труды, ошибки,- те пусть решают ее судьбу, как мы сейчас. Тем
можно, это их право. Предоставлять его пенкоснимателям, скользящим по
поверхности,- нельзя.

"Все-то у него продумано",- хмуро подумал Эоли.

- Ладно, я незрел, не все понимаю. Но есть и еще участники работы.
Давай обсудим с ними.

- Они участвовали в работе на техническом уровне. В полном объеме знаем
дело только мы двое. Обсуждать с ними - значит, начать публикацию
работы, внедрять в умы глобальную Биоколонизацию.

Это тоже было верно. Неотразимо верно.

- Что ж... как знаешь. Не согласен я с тобой, чувствами не согласен -
но возразить не могу. В конце концов, это твоя идея и твоя работа.
Моего в ней мало, душу не вкладывал...- Эоли прикрыл глаза - но,
осененный догадкой, открыл их, глянул на Ило прямо и зло.- Послушай,
ты, шахматист, рассчитывающий на двадцать ходов вперед! Может, и меня
ты сделал фигурой в Биоколонизации именно за спокойное отношение к
делу? Отверг энтузиастов, для которых в этой теме было все. Их-то
никакие доводы не убедили бы!

- Не только поэтому,- Ило приблизился к нему, положил руки на плечи,-
не только. Ты - сильный. Другие были слабее. Я понимаю, что крушу твои
планы. Если хочешь - ведь и ликвидация этой темы мой фонд далеко не
исчерпает, а мне он ни к чему... В конце концов, это примечание Б,
которое подрезает твои крылья, пережиток трудных времен. А они минули.

- Нет...- Эоли тоже положил ему руки на плечи, притянул к себе. Они
стояли, прижавшись лбами.- Не надо ничего. Все правильно, не пережиток
это: жизнеспособность идеи начинается с жизнеспособности ее автора. И
не думай об этом - ничего ты не нарушил, не отнял. Ты мне дал гораздо
больше, чем можно отнять.

Они сейчас были близки друг другу, как никогда.

- Только... ты уже как о решенном, мимоходом: ликвидация темы.
Несколько операций - самых простых в нашей работе, и кончено. Не будет
голубых планет, обильных жизнью... то есть, возможно, и будут - но
когда! А я вот, только поняв о них, прикипел душой к этой теме. И мне
больно, понимаешь?

- Не надо, перестань! - Ило оттолкнул помощника, отошел к окну, отвернулся.

- Нет, надо. Давай говорить еще.

- Говори.

- Ну... давай с общих позиций. Общепринятый взгляд: целым является
Вселенная, Вселенная - процесс. Часть его - наша меняющаяся Галактика.
Часть части - Солнечная система, частью третьего порядка является
Земля, частью ее - биосфера, частью биосферы - человечество. А так ли
это последнее? Чего стоит познание, все его плоды, если мы такая же
часть биосферы, как иные твари! Человек над биосферой, подчиненность ей
- пройденный этап. А раз так, то...

- ...как ее ни образуй на иных планетах - все равно?

-Да?

- Не все равно в одном отношении: люди, которые там будут жить, должны
чувствовать себя хозяевами. Они - а не мы двое! А это достигается
трудом и творчеством.

- Но... если мы отступаем перед стремлениями людей двигать
ручками-ножками, то мы отступаем перед человеческой мелкостью. Ни перед
чем другим! Нам эти шевеления кажутся значительными, необходимыми -
потому что мы иного не знаем, извека так. А поглядели бы разумные
жители иных миров - наверно, смеялись бы. Ведь выходит, что человек с
его полуживотной мелкостью и ограниченностью оказывается препятствием
на пути самых крупных идей и проектов, грандиозных движений мысли!

- Ясно! - Ило повернулся.- Человек - это то, что надо превзойти, так?

- Да...

- Ты и не подозреваешь, насколько стара эта мысль, не знаешь о массовых
преступлениях - гнуснейших, постыднейших в истории человечества, -
которые творились под прикрытием ее. Альдобиан мог бы об этом
порассказать: о сверхчеловеках, о белокурых бестиях, метивших
поработить и истребить "неполноценные" народы... Нет-нет,- он поднял
руку на протестующее движение Эоли,- я понимаю, что твои помыслы не
имеют с этим ничего общего. Больше того, сама мысль о человеке как
этапе, ступени в бесконечном развитии жизни и мысли, этапе, который
сменится когда-то иными, высшими,- не вздор. Но не когда-то и где-то, а
сейчас и здесь: ведь обидим и унизим людей. Да не немногих - миллионы!
Никакая научная идея не заслуживает поддержки и внедрения, если она
может принести такое... И все, хватит умствовать, нет у тебя доводов в
защиту, как нет их и у меня. Другие пусть решают по-своему или как
иномиряне подскажут... могущий вместить да вместит. А я не могу.



И все было кончено в пять минут. Пять поворотов терморегуляторов на
автоклавах - к высоким, смертельным для бактерий температурам.
Набранная на пульте команда автоматам Полигона:

вытеснить атмосферу горячим фторо-хлористым газом. И последнее:

сунуть между полюсами электромагнита кассету с магнитофильмом-отчетом,
включить и выключить ток.

Потом Ило вставил эту кассету в записывающее устройство, продиктовал:

- По причине, объявить которую не считаю возможным, я, Иловиенаандр
182, учитель, уничтожил отчет, выходные препараты и опытный Полигон
исследовательской работы по теме "Биоколонизация". Считаю, что попытка
заново исследовать тему может быть допущена только при условии
определения человечеством перспектив своего развития не на ближайшие
века, как сейчас, а на сотни тысячелетий...- Голос его хрипел.

Эоли в оцепенении смотрел на сферодатчик. Там, за прозрачными стенами
Полигона, в клубах ядовито-желтого газа бурели и съеживались листья,
никла, рассыпалась в прах трава, метались, не зная, куда убежать,
зверушки: кидались на кусты, лезли на стены, опрокидывались,
предсмертно сучили лапками - дохли. Умирала созданная ими жизнь.

...Запутанные многовариантные пути. Их блестящие нити возникают из тьмы
бесконечного прошлого, уходят во тьму бесконечного будущего; из
всевозможности через реальность во всевозможность. Лязг переводимых
стрелок - и огнедышащий поезд человеческой истории с грохотом промчал
мимо них... не туда. Они, жалкие стрелочники, изменили путь Истории!
Эоли казалось, что он видит эти пути, слышит лязг и грохот.

- А представь, что кто-то так попытался уничтожить другую составляющую
всех проектов: Залежь антивещества в Тризвез-дии,- сказал из-за плеча
Ило; голос его все так же похрипывал.- Ничего бы не вышло, там
загорелась бы четвертая звезда, возбудился бы космический процесс на
миллионы лет. Энергия - реальность, которую не перечеркнешь. А здесь
раз-раз... и как не было. Тоже есть над чем подумать.

Эоли обернулся - и не сдержал возглас изумления: старый биолог будто
покрылся паршой. Кожа ног, рук, груди, шеи была в сыпи, прыщиках,
язвочках; из них кое-где выступала кровь.

- Что с тобой?!

- А... сейчас пройдет.

Ило опустил голову, постоял спокойно - и вернул телу нормальный вид. Но
в памяти Эоли увиденное запечатлелось навсегда.

- И как же ты теперь, Ил?

- Никак теперь. Все. Улетаю в Лхасский интернат исполнять последнее
дело в жизни.

- Когда?

- Сейчас. Именно сейчас, ни с кем не прощаясь. Еще проводы мне
устроите, по-хорошему меня помнить будете. Не надо, не за что меня
теперь вспоминать по-хорошему! Если так кончать работу - зачем начинать?!

- А кстати, зачем? Ты, видящий на двадцать ходов, не мог не предвидеть
и глобальный вариант.

Ило вместо ответа коротко мотнул головой в сторону портрета Инда. "Ах,
да... "Не говорите мне о вещах, возможных в принципе",- вспомнил Эоли.-
Третья кнопка во втором ряду... Хотел убедиться".

От портрета взгляд его скользнул за окно: там была фиолетова;

тьма.

- Уже ночь, куда ты полетишь!

- И хорошо, что ночь. Никого и ничего не хочу видеть.

- И Ли? Она будет плакать.

- И Ли... Слушай, не добивай ты меня - отпусти!

- Разве я держу? Прощай без слов... Ило! - окликнул он биолога уже в
дверях.- Ты забыл нажать еще одну кнопку.

- ? - Тот остановился.

- Ту, которая отключила бы меня. Я ведь могу повторить ра(

- Не сомневаюсь в этом,- помолчав, сказал Ило.- Как том, что ты не
сделаешь этого... до тех пор, по крайней мере, пока не ответишь себе -
не другим! - на все вопросы. На твою "кнопку" я давил девять лет и
сегодня полдня. Прощай! Не ищи меня без нужды.

...Теперь ему осталось одно: лететь во тьме под звездами над тихой
Землей, лететь и лететь, а когда кончится заряд в биокрыльях, гнать их
своей силой - до полного изнеможения, чтобы потом упасть где придется,
уснуть мертво, а потом снова лететь, или идти, или ехать... Чтобы все
поскорее осталось позади.



9. НОЧЬ В ЛЕСУ

- Ли, а почему Ило называют "учитель"? И еще с таким пиететом. В каком
смысле - учитель?

- В самом прямом: он может воспитывать детей.

- Помилуй, кто этого не может!

- О-о! В твое время так считали? Тогда все ясно...

Человек не знает своего будущего - и это, может быть, даже к лучшему.
Вот Ли: неотвратимо близятся часы, когда она переживет горе и будет -
прав Эоли - плакать. А сейчас ее голова лежит на плече любимого; она
счастлива.

...Тогда, опустившись, они свернули крылья, шли лесными тропами, не
спеша и отвлекаясь. Серо-белый венец корпуса Ило маячил над деревьями
далеко впереди. Вечер был тихий и теплый, хотя темнело по-январски
рано. Ли споткнулась о корень, ушибла палец. Пришлось сделать привал на
продолговатом пятне мягкого мха под дубом.

В лесу стояла та глубокая тишина, которая бывает при переходе к ночи -
когда земля будто сама к себе прислушивается. Шелестнули листки на
ветке - и замерли. Стрекотнуло в траве насекомое - тоже стихло. В
просветах между деревьями драгоценно сверкали звезды.

Ночь надвигалась темная, новолунная. Они видели только звезды да друг
друга - слабо светящиеся силуэты на примятом мху. Какая-то птица со
светлыми глазами и зобом утроилась на ветке над ними на ночлег.

У Берна было приподнятое настроение, впору заговорить стихами. "Вечны
звезды над нами... вечен шелест листьев... вечна и ты, любовь!" Он тихо
засмеялся.

- Тс-с...- Ли положила пальцы на его губы, приподнялась.- Слушай. Слышишь?

Сначала он не понял, что надо слушать. Притих, затаил дыхание - и
услышал нарастающий со всех сторон шорох. Ему стало не по себе. Шорох
был похож на движение множества насекомых в сухой листве, но какое-то
спонтанное, крадущееся. Прошуршит - и прекратится. Справа, слева,
вблизи, вдали...

- Это трава растет,- удивленно-уверенно заявила Ли.- Ну конечно! Она
ведь под прошлогодними листьями. Каждый стебелек растет-растет,
выпирает-выпирает, набирается сил... потом как наподдаст плечиком - и
сдвинул с себя лист. Они и шуршат.

И она показала как - плечиком. Лицо ее фосфоресцировало, казалось
похожим на негатив: светлые губы, мягко сияющие, будто струящие свет
глаза, тепло рдеющие щеки. Когда-то Берн пугался такого - а сейчас ее
лицо было для него только необычайно красивым и дорогим.

- С чего бы сейчас росла трава? Еще зима.

- Зим не бывает, только в горах и у полюсов. Уже давно весна И вообще
времен года три: весна, лето, осень. Вы отстали от жизни. герр профессор!

- Не называй меня так!

- Хочу - и буду. Поговори со мной на своем старом языке, а?

- А... так из-за того ты и влюбилась в меня, как в диковинку?

- Чудачок! Я просто полюбила тебя, понимаешь? Какой ты есть. Со всем,
что в тебе есть. Даже с... даже с твоей "ди люге". Ой, как ты это делаешь!

- Перестань, пожалуйста!- Берн рассердился: Ли в стремлении
поддразнивать иногда заходила слишком далеко. - Во мне нет никакой "ди
люге". С этим покончено. Да и тогда я так сказал не с умыслом.
Понимаешь, истина для вас была бы слишком сложна, вы не поняли бы...

- Истина не бывает сложна. Это ты сам запутался.

- Нет, но понимаешь...

- Я все понимаю. Все-все-все! Гораздо больше, чем можно сказать. Вот...
и вот...

Ее теплые губы коснулись его правого глаза, потом левого. Берн покорно
и блаженно закрыл их. Ну конечно же, она все понимает и во всем права.
Сейчас весна, волна жизни гонит из почвы траву, травинки сдвигают
листья - плечиком. И Ли - как весна: бесконечно более наивная, чем он,
и бесконечно более мудрая. Цельная натура, которую ИРЦ передает без
поправок.

Вдруг он почувствовал какую-то перемену. Открыл глаза: девушка
настороженно смотрела в глубь леса. Хотел спросить - но Ли прикрыла ему
рот ладонью. Тогда и он приподнялся, повернул голову: невдалеке, не
далее сотни метров, между деревьев сновали серо светящиеся сутулые
фигуры с руками до колен. "Эхху?!"

Их было много - целая толпа сумеречных безобразных силуэтов. Из леса
прибывали новые. Некоторые брели, переваливаясь на полусогнутых ногах,
опустив руки почти до земли; другие цеплялись за ветки, опирались на
невидимые дубины; третьи и вовсе, не выдержав искуса ходьбы, опускались
на четвереньки.

Берн оцепенел, по спине и рукам разлился холод. "Что делать? Бежать?
Догонят, уже было. Забраться на дерево? Они лазают не хуже..."

Из толпы скрюченных привидений выдвинулся один, указующе махнул. В его
фигуре и движениях было что-то знакомое. "Вождь! - понял Берн.- Тот,
что убивал меня.., а потом видел живого в лаборатории, спеленатый в
кресле. Не приведи господи встретиться еще!" Племя дикарей поковыляло
за вожаком в сторону Биоцентра. В сторону... уф! Берн облегченно
расслабился.

- Они нас не заметили, они не видят в теплых лучах, прошептал он Ли.-
Лежи спокойно, не бойся.

- Они идут к Биоцентру!..



Только к двоим Эоли не относился, как к объектам наблюдений: к Ило и
Ли. И обоих он потерял. Да не только их - все. Рухнули замыслы, сгорели
в хлорном дыму достижения. Жизнь надо начинать с нуля, имея только опыт
ошибок и поражений. Опыт неудачника.

Он лежал на траве лицом вниз. Не нужен ему ни комфорт, ни звездное
небо. Тошно и глядеть на звезды, далекие огненные громадины,
подтверждения человеческого ничтожества.

...Но Ило, Ило! Все доказал, поставил на своем (не то, не на своем... а
на чем? На страхе будущего?..) - и все же нельзя было так. Не прав он,
за пределами логики не прав. Но - сделано.

(И как он покрылся в тот миг сыпью! От нервных мыслей, от чувства
поражения? Вот это да! Выходит, он давно держится на самоконтроле, на
биологических знаниях - гальванизирует ими дряхлеющее тело. Проще было
бы омолодиться в машине-матке, в его власти... но это не для него,
совестливого! Не надо, не надо о нем так - я просто злюсь.)

...И "обратное зрение" не сладилось. А какие были надежды! Восхищался
своим умением использовать обстоятельства: пугнул эхху убитым Алем. Ну,
вышло что-то разок... так ведь обстоятельство-то уникальное, другое
подобное и через тысячу лет не появится. На таких науку не сделаешь. И
в подсознании Альдобиана таким способом не проник.

...Чем он пленил Ли? Что он знает о нынешних отношениях мужчин и
женщин! Не будет у них ладу, не будет.

- Потому что ты этого не хочешь? Ли поднимет, возвысит его. Она нашего
времени.

- Ли еще малышка.

- В том-то и дело, что нет. В этом ошибка: я считал ее наивной, опекал.
А она - сильная, сама хочет опекать и заботиться. И нашла себе Аля. Ах,
Ли!..

- "Ах, Ли"! И этим ты не прав: ищешь ошибки, умствуешь там, где надо
просто любить. Как она. Она не нашла Аля - она полюбила.

Эоли поднялся на локтях, поглядел влево, на коттедж Ли, потом вправо,
на жилище Аля. И там, и там было темно. Они в парке? Где бы ни были, но
они теперь вместе. И счастливы.

"Это черт знает что! - Он сел, обхватил колени руками.- Аль из Земной
эры, кое-как доведенной до человеческих кондиций,- и счастлив,
счастливый соперник: А я, зная, умея, понимая несравнимо больше, в
большей степени владея возможностями этого мира,- несчастлив. Чепуха
какая-то! Что же мне: опроститься: поглупеть для душевного
благополучия? Да гори оно синим огнем, не надо мне такого! Пусть на мою
долю выпадет побольше другого счастья творчества, счастья Ило. А звезды?.."

И он растянулся в траве успокоенный, закинул руки за голову, смежил
веки. Спать. Завтра трудный день, ему отдуваться за Ило.

Эоли не знал, что в этот момент и Берн уже был несчастен.

- Они идут к Биоцентру! - повторила Ли горячим шепотом.- Надо предупредить.

Она попыталась подняться, но Берн с силой прижал ее:

- Лежи! - Он зачарованно следил за серым пятном удаляющегося во тьму стада.

- Ты что? - удивленно спросила девушка.- Нужно предупредить, там сейчас
все спят! Почему у тебя дрожат руки?

- Пусть их предупредят датчики ИРЦ! - прошептал Берн.- Для чего-то ведь
они натыканы везде. А мы не обойдемся, заметят... Да не поднимай ты
голову! - зашипел он, наваливаясь на Ли.

Она все поняла.

- Пусти-и! - яростно вывернулась, вскочила - и светлой тенью понеслась
между стволов и кустов к городку.

И раньше, чем ее силуэт затерялся в ночи, Берн осознал, что потерял Ли
навсегда. И вообще все рухнуло.

...Сплоховал Альфред Берн, он же Альдобиан 42/256, ох, сплоховал! А
он-то думал, что не боится смерти. Он и не боялся ее, когда,
разуверившись в своей эпохе, готовил самоубийственный
восемнадцатитысячелетний эксперимент; не боялся, даже хотел, когда
столкнулся с обезьяноподобными и принял их за остатки человечества. А
сейчас, когда обрел вторую молодость (лучше первой), любовь, счастье,
захотелось - на миг, только на миг! - держаться за жизнь любой ценой.
Миг, в который совершают предательства.

Исчезли серые пятна эхху и огибавшей их левой стороной Ли.
Восстановилась глубокая тишина в лесу - с тем же подчеркивающим ее
шорохом сухой листвы над растущей травой. А Берн сидел, опустив голову,
тоскливо соображал, что делать дальше. Вернуться в городок? Там сейчас
битва, свалка, погром. Чем он поможет? Да и совестно. Ох, совестно!..

Рядом блестела в свете звезд накидка Ли, а за ней у корней дуба
биокрылья. Но все это теперь было ни к чему.



10. ЖУТКАЯ НОЧНАЯ ДРАМА

Великий Эхху, сжимая дубину, вышел на поляну. За спиной густо дышали
сородичи. Скудного света звезд было достаточно, чтобы различить контур
Большой Халупы Безволосых, выступавшей над Деревьями. В той стороне и
их хижины. Сейчас они без крыльев, он знает. Ночью они спят, как все
твари. Хоть и строят из себя. Они не лучше других, Безволосые. Даже у
кабана на теле есть волосы, а у них... тьфу! Сейчас ночь, и они
прячутся по хижинам. Ничего не подозревают, не ждут. Великий вождь едва
не загыгыкал от сладкого предвкушения: как ворвутся, как будут хрустеть
кости Безволосых под ударами их дубин. Они будут кричать, молить о
пощаде - и не будет пощады! Будет смерть, надругательство, разрушение.
Он отплатит им за все страхи, унижения, беды - прошлые и будущие. Он,
Великий Эхху, докажет силой то, что они никогда не докажут своими
хитростями: превосходство. Страшно докажет, уаыа! Коротким властным
жестом он разделил племя: часть под водительст молодого Ди двинулась к
городку правым краем поляны, остальные левым.

Запыхавшаяся Ли едва не наступила на спящего в траве Эоли. Растолкала
его, выпустила пулеметной очередью:

- Племяэххудвижетсясюдауженаподходеяихобогналаоничтотозамышляют! - и
только после этого перевела дыхание.

Биолог смотрел на ее светящееся - ярче обычного от разгорячившейся в
беге крови - тело. Это было слишком прекрасно для сегодняшней
действительности.

- А... ты мне не снишься? - спросил он. - Тогда я не буду просыпаться.

- Какое - снишься, какой сон! Через десять минут они будут здесь!

- Ага!..- Эоли, не вставая с травы, впал в глубокую задумчивость;
почесал макушку.- Эхху питают к нам враждебные чувства, даже собираются
напасть... замечательно! Почему? Чего им не живется спокойно, как
прежде?.. Это акт самоутверждения, понимаешь! Он поднял голову.-
Постой, а где Аль?

- Он... он испугался,- девушка беспомощно развела руками остался в лесу.

- Вот как! - Эоли усмехнулся.- Старая истина: кто любит ласку, тот
любит себя. Надо же... храбрец!

- Ты... ты не должен так о нем, не смеешь! - гневно и горько зазвенел
голосок Ли.- Это я была... такой. А он - потому что я хотела. И он...
они ведь его уже убивали! Ты бы, может, тоже испугался...

- Ну-ну, извини.- Эоли поднялся на ноги, взял ее за вздрагивающие
плечи. "Любит. И сейчас любит. Сама оскор