-  Смотри, смотри, он гладит ее, - вскричал Бек. - Он очень нежен с ней.
    А  что  ты скажешь об этом богомольном жесте! А это?! Возможно, она и он
    -  одна  особь  породы  гуманоидов,  просто у них так разнятся полы. Она
    красива, он безобразен, вглядись, в них есть какое-то неуловимое сходство.

    -  Это,  брат,  уже  ностальгия  по  Земле,  -  потрепав  Бека по спине,
    возразил  напарник.  - Тебе, старик, просто захотелось привезти на Землю
    романтический красивый фильм.

    - А почему бы и нет?

    -  Я же говорю - ностальгия! И потом, почему именно красива она, уродлив
    он, может, все наоборот?

    Затаив дыхание, Бек снова прильнул к зорокамере, не торопясь с ответом.

    Гидроцефал  гладил  и  словно  ласкал полунию, неотрывно рассматривая ее
    своими  белыми  водянистыми глазками. Его крошечное личико с приоткрытым
    клювом, кажется, выражало умильность и трепет.

    Спустя  несколько минут он взял подобие круглого сосуда и, спустившись к
    морю,  принес  воды  для  полунии,  как  бы  собираясь  омыть ее. Однако
    идиллии  помешали  несколько молодых гидроцефалов, появившихся у моря на
    горизонте.  Завидя  их,  старик  засуетился  и,  дернув  какую-то штуку,
    опустил стенки полусферы со всех сторон.

    Оставив  полунию  одну,  гидроцефал  вышел навстречу непрошенным гостям,
    сделал  какой-то  непонятный  знак  конечностью и, пообщавшись с ними на
    своем  неслышном  для светолетчиков наречии, отправился вслед за группой
    в город серебристых полусфер и шпилей.

    Бек   поручил   озабоченного  гидроцефала  помощнику,  а  сам  продолжал
    наблюдение  за  полунией  в ее снова распахнувшейся, как шатер, одинокой
    полусфере.

    Побыв  немного в одиночестве, млечная красавица поднялась наконец в свой
    полный   рост   и,  вдруг  взмахнув  своими  складками  одежды,  которые
    оказались  крыльями,  неожиданно полетела куда-то вдаль от моря, в дикий
    темный, кишащий чудовищами и жизнью мир Сибура.

    -  Нет,  это,  по  всей  вероятности,  какое-то  божественное  создание,
    которому  гидроцефалы  поклоняются, как в храме. Возможно, даже старик -
    это  жрец,  служитель  культа, - предположил напарник. - Иначе зачем ему
    было прятать полунию от сородичей?

    Долетев  до  червячных  деревьев,  полуния  потерялась  из вида, однако,
    посовещавшись  с  товарищем,  Бек  решил  не  искушать судьбу и оставить
    светолет  висеть  мертвой  незримой точкой на месте, пользуясь доступным
    прежним  радиусом  обозримости. Чем черт не шутит, возможно, цивилизация
    гидроцефалов  и  полуний,  ничем не выдавая себя внешне, таит такое, что
    землянам  и  не  снилось.  Во  всяком  случае,  меры предосторожности не
    повредят  никогда,  да  и работать как-то спокойнее, не выдавая себя, из
    туманных слоев атмосферы.

    Утром  следующего  дня,  сильно  запозднившись в своем сонном оцепенении
    совы,  нащупанный  снова  зорокамерой  гидроцефал нарвал такой же букет,
    как и в прошлый раз, и отправился к полунии.

    Вернувшись  с  прогулки,  полуния  отдыхала  в своей привычной вальяжной
    позе.  Однако  на  этот  раз она была не одна. Под крышей приподнятой со
    всех  сторон полусферы сидел горбун-головастик, прозванный Беком синюхом
    за синий цвет матового тела.

    Отдав  букет,  гидроцефал снова стал обхаживать полунию, нежно оглаживая
    ее   со  всех  сторон,,  и  было  снова  не  ясно  -  божество  она  или
    возлюбленная  корявого карлика с водянистым пузырем вместо головы. "Жрец
    или  поклонник?"  -  гадал  Бек, снимая свой непонятный, небывалый фильм
    для землян.

    Наконец,  взяв  на  руки  беспомощно  барахтающегося  синюха, гидроцефал
    покинул полунию.

    Придя  домой,  гидроцефал  размозжил голову синюха своим острым клювом и
    стал  медленно  сосать  его. Постепенно пузырь гидроцефала расправился и
    наполнился  почти до основания прозрачной, как вода, жидкостью. Жидкость
    просачивалась  через  пузырь и обтекала всего гидроцефала сверху донизу,
    но  он  все  сосал  и  сосал синюха, пока от того не осталась вялая, как
    тряпка, оболочка.

    Теперь  гидроцефал  не напоминал корявого старика, он был свеж, гладок и
    влажен на вид, как все остальные гидроцефалы.

    -  Ты  посмотри,  какая  мерзопакостная  тварь  этот твой гуманоид! - не
    выдержал  напарник,  явно сочувствуя горбатенькому беспомощному синюху с
    прекрасными изумрудными глазами.

    -  Не  мерзопакостней,  чем  гуманоид,  кушающий у себя дома кролика или
    курочку!- съязвил насмешливо Бек.

    На  следующий  день,  едва  все  маленькие голубые солнца и одно желтое,
    выстроившись  в  своем  обычном порядке, поползли к зениту, божественная
    полуния,  получив  свой  букет,  оделила,  в  свою  очередь,  поклонника
    великолепным,   редким   на   вид   червячным   деревом,   отвратительно
    шевелящимся  под  куполом полусферы. Завязанное в десятки живых, вросших
    друг  в  друга узлов, уходящих во множество змеящихся белых ответвлений,
    дерево  смутно  напоминало  клубки волос и вызывало такую брезгливость и
    омерзение, что Бек, не выдержав, сплюнул.

    -  Смотри,  смотри,  они  жрут этих аскарид вместе, - сказал напарник, с
    кислой  гримасой  уставившись  на  проецируемый  зорокамерой  экран так,
    словно Бек мог не видеть этого.

    - Какая гадость, - сплюнул снова Бек, неотрывно продолжая съемку.

    -  Не  гаже,  чем  щупальца  кальмара в масле, - хохотнул ехидно, в свою
    очередь,  напарник.  -  Доверь  эти съемки роботу, старик, если ты такой
    нежный  и брезгливый. Не хочешь?! Интересно?! Лучше мастера это никто не
    подаст,  а  ты  уж  посмакуешь  эти  гадости  и  обсосешь  до мельчайших
    подробностей, деталей.

    - Да, катись ты, знаешь куда?! - беззлобно огрызнулся Бек.

    Так  прошло  несколько длинных, сорокочасовых дней Сибура. Потрясенные и
    притихшие, попривыкшие операторы поняли, что гидроцефал и полуния едят все.

    -  Они  только  и делают, что едят! - воскликнул Бек. - Они выковыривают
    зрачки  у  звездчатых шаров, стригут ноги змеепауков, маринуют красных и
    других  жабокрылов  и  даже заготавливают живую ткань грозной фиолетовой
    органики Сибура, суша и укладывая ее в отсеки своих полусфер!

    -  Едят!  Только  и  делают,  что  едят,  родимые,  - вкрадчиво хохотнул
    напарник.  -  Правда,  чуточку, просто не-мно-жечко меньше, чем земляне,
    не  так  ли?  Вспомни наших баранчиков, уток, гусей, курочек, говядинку,
    кроликов,  рыбку  и  даже  лососятинку, и даже икорку, а? Ах, как я хочу
    простой  яичницы  или  кусочек  жареного карпа! Почему-то мы вообразили,
    что  всю  жизнь  питались  этой  желтой  и  зеленой  пастой  из тюбиков,
    невинной  пищей  богов.  Ах, как я хочу курятины, - заныл напарник. - Ты
    представляешь,  что  они  думали  бы  про  нас,  если  бы  вот так точно
    наблюдали бы за нами на Земле?

    -  Да  пошел  ты!  -  отмахнулся Бек. - Я хотел снять что-нибудь нежное,
    неземное, возвышенное, а тут как назло все то же самое.

    - Так жрец или поклонник? - желая отвлечь Бека, спросил напарник.

    -  Я  думаю, что ни то, ни другое. К тому же я сделал вывод, что полуния
    вовсе даже не гуманоид.

    - А кто же?

    -   Дрессированная  птица,  лошадь,  монстр!!!  Кто  угодно,  только  не
    гуманоид!  Ведь  именно она, направляемая гидроцефалом, летает на охоту.
    Согласись,  это  довольно  безжалостное,  тупое, угрюмое занятие. Именно
    она   притаскивает   для  него  представителей  фауны  Сибура,  сама  же
    предпочитает  чаще растительную пищу. Не умея ее выращивать, она целиком
    и  полностью  находится  в  рабстве  у  гидроцефала,  делая  ради  пучка
    водорослей  все,  что он прикажет. Подумай сам, будь полуния гуманоидом,
    разве  зависела  бы  она  со  своими  красивыми крыльями и умом от этого
    урода?  Она  вырастила  бы  себе  все  сама.  К  тому  же он... моет ее,
    подстригает  ей  лохмотья  на  крыльях,  убирает  органику с ног и усов,
    словом, ухаживает за ней, как за беспомощным ребенком.

    -  Ты, пожалуй, близок к истине, Бек, - ответил напарник, посмеиваясь. -
    Ничего  себе  божество!  Целыми  днями пожирает траву гидроцефала, потом
    убивает кучами бедных зверушек Сибура...

    -  Возлюбленная!  -  давясь смехом, подхватил Бек. - Плакал мой фильм об
    инопланетных Ромео и Джульетте.

    Однако,  собравшись  завершить  съемку истории странной пары и перейти к
    развернутой  панораме городской жизни и цивилизации гидроцефалов, в одно
    прекрасное  утро Бек заметил, что с полунией происходит нечто непонятное
    и удивительное.

    Ее  прекрасные  стрекозьи  глаза  вдруг  провалились,  ослепли  и словно
    вытекли,   крылья  обвисли  и  высохли,  превратившись  в  лохмотья.  Ее
    беломлечная плоть раздулась и посерела.

    -  Черт,  да  она  либо  больна, либо мутирует! - воскликнул ошарашенный
    Бек, ни на минуту не отходя от зорокамеры. - Старина, она мутирует!!!

    Включив   экран   проекции   зорокамеры,   напарник   увидел  тот  самый
    потрясающий   момент,   когда   серый  гофрированный  кокон,  в  который
    превратилась  полуния,  вдруг  лопнул, разлезся по частям, протек мутной
    жижицей  на  пол и из рваных оболочек вылез шустрый корявый гидроцефал с
    белыми водянистыми глазами и дряблым пузырем.

    - Гидроцефал! - заорал помощник, зачем-то тыча в экран.

    - Она была гидроцефалом в своей начальной стадии развития!

    -  Вот  тебе и Джульетта, - произнес повеселевший Бек. - Выходит история
    гидроцефала и полунии только начинается?

    Он  проследил,  как  бережно  старый  гидроцефал поднял новорожденную и,
    прижав  к  себе, понес ее в свою полусферу. Теперь, судя по всему, самым
    уродливым,  дряхлым  и  безобразным  гидроцефалом  на  Сибуре  оказалась
    бывшая  красавица  полуния, в то время как корявый уродец, так потрясший
    некогда  воображение  Бека,  принимал  все более и более облагороженные,
    обтекаемые формы.

    -  Наконец-то  я сниму свой первый дипломный фильм! - намертво врастая в
    зорокамеру, торжествующим голосом произнес Бек.

    Сборник "Оборотень", Алма-Ата, "Гылым", 1991.



    Иванна Рут
    ПИТОМЦЫ КАПИТАНА ПИКА

    В  тот  вечер,  когда  звук  светолета, упавшего в Черный Каньон, потряс
    землю, семья Хмелевых мирно готовилась ко сну.

    Прислушиваясь  к  гулу вокруг, Хмелев-старший вышел на крыльцо и, увидев
    синие  искрящиеся  столбы  над  Черным  Каньоном, пошел туда на странный
    утихающий аэрозвук.

    Через   час   он   возвратился,  вернее,  приполз,  к  ужасу  домочадцев
    обезображенный  до  неузнаваемости.  Его  крепкая,  еще не старая плоть,
    словно  истаяв  под  кожей  на  конечностях,  бугрилась на животе и шее.
    Кости   пальцев   были   обнажены,   однако   их  обтягивала  бескровная
    истончившаяся  до  прозрачности кожа, если это можно было назвать кожей.
    Прошептав   что-то   обескровленными   белыми   губами,   он   попытался
    приподняться,  упираясь  в  землю  просвечивающими костяшками пальцев, и
    рухнул.

    Столпившиеся  домочадцы,  крича  и  не  узнавая отца семейства, с трудом
    различили  его по одежде. Они попытались поднять тело, чтобы втащить его
    в  дом,  но  хрупкие  останки  стали  распадаться  по частям и суставам,
    потрескивая  и  лопаясь  от  каждого прикосновения. Послав за доктором и
    опергруппой  и все еще не приходя в себя, семейство принялось укладывать
    останки трупа на простыню.

    В  это  самое время калитка открылась и в узкий промежуток, шириной чуть
    больше  метра, стала втискиваться какая-то непонятная бесформенная живая
    белая масса.

    Она  была  похожа  на  гигантский шмат сала. Выбрасывая вперед тело, она
    сотрясалась,   затем   твердела,   застывая   на   мгновение,  и,  снова
    сотрясаясь,  двигалась вперед. Ее можно было бы принять за некую ожившую
    безликую  органику,  когда  бы  не  две  маленькие черные точечки глаз и
    отвратительная,  как  у  акулы,  прорезь  рта  вверху,  а также довольно
    размеренный  способ  передвижения  за  счет  постоянно  чередующихся меж
    собой присосок.

    Приблизившись  к  людям  на  расстояние  трех  метров, масса молниеносно
    выбросила  вперед  струящийся  острый  язык спиралевидной формы и словно
    слизнула  им  стоящего с краю юношу. Парализовав жертву, масса принялась
    обсасывать  конечности, не разрушая общей структуры кожи и костей до тех
    пор, пока жертва не превратилась в нечто похожее на предыдущие останки.

    Раздувшись  и  неуклюже  потыкавшись  в  разные  стороны, масса-кровосос
    устремилась  вперед  к  запертой  двери,  за которой спрятались насмерть
    перепуганные остальные домочадцы.

    Облепив  плотно  дверь,  масса  попыталась  открыть ее. Она напряглась в
    тугой  комок  и,  бугрясь  изнутри,  как  мышца  или  гигантский желвак,
    наверное,  выдавила  бы  собою  дверь,  но  сигнал  сирены  подоспевшего
    автомобиля с вооруженными людьми остановил ее.

    Как  привидение,  помаячив  секунду  на  глазах у целого взвода солдат и
    оперативников,  масса  вдруг сжалась до неимоверных размеров, свернулась
    в  клубок  величиной  с  надувной  пляжный  мяч  и, резко развернувшись,
    молниеносной стрелой, а может быть, ядром скрылась с глаз.

    Рядовой  опергруппы  Чалов,  которому  ввиду разворачивающихся ужасающих
    событий  в  городке было поручено вести подробный информационный журнал,
    в  точности  зафиксировал  происшедшее...  "Май, 11-е, 10 часов вечера",
    пометил он красным карандашом вверху.

    Двенадцатого  мая  в его журнале появилась следующая, не менее леденящая
    душу запись:

    "Двое  молодых людей, юноша и девушка, найдены мертвыми в палатке у реки
    без   каких-либо  следов  насильственной  смерти.  Лопнувшие  барабанные
    перепонки,  кровь  из  ушей  и  носа  свидетельствуют  о  том,  что  оба
    скончались  от  кровоизлияния  в  мозг  вследствие  невероятно  сильного
    звука, свыше тысячи децибел, и ряда других невыясненных причин.

    13  мая.  Неизвестное  существо  с плоской змееподобной головой, широким
    туловищем,  напоминающим  человеческое,  с  тремя  пальцами  на  руках и
    ногах,  покрытое  ороговевшей  крупной чешуей серого цвета, неизвестными
    усилиями  остановило проезжающий мимо Черного Каньона автомобиль с тремя
    рабочими.  Примагнитив  к  себе  двоих  из  них, чудовище (либо разумное
    существо)  на  глазах  у  третьего  исследовало  рабочих, не причиняя им
    вреда.   Оно   раздело   их  донага,  затем,  неизвестно  каким  образом
    располосовав  им  животы,  спокойно  рассмотрело  внутренности  и, вновь
    соединив  ткани, которые немедленно срослись, оставило их в покое. Кроме
    вышеизложенного,  третий,  нетронутый рабочий и двое других, пришедших в
    себя,  ничего  больше  не  могли  вспомнить.  У всех троих в течение дня
    наблюдались  необычайный  приток  сил  и  беспричинное веселье. Однако к
    вечеру  двое  из  тех,  к  кому  прикасалось неизвестное существо, стали
    вдруг  жаловаться  на  слабость.  Их  тела покрылись испариной и пятнами
    голубоватого  оттенка.  У  одного  из  них  пошла кровь из горла, черные
    сгустки   крови  почти  не  имели  красного  оттенка.  Анализы  показали
    отсутствие  гемоглобина  в  крови,  а также изменение структуры кровяных
    телец.  Начав  бредить, двое описывали какие-то фантастические картины и
    события непонятного толка, после чего скончались.

    Вечером   после  тщательного  обследования  тел  патологоанатомами  было
    обнаружено  усыхание  головного и костного мозга вследствие неизвестного
    ультраизлучения извне.

    14  мая.  Странного  пришельца  наблюдала утром в саду семья, живущая на
    окраине  города.  Голое,  с изнеженной розовой кожей существо пожирало в
    неимоверном  количестве листву яблонь и слив на глазах у детей. Оно было
    метр  двадцать высоты, многоглазое, короткорукое, с вытянутыми в длинную
    подвижную  трубочку губами, чутко облепляющими листья и растягивающимися
    до  неимоверных  размеров в ширину, истончаясь при этом; губы напоминали
    вислую    рваную   тряпку.   Завидев   приближающегося   хозяина   сада,
    голыш-губастик моментально скрылся, напоминая своими скачками кенгуру.

    15  мая.  Разрытое  в  пяти  местах кладбище свидетельствует о посещении
    свежих  могил  неким  некрофилом, пожирающим трупное мясо и пьющим кровь
    покойников.  Не  брезгует  неизвестный и волосами покойников, из которых
    плетет  себе  нечто похожее на гнезда, чтобы, вероятно, греться по ночам
    после кормежки. Новоявленного вурдалака никто не видел.

    16  мая.  Вечер. Свидетелем последнего происшествия был я сам. То, что я
    видел, не вмещается ни в какие рамки сознания.

    Кажется,  только  сейчас  я  разговаривал  с  приятелем,  жал  ему руку,
    прощаясь  до завтра. И вот его нет. Я только успел отойти на сто метров,
    как  вдруг  услышал  тихий шелест над головой. Мне почудились гигантские
    крылья  стрекозы,  даже  не  стрекозы,  а  насквозь  просвечивающиеся до
    прозрачности  крылья большого нетопыря. Он пролетел надо мной, я даже не
    успел  рассмотреть,  что  это такое! Я оглянулся и вдруг увидел, как это
    самое  нечто  падает  камнем на голову моего приятеля. Я побежал назад к
    нему.  На  моих глазах какая-то слизь, похожая больше на паутину, мокрую
    и  липкую до омерзения, облепила его и стала сворачиваться в трубку. Да,
    это  была  слизь.  Противная, скользкая, прозрачная, провисающая каплями
    на  краях.  Я  даже  увидел  сквозь  нее  перекошенный в крике рот моего
    товарища,  затем  услышал  его страшный, душераздирающий вопль и ускорил
    бег,  но  ноги не слушались. Сворачивающаяся трубка с телом внутри стала
    плотнее,  она  вращалась  сильней и сильней, потом поднялась в воздух и,
    распластав  вверху  тонкое  прозрачное  подобие крыльев, грузно провисая
    свернутой нижней частью, медленно полетела прочь. Что это была за тварь!

    На  том  месте, где она вобрала в себя моего товарища, я обнаружил капли
    мерзкой  слизи  мутного  цвета.  Я рассмотрел ее ткань. Вряд ли на земле
    существуют  такие  клетки!  Что-то  происходит  с  Землей. Она наводнена
    тварями.  Откуда  пришли  они,  эти  чудовища,  что  им нужно от землян?
    Почему они убивают нас? Я хочу знать, почему?!"

    На этом записи рядового опсргруппы Чалова прерываются.

    Вечером,  собираясь записать новые ошеломляющие сведения, он разделся и,
    решив  принять душ, направился в ванную комнату. Жара стояла не майская,
    градусов  тридцать,  не  меньше. Предвкушая тугую прохладную струю воды,
    Чалов  взял  полотенце  и,  угрюмо  насвистывая,  открыл  дверь в ванную
    комнату.  Как  назло ванна оказалась занята женой. Чалов подивился: жена
    сроду  не  принимала ванну на ночь. Тогда он решил попить фруктовой воды
    из  холодильника  и  пошел на кухню. Что за черт!.. Жена резала на кухне
    овощи.  Не  раздвоилась  же она на самом деле! Чалов метнулся к ванной -
    жена мылась под душем как ни в чем не бывало!

    "Наваждение  какое-то,  -  подумал  Чалов. - Может быть, у меня "поехала
    крыша"  после  этих  кошмаров?"  Он  взял  сигареты  и  вышел  во дворик
    покурить. Выходя, он увидел спину жены, удаляющейся по дороже к беседке.

    "Точно,  рехнулся",  -  мелькнуло в голове. Он щелкнул зажигалкой, чтобы
    зажечь  сигарету,  и  сразу же увидел, как отблеск пламени словно засиял
    отраженным  светом  со  спины  жены. Пламя вдруг увеличилось и, поглотив
    жену, исчезло.

    "Интересно,