блена его малодушием, а кто
другой, так и слова не скажи".- Ты-то уж во всяком случае молодчина.
Теперь слушай: сейчас я дам общий сигнал пробуждения, сообщу об опасных
- хм! - гостях, изложу всем план действий. А ты пробеги между домиками:
не спит ли кто еще в траве. И высматривай, откуда появятся эхху.
Заметишь - тихо ко мне. Все, одна нога здесь, другая там!

Девушка исчезла.

- Та-ак! - Биолог удовлетворенно потер руки.- Вот теперь-то у нас
получится стресс, общее возбуждение, "обратное зрение" и чтение в
душах. Добро пожаловать, эхху!



Через минуту музыкальные сигналы пробудили биологов во всех домиках. Из
сферодатчиков на всех смотрело удлиненное лицо Эоли.

- Внимание всем! Через несколько минут на нас нападет племя эхху. Не
теряя ни секунды, одевайтесь, заряжайте свои биокрылья, снаряжайтесь
под речь, которую я сейчас произнесу, и не забывайте вникать в нее...
Да, это уже племя, а не стадо. Потому что эхху больше не обезьяны -
люди. Все аномалии их поведения объясняются этим. Мы... точнее, наши
предки, совершали подобный переход от обезьян к людям, выходили в люди,
можно сказать, добрый миллион лет. Нынче время другое, темп изменений
мира и развития гуманоидов в нем задает цивилизация - вот и имеем новых
коллег... да-да, партнеров по жизни на Земле, а в дальнейшем, вполне
возможно, и в освоении новых миров. Нас не должно смущать, что
пробудившиеся достоинство и рассудок эхху выражают себя пока что по
дурному: в стремлении видеть в себе подобных конкурентов и противников,
которых надо повергать, обманывать, истреблять. Так было и у наших
предков... да, как вы знаете, и не только в каменном веке. Будем
рассматривать это наравне с агрессивностью наших подростков, капризами
детей. Итак, пусть подкрадываются, пусть нападают. Запасайтесь
аппаратами звукозаписи, инфракрасной съемкой, различными датчиками - и
все в воздух! Ни от чего не отгонять, не отпугивать: пусть проявят
себя, ломая "игрушки". Наше дело - наблюдение. Только оно!

- Эоли, почему командуешь ты? Это Ило поручил тебе операцию с эхху? Где
он сам? - понеслись вопросы со сферодатчиков.

- Нет,- вздохнув, ответил биолог после паузы.- Ило нас покинул.
Навсегда. Да, покинул сегодня, четыре часа назад... А насчет эхху это я
сам разобрался - и решил, что так будет правильно. Все за дело!

У Гобийского Биоцентра появился новый руководитель.

Великий Эхху подбирался к крайнему домику. Так и есть, темно, тихо, все
спят. Ну, сейчас!.. В эту минуту возле входа появился силуэт
Безволосого. Судя по спокойным движениям, он ничего не подозревал.
Вождь поднял дубинку и с боевым кличем "Эххур-рхо!", на который тотчас
отозвались сородичи, опустил ее... на пустое место: в последний миг
Безволосый легко взвился в воздух. Во тьме с шелестом развернулись его
крылья.

Смутное беспокойство шевельнулось в мозгу вождя - но ярость и злоба
вытеснили все. "Ах, так, значит, они не спят, пошли на обман, уаыа!
Дурачить нас!"

Всюду появились Безволосые - летающие обманщики, трусы. Дикари выли,
вращали дубинами, но никого пока не задели. Самки эхху вбегали в
домики, громили и рвали там все, хватали яркие вещицы,ткани.

Безволосые вели себя странно: не защищали имущество, не падали, не
бежали. Они приближались к дикарям, делали непонятные движения,
отпрыгивали, убегали и улетали; некоторые взлетали к самым вершинам
деревьев и оттуда бесшумно пикировали, проносились над головами
нападающих. Раззадоренные эхху подпрыгивали, кидали в них дубинами;
другие громили хижины, но от гулких ударов стены их не разваливались,
даже не трескал

Великий Эхху с рычанием гонялся за Безволосыми, жаждал и крови. Он
ничего не понимал. Вот один Летун-Нетопырь пролетел совсем близко.
Вождь следил красными от .злобы глазами и, когда тот развернулся над
ним, что есть силы швырнул в него дубину. Попал! Но как-то не так:
Безволосый подержал дубину в руках, кинул ему обратно, полетел дальше.

И тут Великий Эхху все понял, завыл от обиды. Безволосые не нападали и
не защищались - они дразнились! Потешались над ними, могучими эхху,
забавлялись, не принимали их всерьез. Не принимали их всерьез, ыауыа-а-а!

Истерическое буйство охватило всех дикарей: они кидались друг на друга,
прыгали, катались по траве, выли, кусались. Вой и гам стоял над поляной.

- Ли, достаточно. Включай! - звонко скомандовал Эоли.

На поляне стало светло. Послышался ровный шум. Эхху затихли,
прислушались - и дружно кинулись в лес. Шум воды - все сметающей
страшной стихии! А вот и первые потоки ее, длинные языки,
расстилающиеся над травой. Сейчас догонит, зальет, поглотит, уаыа!

Инфракрасный луч выделил в удирающем стаде Великого Эхху. Он
почувствовал черный страх, какого не испытывал даже в грозу. Опасность
была неотвратимой, гибельной. Он завизжал, прикрыл голову лапами, упал,
потом на четвереньках быстро-быстро пополз в сторону от сородичей. Он
спасется один!



11. БЕГСТВО

Заслышав вой и визг возвращающегося племени, Берн выломил дубину - для
самозащиты. Но когда звуки приблизились, его нервы не выдержали.
Профессор помчал на молодых ногах в глубину темного леса. По полуголому
телу, по лицу и рукам встречные ветви размазывали росу, лепили на кожу
листья. Между ног панически фурхнула птица. Опомнился Берн на полянке,
когда вопли эхху утихли в стороне.

И тогда он, стоя в обнимку с деревом, успокаивая колотящееся сердце,
понял: дикари сами спасались! Лицу стало так жарко, что тепловой свет
от него озарил изломы на коре дерева. "Трус!.. Лжец, предатель и трус".
Берн ткнулся лбом в ствол: что теперь делать, как жить?

...А он еще считал себя ровней им, самообольщался успехом консультаций,
любовной победой, биджевым фондом. Все было гладко в комфортных
условиях - а как только они посуровели, сразу обнаружилось, что и
трансплантанта мало, и обновленного тела мало, что побуждения и
поступки, естественные для них, для него - хождение по тонкой
проволоке. И сорвался с первых шагов. Чего теперь стоят его "приобретения"!

Если он вернется, никто его не упрекнет. Старательно не подадут вида -
как тогда, после вранья на всю планету. Что с него в конце концов
возьмешь: он ведь из Земной эры, а возможности машины-матки не
безграничны, психику она не изменит... Ах, как было бы хорошо, если бы
по возвращении кто-нибудь (Ило, например) отчитал его. Или пусть бы
неделю в Биоцентре расспрашивали с подначкой, прохаживались на его
счет. Это было бы просто здорово, значило бы, что его признали своим.
Они ведь не спускают друг другу и куда более скромных проступков.

Но этого не будет. И Ли внушат, что она не должна сердиться на него,
потому что... и так далее; и она даже обрадованно всплеснет ладонями:
"Ой, я так беспокоилась!"

Но постепенно и она, и другие отдалятся от него. Станут избегать
молчаливо понятую неисцелимую второсортность человека, который в
трудную минуту может подвести,

Нет. Он не вернется - за опекой, за подачками. Что произошло, то
произошло. Но куда идти? "А если снова нарвусь на эхху? Или на зверей?
- Берн стиснул зубы.- Ну-и пусть растерзают, так мне и надо! Вперед,
куда глаза глядят - только не обратно".

И он быстрым шагом двинулся по прогалине. Было прохладно. Шелестела
трава под ногами. Вверху пылали звезды и огни Космосстроя.

Прогалина сошла на нет. Берн брел напрямик, продирался сквозь частый
кустарник, даже если и замечал, что можно обойти,- чтобы хоть так
отвлечься от мрачных мыслей. Но постепенно хлеставшие и царапавшие
ветки пробудили в нем злость.

Ну, разве он виноват? Ведь только и того, что по разику солгал,
струсил, предал - в дозах самых микроскопических, в его время никто и
внимания бы не обратил! Так почему в этом мире он отщепенец, почему
изгоняет себя? Не потому что он так уж плох - это они, черт бы их
побрал, они все... строят из себя!

Слева что-то неярко засветилось. Берн шарахнулся за дерево, защитно
поднял дубину. Пригляделся: сферодатчик ИРЦ на увитой плющем ножке.
Датчик опознал человека, подал сигнал: находящемуся в такое время в
лесу могла понадобится связь, информация, помощь.

Но Берн только представил, каким его запечатлеет сейчас для общего
удовольствия ИРЦ: в растерзанном виде, расстроенных чувствах и склочных
мыслях - и от этого, от напрасного испуга взъярился окончательно:

- Наставили кристаллических соглядатаев - подсматривать,
подслушивать... У, сгинь, треклятый! - И от всей души опустил на шар дубину.

В датчике пробежала огненная трещина. Он погас.

Не полегчало. Профессор рассчитывал, что звонко во все стороны брызнут
осколки.

...Его занесло совсем в чащобу: кустарник, оплетенные лианами деревья,
бурелом и корни под ногами. Берн продирался из последних сил.
Помрачившемуся сознанию пригрезилось: вот он преодолеет все и выберется
из леса... прямо в нормальную расчудесную жизнь XX века. Вон то тлеющее
над деревьями зарево впереди - от огоньков спящей деревни или от
фонарей окраинной улицы какого-то города. И он пойдет по этой улице:
среди нормальных домов, оград, магазинов с прикрытыми жалюзи витринами,
встретит запоздалых прохожих. Пусть даже пьяных, хрипло исполняющих
"Jch hatte einen Kameraden" ["Был у меня товарищ" (нем.).] - песню, от
которой его всегда передергивало. Ей-богу, он кинется им на шею!

И ему страстно, чуть не до слез захотелось обратно - в то время, где он
был "о, герр профессор!", "многоуважаемый коллега", "наш известный
биофизик д-р Берн", был в первом ряду жизни, а не за ее последним
рядом. "Не надо мне ни ста лет вашей жизни, ни молодости этой, ни
инфразрения - ничего!" Берну представилось: он возвращается вечером из
университета в свой особняк в пригороде, медленно ведет черный "оппель"
по тихой улице, кивает ракланивающимся, очень уважающим его соседям;
поднимается наверх, включает настольную лампу в кабинете; служанка
Марта приносит почту, вечерние газеты, бутылку темного пива...

А то, что он пережил здесь, пусть окажется сном захватывающе
интересным, прекрасным сном. Было великолепно и радостно его увидеть,
приятно будет вспоминать... Приятно будет по-прежнему часок-другой в
неделю осознавать несовершенства и заблуждения современников,
прикидывать, как их можно преодолеть, мечтать о времени, когда это
случится и как тогда будет хорошо... И тем подниматься над людьми,
которые размышляют о таких предметах раз в месяц, а то и реже...
Приятно будет и беседовать о таких возвышающих душу проблемах и
перспективах с близкими по взглядам знакомыми, переживать благостное
созвучие душ... Но жить в таком времени, жить постоянно - слуга покорный!

Впереди над черными деревьями все шире разливалось молочно-серое
зарево. У профессора гулко забилось сердце: вот оно, вот!.. Он выбежал
из леса.

Перед ним развернулось в обе стороны полотно нагревающейся за день и
люминесцирующей от избытка энергии фотодороги. По ней с тонким пением
моторчиков пробегали освещенные снизу автоматические вагончики.

Дорога выходила из леса и уносилась в степь.

Она сияла, как река в лунную ночь.



12. ОПТИМИСТИЧЕСКИЙ ПОЛУФИНАЛ

Ило встретил восход солнца позже товарищей по Биоцентру. За ночь он
пролетел и проехал более тысячи километров на юго-запад - и еще
чувствовал в себе силы.

Подлетая к большому озеру, один край которого был обрамлен хвойным
лесом, а на другом среди пестрого от скоплений горных маков в траве -
луга высились в окружении коттеджей покатые стены буддийского монастыря
(ныне самого приметного и экзотического здания интерната), он издали
услышал щебечущий шум. Вблизи он понял его происхождение: здесь
хозяйничала, пела, ссорилась, играла в индейцев и во множество иных
игр, загорала, училась летать, лазать по деревьям, кувыркалась в траве,
купалась и исполняла еще тысячи важных дел детвора. Республика
Малышовка. Воспитатели присматривали за всеми с верхних этажей, иные
парили над лугом и озером, возились с детьми. Вид у них был довольно
замороченный.

Ило ждали. Общий гомон прекратился, тысячи глаз смотрели, как он
спланирует и сядет на площадку у озера. Пока он снимал крылья, к нему
раньше воспитателей приблизился один - в выцветших, почти не
выделяющихся на загорелом теле шортах. Светло-рыжие волосы над крутым
лбом и около шеи слиплись в косички от неумеренного купанья, короткий
нос слегка лупился, губы были сложены властно. "Заводила",- подумал биолог.

Мальчишка остановился в трех шагах, заложил руки за спину, расставил
ноги, посмотрел снизу вверх, но будто и не снизу:

- Это ты, что ли, будешь нашим Дедом?

- Могу и вашим, а что? - Ило чувствовал себя неловко под пристальным
оценивающим взглядом.

- Назовись.

Ило назвался полным именем.

- О-о...- после короткой паузы, расшифровав все в уме, сказало дитя,-
ничего! Это нам подходит. А то присылают... какие в прошлом веке
родились и дальше Космосстроя не бывали! - Малыш протянул руку: - Эри
7. Пойдем, я тебя познакомлю с нашими. У нас своя команда "орлов".
"Орлы из инкубатора", ничего, а? Только девчонок не возьмем, ладно?

Биолог осторожно пожал шершавую ладошку, отпустил.

- Это почему?

- Да ну, с ними одни хлопоты: хнычут, кокетничают, ябедничают. А то еще
это... влюбляются.

"Эге,- подумал Ило,- взрослые за значительные дела в мире взрослых
почтили меня званием учителя. Но похоже, что экзамен на учителя я держу
сейчас".

- Ну что ж,- раздумчиво сказал он,- может, и в самом деле не возьмем...
Но тогда и приверед не возьмем, согласен?

- Каких это? - насторожился Эри.

- Да таких, знаешь... которым все не так да не этак, не по ним: те
плачут, те влюбляются, те не рыжего цвета... В каком мире эти люди
собираются жить, ты не знаешь?

- Хм...- Мальчишка опустил голову, поковырял босой ногой землю, поднял
на Ило чудесные диковатые глаза.- Намек понят. Тебе, я гляжу, палец в
рот не клади!

- Хочешь попробовать? - Ило присел, хищно раскрыл рот.

Малыш со смехом спрятал руки за спину.

Через минуту они уже были друзьями. Эри за руку повел нового Деда к
"орлам из инкубатора".

...И впервые за прошедшие сутки незримая рука, стискивавшая все внутри
настолько, что не давала глубоко вздохнуть, расслабилась. Ило очень
хотел оказаться нужным Эри и другим детишкам; они-то уж, во всяком
случае, были ему необходимы.



ЧАСТЬ  ВТОРАЯ



НА ПЛАНЕТЕ АМиБ



1. СООБЩЕНИЕ ИРЦ

Чрезвычайное
Общепланетное
Общесолнечное

Внимание! Через шестьдесят минут начинается передача мнемонического (по
способу "обратного зрения") отчета двух участников Девятнадцатой
звездной экспедиции Эриданоя 35/70 и Алимоксены 33/65 о Контакте с
разумными существами в планетной системе Альтаира. Трансляция через
каждый четвертый сферодатчик. Для уменьшения перегрузки информационной
сети рекомендуется в вечерних и ночных областях Земли подогнать в места
скопления людей "лапуты" и использовать их днища как экраны для
проекторов массовой информации. Внимание! Через пятьдесят восемь минут
начинается передача мнемонического отчета..."



Арно как раз и находился в месте большого скопления людей - на южном
берегу Гондваны, где просела часть кораллового кряжа и собрались
добровольцы-ремонтники.

Он работал в отряде глубинников, обследовал фундаментные опоры края
материка; в дело включился недавно; его еще мало кто знал здесь.

Глубинники, товарищи Арно, и ремонтники-проектировщики, услышав
оповещение ИРЦ, враз поднялись на вертолетах - догонять недавно
проплывшую над этим местом "лапуту", пока ее не перехватили другие.
Догнав, прибуксировали и сейчас чалили у берега канатами к столбам и
деревьям, выравнивали, чтобы на трехсотметровой высоте над проектором
получился экран.

Короткий в высоких южных широтах день кончался. Сейчас на материках и
островках уходящей в ночь части планеты люди делали то же, что и здесь;
не столько внимая призыву ИРЦ не перегружать его информационную сеть, а
из иных, чисто человеческих побуждений. Для восприятия такого события,
такой информации самым подходящим экраном, конечно же, было днище
летающего острова в ночи среди звезд, самым подходящим голосом -
звучание массового транслятора, подходящей компанией - большая толпа, в
коей легче сопереживать. Как и здесь, на берегу Моря Содружества, люди
располагались под днищами туч-экранов - кто в шезлонгах, кто на траве
или теплом песке, в гамаках, на скатах крыш - устраивались поудобней,
примеривались смотреть ввысь. Проекторы давали на днища "лапут"
тестовые изображения сто на сто метров.

Арно же, услышав оповещение ИРЦ, почувствовал, напротив, желание
уединиться. Ноги сами понесли его в сумеречную долину, к травянистому
холму, оттуда днище "лапуты" смотрелось тоже неплохо. Он был растерян и
ошеломлен, как еще никогда в жизни. Для всех людей предстоящее
сообщение было сенсационно-интересным; для него оно, сверх того, было
страшным.

Там, на Одиннадцатой планете Альтаира, были разумные существа. Дан и
Ксена установили с ними Контакт. А он, не разобравшись, ничего даже не
заподозрив, поспешил увезти полубезумную Ксену и останки Дана. И все, и
только. Упустил самое важное, цель звездных усилий человечества!
Проступок, за который он осужден на несамостоятельность, в сравнении с
этим выглядел детской шалостью.

Сейчас его имя в среде астронавтов окружено молчаливым сочувствием:
каждый мог бы так погореть. Но теперь... ни молчания, ни сочувствия не
жди: позор на веки веков. Командир звездной экспедиции, который
проморгал Контакт!

...Когда - тридцать шесть лет назад - Совет Космоцентра утвердил его
командиром Девятнадцатой, он был счастлив, горд, даже потаенно
любовался собой. Теперь он в полной мере почувствовал ответственность,
возложенную на него таким избранием, - ответственность перед историей.
Успехи и достижения принадлежат экспедиции, а каждый просчет и ошибка -
его, они навеки будут связаны и именем командира.

Арно сейчас не представлял, как будет жить дальше.

- Внимание! - снова зазвучал из транслятора голос ИРЦ; перекаты его
неслись над притихшими к ночи лугами, пляжами, водой. - Через двадцать
пять минут начинается передача из Гобийского Биоцентра отчета о
Контакте с разумными существами в планетной системе Альтаира. Отчет
ведут астронавты Девятнадцатой экспедиции, состоявшейся...

ИРЦ начал излагать сведения об экспедиции, ее составе, старте,
исследованиях, об обстоятельствах гибели Дана, трансплантате Берне,
пробуждении личности и памяти астронавта. И хотя на днище-экране при
этом показывали волнующе-знакомые Арно: звездолет, каким он стартовал
(коническая цистерна с аннигилятом, на узкий конец ее надета "баранка"
жилых и рабочих помещений, на широком - нейтридный рефлектор-двигатель)
и каким вернулся (от цистерны остался самый кончик, "баранка" и
рефлектор - тоже частично демонтированные, уменьшившиеся - почти
рядом), схему полета и пребывания у Альтаира, лица товарищей (и его -
спокойно-властное), - у него это не вызвало теплых чувств. Он был напряжен.

На вершине холма он лег удобно, головой на травянистую кочку. На днище
"лапуты" показалась лаборатория, Эоли, хлопочущий с тревожным лицом
около опутанных проводами датчиков Ксены и этого... самозваного Дана.
Арно глядел внимательно: седой, хорошо сложенное (или хорошо сделанное
в машине-матке?) тело, лицо с тонкими чертами, сжатые губы... нет, это
не Дан. Ничего общего с обликом погибшего товарища. Странно, что Ксена
к нему потянулась. "Ну-ну, приятель, покажи, что ты знаешь и можешь.
Выдавать себя за Дана мало. Быть им - куда больше". В этой мысли
проскользнула затаенная надежда на провал самозванца. В конце концов,
разве не он обогатил современный словарь термином "ди люге"!

К вискам и под скулы, к нервным центрам в области шеи, к уложенным на
поручни кресел запястьям испытуемых лаборанты подклеивали последние
биодатчики, тянули от них к аппарату цветные проводки. Картина,
напомнила Арно старинную видеотехнику, в которой показывали проверку
подозреваемых "детекторами

лжи".

"Что ж, пусть эти аппараты окажутся "детекторами истины" об
Одиннад