о  услышанным  словам их представителя, должны были немедленно
    схватить  пришельцев-землян как своих заклятых врагов и учинить над ними
    расправу.

    Однако,  войдя  в  странный  сизый  город  с  зубчатыми  конусоподобными
    зданиями,  земляне испытали чувство одиночества и векового покоя вокруг.
    Город  словно  вымер;  редкие  огни,  которые светили издалека землянам,
    оказались  подобием  фонарей  из яркого светящегося гелиометалла с очень
    древней покосившейся конструкцией.

    В  домах,  как  и  на  улице,  царили  пустота и безмолвие. Толстая пыль
    покрывала  замысловатый  скарб  исчезнувших  жителей  планеты, и никаких
    признаков жизни на протяжении нескольких обследованных кварталов!

    Наконец  земляне  попали  в  бесконечно-огромное  и, судя по обстановке,
    общественное  здание,  нечто  вроде  лазарета, а может быть, гигантского
    склепа,  на  каменных  ложах которого лежали иссушенные останки существ,
    отдаленно  напоминающих своего живого красноглазого собрата, оставшегося
    в светолете.

    Пройдя  дальше  под  гулкими сводами гигантского вместилища сухих мумий,
    земляне  обнаружили,  что  их  тысячи. Сомнений не было - город вымер от
    повальной  эпидемии либо вследствие природных катаклизмов. Красноглазому
    было  за что ненавидеть землян, возможно, ставших виновниками глобальной
    катастрофы на Брандуквазароэ.

    Всем  стало  не  по  себе.  Глухая  ярость  к  оборотню  сменялась вдруг
    всепонимающим ужасом и желанием узнать истину.

    Однако  дальнейшие, более чем десятичасовые поиски на вездеходе и пешком
    не  прояснили ничего, если не считать найденного в пустыне единственного
    живого  маленького гранатового существа, не то ребенка, не то взрослого,
    истощенного  до  крайности.  Они  нашли  также  пустые  светолеты  своих
    сородичей.  Все  машины были в полной сохранности и готовности к старту.
    Любая  из  них, включая и устаревшие марки, стоила бешеные деньги. Кроме
    того,  они  воплощали  собой угрозу Земле, ибо двух светолетов из девяти
    не  было.  На  них-то  и  прилетели,  видимо,  мстители  на Землю, чтобы
    выполнить  страшную  миссию  по  спасению  своей  вымирающей  планеты от
    нашествий.

    Вероятно,   где-то   далеко-далеко  в  глубине  лесов  и  гор  еще  тлел
    сохраненный  огонь  жизни гуманоидов, переживших трагедию и преодолевших
    смертельную  черту.  Тем  опаснее  было оставаться здесь дальше, памятуя
    про  оборотня  и  некоторых приметах мощной когда-то и, возможно, еще не
    затухшей цивилизации.

    Отправив  все  светолеты  на  Землю под управлением автопилота и помня о
    внушенной   им   инопланетянином  смерти,  капитан,  на  всякий  случай,
    сопроводил  весь  этот печальный эскорт магнитограммой, рассказывающей о
    всех  происшедших  событиях  на  пути  к  Гемме,  а  также  всю  историю
    предыдущих экспедиций.

    Еще  раз  осмотрев  и сфотографировав на прощание пустые города, земляне
    ступили  на  борт  своего  светолета,  чтобы навсегда покинуть печальную
    звезду Брандуквазароэ или, как ее еще называли на Земле,- Гемма.

    Все  еще  не веря в гипнотическую силу оборотня, внушившего якобы смерть
    всему  оставшемуся  в живых экипажу, полные сил и здоровья астролетчики,
    плотно  позавтракав, включили автопилот и, бодрясь и подшучивая друг над
    другом, вышли в гиперпространство.

    -  Ну,  вот мы почти и дома! - воскликнул весело капитан и вдруг осекся,
    почувствовав  страшную  незнакомую боль в висках. Тоскливое предчувствие
    медленно  овладело  им.  Но ведь он погибнет вместе с нами как заложник,
    подумал  капитан, вспомнив про оборотня. Взглянув на приунывших и как-то
    сразу  потухших  членов  экипажа,  он понял, что с ними происходит то же
    самое.  Смертельная  бледность  покрывала  лица  каждого, губы обметало,
    глаза, тускло провалившись, ушли в себя.

    -  Омар,  нам нельзя умереть, оставив в живых оборотня, хотя он и герой,
    - спокойно произнес капитан, чувствуя, как жизнь уходит из его тела.

    -  Убей  палача.  Омар,  он  опасен  для землян, убей! - приказал он, не
    глядя на подчиненного.

    Молчание,   последовавшее  в  ответ,  разгневало  капитана.  Оглянувшись
    назад, он увидел, что Омар мертв.

    -  Рат,  убей  ты!  -  слабо  произнес капитан, не в силах повернуться в
    сторону Рата.

    Красноречивая   немота,  заполнившая  светолет,  давя  со  всех  сторон,
    обступила капитана.

    -  Силен,  -  прохрипел  капитан,  все  еще  не веря в возможность такой
    простой смерти. - Ганжа! - позвал он. - Роберт! Доктор!

    Никто не отзывался.

    Поняв,    что    это    конец,    капитан    потянулся    к   отсеку   с
    экспресс-устройством,  собираясь взорвать светолет, но тело, как ватное,
    не  слушалось  его.  Проклятый  оборотень  словно  насмехался  над  ним,
    парализуя  волю  на  расстоянии.  На  миг  капитану почудились кровавые,
    пылающие ненавистью глазницы, торжествующие победу.

    -  Что  ж...  выходит,  ты  победил,  - с мукой подумал капитан и вдруг,
    вспомнив  о  роботах,  тихо  засмеялся:  машине  не  внушишь смерть, она
    лишена психики и магнетической зависимости от гипноза.

    -  Рем!  Хирург!  Хопс!  Вы  меня  слышите, - прохрипел он в микрофон. -
    Внимание!  Приказываю  Рему взорвать корабль через минуту, Хирург и Хопс
    дублируют приказ!

    Через мгновение он увидел быстро поднимающихся к нему человеко-роботов.

    - Прощайте, капитан! - бесстрастно сказал Рем, открывая отсек.

    -  Осторожно!  -  вскричал  в  ответ капитан, увидев ввалившуюся в рубку
    барокамеру,    управляемую    неимоверными    усилиями   инопланетянина,
    запаянного внутри.

    -  Ты  проиграл  бравдуквазаэр...  - прошептал капитан. - А ведь... люди
    могли помочь ва...

    Он  не  договорил, услышав резкий щелчок взрывного устройства и короткий
    вскрик оборотня.

    Раздался взрыв.

    Сборник "Оборотень", Алма-Ата, "Гылым", 1991.



    Иванна Рут
    Дыхи

    Зыбун  был  побежден.  Сомов  уцепился  за  последний  крайний шкворень,
    выбросил находку наверх и, подтянувшись, поднялся сам.

    Впереди   дыбились   гигантские   кварцитовые   глыбы,   переходящие   в
    ослепительно  сверкающие  скалы.  Взобравшись на одну из глыб, с которой
    был  виден,  как  на ладони, просыпающийся Планктубер, Сомов вгляделся в
    розовое   пространство   планеты   по   направлению   к  зимней  стоянке
    экспедиции.  Светолета  не  было.  Этого  и  следовало  ожидать. Поискав
    Сомова   пару   дней  и  не  получив  от  него  ни  единого  сигнала  по
    транслятору,   экипаж  улетел  на  Землю,  сочтя  его  погибшим.  Спешка
    объяснялась  и  буйным  приближением  весны,  которая с момента открытия
    Планктубера  считалась  опасной  для  жизни  из-за  шестидесятиградусной
    жары, скопления газов и сильно разреженного воздуха.

    Сомов понял - он обречен.

    Однако  до  наступления  настоящей  жары  было  еще три недели. Приказ о
    преждевременном  возвращении  на  Землю  страховал  экипаж  после каждой
    зимовки.  Но  на Планктубер светолет должен был вернуться с наступлением
    первых  холодов  и в сердце Сомова теплилась надежда, что он продержится
    как-нибудь  пару  самых  зловещих месяцев. Правда, никто еще не пробовал
    оставаться  здесь  на  мертвый  сезон.  Что  ж, хотя это и немыслимо, он
    будет первым.

    Подойдя  к  зимовью, Сомов обнаружил почти весь аварийный запас баллонов
    с  водой  на  месте.  О  нем  подумали!  Слезы подступили к горлу. Резко
    рванув   дверь   единственного  на  всей  планете  сооружения,  которому
    предстояло  стать  его домом, Сомов утолил жажду и еще раз убедился, что
    о   нем   подумали  всерьез.  Терморегулятор,  две  холодильные  камеры,
    пожертвованные  со  светолета,  полугодовой  запас пищи и кислорода были
    оставлены  на  случай,  если  он вернется живым. Записок не было. Да и о
    чем  было  писать,  если  никто  не  надеялся,  что  он выживет здесь, в
    условиях   преисподней   с   резко   разреженным   воздухом   и  газовым
    дисбалансом. Ему просто хотели облегчить участь, вот и все.

    Сомов  уселся,  распрямил  ноющие  члены  и с наслаждением закрыл глаза,
    собираясь,  наконец-то,  отоспаться.  Всплыли  поочередно одна за другой
    картины его поискового похода.

    Единственный   биолог   среди  экипажа,  он  вот  уже  второй  сезон  на
    Планктубере  терпел  неудачу,  не  находя  никаких  признаков  жизни  на
    планете,  которая,  как  назло,  все  щедрей  и  щедрей  одаривала  всех
    остальных  планктубологов  ценными  видами пород, руд и минералов. Сомов
    завидовал.   Чего   только  стоили  восторги  слайдиста,  запечатлевшего
    волшебную  пустыню  синих сплошных скал, завихренных зыбунами ландшафтов
    и застывшие неведомыми чудовищами гигантские шкворни.

    Решив  рискнуть  напоследок  и  в  припадке  безумия  и азарта отстегнув
    страховку,   которая   заканчивалась  на  пятом  километре  удаления  от
    зимовья,  Сомов  не  помнил,  как  миновал  грейзены, кварцитовые глыбы,
    известняковый  каньон,  обошел  парящие  гидротермы  и  не заметил, как,
    устремившись   вперед  на  красноватый,  тускло  поблескивающий  корявый
    предмет, попал в зыбуны.

    Еще  не понимая, какая опасность грозит ему, Сомов вгляделся в предмет и
    радостно  рассмеялся.  Это  было  настоящее  растение!!! Сухое, крепкое,
    ноздреватое  и  бородавчатое,  как  безобразный кусок старого крокодила,
    оно  было безжизненным, но дюжина крепких, великолепных плодов, намертво
    прикрепленных  к  стеблю и похожих не то на гладкие гигантские орехи, не
    то  на  коробочки  с  семенами, делало его величественным, осмысленным и
    торжественным  среди  этой  зимней  пустыни.  Сомов вскричал от радости,
    вырвал  трясущимися  руками  растение с корнем и вдруг почувствовал, что
    проваливается.  Только  теперь  оглядевшись  и поняв, что попал в зыбун,
    Сомов,   не   раздумывая,   сбросил   с  себя  рюкзак,  где  и  остались
    коротковолновой   транслятор,   эта  единственная  палочка-  выручалочка
    астронавта,  баллончик  с  водой и кинокамера, и, используя растение как
    плавун, стал осторожно продвигаться вперед.

    Это спасло его.

    Однако  на  то,  чтобы выбраться из зыбуна и найти знакомую дорогу среди
    парящих  гидротерм без транслятора, потребовалось ровно столько времени,
    чтобы ребята списали его со счетов.

    Теперь,  сидя  в  зимовье  и заново переживая спасение и обреченность на
    одиночество,  а  также  новую  угрозу  смерти, Сомов без прежней радости
    взглянул  на  растение,  которое  при  более  счастливых обстоятельствах
    сделало  бы  его  героем  дня, а может быть, кто знает, стало бы главной
    сенсацией  на  Земле.  Подумать  только,  Планктубер  живой!  Не  только
    сверкающие  ультрамариновой кристаллической поверхностью скалы и розовое
    небо украшают его, но и растения!

    Вероятно,  их  где-то  целые  джунгли.  Они просыпаются по весне, и в то
    самое  время,  когда светолеты, загруженные рудой, покидают планету, они
    цветут  невиданными  цветами, а значит, где-то рядом вокруг них - жизнь!
    Возможно,  эта  жизнь коротка, от спада холодов до наступления пекла, но
    это - жизнь!

    Сомову   невыносимо   захотелось   выжить,  чтобы  узнать  тайну.  Жажда
    спасения,  приближения  весны,  пусть  опасной,  инопланетной, но весны,
    пробуждающей  все  живое,  томила  его.  Что,  если обложить свое жилище
    камнями,  толстыми,  непроницаемыми  слоями,  превратить его в надежный,
    спрятанный  от  жары  и  газов  бункер?!  Уничтожить каждую щель, каждую
    пору,  через  которые будет просачиваться воздух. Время на это еще есть.
    Запаса  кислорода  хватит  на  полгода,  а  там, глядишь, и спасительная
    зима, возвращение светолета. Это мысль.

    Отлежавшись,  Сомов  принялся  за  работу. Он таскал, катал и обкладывал
    кусками  породы  свой  дом  со  всех  сторон,  слой  за слоем при помощи
    вязкого  раствора, взятого из соседней гидротермы, медленно одевал его в
    непроницаемый панцирь, пока хватило сил, прохлады и материала в округе.

    Через  пару  дней стала наплывать весенняя жара с ядовитыми испарениями,
    еще терпимыми, но уже требующими надевать терморегулятор и гермошлем.

    Несмотря  на  дискомфорт, Сомов жадно наблюдал и записывал неведомые для
    планктубологов  превращения.  Почва парила, меняла окраску и влажность и
    через  пять  дней,  когда  шесть градусов тепла сменил тридцатиградусный
    сухой  зной,  перемежающийся  к вечеру теплыми обильными осадками в виде
    росы,   на   Планктубере  появилась  нежная  прозрачная,  как  лапша  из
    крахмала,  растительность.  Сначала  она росла из почвы, крепко цепляясь
    за   осколки  породы,  затем,  удлинившись  и  набравшись  сока  и  сил,
    оторвалась  и  стала  ползать  вокруг,  слепая,  как  черви, но вовсе не
    противная, а чистая на вид, как стекло.

    Вспомнив  о  своей  драгоценной  находке  и о ее шарах с семенами, Сомов
    исследовал  растение  и, с трудом оторвав плоды от стебля, решил извлечь
    и  посеять  их  семена  в  почву.  Однако,  разломив несколько коробочек
    подряд,  Сомов  не  обнаружил  внутри  них  ничего,  кроме щепотки сухих
    безжизненных  волокон.  Оставив  нетронутыми  остальные  три  коробочки,
    Сомов,  на  всякий  случай,  посадил  растение  в  почву и полил водой в
    наивной надежде, что оно оживет, как деревья Земли после зимней спячки.

    Утром  он  обнаружил,  что  стеклянистые  черви  во  множестве  облепили
    растение  и  вроде  как  бы  синтезировались с ним, ибо попытка отлепить
    агрессоров  кончилась  безрезультатно,  они  просто  вросли  в  стебель,
    соединились  в  стеклянную  ткань  и,  порозовев,  приняли  вид  единого
    молодого  организма  с  блестящими,  как  у  медузы, тканями, усыпанными
    рваными  слисзистыми  рытвинками и пупырышками вдоль стеблей. Коробочки,
    тоже  ожив  и  приняв  желтовато-розовый оттенок, кажется, увеличились в
    размерах  и  стали скользкими на ощупь. Через девять десятичасовых суток
    Планктубера,  нагревшись  в  сорокапятиградусной жаре, одна из коробочек
    лопнула  прямо  на  глазах  у Сомова и из нее вылез длинный, заостренный
    кверху  упругий  белый  хрящ,  туго  колышущийся  из  стороны в сторону.
    Чистые  его  ткани  были такими гладкими и свежими на вид, что уставшему
    от  концентратов  Сомову  непреодолимо  захотелось  вгрызться  в  него и
    похрустеть,  как  каким-нибудь  сладким  овощем или фруктом. Авитаминоз,
    опомнившись,  решил  Сомов,  вздохнул  и, полюбовавшись растением, пошел
    обедать.  Пообедав концентратами, он в красках описал новые удивительные
    сведения  о  растении  и,  в  размышлениях  над  тем,  какое бы дать ему
    название, уснул.

    Ему   приснился  маленький  брат  из  детства,  дачный  домик  на  земле
    родителей,  мансарда,  лес  вокруг,  тишина  и  утро.  Брат  дул в узкое
    горлышко   огромной   бутылки   и   мешал  ему  спать.  Низкие,  гулкие,
    протяжно-густые  звуки  тревожили  и  будили  Сомова,  он  отмахивался и
    ругался  во  сне,  а  брат все дул и дул над самым ухом в длинную пустую
    бутыль,  извлекая  темные,  немного  угрюмые  звуки,  то  отрывистые, то
    длинные, точно далекие песни самумов в пустынных песчаных карьерах.

    Неожиданно  проснувшись,  Сомов услышал, что звуки исходят наяву, рядом.
    Засветив  фонарь,  он увидел незнакомое существо, склонившееся над ним в
    полуметре.  Оно  чем-то отдаленно напоминало изучаемое Сомовым растение,
    но  было мутного неопределенного цвета с большой, вытянутой в длину, как
    плоды  мочалки,  головой.  Знакомый  длинный,  гибко  покачивающийся  из
    стороны  в  сторону хрящ на макушке свидетельствовал о том, что существо
    недавно  вылупилось  на свет из коробочки наблюдаемого Сомовым растения.
    Низ  головы  существа  сильно  сужался и, вытягиваясь, переходил в узкую
    гофрированную  трубочку,  откуда  и  исходили  странные, точно от ветра,
    задувающего в бутыль, низкие звуки:

    -  Х-х-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-х-х-а-а-  а-х-х-х-х-х-х-х-а-а-а-а-х,  - гулко
    дышало  и  нашептывало существо, как будто бесконечно чему-то удивляясь,
    а может быть, угрожая Сомову.

    Сомов  вскочил  и  увидел,  что  белый  хрящичек  на  макушке  существа,
    мгновенно   вытянувшись  в  метр  длиной,  заострился  и  напрягся,  как
    стальной прут.

    Существо  отскочило  в  сторону и спряталось за ящик. Было ясно, что оно
    боялось  Сомова  не  меньше,  чем Сомов боялся непрошенного гостя. Сомов
    вспомнил  утреннее  желание  полакомиться  хрящиком  инопланетянина, как
    капустной кочерыжкой, и смутился.

    -  Вот  так  брат! - вспомнив сон, сказал он вслух. - Это ж надо - сон в
    руку! Брат, значит... по разуму? Или как там тебя?...

    -   Х-х-х-х-х-х-х   -   а-а-а-а-а-а!   -   отозвалось   существо   своим
    бутылочно-тревожным не то дыханием, не то голосом.

    Оно  вышло  из укрытия, и Сомов увидел два прозрачных, поделенных тонкой
    сеточкой  пузырька  глаз, уставившихся на него. Существо жадно и цепко с
    минуту  разглядывало  его, затем, расправив из-за спины какое-то подобие
    лохмотьев  с  двумя  отростками  с  каждой  стороны  и  мягкими  нежными
    подушечками  на  этих  отростках,  ощупало  лежащие  рядом  гермошлем  и
    терморегулятор.  Убедившись,  что  предметы  не  живые, существо ощупало
    остальные  предметы  и,  потеряв  к ним интерес, переключило внимание на
    Сомова.  Оно  снова спело заунывную свою темную песню. Помолчав, знаками
    дало понять Сомову, что хочет слушать его голос.

    Сомов  подумал и, на всякий случаи, сообщил, что он землянин, существо с
    третьей  планеты  Солнечной системы, что Планктубер - большая, красивая,
    почти  не  изученная планета и что он рад, наконец-то, обнаружить на ней
    жизнь  с зачатками разума. Хрящик существа снова напрягся и, вытянувшись
    во  всю  длину,  замер,  словно ловя и фиксируя звуки. Затем существо, в
    свою очередь, сказало что-то свое и, просочившись сквозь стену, исчезло.

    Сомов  надел  гермошлем и терморегулятор и, выйдя из бункера, обнаружил,
    что  уже  снова  утро.  Он никак не мог привыкнуть к быстрой смене дня и
    ночи  на  Планктубере  и  порой,  забывая  разницу между сутками Земли и
    сутками   Планктубера,  мысленно  радовался  быстрому  течению  времени,
    приближающего  его к зиме. Жара установилась под пятьдесят. Новый хрящик
    торчал  из второй коробочки растения. Этот был посерее, поменьше и не до
    такой  степени  аппетитный, чтобы захотелось его съесть. Ночное знакомое
    существо стояло рядом с ним и терпеливо ждало появления собрата на свет.

    -  А!..  Приветствую  вас!  -  сказал  Сомов  и  не удостоенный ответом,
    подойдя  ближе,  услышал бутылочное дыхание нового вылупляющегося жителя
    Планктубера.

    -  Еще  один  дых,  -  неожиданно  дав  имя  существу,  прошептал  Сомов
    торжественно  и понял, что звуки эти сильно отличаются от голоса ночного
    гостя.   Они  были  резкими,  прерывистыми  и,  как  показалось  Сомову,
    страдальческими.  "Муки рождения", - решил Сомов и неохотно отправился в
    бункер,  прочь  от  сдавливающего  обручем  сквозь  комбинезон  горячего
    воздуха и боли.

    Позавтракав и сделав запись в дневнике, Сомов стал ожидать дыхов.

    Это  оказалось  бесполезным  занятием,  ибо ни через час, ни через сутки
    дыхи  не  появились.  "Вероятно,  рождение второго и третьего дыхов было
    сопряжено  с особыми трудностя