Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий.
         Улитка на склоне-1 (Беспокойство)


-------------------------------------------------------------------------------
-==НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОВЕСТИ "БЕСПОКОЙСТВО"==-
     Когда в марте 1965 года в Доме творчества "Гагра" мы закончили первый
черновик романа "Улитка на склоне", все события этого романа развивалось у
нас тогда в  Мире  Полудня,  заданном  повестью  "Полдень,  XXII  век",  и
главными героями были звездолетчик Горбовский  и  космобиолог  Сидоров  по
прозвищу Атос. Атос-Сидоров мучительно и безрезультатно пытался  пробиться
сквозь дебри леса к себе домой, на Базу  землян,  построенную  на  вершине
двухкилометрового  утеса,  а  Горбовский,  охваченный  смутными,  но  явно
неприятными предчувствиями, столь же мучительно и безрезультатно  наблюдал
за лесом сверху, не понимая даже, что именно его так беспокоит, но  ожидая
беды и взрыва несчастий.
     Уже летом 65-го мы поняли, что написали  не  то,  что  следовало  нам
писать, и осенью все переделали, заменив  Атоса  Кандидом,  Горбовского  -
Перецом, а научно-исследовательскую базу землян-коммунаров  -  Управлением
по делам леса. Только лес мы оставили  в  первозданном  виде,  хотя  и  он
потерял изначальную свою атрибутику вместилища  мрачных  тайн  и  сделался
символом  Будущего,  настолько  чужого,  настолько   неадекватного   нашей
сегодняшней ментальности, что мы, по определению, не в силах даже понять -
дурное оно, это Будущее, или хорошее, светлое или черное. Чужое.
     "Линия Горбовского" в романе исчезла полностью. Сформулированные  там
идеи потеряли  (для  нас  тогда)  всякую  актуальность.  И  только  спустя
двадцать пять лет мы извлекли эту стопку страниц из архивов  и  перечитали
текст, написанный в совсем иные времена и вроде бы совсем другими  людьми.
К нашему огромному изумлению текст  нам  понравился.  Оказалось,  что  эта
повесть (совершенно самостоятельная,  не  имеющая  сколько-нибудь  жесткой
идейной  связи  с  романом  "Улитка  на  склоне")  не  утратила  полностью
актуальности и читается так, словно написана была, все-таки,  именно  нами
и, вроде бы, совсем недавно.
     Мы  решили  напечатать  ее  без  всяких  исправлений  под   названием
"Беспокойство", что и было сделано в 1990 году журналом "Измерение-Ф".
     Впрочем, повесть эта так и осталась известна лишь сравнительно узкому
кругу читателей, почему я и решился снова  опубликовать  ее  здесь  (после
самой минимальной стилистической правки - черновик, все-таки)  в  качестве
некоего назидательного примера довольно странного преобразования идей и не
менее странной их живучести.
                                          Б.Стругацкий, сентябрь, 1995 год
-==1==-
     С этой высоты лес был как пышная пятнистая  пена;  как  огромная,  на
весь мир,  рыхлая  губка;  как  животное,  которое  затаилось  когда-то  в
ожидании, а потом заснуло и поросло грубым мхом. Как  бесформенная  маска,
скрывающая лицо, которое никто еще никогда не видел.
     Леонид  Андреевич  сбросил  шлепанцы  и  сел,  свесив  босые  ноги  в
пропасть. Ему показалось, что пятки сразу стали влажными, словно  он  и  в
самом деле погрузил их в теплый лиловатый туман, скопившийся  в  тени  под
утесом. Он достал из кармана камешки и аккуратно разложил их возле себя, а
потом выбрал самый маленький  и  тихонько  бросил  его  вниз,  в  живое  и
молчаливое, в спящее, в равнодушное и глотающее навсегда,  и  белая  искра
погасла, и ничего не произошло -  никакие  глаза  не  приоткрылись,  чтобы
взглянуть на него. Тогда он бросил второй камешек.
     - Так это вы гремели сегодня у меня под окнами, - сказал Турнен.
     Леонид  Андреевич  скосил  глаз  и  увидел  ноги  Турнена  в   мягких
сандалиях.
     - Доброе утро, Тойво, - сказал он. - Да, это  был  я.  Очень  твердый
камень попался. Я вас разбудил?
     Турнен придвинулся к обрыву, осторожно  заглянул  вниз  и  сейчас  же
отступил.
     - Кошмар, - сказал он. - Как вы можете так сидеть?
     - Как?
     - Да вот так. Здесь два километра, - Турнен  присел  на  корточки.  -
Даже дух захватило, - сказал он.
     Леонид Андреевич нагнулся и посмотрел через раздвинутые колени.
     - Не знаю,  -  сказал  он.  -  Понимаете,  Тойво,  я  человек  вообще
боязливый, но вот чего не боюсь, того не боюсь... Неужели я вас  разбудил?
По-моему, вы уже не спали, я даже немножко надеялся, что вы выйдете...
     - А босиком почему? - спросил Турнен. - Так надо?
     - Иначе нельзя. Я вчера уронил туда правую туфлю и решил, что  впредь
всегда буду сидеть босиком. - Он снова поглядел вниз.  -  Вон  она  лежит.
Сейчас я в нее камушком...
     Он бросил камушек и сел по-турецки.
     - Не шевелитесь вы, ради бога, - сказал  Турнен  нервно.  -  И  лучше
вообще отодвиньтесь. На вас смотреть страшно.
     Леонид Андреевич послушно отодвинулся.
     - Ровно в семь, - сообщил он, - под утесом выступает туман. А ровно в
семь часов сорок минут туман исчезает.  Я  заметил  по  часам.  Интересно,
правда?
     - Это не туман, - сказал Турнен сквозь зубы.
     - Я знаю, - сказал Леонид Андреевич. - Вы скоро уезжаете?
     - Нет, - сказал Турнен сквозь зубы. - Мы уезжаем не скоро. Мы уезжаем
через два дня. Через - два - дня, - сказал он с расстановкой. - Повторить?
     - Сегодня я  спросил  вас  в  первый  раз,  -  кротко  сказал  Леонид
Андреевич.
     - И больше не спрашивайте, - сказал Турнен. - Хотя бы сегодня.
     - Не буду, - сказал Леонид Андреевич.
     Турнен посмотрел на него.
     - Я надеюсь, вы не обиделись?
     - Ну что вы, Тойво...
     - А вы тоже не любите охоту?
     - Терпеть я ее не могу.
     Турнен опустил глаза.
     - Что бы вы делали на моем месте? - спросил он.
     - На вашем месте? Ну что бы я делал... Ходил бы за женой  по  лесу  и
носил бы ее... этот... ружье... и разные огнеприпасы.
     - А вам не кажется, что это было бы глупо?
     - Зато спокойно. Мне нравится, когда спокойно.
     Турнен поджал губы и покачал головой.
     -  Она  не  выносит,  когда  я  таскаюсь  следом.  Она  раздражается,
нервничает,  все  время  промахивается.  И  егеря  злятся...  Так  что   я
предпочитаю оставаться. В конце концов можно  представить  себе,  что  это
даже полезно... Здоровое волнение, этакое взбадривание...
     - Действительно, - сказал Леонид Андреевич, - как это  мне  сразу  не
пришло  в  голову?  Все  эти  наши  страхи  -  просто  нормальная  функция
застоявшегося воображения... Ведь что такое этот лес? А?
     - Да, - сказал Турнен. - Что он, собственно, такое?
     - Ну, тахорги... Ну, туман, который, правда, не туман... Смешно!
     - Какие-то там блуждающие болота, - проговорил Турнен, усмехаясь.
     - Насекомые!  -  сказал  Леонид  Андреевич  и  поднял  палец.  -  Вот
насекомые - это действительно неприятно.
     - Ну, разве что насекомые...
     - Да. Так что, я думаю, мы совершенно напрасно беспокоимся.
     - Слушайте,  Горбовский,  -  сказал  Турнен,  -  почему-то,  когда  я
разговариваю с вами, мне всегда кажется, что вы надо мной издеваетесь.
     Леонид Андреевич поднял брови.
     - Странно, - сказал он. - Честное слово, я действительно  думаю,  что
мы с вами напрасно беспокоимся.
     Они помолчали.
     - Я беспокоюсь о  своей  жене,  -  сказал  Турнен.  -  А  вот  о  чем
беспокоитесь вы, Горбовский?
     - Я? Кто вам сказал, что я беспокоюсь?
     - Вы все время говорите: "мы с вами"...
     - А-а... Ну, это  просто...  Вы  только  не  подумайте,  что  я  тоже
беспокоюсь за вашу жену. Если бы вы видели, как она на двести шагов...
     - Я видел, - сказал Турнен.
     - И я тоже видел. Поэтому я нисколько за нее не беспокоюсь.
     Он замолчал. Турнен подождал немного и спросил:
     - Все?
     - Что - все?
     - Больше вы ничего мне не скажете?
     - Н-ничего.
     - Тогда пойдемте завтракать, - сказал Турнен, поднимаясь.
     Леонид Андреевич тоже поднялся и запрыгал на  одной  ноге,  натягивая
шлепанец.
     - Ох, - сказал Турнен. - Да отойдите же вы от края!
     - Уже все, - сказал Леонид Андреевич, притопывая. - Сейчас отойду.
     Он последний раз посмотрел на лес, на плоские пористые пласты  его  у
самого горизонта, на его застывшее грозовое  кипение,  на  липкую  паутину
тумана в тени утеса.
     - Хотите бросить камушек? - сказал он, не оборачиваясь.
     - Что?
     - Бросьте туда камушек.
     - Зачем?
     - Я хочу посмотреть.
     Турнен открыл рот,  но  ничего  не  сказал.  Он  подобрал  камень  и,
размахнувшись, швырнул его в пропасть. Потом он поглядел на Горбовского.
     - Я еще мог бы напомнить вам, - сказал Леонид Андреевич, - что с  нею
Вадим Сартаков, а это самый опытный егерь на базе.
     Турнен все смотрел на него.
     - А ищейку настраивал сам Поль, а это значит...
     - Все это я помню, - сказал Турнен. - Я спрашивал вас  совсем  не  об
этом.
     - Правда? - сказал Горбовский. - Значит, я вас неправильно понял.
     Алик Кутнов пил томатный сок, держа стакан  двумя  толстыми  красными
пальцами. На месте Риты  почему-то  расположился  тот  молодой  человек  с
громким голосом, что прибыл вчера на спортивном корабле, и  Турнен  сидел,
нахохлившись, не поднимая глаз  от  своей  тарелки,  и  резал  на  тарелке
кусочек сухого хлеба - пополам и еще раз пополам, и еще раз пополам...
     - Или, например, Ларни, - сказал Алик, взбалтывая в  стакане  остатки
сока. - Он видел треугольный пруд, - в котором купались русалки.
     - Русалки! - сказал новичок с восторгом. - Превосходно!
     - Да-да, самые обыкновенные русалки. Вы не смейтесь, Марио. Я же  вам
говорю, что наш лес немножечко не похож на ваши сады. Русалки были зеленые
и необычайно красивые, они плескались в воде... Только  у  Ларни  не  было
времени ими заниматься, у него истекал срок биоблокады, но он говорит, что
запомнил их смех на всю жизнь.  Он  говорит,  что  это  было  как  громкий
комариный звон.
     - А может быть, это и был комариный звон? - предположил Марио.
     - У нас все может быть, - сказал Алик.
     - И может быть, биоблокада к тому времени у него уже ослабела?
     - Может быть, - охотно согласился Алик. - Он вернулся совсем больной.
Но вот, скажем, скачущие деревья я видел сам и неоднократно. Это  выглядит
так. Огромное дерево срывается с места и перепрыгивает шагов на двадцать.
     - И не падает при этом?
     - Один раз упало, но сейчас же поднялось, - сказал Алик.
     - Великолепно! Вы просто прелесть! Ну а зачем же они скачут?
     - Этого, к сожалению, никто не знает. О деревьях в нашем лесу  вообще
мало что известно. Одни деревья скачут, другие деревья плюют  в  прохожего
едким соком пополам с семенами, третьи еще что-нибудь... Вот  в  километре
от Базы есть, например, такое дерево. Я, например, остаюсь возле  него,  а
вы отправляетесь точно на восток и в трех километрах  трехстах  семидесяти
двух метрах находите второе такое же дерево. И вот когда я режу ножом свое
дерево, ваше дерево вздрагивает и начинает топорщиться. Вот  так,  -  Алик
показал руками, как топорщится дерево.
     - Понимаю! - воскликнул Марио. - Они растут из одного корня.
     -  Нет,  -  сказал  Алик.  -  Просто  они  чувствуют  друг  друга  на
расстоянии. Фитотелепатия. Слыхали?
     - А как же, - сказал Марио.
     - Да, - сказал Алик лениво, - кто об этом не слыхал...  Но  вот  чего
вы, наверное, не слыхали, так это что в лесу есть еще люди, кроме нас.  Их
видел Курода. Он  искал  Сидорова  и  видел,  как  они  прошли  в  тумане.
Маленькие и чешуйчатые, как ящеры.
     - У него тоже кончилась биоблокада?
     - Нет, просто он любит приврать. Не то что я, скажем, или вы. Правда,
Тойво?
     - Нет, - сказал Турнен, не поднимая глаз. - Вранья вообще не  бывает.
Все, что выдумано, - возможно.
     - В том числе и русалки? - спросил Марио. Видимо, он подумал, что его
мрачный сосед тоже наконец решил пошутить.
     Турнен посмотрел на него. По лицу его было видно, что  шутить  он  не
собирается.
     - Я их вижу, - сказал он. - И треугольный пруд. И  туман,  и  зеленую
луну. Все это я вижу так отчетливо, что могу описать во всех подробностях.
Для меня это и есть критерий реальности, и он не хуже любого другого.
     Марио неуверенно улыбается. Он все еще надеялся, что Турнен шутит.
     - Превосходная мысль, - сказал он. - Отныне нам не нужны лаборатории.
Субэлектронные структуры? Я вижу их. Могу описать, если хотите. Они так  и
переливаются. И треугольно-зеленые.
     - Мне лаборатории не нужны уже  давно,  -  произнес  Турнен.  -  Они,
по-моему, вообще никому не нужны. Вряд ли они помогут вам представить себе
субэлектронные структуры.
     Лицо Марио утратило готовность к веселью. Обнаружилось, что  глаза  у
него совсем не детские.
     - Я физик, - сказал он. - Я  легко  представляю  себе  субэлектронные
структуры без фигур и цветов.
     - И что же дальше? - сказал Турнен. - Ведь я  тоже  могу  представить
себе эти структуры. И еще многое эдакое, для чего  вы  пока  не  придумали
закорючек, значков и греческих букв.
     - Ваши представления,  может  быть,  и  годятся  для  вашего  личного
употребления, но беда в том, что на них далеко не уедешь.
     - На представлениях давно уже  никто  не  ездит.  Не  вижу,  чем  мои
представления хуже ваших.
     - На представлениях физики вы приехали сюда и уедете отсюда,  а  ваши
представления годятся только для застольных парадоксов.
     - Я мог бы вам напомнить, что идея деритринитации  возникла  тоже  из
застольного парадокса. Да и все идеи возникли  из  застольных  парадоксов.
Все фундаментальные идеи выдумываются, и вы это прекрасно знаете.  Они  не
висят на концах логических цепочек. Но дело  ведь  даже  не  в  этом.  Что
дальше? Ну не смог бы я прилететь сюда. И что?  Ведь  я  не  увидел  здесь
ничего такого, чего не мог бы представить себе, сидя дома.
     Леонид  Андреевич  не  стал  слушать,  что  там  отвечает  физик.  Он
посмотрел на Алика. Инженер-водитель тосковал. Просто встать и  уйти  ему,
наверное, было неловко, наверное,  он  боялся,  что  это  будет  выглядеть
демонстративно. Спор же ему был до одурения скучен. Сначала  он  порывался
встрянуть и направить беседу в другое русло и даже сказал: "Между  прочим,
в прошлом году...". Потом съел кусочек маринованной миноги. Потом сотворил
из салфетки кораблик. Потом с надеждой взглянул на  часы,  но  нужное  ему
время еще,  по-видимому,  не  приспело.  И  не  то,  чтобы  спор  был  ему
непонятен, он слышал тысячи таких споров - и когда сидел, обливаясь потом,
за рулем вездехода, идущего через  заросли,  и  здесь,  в  столовой,  и  в
мастерских Базы, и даже на танцевальной веранде. Просто все это  было  ему
бесконечно чуждо. Он любил конкретности своего времени: ощущение микронных
зазоров в кончиках пальцев, спокойный и правильный гул могучих двигателей,
блеск приборов в качающейся кабине. И он всю жизнь с  кротким  недоумением
следил за тем, как эти конкретности теряют смысл на Земле, оттесняются  на
периферию Большой Жизни, уходят на далекие планеты, и он отступал и уходил
вместе с ними, любя их по-прежнему, но постепенно теряя уверенность  в  их
(и своей) нужности, потому что, если на этих диких мирах и нельзя обойтись
без его  искусства  и  его  вездеходов,  то  люди,  кажется,  намереваются
обойтись без самих этих миров. Таких, как  инженер-водитель  Алик  Кутнов,
было много, гарнизоны инопланетных баз комплектовались теперь  в  основном
из них. Это  были  очень  способные  люди  (неспособных  людей  вообще  не
бывает),  но  области  приложения  их  способностей  неумолимо  уходили  в
прошлое, и большинству аликов еще предстояло понять это и искать выход.
     - Вы безобразно самоуверенны, - говорил Турнен. - Вы воображаете, что
оседлали наконец историю человечества. Но вы никак не можете  понять,  что
не нужны никому, кроме самих себя, и не нужны уже давно...
     - Человечество тоже никому не нужно, кроме самого себя. Вы ничего  не
утверждаете, вы только отрицаете...
     Алик Кутнов мастерил второй кораблик. С мачтой.
     В том-то и беда. Человечество никогда никому не  было  нужным,  кроме
самого себя. Да и самому себе оно стало нужным не так уж давно. А  дальше?
Дальше была равнина, и по равнине пролегали широкие дороги, и петляли едва
заметные тропинки, и все они вели за горизонт, а горизонт скрывала мгла, и
не видно было, что в этой мгле. Может быть, все та же равнина, может быть,
гора. А может быть, и наоборот. И не видно было, какие  дороги  сузятся  в
тропинки, и какие тропинки расширятся в дороги...
     - Алик, - сказал  Леонид  Андреевич,  -  что  вы  делаете,  когда  по
незнакомой дороге вы подъезжаете к незнакомому лесу?
     - Снижаю скорость и повышаю внимание, - ответил Алик, не задумываясь.
     Леонид Андреевич посмотрел на него с восхищением.
     - Вы молодец, - сказал он. - Все бы так.
     - Да, - оживился Алик. - Вот в прошлом году...
     Снизить скорость и повысить внимание. Очень точно сказано. А за рулем
восседает молодой  широкоплечий  парень,  ему  весело  мчаться  по  прямой
дороге, а лес все ближе, и парню кажется, что  вот  там-то  и  есть  самое
интересное, и он влетает в лес на полной скорости, не потрудившись узнать,
по-прежнему ли пряма дорога в лесу, или она обернулась там тропинкой,  или
оборвалась болотом.
     - И после этого, - сказал Алик, - мы больше туда никогда не ездили. -
Он посмотрел на часы. - Вот теперь я пойду, - сказал он.
     - И я тоже, - сказал Леонид Андреевич.
     Физик посмотрел на них незрячими  глазами,  не  переставая  говорить.
Турнен опять резал хлеб.
     Когда они вышли из столовой, Леонид Андреевич спросил Алика:
     - Неужели все, что вы говорили этому физику, выдумка?
     - А что я ему говорил?
     - Про русалок, про чешуйчатых людей...
     Алик ухмыльнулся.
     - Да как вам сказать... По-моему, все это  вранье.  Куроде  никто  не
верит, а Ларни болел. Да вы сами, Леонид  Андреевич,  бывали  в  лесу.  Ну
какие там могут быть люди? И тем более русалки...
     - Я так и подумал, - сказал Леонид Андреевич.
     Кабинет   Поля   Гнедых,   директора   Базы   и   начальника   Службы
индивидуальной безопасности, находился на самом Верхнем ярусе Базы. Леонид
Андреевич поднялся к нему на эскалаторе.
     Кабинет Поля  с  экранами  и  селекторами  межзвездной,  планетной  и
внутренней связи, с фильмотеками,  с  информарием,  с  планетографическими
картами олицетворял на Пандоре то же, что здание Мирового Совета на Земле:
здесь было сосредоточено управление планетой. Но  в  отличие  от  Мирового
Совета, директор Базы реально  мог  управлять  только  ничтожным  кусочком
территории своей планеты, крошечным каменным архипелагом  в  океане  леса,
покрывавшего континент. Лес не только не подчинялся Базе, он  противостоял
ей со всеми ее миллионами лошадиных  сил,  с  вездеходами,  дирижаблями  и
вертолетами, с ее вирусофобами и дезинтеграторами. Собственно, он даже  не
противостоял. Он просто не замечал Базы.
     - Иногда мне хочется взорвать там что-нибудь, - сказал Поль, глядя  в
окно.
     - Где именно? - сейчас же спросил Леонид Андреевич.
     - В самой середине.
     - Тогда бы мы даже не увидели взрыва, - сказал Леонид Андреевич. -  А
уехать вам отсюда иногда не хочется?
     - Иногда хочется, - сказал Поль. - Когда  много  туристов.  Когда  на
всех не хватает егерей и они  начинают  бунтовать  и  требовать  права  на
самообслуживание.
     - Вы им не разрешайте, - попросил Леонид Андреевич. - Я вот тут пошел
без егеря, чуть не заблудился.
     - Знаю, - мрачно сказал Поль.  -  А  почему  вы  не  берете  с  собой
карабина, когда выходите, Леонид Андреевич?
     - Какого карабина?
     - Любого!
     Леонид Андреевич поморгал.
     - Боюсь, - сказал он.
     - Не понимаю.
     - Боюсь, - пояснил Леонид Андреевич. - Вдруг выстрелит.
     - Ну?
     - Ну и попадет в кого-нибудь...
     Некоторое время Поль смотрел на  него.  Пот