сказал Атос.
     Они миновали новую полосу опасного мха, снова началось мокрое  болото
с неподвижной черной водой,  на  которой  пластались  исполинские  бледные
цветы с неприятным запахом,  а  из  каждого  цветка  выглядывало  мохнатое
многоногое животное и провожало их глазами на стебельках.
     - Ты, Молчун, шлепай по