ана густой светлый столб излучения.
    Вернее,  не  столб,  а  светящийся голубоватыми флюидами аморфный силуэт
    человека.

    Размытые очертания медленно, как облако, двигались в его сторону.

    Привязанное  к  снопу  основного  света,  льющегося  с экрана, синеватое
    облако-силуэт остановилось в трех метрах от Мезина и замерло.

    -  Я  пришел  из  эфира  и  уйду  в  эфир  сам, - раздался голос. Бледно
    светящийся,  мертвенно-бесплотный, с нимбической оболочкой вокруг абриса
    пришелец  из  эфира  казался  всего лишь призраком, немощным фантомом из
    небытия,  но  ужас,  парализовавший Мезина, заставил вздрогнуть его так,
    что содрогнулся мозг в костях.

    -  Кто  ты?  Не  подходи!  -  вскрикнул  Мезин,  нашаривая  пистолет под
    матрацем.  -  Буду  стрелять,  -  дрожа  предупредил  он, боясь, однако,
    пальнуть,   ибо   сознавал,   что  сгусток  заряда  электричества  может
    вспыхнуть от огня и убить его самого.

    -  Я  не  привидение  и  отнюдь  не  представитель параллельных миров, -
    раздался  снова  леденящий  голос.  - Я... обусловленное твоим генезисом
    явление,   которое  издревле  считается  у  людей  Ангелом-Хранителем...
    Каждый  десятый  в  мире  человек  рождается под ангелом. Вглядись, и ты
    увидишь  обыкновенное  природное  явление  -  мой  силуэт  линия в линию
    повторяет тебя. Я часть твоей энергии и энергии твоих предков.

    - Этого не может быть! - прошептал Мезин, пятясь к кровати.

    -  Это  было  во  все  времена  и во веки веков, - бесстрастно возразило
    привидение.  - Однако по всем материалистическим законам свыше хранитель
    становится  убийцей,  если  тот,  кого он охранял всю жизнь, переступает
    черту.  Ты  убийца,  Мезин,  а  значит,  и  я  автоматически  становлюсь
    убийцей.  Отныне  у  тебя  нет  Ангела-Хранителя, а есть Тень, антитело,
    негативное  порождение  твоей энергии, обреченное отныне убивать. Впредь
    мне  не будет до тебя дела. Тебя убьет такой же ангел-убийца, как и я, и
    вместе   с  твоей  смертью  окончится  и  мое  существование.  Рожденные
    Хранителями,  мы  становимся убийцами тех, кого не сохранили... Логичный
    парадокс  природы  и  ее  разума... Я бы мог убить тебя сам, но будучи в
    какой-то  мере  твоим магнетическим дубликатом, я не могу этого сделать.
    Жажда  жизни,  заложенная в тебе, так велика, что по параллели с тобой у
    меня  нет  импульсов к самоубийству. Но во мне есть импульс убивать тебе
    подобных.  Увы,  это  загадка  природы, как и то, что Хранитель порой не
    может уберечь вверенную ему душу от преступления.

    -  Я  не убивал! - выйдя из оцепенения, произнес Мезин. - Я не убийца! -
    вскричал он лающим, ни на что не похожим голосом.

    Фантом качнулся назад.

    -  Ты  убийца,  ты  и  больше никто в этом доме. Я Хранитель, аномалия с
    зеркальным  отражением  твоего собственного рассудка. Я рассуждаю твоими
    доводами  и  мерю  все твоими мерками. Кроме того, я всевидящее творение
    эфира,   его   эволюционно-улучшенный,   усовершенствованный  сгусток...
    Вспомни...  Тогда,  в  ту  ночь, твои компаньоны попросили тебя отогнать
    тот  красный  автомобиль  подальше, они заплатили тебе. Ты гнал всю ночь
    напролет,  выжимая  немыслимую скорость, и только благодаря мне - своему
    Хранителю  -  остался  жив. Ты угнал автомобиль за тысячи километров. Ты
    даже  не  полюбопытствовал,  почему  его  надо бросить. Ты слышал стон в
    багажнике.  Но  ты  уговорил  себя, что тебе это почудилось. Человек был
    еще жив, но ты оставил его и бежал прочь. И это было убийством!..

    Отрывисто-металлический,  нечеловеческий  голос фантома распинал Мезина,
    пригвождая  его  каждым  словом  к месту. При этом было какое-то смутное
    чувство,  что  он  мучается  сам, и это усиливало ужас, исходящий из его
    голоса.

    -  Я не давал тебе уйти! Я мучил твою совесть, понуждая тебя вернуться и
    спасти  свою  и  чужую  душу.  Но  тебе было обещано три миллиона, и они
    оказались  сильнее  меня. К тому же человек в машине, оставленный тобой,
    был  еще  жив,  и  я  полетел  за тобой, оберегая тебя в дороге, как это
    подобает  Хранителю. Я всегда любил тебя больше, чем это положено нам. Я
    любил  твою  душу,  ведь  она  была  частью меня. Твои внутренние миры и
    фантазии... они были такими пронзительно-чистыми, богатыми и цветными.

    -  Почему же ты... не охранил меня от внешней нищеты? - с усилием разжав
    губы  и  заикаясь,  выдавил  из  себя Мезин. - И почему... вообще... я о
    тебе... ничего не знал, как... не знает о подобном наука?!

    -  Меня  вызвало  твое  встревоженное  поколебленное подсознание. Я твой
    материализованный  электричеством через эфир сон наяву, порождение гения
    твоего  подсознания,  порождение  энергии  и биохимических частиц твоего
    организма.   Я   уже  сказал,  что  я  аномалия  природы,  но  аномалия,
    порожденная  твоим  скрытым  гением.  Ты  был и жил под Ангелом и ты был
    счастливее  своих  собратьев.  Когда  ты  обивал  пороги  издательств, я
    оберегал  тебя  от  редакторских  занудств  и  ловушек.  Ты помнишь, как
    гладко  все  шло  у  тебя?!  Первые три твои книги! Другие убивали на их
    выпуск  миллионы  нейронов  и  часть  своего  сердца. Ты же был баловнем
    удачи  везде  и  во  всем.  Твой  особняк  у  леса  всего  лишь в десяти
    километрах  от  столицы,  твои  девочки,  дела,  творчество  -  все  под
    Ангелом!  Я  был  частью  твоей души и энергии, обусловленной, как я уже
    сказал,  твоим  генезисом  и  природой.  И в то же время я жил отдельной
    жизнью  настолько,  чтобы  любить тебя, как брата, настолько, чтобы даже
    теперь,  ставши  Тенью,  прийти  к тебе через эфир, материализовавшись и
    сконцентрировавшись,   благодаря   твоей   сохраненной   энергии,  чтобы
    предупредить  тебя  -  у  тебя больше нет Хранителя... Будь осторожен. В
    твоем  сознании  закодирован  сдвиг,  выдающий  в  тебе темное начало, а
    значит,  каждый удобный случай убить тебя будет использован Тенью любого
    бывшего ангела.

    -  Я  боюсь  смерти!  -  солгал,  наконец  придя  в  себя Мезин, дрожа и
    опускаясь на краешек кровати.

    -  Это неправда, - возразил фантом, - Сегодня я убедился впервые, что ты
    боишься  всего.  Ты ощутил пустоту эфира вокруг себя всей подкоркой и ты
    впервые испытал страх, потому что над тобой больше нет Ангела.

    -  Если это все правда, то я... привыкну, - стараясь быть хладнокровным,
    выдавил Мезин.

    -   Люди,  рожденные  без  Хранителя,  жалкие  вечные  трусы,  люди  же,
    потерявшие  Хранителя,  будучи  покойниками  в  отпуску,  трусы вдвойне,
    мишень  Тени  и  только.  Теперь  ты  обречен  на страх перед несчастным
    случаем.   Любая   катастрофа,   крушение,  злая  воля,  пожар,  стихия,
    случайная  пуля  -  все  это  твое,  по  твою душу. Оно будет подстроено
    Тенью-убийцей   за   содеянное  зло,  как  положено  по  законам  высшей
    справедливости.

    -  Не такой уж я злодей, если копнуть глубже, - дрогнув, произнес Мезин,
    привыкая к леденящему жилы излучению.

    -  Если глубже... - холодно произнес фантом. - Если глубже, то ты злодей
    самого  гнусного  порядка,  ведь я про тебя знаю все и... с точки зрения
    твоей  морали,  которую  ты  так  высоко когда-то превозносил... Вспомни
    недавнюю  квартирантку,  о  которой  ты  сложил  свои  последние,  такие
    пронзительные строки:

    "Я промолчу, пусть светят как созвездье,

    хоть волосы соседки Вероники..."
    Увы,  это  кроткое,  твое фальшивое смирение в стихах на деле обернулось
    самым  хладнокровным  цинизмом...  В  тот вечер она осталась одна, и ты,
    написав  сентиментальные  вирши,  поднялся к ней. Для тебя она отнюдь не
    была  прекрасной  Вероникой  со  звездным  шлейфом  волос.  Обыкновенная
    толстушка  с  мещанским  именем,  над каждым словом которой ты буквально
    писал,  ухохатываясь  в душе и стараясь не показать вида. Ее жеманство и
    приторный  голосок  глупышки  приводили  тебя в восторг, а намеки на то,
    что  перед тобой девственница, потешали тебя почище одесского юмора. Она
    сказала,  что  ей  шестнадцать  лет,  и ты снова ле поверил ей. Она была
    слишком  толста, слишком развита и весьма некрасива для такого возраста.
    Ты  подошел  к  ней, сел подле нее на корточки и заглянул в ее маленькие
    свинячьи  глазки,  да,  да, ты тогда отметил про себя, что глазки именно
    свинячьи  и маленькие, но ты заглянул в них со всей мыслимой нежностью и
    искренне  сказал,  что влюбился в нее на третий день после ее прихода на
    квартиру.  Ты сказал, что увидел ее моющей пол, раскрасневшуюся, розовую
    на  утреннем  солнце, с голыми ногами, и эта картина теперь не выходит у
    тебя  из  головы. Отчасти ты был искренен, она действительно запала тебе
    в  душу  в  тот  день,  вся  розовая  и  полуголая,  когда  мыла полы на
    лестнице,  но  не  больше,  чем  западает в душу спелый помидор, который
    было  недосуг  скушать  намедни.  Я  никогда не забуду ее крик. Это была
    мольба  о пощаде, страх, ненависть и омерзение, вместе взятые. Потом она
    сказала,  что  отравится,  что  она  уже труп, и ты не нашел слов, чтобы
    утешить  ее.  Это было тоже убийством. Убийством души, изощренным, злым,
    циничным.  И  я  не спас тебя тогда от этого злодейства. В первые минуты
    обольщения  я  даже  был за тебя, как истинный Хранитель, боясь осечки в
    твоей судьбе.

    Мезин  уловил,  что фантом разговаривает с ним в его литературном стиле,
    со  свойственной  Мезину  едкостью  и  прямотой  и передернул плечами от
    неприятного  ощущения  какой-то  истины  всего,  о чем говорил пришелец,
    называя себя его дубликатом.

    Облако-силуэт   рассеивалось,   снова   уплотнялось,  двигалось,  меняло
    очертания и продолжало овладевать Мезиным, как удав кроликом.

    -  Любя твой сложный радужный мир, мир поэта и художника, окунаясь в его
    гармонию  и  красоту, я вместе с тем ненавидел тебя наедине с женщинами.
    Рожденный  под  знаком Рака, ты полностью соответствовал ему как партнер
    и   любовник.  Откровенный  цинизм  и  жесткость,  переходящая  порой  в
    отвратительную   фальшь   и  откровенный  нарциссизм,  холодный  эгоизм,
    равнодушие  мамонта  и  коварство, калечили любую, побывшую хоть немного
    твоей   женщину.   Позади   оставались   многочисленные  растерзанные  и
    выпотрошенные  тобой  сердца.  Так  думал  ты сам наедине с собой, и это
    было  высшим  доказательством  твоей гибели. Даже Надя, которую ты любил
    по-настоящему  и хотел уберечь от своей собственной подлости, сломалась.
    Я  помню  ее  после  отравления в больнице, где ты посетил ее всего один
    раз.  Она  не  узнала тебя тогда. Ты решил, что она останется калекой, и
    ты  бросил  ее,  как  последний  подонок.  Ты  был  кандидатом в подонки
    всегда,  но  это  особенно пробуждалось в тебе в отношениях с женщинами.
    Но  все  же  окончательного  подонка  в  тебе  я  увидел тогда, когда ты
    сошелся  с  подонками  пожирнее и погуще тебя, согласившись переправлять
    пакеты  с  контрабандой.  Ты заработал пару миллионов и стал чванливым и
    напыщенным,  как  индюк.  Ты  немедленно  отвернулся от сестры, чтобы не
    думать  о  ее  вечных  нуждах  и болячках. Твои старые друзья показались
    тебе  навозными  жуками,  которые  не  стоят  тебя.  Ты  заработал  пару
    миллионов.  Окончательный  расчет  ждал тебя после отгонки того красного
    автомобиля,  и  ты продал душу дьяволу. По сути дела, Хранитель, ставший
    Тенью,  -  тот  же самый регент дьявола с заложенной программой убийств.
    Программа  правая,  заложенная  высшим  законом  природы,  но  порой  мы
    соглашаемся  убивать,  ошибаясь  и  казня совсем невинные души, и ошибки
    наши  подстроены  дьяволом.  Эти  бесчисленные  автокатастрофы, пожары и
    крушения  поездов!  Тени иногда перебарщивают, охотясь за намеченными по
    закону  жертвами,  потерявшими  своего Хранителя, они видят их за версту
    и,  убивая  их, часто ослепленные целью, губят вместе с ними ни в чем не
    повинные души, среди которых дети.

    Наверное,  это  кажется  невероятным, но люди умнеют и совершенствуются,
    усложняются   и   преображаются  до  фантастических  границ,  а  значит,
    усложняемся и меняемся мы, ваши излучения, ваши ангелы и бесы.

    Я  любил  твой  мир гармонии и возвышенных эмпиреев. Став рангом ниже, я
    перенесся  волею  судеб,  в другую плоскость, омрачив свое существование
    новым  познанием  негативной,  страшной  стороны  этого мира! Став Тенью
    совсем  недавно,  я увидел сотни смертей и подонков, подонков и смертей,
    так  или  иначе  связанных друг с другом. Меня несло туда вместе с твоею
    сущностью,  захлестывало  в  грязном  водовороте, и я затосковал по тебе
    прежнему.  Сила  протеста,  заложенная  во  мне через тебя, сделала меня
    аномальным  явлением,  способным  проникнуть  и  общаться  с тобой через
    эфир, концентрируясь через электричество...

    Силуэт   разредился,   стал  слабо  видимым  и  размытым,  он  замолчал,
    собираясь в комок, и, прояснившись и набравшись сил, заговорил громче:

    -  Я  пришел  сказать,  что  могу дать тебе шанс стать прежним и вернуть
    меня  как Хранителя, поступив по всем законам миропорядка, ибо я не хочу
    жить  среди  Теней,  а  ты  не  хочешь  жить среди подонков. Откажись от
    миллионов  и  сделай  все  по  закону.  Сняв  с себя соучастие, ты снова
    обретешь  ангела-хранителя,  свой магнетический, обусловленный генезисом
    дубликат,  не знающий страха смерти. Ты вернешься туда, где миром правят
    поэзия,  красота  и  любовь.  Ты  вернешь себе Надю, ибо такой, как она,
    тебе  не  суждено  больше  встретить.  Я  ухожу в эфир. Вот и все, что я
    хотел  тебе  сказать.  Подумай.  У  тебя впереди ночь. Я иссякаю, ухожу.
    Подумай.

    Бледный  силуэт  качнулся  назад и, уплотнившись в огромную непрозрачную
    точку, растворился в голубом свете экрана.

    Мезин выключил телевизор.

    Спустя  несколько  минут, словно пробудившись от тяжелого сна, он протер
    глаза  и,  чертыхнувшись,  стал  внушать  себе, что это прибредилось ему
    после   дневного  переутомления  и  навязчивых  садистских  самокопаний.
    Однако  бред  был  слишком  реален,  ярок  и  отчетлив,  судя по остроте
    пережитых  ощущений.  Больное воображение? Но пистолет лежал на кровати,
    свидетельствуя о пережитом страхе и беспокойстве.

    "Я  Хранитель,  аномалия  с  зеркальным  отражением  твоего  рассудка  и
    энергии..."  -  вспомнил  отчетливо  Мезин и стал лихорадочно обдумывать
    свою  судьбу. Вопреки логике существования выходило, что деньги и жизнь,
    поставленные  на карту, весили одинаково, причем деньги все же стояли на
    первом  месте.  К деньгам приплюсовывалась Мечта, к которой он привык за
    короткое  время. Жизнь, но без денег теряла для него тот смысл и аромат,
    который  он  уловил  и  полюбил  недавно. Проще говоря, он понял, что не
    дорожит  жизнью  в  той  старой  ипостаси,  в  которую  ему предлагалось
    возвратиться.

    Притом  он  не  совсем  верил,  вернее,  не  хотел  верить в мистическую
    галлюцинацию, приключившуюся с ним. Мезин решился.

    Он  хладнокровно  поиграл  пистолетом  и  в  упор, не целясь, расстрелял
    видавший  виды  телевизор.  То  же  самое  он сделал и с радиоточкой, на
    всякий случай.

    Уложив  деньги,  документы  и  все  имеющиеся  ценности  в  чемодан и не
    запирая  дом,  он  вышел  во  двор  и, отвязав дворового пса, сел в свою
    новенькую, совсем недавно обкатанную "Хонду".

    "Прощай,  немытая Россия", не без грусти процитировал он отдающие старой
    плесенью  знаменитые  строки.  Он  оглянулся  на  предутренний темнеющий
    бабкин  дом, прощаясь и лаская его взглядом в последний раз, и медленно,
    чтобы это не походило на откровенное бегство, тронулся в путь.

    Было  четыре или половина пятого утра. Встречные легковушки и грузовики,
    словно  приветствуя  зажженными  фарами  из  темноты, казались ему после
    долгого  томительного  одиночества  родными  братьями  и сестрами в этом
    туманном, жутком и странном мире.

    "Сколько  всего  еще  таинственного  и  темного",  -  сказал  он  себе и
    подумал,  что  надо  бы  оставить записку Наде, чем черт не шутит, может
    быть, они больше никогда не увидятся, а жалко.

    "Нет...  - возразил холодный голос рассудка... - Как бы не пришлось тебе
    нянчиться с ней потом всю жизнь..."

    Мезин  все  обдумал  еще  раз, прибавил скорость и вдруг почувствовал за
    спиной  чье-то  присутствие. Только теперь вспомнив, что последняя марка
    "Хонды"  имеет  встроенную  радио- и телесистему, Мезин ощутил леденящий
    холод  за  спиной.  Боясь  оглянуться,  он  увидел  в зеркальце знакомое
    материализованное в силуэт белесое излучение.

    -  Тебе  не  уйти  от  меня,  - произнес силуэт. Неровно светясь и маяча
    сзади,  он  слабо  покачивался  на сиденье и леденящим светом пронизывал
    Мезина насквозь.

    -  Я...  Тень  Хранителя,  - бесстрастно произнес фантом, протягивая все
    более удлиняющиеся руки к горлу Мезина.

    Сборник "Оборотень", Алма-Ата, "Гылым", 1991.