мент, когда светолет застывал на миг, чтобы сделать фотовыстрел
    вниз при виде любопытных объектов.

    Ивин  слышал  от  старых  светолетчиков  о  мыслящих материях-великанах,
    живущих  в  космосе,  однако эти рассказы, передаваемые из уст в уста на
    протяжении  сотен  лет  и  давно  превратившиеся  в  миф,  только теперь
    всплыли  в  его  памяти  отчетливо.  Все  описания  легендарных Галактид
    совпадали с точностью до йоты.

    Ивин   малость   струхнул,   но   сознание  непревзойденной  скорости  и
    совершенства  светолета взяло верх и он, решив избавиться от непрошенной
    наблюдательницы, рванул ввысь и завис над другой стороной планеты.

    Галактида,   исчезнув  с  поля  зрения,  больше  не  появлялась,  однако
    светолет,  как  в  насмешку,  вопреки своему совершенству и неуязвимости
    забарахлил,  словно  детская  игрушка,  которой разом позабавилась сотня
    сорвиголов.   Все  приборы  точно  сошли  с  ума  и  заклинили  в  самых
    невероятных  колебаниях  и  частотах. Аварийная сирена, включившись сама
    собой без видимых причин, разрывала барабанные перепонки.

    Пришлось приземлиться.

    -  Поздравляю  вас,  - снова услышал Ивин голос робота-инструктора. - Мы
    опять приземлились в трясину!

    -   Светолету-амфибии  не  грозит  потопле...  -  сказал  Ивин  и  вдруг
    почувствовал,  что  светолет  стремительно  проваливается в засасывающую
    его жижу.

    В   то   же   самое   мгновение   Ивин  увидел  за  окулярами  светолета
    фосфоресцирующие  очертания Галактиды. Материя облепила светолет со всех
    сторон  и,  подняв  его  в  воздух,  точно  рукой  великана  перенесла и
    опустила  где-то  в  горах на твердую, каменистую почву. Послышался звук
    сдуваемой  грязи  и  жижи  с  бортов  диска  и  его  окуляров, затем ход
    нормально  заработавших  механизмов,  но  едва  Ивин предпринял какие-то
    действия,  как  двери  светолета  вдруг  открылись  и  неизвестная сила,
    вытащив  Ивина  наружу,  подняла его вверх, рассматривая и вертя со всех
    сторон, как кузнечика.

    Барахтаясь  и  явственно  ощущая какие-то цепкие гигантские ткани вокруг
    пояса,  Ивин  увидел  далеко  внизу,  у  подножия  горы, крошечную точку
    своего  светолета,  а чуть дальше еще один светолет, по всей вероятности
    "Неву".

    Гигантская  материя,  забавляющаяся  человеком,  похоже,  не  торопилась
    опускать  его  на  твердь.  Ивин  ощутил,  как  Галактида  перебирает  и
    прощупывает  его  пальцы  в перчатках, затем ноги, голову, веки, мускулы
    через тонкую ткань скафандра.

    В  конце  концов,  несколько  раз проделав мертвые петли вниз головой по
    прихоти  едва зримой крутящей его силы, Ивин изрыгнул весь свой утренний
    завтрак  и  захлебнувшийся,  задыхающийся,  с  вытаращенными глазами был
    опущен на камни рядом с бортом разыскиваемой им "Невы".

    Простой   смертный   наверняка   немедленно   рехнулся  бы  после  всего
    пережитого,  но  Ивин, подготовленный многочисленными сеансами гипноза и
    неврощитов, остался невозмутим, как машина.

    Надо  было  понимать, что его миловали. Отдышавшись и придя в себя, Ивин
    увидел, что светолет, который он так упрямо и долго искал, пуст.

    Спасатель  осмотрелся  по  сторонам  и обнаружил пещеру, вернее, грот, в
    котором  маячили  какие-то светлые пятна. Боясь преследования со стороны
    застывшей  в  пол-неба  Галактиды,  Ивин  немного  помедлил  и  все-таки
    направился к гроту, ибо в нем ему почудились люди. И он не ошибся.

    Шесть  человек  экипажа, огороженные мощным подобием клетки, смотрели на
    него,  как  безумные,  во все глаза. Валяющийся рядом человеческий череп
    говорил о гибели седьмого члена экипажа.

    Несомненно,  это  были  земляне.  И  хотя  заросшие,  давно немытые лица
    казались  страшными,  дремучими  и  чужими,  Ивин бросился к ним со всех
    ног, желая обнять собратьев через клетку.

    -  Что  вы здесь делаете? - невпопад вскричал он, с ужасом вглядываясь в
    запавшие провалы глаз.

    -  Разве  не видишь... работаем... подопытными насекомыми у Галактиды, -
    слабо  усмехнулся  голубоглазый незнакомец, и Ивин по голосу узнал в нем
    двоюродного  брата,  классного  светолетчика,  с которым когда-то вместе
    рос и учился.

    -  Значит,  Галактиды,  это  не  миф? - произнес Ивин, ежась и оглядывая
    небо,  в  котором  смутно угадывалось нечто, только что мучившее и затем
    помиловавшее его.

    -  Этот  миф даже кормит нас, - добавил язвительно другой светолетчик, в
    нем Ивин узнал Ярцева.

    - Акридами, - с желчью подхватил третий, это был знаменитый Шестаков.

    Ивин,  содрогнувшись  всем  телом  от  ощущения,  что  их  подслушивают,
    все-таки  нашел в себе силы, чтобы прошептать товарищам, что он прилетел
    за ними и надо что-то придумывать.

    -  Можешь не шептать! - послышался голос Ярцева, - Галактида не понимает
    нашего  языка,  зато  читает  наши мысли с точностью электронной машины.
    Эта  мыслящая  материя  может  прийти  по  твоему  зову из космоса, даже
    будучи на соседней планете.

    - Что же это за чудовище такое? - задохнувшись, выговорил Ивин.

    -  Увы, это не чудовище, а гуманоид, хозяйка планеты, а может быть, даже
    части галактики. Мы видели ее шлейф на соседней планете - спутнике Гурана.

    -  Если  это  гуманоид  или, черт побери, хоть немного мыслящая материя,
    тогда какого дьявола она держит собратьев по разуму в клетке?!

    - Вероятно, из любопытства, - равнодушно заметил кто-то.

    - Вряд ли... - покачал головой Ивин.

    -  Тогда...  скука  и  одиночество,  а  отсюда  страх, что мы погибнем в
    трясинах или улетим к себе назад, на Землю.

    Ивин  задумался.  Миф  о  Галактидах  вовсе  не  свидетельствовал  об их
    одиночестве.  По  рассказам  древних астролетчиков, они резвились в небе
    парами,  а  порой  и целыми группами, затмевая, иногда надолго, светила.
    Тогда  можно  было  бесконечно  наблюдать  их прихотливую, странную игру
    излучений  и красок. Они напоминали северное сияние, только осмысленное,
    одухотворенное и еще более прекрасное и величественное.

    Но  с  тех  пор,  когда  их  видели  древние,  прошло  столько  времени!
    Возможно,  Галактиды  давно выродились, вымерли все вследствие природных
    катаклизмов  или  внешних вмешательств и осталась одна, во всяком случае
    на Гуране, последняя, которой действительно надоело жить в одиночестве?!

    Ивин высказал свое предположение товарищам, и кое-кто согласился с этим.

    -  Однако  нам  от  твоих догадок не легче, - не выдержал Шестаков. - Ты
    спасатель  -  вот  и  спасай. Ведь вы гении, вас там отбирают по особому
    счету...  Видишь,  как сразу начал кумекать? Куда нам до тебя, - добавил
    он с явной ехидцей в голосе.

    -  Лучше  бы  принес  тюбик коричневой! - заметил кто-то из ребят слабым
    голосом.

    - Пусть шевелит мозгами, - перебил Шестаков. - Не умрешь!

    Ивин, приняв за чистую монету слова товарищей, зашевелил мозгами сильней.

    Если  Галактида умеет читать мысли на расстоянии, то я сообщаю ей, что я
    спасатель  и  прилетел  сюда  из  немыслимого  пространства затем, чтобы
    спасти  своих товарищей. Я должен вызволить и отправить их на Землю, так
    как  все сроки их пребывания в космосе прошли и на Земле по этому поводу
    шум  и  слезы.  Не дело мыслящим высокоорганизованным существам сидеть в
    клетке!  Они могут деградировать, умереть поодиночке, как уже умер, судя
    по  всему,  один  из  их  товарищей... В конце концов, я могу остаться в
    залог  вместо  них,  ведь  священный  долг  спасателя  умереть самому, а
    товарища  выручить.  Если  Галактиде скучно, то я останусь здесь один за
    всех.  О,  мне  есть  чем поразвлечь мыслящую материю на Гуране! На моем
    светолете  ровно  тысяча  видеокассет с самыми яркими, сногсшибательными
    фильмами   Земли.   Полтысячи   книг-малюток,   которые  я  могу  читать
    специально  для  Галактиды.  И, наконец, великолепная музыка, записанная
    самым  разным способом: цвето-, свето-, аромато-, солярио-, голографио-,
    какую хочешь.

    Так    стоял,    думал    и   повторял   про   себя   одно   и   то   же
    спасатель-светолетчик,  устремив  глаза  в  небо,  подернутое  красивой,
    шевелящейся  время от времени поволокой. Так стоял он несколько десятков
    минут кряду, вникая в странную немоту неба, пока, наконец, его не осенило.

    -  Послушайте! Вы ничего такого не взяли с собой с Гурана? - закричал он
    пленникам  Галактиды.  - Конечно, взяли, что-то такое взяли, чего нельзя
    было  брать и заныкали так, что сам черт не сыщет! Пообещайте ей вымести
    из  светолета  все  найденное  до камешка, до песчинки! Возможно, это та
    самая причина, которая держит вас в клетке.

    - Обещаем, - безнадежно и равнодушно донеслось из грота.

    -  Чего  уж там, - захихикал кто-то угрюмо и осекся. Едва они произнесли
    это,  мысленно  представив,  как  с  остервенением  выбрасывают  породы,
    камни,  песок,  воду  и  жижу  Гурана,  как  клетка распалась на куски и
    легкая  заволакивающая  небо  пелена,  пронесясь  над ними, двинулась по
    направлению к "Неве".

    Зайдя  в  светолет  и  не веря еще в случившееся, каждый распаковал свои
    походные  футляры, многочисленные пеналы и мешки и, вывалив содержимое в
    одну  кучу, вынес ее за пределы светолета. Галактида обволокла собой все
    вокруг  и,  нежно  опустившись  на  твердь,  растекаясь и струясь во все
    стороны,  стала  ворошить и взвихривать кучу с глиной, породами, песком,
    мхом  и  жижей  трясин. Наконец она нащупала прозрачный, похожий на яйцо
    камень  с  пузырьками,  просвечивающими внутри, и, выхватив его из кучи,
    стала  вращать  вокруг  оси  с бешеной скоростью. Вдруг камень лопнул и,
    зашипев,  стал  выпускать бело-сизый бархатный пар, который, превращаясь
    в  такую  же  белесую,  как  Галактида, материю, стал подниматься в небо
    параллельно  со  своей  родственницей.  Резвясь  и  играя,  они полетели
    прочь,  переливаясь перламутровыми оттенками и серебристыми искорками, в
    просторные дали Гурана.

    Вскоре   у   горизонта   стали  видны  их  уменьшившиеся  распластанные,
    прозрачно-тонкие  тела, и одно из них было намного меньше другого, менее
    совершенней и более неуклюжим на вид.

    -  Олухи  царя небесного! Ведь это было действительно яйцо, а не камень.
    Я  же  говорил,  что  камень  похож на яйцо! Мы украли у нее ребенка! Мы
    поплатились  за  это  годом  воли  и  гибелью  товарища! Это был ребенок
    Галактиды!  Возможно,  единственное  живое,  родственное  ей создание на
    всей планете! - вскричал Шестаков.

    Изумленные и ошарашенные, члены экипажа смотрели ему в рот.

    -  А  яичечко  действительно было красивым! Единственная поразившая меня
    мелочь на Гуране, - рассеянно сказал Ярцев.

    -  Можете подобрать свои находки и похоронить товарища. Она не вернется,
    - скомандовал Ивин, подождав, пока улягутся страсти.

    Он  направился  к  "Неве"  и, деловито обстучав и исследовав ее внутри и
    снаружи, дал разрешение на взлет.

    Сборник "Оборотень", Алма-Ата, "Гылым", 1991.



    Иванна Рут
    ГИДРОЦЕФАЛ И ПОЛУНИЯ

    Это  был,  наверное, самый старый и безобразный гидроцефал, которого Бек
    увидел  среди  городских полусфер на планете Сибура. Обладатель дряблого
    водянистого  пузыря,  вздымающегося вместо головы над корявым туловищем,
    потряс   Бека  неимоверной  дряхлостью  и  медлительностью,  которой  он
    отличался  на фоне своих собратьев. Пузырь с жидкостью внутри наполовину
    иссяк  и  усох,  что свидетельствовало, по-видимому, об истощенности, он
    уже  не  раздувался,  как у молодых, в правильную круглую форму, синея и
    поблескивая  при  свете  голубоватых  солнц,  а  вяло дыбился наполовину
    съехавшим мятым мешком, приобретя тусклый смертельно-серый оттенок.

    Тихо  зависнув  над  Сибуром,  Бек  вот уже третий месяц работал, ведя с
    высоты наблюдение за жизнью планеты.

    Мощная,  как  сто  телескопов,  зорокамера беспрестанно снимала фильм за
    фильмом.  Впервые  за  много  лет  странствий в метагалактиках оператору
    было что снять на этой маленькой удивительной планете.

    Жизнь  на  Сибуре  буквально  кипела, как в котле, тысячью видов тварей,
    полуорганизмов,  чудовищ  и  неразгаданных любопытных мыслящих существ и
    гуманоидов.

    Бек  уже  снял  прекрасный  яркий фильм о червячных деревьях, кишащих на
    закате  по  берегам  красных  морей, сделал великолепные съемки летающих
    горбунов-головастиков,  беспомощных,  голых, с синими изнеженными телами
    и огромными изумрудными глазами под сморщенными вислыми веками.

    С   великим,  бессонным  трудом  ему  удалось  заснять  водяных  зеленых
    змеепауков, охотящихся за колючими жабокрылами.

    Мастерски  и  красиво  запечатлел  он  на пленку дивные гигантские шары,
    названные  звездчатыми  за  сияющую тысячеглазость, раскиданную по всему
    круглому  мокрому  телу.  Спокойно  перекатываясь по планете, различая и
    впитывая  каждым  зрачком миллионы микроорганизмов, шары разрастались до
    таких  бесподобных  размеров, что становились похожими порой на круглые,
    светящиеся по ночам электрическими огнями горы, навевающие тоску по Земле.

    Достигнув  предельных  размеров, шары взрывались и рассыпались на тысячи
    нежных  слепых шариков, на которые тут же нападали мохнатые, на длинных,
    острых,  как  шипы,  ногах,  насекомые,  впивающиеся  в  нежное  волокно
    жертвы.  Уцелевшие  звездчатые  шары,  подрастая  и  прозрев, отпугивали
    паразитов  излучающими  ток  зрачками  и  катились,  катились  дальше по
    просторам планеты жить!

    Были  здесь  и  розовые,  похожие  на  сосиски, живые, безглазые огурцы,
    копошащиеся  в громадной парящей массе фиолетовой органики Сибура, вечно
    ползущей,  кочующей,  как  гигантские угри, жирея и утихомириваясь после
    дождя,  вздымаясь  безумно  от  зноя под самое небо во всю длину, словно
    желая поглотить собой светила и все живое, встающее на своем пути.

    В  такие  минуты  все  на  Сибуре затихало, прячась в воду или в песок и
    вслушиваясь в унылое пение или плач живой и страшной ткани планеты.

    Именно  в эти часы Бек заметил, что только одни гидроцефалы и полунии не
    прячутся и не беспокоятся, ведя свой обычный образ жизни.

    Значит,  эти существа разумны, отважны и горды, как настоящие гуманоиды,
    сделал  вывод  Бек  и приступил вплотную к изучению жизни гидроцефалов и
    полуний.

    "Надо  всегда  начинать  с  частностей,  -  говорил  Беку  его учитель и
    наставник  на  Земле.  -  Частность  -  кончик  ниточки,  ухватившись за
    которую,  ты распутаешь весь клубок интересующего тебя вопроса от начала
    до конца".

    Поймав  зорокамерой  безобразного старика-гидроцефала, Бек последовал за
    ним,  стараясь  не  отвлекаться  пока  на  другие  причуды Сибура, и был
    вознагражден за терпение.

    Неспешно  втыкая  свои  острые,  как копья, ноги в вязкую почву планеты,
    гидроцефал  приковылял  в  конце  концов к неоглядному скопищу полусфер,
    которые, по всей видимости, являли собой жилой квартал города гуманоидов.

    Полусфера  старика-гидроцефала  стояла  почти  на  окраине, и он быстро,
    по-хозяйски,  скрылся  в  ней,  дав  Беку  время  рассмотреть наружность
    постройки,  совершенно  гладкой,  без окон, с высоко вздымающимся в небо
    шпилем,  а  может  быть,  антенной  в  центре  купола  полусферы. Спешно
    вставив  в  зорокамеру  рентгенолинзы  с  фокусом  проникновения  внутрь
    объекта,   Бек   увидел   гидроцефала   в  тускло  освещенном  помещении
    полусферы,  а  вернее,  в  лоне  домашнего  уюта.  Свет  либо исходил от
    пористых  стен  полусфер,  либо  его  источал какой-нибудь незатейливый,
    ничем  не  выдающий себя предмет. Так и не найдя источник освещения, Бек
    увидел раздевающегося гидроцефала.

    Сняв  с  себя  какую-то  прозрачную  пленку,  хотя, может быть, это была
    вовсе  не одежда, гидроцефал отбросил ее в угол, дернул круглый предмет,
    свисающий  с  потолка,  и тотчас очутился в воздухе на широком и пухлом,
    типа  пуфа,  предмете,  напоминающем чем-то и гамак-качалку, и облако, и
    бог  весть  еще  что,  вместе  взятое.  Свернувшись поудобнее калачиком,
    гидроцефал  раскачался  и  так,  медленно  плавая в воздухе, пролежал, а
    может  быть,  проспал  ровно  столько, сколько потребовалось Беку на то,
    чтобы разглядеть скромную обстановку в доме гуманоида.

    Здесь  было  довольно просторно для одного существа; гидроцефал, по всей
    видимости,   временно   жил   один   в   любви   к  чистоте  и  порядку.
    Непритязательная   обстановка   дома  говорила  также  о  приверженности
    гуманоида   к  округлым,  обтекаемым  формам  предметов,  предназначение
    которых, увы, оставалось туманным.

    Укрепившись    в   мысли,   что   гидроцефалы   -   высокоорганизованные
    представители  разума,  Бек  еще  раз  дал  себе  зарок  осторожности  и
    спокойной  замаскированности  своего пребывания над Сибуром. Он напомнил
    помощнику  о  смене  общей  подцветки  светолета  в  связи  с меняющимся
    освещением в атмосфере и продолжил работу.

    Поплавав  в  своем  "гамаке",  гидроцефал  спрыгнул  на пол и, подойдя к
    прозрачному,  чем-то  похожему  на аквариум предмету, стал стричь своими
    двупалыми     пластинчатыми     конечностями     причудливую     розовую
    растительность, напоминающую не то цветы, не то водоросли.

    Только  теперь  Бек  различил,  что лицо гидроцефала помещалось в тесном
    промежутке,   на  стыке  между  водянистым  дряблым  пузырем  и  коревым
    туловищем.  Две  белые  маленькие  точечки  оказались глазами, а острый,
    напоминающий кривую саблю клюв - ртом.

    Раскрыв  клюв,  гидроцефал  попробовал  на  вкус  цветок, однако есть не
    стал, возвратив его назад на липкий стебель.

    Помедлив  с  минуту,  гидроцефал,  не  выпуская  из рук букета, вышел из
    полусферы  и  направился назад к морю, туда, где Бек увидел его впервые.
    Теперь  Бек  заметил  там  на  берегу  в  отдалении  одинокую  маленькую
    полусферу, куда спешил гидроцефал.

    В  отличие  от  городской  эта  полусфера  была распахнута почти со всех
    сторон,  как  шатер,  и  в ее тени отдыхала длиннотелая млечная полуния,
    самое  красивое,  пожалуй,  существо  на  планете,  с глазами стрекозы и
    шелковыми очертаниями богомола.

    Она  была примерно двухметровой длины, в крылатом подобии тканей и, не в
    пример гидроцефалу, нежна, гармонична и грациозна.

    -  Посмотри,  посмотри,  что-то  такое  земное и знакомое, знакомое, - с
    умилением прошептал Бек напарнику. - Что-то вроде любовного свидания, а?

    Похоже,  дряхлый  гидроцефал робко преподносил свои цветы сибурской фее.
    Операторы  замерли, приникнув к зорокамере и стараясь понять и осмыслить
    происходящее.

    -  Придурок,  может быть, полуния - воплощенное божество у гидроцефалов,
    -  грубо  нарушил  тишину  напарник  и  вдруг  захохотал.  -  Гляди, она
    пожирает  его  цветы,  как  корова, и... у нее мордочка, как у змейки, с
    мелкими острыми зубками. Ничего себе, любовь!

    -  А  что,  разве  нельзя  принести своей возлюбленной даме какие-нибудь
    лакомства?  Почему мы решили, что это именно цветы? - задумчиво произнес
    Бек.

    -  Любовь  между таким дряхлым корявым уродом и такой зефирной фифочкой?
    Нет,  дорогой,  это что хочешь, только не любовь, слишком уж они разные,
    - со смехом отрезал напарник и увеличил резкость в зорокамере.