л  вид,  что  безмерно  удивлен.-
Что-то  новое.  До  сих  пор  ты не выбирался из сферы доводов,
предоставляя другим делать выводы.  Твоя  стихия  --  о  каждой
простенькой   вещи  высказывать  ровно  десять  противоположных
мнений, громоздить загадку на  загадку,  а  что  верно,  ты  не
успеваешь установить.
     -- На этот раз я отступаю от своего обыкновения.
     Я  прослушал вступительный словесный взнос Роя Васильева в
общую сумятицу суждений о взрыве и наметил дорогу,  по  которой
нам всем шагать.
     -- Объясни в двух словах.
     -- Двух слов не хватит. Дай сто.
     -- Даю сто, но ни одного слова больше.
     В  сто  слов Чарли уложился. Он гнул все ту же свою линию.
Ему не понравилась  туманность  первых  высказываний  Роя.  Он,
Чарльз  Гриценко,  и  раньше  предупреждал, что будет несладко,
теперь  в  этом  нет  сомнений.  Рой  заранее  готов   обвинить
хронистов  больше,  чем  энергетиков  или  биологов.  Когда  он
познакомится с гипотезой Чарли, мнение, что виноваты  работники
Института  Времени,  превратится  в убеждение. Он замахнется на
исследования по трансформации атомного времени. Так вот  --  не
поддаваться!  Если в чем-то второстепенном и уступить, то ничем
важным не поступаться.
     -- Ты уже говорил мне об этом,- напомнил я.
     -- Тебе -- да, Жанне и Антону -- нет. В общем,  сплотимся.
Нас   будут  допрашивать  поодиночке.  Предлагаю  после  каждой
встречи с Роем информировать остальных о каждом  его  слове,  о
том, как он слушал, как глядел, с какими интонациями говорил...
     -- Вопросы, опросы, расспросы, допросы!..- повторила Жанна
то, что  уже  говорила  мне.-  Как  это  противно!  Ну,  скажи,
пожалуйста, какое значение могут иметь интонации голоса Роя!
     --  Первостепенное,  Жанна.  Эдик,  я  видел,  ты   что-то
записывал в аэробусе, включи-ка!
     Я вынул карманный магнитофон. Антон опять остановился. Мы,
сгрудившись,  выслушали длинную фразу, записанную, правда, не с
самого   начала:   "...   а   потому    необходимо,    учитывая
заинтересованность    Земли    в    благополучии    Урании    и
ответственность  каждого,  поскольку  мои  особые  задания   не
выходят   за   эту   границу,   а  сам  я  чрезвычайно  в  этом
заинтересован и могу вас заверить: только в этом направлении  и
буду  действовать, и, стало быть, картина задачи выясняется как
картина  дальнейшей  безопасности,  хотя  неизбежны   всяческие
отклонения,  то  именно  это и подчеркнуть, а после разработать
окончательные условия, отдавая  себе  отчет,  что  и  Земля,  и
Урания тут одинаково согласны".
     -- Абракадабра какая-то! -- рассердился Антон.
     --  По-моему,  все  понятно,  только  длинно и витиевато,-
возразил  Чарли.-  Надо  воспринимать  высказывания  Роя,   как
некогда   спартанские   вожди   воспринимали  двухчасовую  речь
афинских послов, явившихся в Спарту с просьбой о мире.
     -- Никогда об этом не слыхал.
     -- Тогда  послушай.  Афины  жаждали  мира,  Спарта  хотела
продолжать удачную для нее войну. И спартанцы ответили афинским
послам,  что ничего не могут ответить на их речь, потому что не
поняли ее конца, а не поняли конца, потому что забыли начало.
     -- Остряки. Но какое это имеет отношение к Рою?
     -- Умницы, а не остряки. Они сделали вид, что не  понимают
речи  афинян  именно  потому,  что  отлично  ее  понимали.  Рой
Васильев совместил в  себе  афинянина  со  спартанцем:  говорил
длинно  и всесторонне, как афинянин, каждый завиток предложения
имеет точный  смысл,  а  в  целом  все  звучит  для  моего  уха
спартански  --  "идите,  друзья,  пока  что  подальше, а придет
время, получите разъяснения поточней".
     -- Мне пора к себе,- сказала  Жанна  и  ушла  от  нас.  Мы
заговорили  о ней. Антон снова сказал, что Жанна оправляется от
потрясения. Разве она не засмеялась, когда  Чарли  заговорил  о
допросах  на  подтекстах? Если после гибели Павла было опасение
за ее здоровье, то теперь такой угрозы нет. Интенсивное лечение
дало результаты.
     -- Смеялась-то она  смеялась,  но  уж  очень  нерадостно,-
заметил  Чарли.-  И в надежном излечении я не уверен. Ее лечили
от второстепенных хворей  --  нервного  потрясения,  истощения,
головокружений.  А  надо  было лечить от основного заболевания.
Основное заболевание -- то, что она живет после  гибели  Павла.
Лекарства  от  болезни,  даже  от преждевременной смерти, есть.
Лекарства от жизни нет.
     --  Лишить  ее  жизни  для   излечения?   --   съехидничал
Повелитель Демонов.
     --  Кто  из  нас  любитель  парадоксов,  дорогой Антон? Не
лишать жизни, а изменить жизнь -- вот что излечит  ее.  Скажем,
возвращение  на  Землю, полное прекращение всех исследований, в
том числе и тех, что она делает для тебя.
     -- Исключено! Или хотите, чтобы в ваши теплые  лаборатории
вторгся  космический  холод?  Не  забывайте, что теплоснабжение
Урании обеспечивают мои сепараторы молекул.-  Антон  подумал  и
добавил:  --  Все же я вижу в Жанне хорошие перемены. Возможно,
душевное ее  состояние  остается  скверным,  но  физически  она
оправилась, даже похорошела.
     На  развилке  шоссе,  где  наши  дороги расходились, Чарли
снова напомнил:
     --  Итак,  друзья,  держимся  твердо:  уступать,   но   не
поступаться!

     4

     "Уступать,  по  не поступаться" -- так он объявил, уходя к
себе.  В  сущности,  то  было  пустое  наставление,  в  нем  не
содержалось  конкретности.  Но для меня в такой краткой формуле
таилось  все,  чего  я  мог  пожелать.  Чарли,  при  всем   его
остроумии,  и  не  догадывался,  сколь много значили его слова.
"Уступать,  но  не   поступаться",-   твердил   я,   шагая   по
лаборатории,  заставленной  механизмами  и приборами. Самописцы
писали все те же кривые, процесс шел своим ходом -- от пункта к
пункту, от этапа к этапу. Всеми фибрами души, всей силой  мысли
я  стремился убыстрить его, но он двигался по своим законам, не
по  моему  хотению.  Мы  с  Павлом,  как  некие  могущественные
волшебники,  вызвали  к  жизни  еще  никому не ведомые потенции
природы, но не подчинили их  себе:  гибель  Павла,  взрыв  двух
миллионов  тонн  сгущенной  воды  стали  свидетельством  нашего
бессилия.   "Первым   грозным   свидетельством,   на   нем   не
завершится",-  предугадывал  я.  Дознается  ли  Рой Васильев до
тайны трагедии  на  Урании,  если  сам  руководитель  Института
Экспериментального Атомного Времени, сам блистательный академик
Чарльз  Гриценко  далек  от  ее  понимания? Скоро ли дознается?
Сколько времени нужно мне с Жанной,  чтобы  овладеть  коварным,
бесконечно опасным джинном, так безрассудно нами вызволенным из
атомного  заточения? Даст ли нам землянин Рой это время? Что он
потребует от нас? Что разрешит? Что  запретит?  У  меня  голова
распухала  от  трудных  мыслей. "Уступать, но не поступаться",-
твердил я себе как заклинание. И понятия не  имел,  что  именно
уступать,  чем  именно не поступаться. День шел за днем. Рой не
торопился. Цистерна со сгущенной водой  оставалась  на  Латоне.
Энергетики  жаловались,  что  ресурсы  ядерных аккумуляторов на
пределе. Биологи ворчали, что  им  установили  слишком  жесткий
энергетический   лимит.   О   нашем  институте  и  говорить  не
приходилось, любой  эксперимент  со  временем  требовал  бездны
энергии  --  девять десятых мощностей Энергосистемы работали на
нас. Между прочим, хронисты вели себя сдержанней энергетиков  и
биологов.  Гипотеза  Чарли,  что  причина аварии в неполадках с
атомным временем, пугала всех. Никто  не  требовал  немедленной
доставки  с  Латоны  заветной  цистерны,  ибо  каждый  опасался
вопроса: а как вы предотвратите новую аварию, если причина ее в
ваших работах, но что за причины, вы  сами  толком  не  знаете?
Рой,  повторяю,  не  торопился.  До него, казалось, не доходили
сетования  энергетиков  и  биологов.  Он  безмятежно  гулял  по
Урании.  Его  видели на берегах неширокой Уры, он карабкался по
сопкам и  спускался  в  долины,  осматривал  дома  и  заводские
здания, облетал на авиетке южные леса и саванны. Он держал себя
как  турист,  а  не  как  следователь.  И  когда  заговаривал с
кем-либо, то лишь для того,  чтобы  высказать  свое  восхищение
пейзажем   планеты,   выбранной   людьми   для   самых  опасных
экспериментов, какие стали доступны науке. Он разглагольствовал
о благоустроенности, о  том,  что  всего  за  два  человеческих
поколения   каменистый  дикий  шарик  в  космосе  превратили  в
цветущий  сад.   "Кажется,   этот   Васильев   считает   Уранию
космическим  домом  отдыха",-  говорили  те, кого он удостаивал
своими пейзажными беседами, а иных он пока не вел.
     И к выполнению своего задания  Рой  приступил  иначе,  чем
ожидали.  Он  заинтересовался  работой  биологов.  Посетил  все
биологические  лаборатории,  вызывал  биологов   к   себе   для
собеседований  и  расспрашивал  о том, что не имело отношения к
взрыву.   Его   занимало,   как   ведут    себя    искусственно
синтезированные  звери,  рыбы,  птицы,  растения,  какая от них
польза, будут ли биологические искусственники вывезены на Землю
и другие планеты для расселения там или  жизнь  их  ограничится
лишь  индивидуальным,  а  не  видовым существованием. Даже сами
биологи,  а  они   безмерно   гордятся   своими   удивительными
созданиями:  наши,  мол,  успехи  -- вершина человеческой науки
(такова их скромная самооценка),-даже они удивлялись расспросам
Роя.
     Затем пришла очередь  энергетиков.  Этих-то  несчастье  на
энергоскладе  касалось  непосредственно.  Теперь  в  разговорах
посланца Земли  послышались  словечки:  "взрыв",  "катастрофа",
"трагедия",  "меры  предосторожности". Чарли не сомневался, что
ни один энергетик не способен дать толковое объяснение события,
для них сгущенная вода была то же, что для древних  энергетиков
уголь   или   нефть,-  они  использовали  готовый  продукт,  не
задумываясь о его происхождении.
     -- Пока Рой  не  поставит  себе  вопроса,  как  получается
сгущенная  вода,  он  и  не  приблизится  к раскрытию загадки,-
утверждал Чарли.- Технологию сгущения воды надо было изучать на
Земле. По всему, он этого не сделал.
     Последним из  энергетиков  Рой  пригласил  к  себе  Антона
Чиршке.
     Повелитель   Демонов   так   заторопился  предстать  перед
следователем, что забыл известить нас о вызове. Чарли  узнал  о
его  уходе  к  Рою  и  предложил  мне  и Жанне срочно прибыть в
лабораторию  Антона.  Не  скажу,  что  я  охотно  оторвался  от
процесса,  кое-что  еще  надо  было сделать, и все же поспел до
возвращения Антона. Чарли развлекал Жанну, но это ему удавалось
плохо.
     -- Ужасно хочу спать,- пожаловалась Жанна.- Если засну, не
будите до появления Антона.
     -- Все нормально,- объявил Чарли.-  Сон  --  это  здоровая
реакция  на  нездоровую  действительность.  Любое выздоровление
начинается с позыва ко сну.
     Я хотел было напомнить Чарли,  что  недавно  он  доказывал
невозможность   излечения,   если   не   ликвидируют   основное
заболевание,- а основное заболевание Жанны, по его словам,  тот
факт,  что  она  живет,-  но  вовремя  сообразил, что парадоксы
такого рода не для слуха Жанны. Тут ворвался Антон Чиршке  и  с
порога закричал:
     --  Вы  у  меня?  Я каждого вызывал, никто не откликается!
Понять не  мог,  куда  вы  все  подевались.  Черт  возьми,  что
произошло! Нет, этот Рой -- штучка, можете мне поверить!
     --  Садись!  --  приказал  Чарли.-  Не  топай  ногами и не
размахивай руками. Постарайся говорить связно.  Точно  передать
разговор ты, конечно, не сможешь, но хоть ни о чем не умалчивай
и не мекай.
     Не   сомневаюсь,   Чарли   хотел,  чтобы  Антон  обиделся.
Обиженный за недоверие к  своим  способностям,  Антон  начинает
следить  за  собой,  и  тогда  с  ним  все проще. Чарли добился
большего -- Повелитель Демонов вознегодовал. Он обругал Чарли и
взял себя в руки. Это дало ему возможность десять минут толково
изъясняться.
     -- Знаете, с чего начал  этот  белобрысый  землянин,  этот
медведь средней руки, как ты его определил, Чарли? Ни за что не
поверите,  друзья! Пожал полутонным усилием мою руку, как будто
не пожимал, а выжимал ее. И  объяснил,  что  больше  всего  его
интересует,  почему  я ношу странную кличку Повелитель Демонов?
Я, естественно,  поправил:  не  Повелитель  Демонов  вообще,  а
Повелитель  Демонов Максвелла. Он скептически осведомился, есть
ли  в  названиях  разница.  Я  заверил,  что   разница   весьма
существенная.  Он попросил разъяснить эту существенную разницу.
Я  ответил,  что  ее  должен  видеть  каждый  здравомыслящий  и
культурный  человек,  в особенности физик по образованию. У Роя
железная выдержка, он и глазом  не  моргнул,  даже  стал  мягче
голос.
     "Если  это  вас  не затруднит,- сказал он и так улыбнулся,
словно я его одарил, а  не  высмеял,-  то  я  бы  хотел  узнать
подробней, что должен видеть в разнице демонов". "Общеизвестные
демоны,- сказал я тогда,- это нечто вроде злых или там не очень
добрых  духов,  непрерывно  общающихся  с  людьми, то есть чаще
всего  вредящих  людям,-.всякие  черти  с  рогами  и  хвостами,
домовые  в  лохмотьях,  заросшие  шерстью  крысообразные  бесы,
безрогие и бесхвостые гномы и  кобольды,  эльфы  и  сильфиды  в
развевающихся одеждах, а также уродливые старухи ведьмы, лесные
бродяги  лешие,  коварные  речные  русалки,  прожорливые горные
драконы, глуповатые джинны в бутылках и прочие в том  же  роде.
Объединяет  всех  этих  многообразных  демонов  то, что все они
сверхъестественные существа, каждое со своим именем и  норовом,
и  непохожим  на  других  обликом, и что эти сверхъестественные
существа реально -- в смысле "физически" -- не существуют.  Они
-- плод воображения".
     "Понятно,-  сказал  он.-  Общеизвестные  нормальные демоны
имеют свои особые фигуры и лица, носят особые имена, по-особому
общаются с людьми, а реально их нет. Этими  красочными  плодами
воображения   вы   не  командуете.  Сколько  вспоминаю,  такими
демонами повелевали в древности некий царь  Соломон  и  два-три
арабских   халифа.  В  общем,  с  ними  просто.  Ну,  а  демоны
Максвелла? Они тоже имеют имена и телесный облик? И  существуют
физически?"
     "Нет,- сказал я.- Демоны Максвелла -- это научные понятия.
Им не  присвоили  телесного  образа,  их  не  наделили именами.
Великий физик прошлого Джеймс Кларк Максвелл  предположил,  что
если  бы  существовал демон размером с молекулу, и если бы этот
демон стоял у забора с отверстием, прикрытым дверкой, и если бы
к отверстию подлетали молекулы, то он смог бы  их  сепарировать
по скоростям: открывал дверцу перед быстрой молекулой, поспешно
закрывал  перед медленной. В результате быстрые пролетали бы по
другую сторону забора -- и там  повышалась  бы  температура,  а
медленные  оставались  бы по эту сторону -- и здесь температура
падала бы. Мне  удалось  реально  осуществить  гениальную  идею
Максвелла".
     "Поэтому вас и назвали Повелителем Демонов Максвелла?"
     "Совершенно верно".
     "И эти демоны, эти абстрактные научные понятия, не имеющие
ни имен, ни физического образа, у вас приняли вид..."
     "Особого  рода пористых перегородок, которые я изобрел еще
на Земле и которые поставляет мне на Урании  лаборатория  Жанны
Зориной.  Быстрые  молекулы  пролетают  сквозь  них,  не  теряя
скорости, медленные отталкиваются. Вроде бега с  препятствиями:
хороший  бегун  легко  перепрыгивает через поставленный на пути
забор, плохой задевает его ногами и падает..."
     "Я слышал, все отопление  на  Урании  производится  вашими
демонами, то есть сепараторами молекул?"
     "И  охлаждение тоже. Все холодильные установки работают от
моих сепараторов". "Как технически это осуществляется?"  "Проще
простого.  Специальные  насосы  вдувают в сепараторы воздух под
давлением. Быстрые молекулы проскакивают  через  перегородку  и
отводятся по горячей трубе, медленные рушатся в трубу холодную.
Вот и все".
     Так  я  ему  растолковал  конструкцию моих сепараторов. Он
кивал, улыбался -- демонстрировал, что его  восхищает  простота
объяснений. А потом задал стандартнейший вопрос всех невежд: не
опровергают  ли  мои  демоны, принявшие телесную форму пористых
перегородок, второе начало термодинамики? Вот, мол, есть  такое
понятие "энтропия" -- мера вырождения энергии, мера хаотичности
движения  молекул.  Он  затвердил  еще  в  восьмом  классе, что
энтропия во всех физических процессах должна расти,  увеличивая
хаос  и  беспорядочность,- как у меня с этим священным понятием
термодинамики? Ему почему-то кажется, что мои демоны ополчились
на фундаментальные законы физики. Я не постеснялся сказать, что
хороший физик не должен ограничиваться знаниями, приобретенными
в восьмом  классе.  И  популярно  растолковал,  что  и  в  моих
установках  энтропия растет. И что если снова соединить горячий
и холодный потоки, то воздух возвратится к прежней  температуре
--  повышение  ее  в  одной  трубе  компенсируется понижением в
другой, а к этому еще  добавляется  потеря  энергии  на  работу
насосов, весьма немаловажная величина.
     "В  общем,  можете  не  волноваться,  Рой,-  объяснил  я,-
энергия в моих установках не создается  и  не  уничтожается,  а
лишь трансформируется".
     Он  любезно  заверил,  что  уже  не волнуется, и предложил
перейти  от  сепарации  молекул  к  взрыву  сгущенной  воды.  Я
согласился,  что пора перестать попусту терять время. Он и этот
выпад снес. У него дьявольская выдержка, вам  нужно  заранее  с
этим считаться. Он почти вежливо сказал:
     "На  Земле  мне  объясняли,  что  не существует физических
процессов,  которые  могли  бы  вызвать   нарушение   структуры
сгущенной  воды.  Вы согласны с этим?" "Абсолютно,- ответил я.-
Превращение  сгущенной  воды  в  обычную  происходит  только  с
открытой поверхности, и при этом выделяется огромное количество
энергии,  которая  и  утилизируется. Процесс подобен испарению,
только несравненно более энергоемок и несет  обратный  знак  --
при  испарении  энергия  поглощается,  а  не  выделяется. И как
нельзя заставить воду превращаться в пар во  всей  массе,  если
температура  ниже точки кипения, так нельзя и сгущенную воду во
всей массе  заставить  менять  свою  структуру.  Вам  правильно
говорили  на Земле, друг Рой: не существует условий, вызывающих
превращение изнутри сверхплотной массы в обычную. Даже если  вы
бросите  цистерну со сгущенной водой в звездные недра, то и там
температура в миллионы градусов не вызовет мгновенного  взрыва.
Напомню,   что   баллоны  со  сгущенной  водой  испытывались  в
термоядерном пекле и теория подтвердилась".
     "Однако взрыв на Урании  произошел,-  сказал  он.-  Вы  не
будете этого отрицать?"
     "Не буду".
     "И стало быть, теория опровергнута?"
     "Стало быть, опровергнута".
     "У вас есть объяснение?"
     Я  рассердился.  Его  вопросы  раздражали  примитивностью,
почти невежеством. Если бы я знал, какой удар. готовит мне Рой,
я бы сдержался. Но он глядел так наивно, так легко  сносил  мои
выпады,  что  я зло напомнил: расследует катастрофу он, а не я.
Если  бы  мне  стали  ведомы  причины  катастрофы,  то  ему  не
понадобилось   бы   прилетать   на   Уранию.  Не  вижу  никаких
объективных  причин  для  несчастья,  не  могу  обсуждать  даже
абстрактных  возможностей.  У  него  похолодели  глаза.  Он  не
взглянул, а ударил взглядом.
     "В  самом  деле?  А  я  собираюсь   предложить   вам   для
рассмотрения   одну   абстрактную  возможность  несчастья.  Она
непосредственно вытекает из вашего рассказа о своих работах".
     "Вот как? Интересно!"
     Надо было  вскочить,  топнуть  ногой,  в  крайнем  случае,
стукнуть  кулаком,  с  вами  бы  я  так  и  поступил,  но с ним
постеснялся,  только   постарался,   чтобы   слова   прозвучали
язвительно:
     "Очень хочется знать, какие возможности катастроф таятся в
моих работах".
     "А,  к  примеру,  вообразите,  что  стенки  энергетической
ц