тал, что на планете уже
двести тысяч заключенных, и еще добавил, что через год  их  будет  два
миллиона. Надеюсь, что он до этого не доживет.
    - Я отсюда свалю, - сказал Лиминг.
    - Как?
    - Пока не знаю. Но все равно свалю. Не гнить же здесь заживо. - Он
с надеждой ожидал чего-то от собеседника  -  например,  что  и  другие
чувствуют то же самое, или, может быть, едва  уловимого  упоминания  о
грядущих переменах, намека, что и он сможет принять в них участие.
    Поднимаясь, ригелианин пробормотал:
    - Что ж, желаю удачи. Тебе понадобится много сил.
    Так ничего и не открыв, он засеменил прочь.
    Раздался свисток, охранники заорали:
    - Меро, фаплапы! Амаш!
    На этом все закончилось.
    Следующие  четыре  недели  Лиминг  часто  беседовал   с   тем   же
ригелианином и с двумя десятками  других,  получая  от  них  кое-какие
отрывочные сведения. Но все они становились странно уклончивы,  стоило
ему  поднять  вопрос  об  освобождении.  Они  были  дружелюбны,   даже
сердечны, но неизменно держали рот на замке.
    Однажды, беседуя с одним из них, Лиминг спросил:
    - Почему  нужно  обязательно  разговаривать  со  мной  украдкой  и
шепотом? Ведь охранникам, похоже, до лампочки, когда вы болтаете между
собой.
    - Тебе еще  не  устраивали  перекрестного  допроса.  Но  если  они
заметят, что мы слишком много с тобой  разговариваем,  то  постараются
вытянуть из тебя все, что мы сказали, и будут особенно интересоваться,
не хочет ли кто-нибудь устроить побег.
    Лиминг сразу же ухватился за милое ему слово.
    - Да ведь побег - как раз то, ради чего стоит  жить.  Если  кто-то
хочет попытаться, я, быть может, смогу помочь. Я опытный  космолетчик,
а это что-то да значит!
    Но собеседник сразу же охладил его пыл.
    - Ничего не выйдет.
    - Но почему?
    - Мы в этой каталажке уже давно и усвоили  многое  из  того,  чему
тебе еще только предстоит научиться.
    - Например?
    - Мы заплатили тяжелую цену за то, чтобы узнать -  попытка  побега
проваливается,  когда  о  ней  знают  слишком   многие.   Какая-нибудь
подсадная утка обязательно выдаст. Или найдется самовлюбленный болван,
который все испортит, начав в неподходящий момент.
    - Но ведь я-то не подсадная утка и не болван? Я не  такой  кретин,
чтобы самому отрезать себе путь к свободе.
    - Так-то оно так, - согласился ригелианин. - Да только  заключение
диктует свои, особые условия. Вот одно  твердое  правило,  которое  мы
здесь ввели: план побега - исключительная собственность тех,  кто  его
задумал, и только они могут осуществить попытку, используя свой метод.
Больше никому об этом не сообщают. И никто ничего не  знает,  пока  не
начнется заваруха. Секретность  -  это  тот  защитный  экран,  который
потенциальные беглецы должны поддерживать изо всех сил. И  они  ни  на
миг не позволят ни единой душе заглянуть в него, даже землянину,  даже
опытному космолетчику.
    - Значит, я сам по себе?
    Боюсь, что так. Ты в любом случае сам по себе.  Мы  спим  в  общих
бараках, по пятьдесят человек в каждом. А ты один в своей  камере.  Ты
ничем не сможешь нам помочь.
    Что ж, тогда я распрекрасно помогу  себе  сам!  -  сердито  бросил
Лиминг.
    На этот раз первым ушел он.
    Он томился в неволе уже тринадцать недель, когда учитель преподнес
ему неожиданный сюрприз, можно сказать,  фейерверк.  Заканчивая  урок,
который отличался от других разве что особой тупостью Лиминга, учитель
нахмурился и слегка подался вперед.
    - Вам, вероятно,  нравится  рядиться  в  одежды  идиота.  Что  же,
по-вашему, я тоже идиот? Как бы не так! Меня не проведешь - вы усвоили
гораздо  больше,  чем  прикидываетесь.  Через  семь  дней   я   доложу
коменданту, что вы готовы к экзамену.
    - Повторите, пожалуйста, -  попросил  Лиминг,  изобразив  на  лице
растерянность.
    - Через семь дней вас будет допрашивать комендант.
    - Меня уже допрашивал майор Клавиз.
    - Это было на словах. А теперь Клавиз мертв и у  нас  нет  никаких
записей ваших показаний.
    Дверь за  ним  захлопнулась.  Принесли  кашу  и  желтушный  шматок
какой-то жесткой дряни. Похоже, местный провиантский отдел  прямо-таки
одержим идеей доказать, что крысиные ляжки -  вполне  съедобная  пища.
Подошло время прогулки.
    - Мне сказали, что через неделю меня пропустят через мясорубку.
    Не бойся, - успокоил его ригелианин. - Им ведь прикончить  тебя  -
раз плюнуть. Их удерживает только одно.
    - Что же именно?
    - У союзников пленных тоже хватает.
    - Да, но ведь чего не знаешь, того не жалеешь.
    - Всем зангам придется крепко пожалеть,  если  перед  победителями
откроется перспектива - обменять  живехоньких  пленников  на  сгнившие
трупы.
    Вот тут ты прав, - согласился Лиминг. - Для такого случая было  бы
неплохо заиметь девять футов веревки и услужливо помахивать  ею  перед
носом у коменданта.
    - Было бы неплохо заиметь большую бутылку витков и пышную самочку,
и чтобы она гладила меня по голове, - вздохнул ригелианин.
    - После двух лет полуголодного существования тебя еще не оставляют
такие мысли? Хотел бы я увидеть тебя в лучшей форме.
    Это  так,  мечты,  -  ответил  ригелианин.   Люблю   помечтать   о
несбыточном...
    Снова раздался свисток. Миновали часы напряженных дневных занятий.
Снова  миска  эрзац-каши.   Потом   темнота   и   горстка   звездочек,
заглядывающих в зарешеченное оконце под самым потолком. Кажется, время
остановилось - как будто и его обнесли высокой стеной.
    Лиминг неподвижно лежал на скамье, а в голове роились  бесконечные
мысли. Ведь не может быть такого места, из которого нельзя  выбраться.
Немного силы и смекалки, времени и  терпения  -  и  выход  обязательно
найдется. Те бедолаги,  которых  застрелили  при  попытке  к  бегству,
выбрали не то время и не то место, либо то время, да не то место, либо
то место, но не  то  время.  Или  пренебрегли  силой,  положившись  на
смекалку  -  обычная  ошибочка   перестраховщиков.   Или   пренебрегли
смекалкой, положившись на мускулы - ошибка беспечных.
    Закрыв глаза, Лиминг тщательно взвесил ситуацию.  Он  в  камере  с
каменными стенами, твердыми как гранит, и толщина их - никак не меньше
четырех футов. Единственные отверстия - узкий  проем,  закрытый  пятью
толстыми  стальными  прутьями,  да  бронированная  дверь,  у   которой
постоянно несут караул охранники.
    Что до него самого, то у него нет ни ножовки, ни отмычки,  никаких
инструментов - ничего, кроме затрапезной одежонки, в  которой  он  тут
загорает. Если разобрать скамейку на части, да еще умудриться  сделать
это неслышно,  он  станет  обладателем  нескольких  деревяшек,  дюжины
шестидюймовых гвоздей и пары стальных болтов. Ничего из этого хлама не
сгодится на то, чтобы открыть дверь или перепилить оконную решетку.  А
больше под рукой ничего нет.
    Снаружи тянется ярко освещенная полоса  шириной  пятьдесят  ярдов,
которую нужно пересечь, чтобы обрести путь к свободе. Потом -  гладкая
стена в сорок футов высотой, где даже не за что уцепиться.  Наверху  -
скат, слишком крутой, чтобы удержаться на  ногах,  пока  перебираешься
через сигнальную проволоку. А коснись ее или попробуй перерезать - тут
же завоет сирена.
    Эта  высоченная  стена  окружает   всю   тюрьму.   В   плане   она
восьмиугольная и на каждом углу -  по  сторожевой  вышке  с  часовыми,
прожекторами и пулеметами. Чтобы выбраться, нужно, не задев проволоку,
перелезть через стену, залитую светом прожекторов, под самым  носом  у
часовых, а у них ведь руки так и чешутся тебя ухлопать. Но и  это  еще
не все. За  стеной  -  ярко  освещенная  полоса  земли,  которую  тоже
придется преодолеть. Даже если какой-нибудь смельчак перемахнет  через
стену, его тут же изрешетят, как  только  он  попытается  метнуться  в
спасительную темноту.
    Да, во всем чувствуется рука  профессионала,  который  знает,  как
держать  птичек  в  клетке.  Убежать  через  эту   стену   практически
невозможно. Разве что кто-то выберется из  своей  камеры  или  барака,
имея при себе веревку да еще бесстрашного сообщника, который прорвется
в щитовую и в нужную минуту  вырубит  электричество.  Вот  тогда  дело
может выгореть. А потом - вверх по стене, через отключенную сигнальную
проволоку и вперед, в темноту!
    Но в его одиночке нет ни веревки, ни кошек и  ничего  такого,  что
можно  было  бы  приспособить  взамен.  Нет  отчаянного  и   надежного
сообщника. Да и будь у него все это, он все равно счел бы такой проект
чистейшим самоубийством.
    Каждый раз, отыскав даже самую ничтожную зацепку и  взвешивая  тот
минимум  условий,  который  потребуется  для  ее   осуществления,   он
проигрывал всю ситуацию не менее сотни раз. К  середине  ночи  он  так
натрудил мозги, что в  голову  стало  лезть  все  подряд,  даже  вовсе
безумные идеи.
    Скажем,  можно  оторвать  от  куртки  пластмассовую   пуговицу   и
проглотить ее в  надежде,  что  его  переведут  в  больницу.  Конечно,
больница тоже расположена за оградой, но  может  быть,  из  нее  легче
удрать. Потом он еще раз подумал и решил, что  засорение  кишечника  -
вовсе не гарантия, что его куда-то переведут. Они могут  всего-навсего
влить  в  него  сильнодействующее  слабительное  и  тем  самым  только
усугубить и без того неприятное положение.
    На  рассвете  он  пришел  к  окончательному  выводу.  Команда   из
тридцати, сорока или пятидесяти ригелиан, вкалывая в поте лица,  может
подвести подкоп под стену  и  обе  освещенные  полосы  земли  и  таким
способом  вырваться  на  волю.  Он  же  может  взять  только  одним  -
хитростью. Ничего другого ему не остается.
    Лиминг испустил громкий стон и пожаловался самому себе:
    - Что ж, дружище, придется пошевеливать мозгами за двоих...
    Эта случайно вырвавшаяся фраза засела у  него  в  голове  и  стала
бродить, как дрожжи. Через некоторое время он сел, обалдело  уставился
на  крошечный  клочок  неба  и  сказал,  едва  сдерживаясь,  чтобы  не
закричать:
    - Ну, конечно же, вот оно - за двоих!

    Эта идея крепко засела в голове Лиминга, и ко времени  прогулки  у
него начал вырисовываться план,  Перво-наперво  требовалось  соорудить
какое-нибудь хитрое приспособление. Распятие или хрустальный шар  дают
обладателю слишком  важные  психологические  преимущества,  чтобы  ими
пренебречь.
    Вещица может иметь любую форму, размер и кон-. струкцию - главное,
чтобы она была явной и бесспорной новинкой. К тому же  эффект  от  нее
будет сильнее, если изготовить ее не из тех материалов, которые  можно
отыскать в камере - частей одежды или скамьи.
    В самом деле, лучше, чтобы она состояла из  чегонибудь  другого  и
несла на себе несомненную печать загадочной, неизвестной технологии.
    Навряд ли ригелиане сумеют ему помочь. Они по двенадцать  часов  в
сутки ишачат  в  тюремных  мастерских  -  участь,  которая,  возможно,
суждена и ему, после того, жак он  пройдет  допрос  и  обнаружит  свои
способности. Ригелиане производили форменные куртки и штаны,  ремни  и
сапоги, кое-какие осветительные и электрические  приборы.  Им  претило
работать на армию, но перед ними стоял простой  выбор:  вкалывать  или
голодать.
    Судя по их рассказам, у них не было ни малейшей возможности тайком
вынести из  мастерских  что-либо  действительно  ценное,  вроде  ножа,
стамески, молотка  или  полотна  ножовки.  В  конце  смены.  пленников
выстраивали, и никому  не  позволялось  выходить  из  строя,  пока  не
проверят каждый станок, не пересчитают и не запрут все инструменты.
    За первые пятнадцать минут дневной прогулки Лиминг  прочесал  весь
двор в поисках предмета, который мог бы хоть как-то пригодиться.
    Он бродил взад-вперед, вперив глаза в землю, как несчастный малыш,
потерявший монетку. Ему  удалось  найти  всего-навсего  две  деревяшки
четыре на четыре дюйма и в дюйм толщиной: он сунул  их  в  карман,  не
имея ни малейшего понятия, что с ними делать.
    Закончив поиски, Лиминг примостился у стены и перекинулся словом с
парой ригелиан. Он не мог сосредоточиться на беседе, и  при  появлении
насторожившегося охранника  собеседники  ретировались.  Потом  ж  нему
подобрался еще один ригелианин.
    - Что, землянин, все еще надеешься выбраться отсюда?
    - Естественно.
    Собеседник  фыркнул  и  почесал  за  ухом  -  жест,  который   его
соплеменники использовали как выражение вежливого сомнения.
    - Думаю, что наши шансы куда выше.
    Лиминг пронзил его взглядом.
    - Почему это?
    - Нас много и мы вместе, - уклончиво ответил ригелианин, как будто
опасаясь cболтнуть лишнее - Что можно сделать в одиночку?
    Обдурить их и смыться при первой же-возможности, - сказал Лиминг.
    Тут он заметил на пальце, лочесывающем ухо, кольцо  и  зачарованно
уставился на него. Он  и  раньше  видел  эти  незатейливые  украшения.
Многие ригелиане носили такие же. И кое-кто из охранников тоже. Кольцо
представляло собой изящную штучку, состоящую  из  четырех-пяти  витков
тонкой проволоки, концы которой были изогнуты и запаяны таким образом,
что образовывали инициалы владельца
    - Где ты откопал такое сокровище?
    - Что я откопал?
    - Кольцо.
    - А ты про это. -  Опустив  руку,  ригелианин  с  довольным  видом
полюбовался кольцом, - Мы сами их делаем  в  мастерских.  Помогает  от
скуки.
    - Ты хочешь сказать, что охрана вам не запрещает?
    - Они не вмешиваются. Ведь от этого нет никакого вреда.  А  нотом,
мы сделали несколько штук для охранников. И  еще  мы  делаем  для  них
автоматические зажигалки. Могли бы наделать и для себя,  если  бы  они
нам были нужны. - Он помолчал с  задумчивым  видом  и  добавил:  -  Мы
полагаем, что охранники торгуют кольцами и  зажигалками  за  пределами
тюрьмы. Во всяком случае, у нас есть такая надежда.
    - А зачем это вам?
    - Может бить, они наладят-постоянную и выгодную торговлю. И тогда,
после того, как они все это надежно  устроят,  мы  урежем  поставки  и
потребуем  комиссионных   в   виде   лишнего   пайка   или   кое-каких
неофициальных поблажек.
    - Отличная мысль, - одобрил Лиминг. -  Всем  вам  не  помешало  бы
обзавестись приличным  бизнесменом,  способным  проталкивать  товар  в
большие города. Как насчет того, чтобы взять меня в долю?
    Слабо улыбнувшись, ригелианин ответил:
    - Самоделки никого не волнуют. Но стоит охранникам  заметить,  что
пропала одна маленькая отвертка, пиши пропало. Всех разденут догола, и
провинившемуся не поздоровится.
    -  Не  станут  же  они  поднимать  шум  из-за  пропавшего  моточка
проволоки, ведь так?
    - Скорее всего, нет. Ее там полно,  материалы  они  не  проверяют.
Только что можно сделать из мотка проволоки?
    Одному богу известно, - согласился Лиминг.  -  И  все  же  он  мне
нужен.
    - Замок проволокой не откроешь, возись хоть сто лет, - предупредил
собеседник. - Слишком уж она тонкая и мягкая.
    - Мне всего-то и нужно на  набор  зулусских  браслетов.  Зулусские
браслеты - моя слабость.
    - А что это такое?
    - Какая разница? Ты только достань мне такой проволоки, вот и все.
    В ближайшем будущем ты сможешь стащить ее сам. После  допроса  они
пошлют тебя работать в мастерские.
    - Она нужна мне раньше. И как  можно  скорее.  Чем  больше  и  чем
скорее, тем лучше.
    Ригелианин помолчал, обдумывая просьбу, и наконец сказал:
    - Если ты что-то задумал, держи свой план при себе. Не выдавай его
никому даже намеком. Начнешь открывать рот - тебя тут же накроют.
    - Спасибо за добрый совет, дружище, - ответил Лиминг.  -  Так  как
насчет проволоки?
    Увидимся завтра, в это же время.
    С этими словами ригелианин отошел от него и затерялся в толпе.
    В назначенный час ригелианин был на месте и передал ему добычу.
    - Тебе этого никто не давал, ясно? Ты  сам  нашел  во  дворе.  Или
обнаружил у себя в камере. Или сотворил из чистого воздуха. Но  ни  от
кого не получал.
    -  Не  волнуйся.  Тебе  это  ничем  не  грозит.  И  еще  -  тысяча
благодарностей.
    Проволока была медная, луженая, свернутая в тугой  моточек.  Ночью
он размотал его у себя в камере; оказалось, что длина  проволоки  чуть
больше его роста - около семи футов.
    Лиминг сложил ее пополам и стал сгибать я разгибать, пока  она  не
переломилась. Одну половину он спрятал под крышкой  скамьи.  Следующую
пару часов он потратил на то, чтобы вытащить из скамьи гвоздь.  Гвоздь
вылезал с  трудом  и  здорово  поцарапал  ему  пальцы,  но  Лиминг  не
отступал, пока не добился своего.
    Отыскав одну из деревяшек, он определил ее центр и каблуком вогнал
в него конец гвоздя. По  коридору  протопали  шаги.  Он  засунул  свою
поделку под скамью, подальше от посторонних глаз и успел  улечься  как
раз перед тем,  как  открылся  глазок.  Блеснул  луч  света,  заглянул
холодный  змеиный  зрачок,  раздалось  ворчание.  Свет  исчез,  глазок
закрылся.
    Возобновив работу, Лиминг стал крутить гвоздь туда-сюда, время  от
времени ударяя по нему каблуком. Занятие оказалось нудным, но теперь у
него, во всяком случае, появилось дело. Так он трудился, пока  наконец
не просверлил деревяшку на две трети толщины. Тогда он  взял  половину
проволоки и разломал ее на две неравные части. Из короткого  куска  он
соорудил аккуратную петлю с  двумя  концами  длиной  три-четыре  дюйма
каждый. Он постарался,  чтобы  петля  как  можно  больше  походила  на
правильную окружность Потом длинным куском туго обмотал петлю, так что
получилась плотная спираль с концами такой же длины, как и у петли.
    Прислонив скамью к стене, он подобрался к окну. Рассматривая  свое
творение в отблеске уличных прожекторов, Лиминг внес несколько  мелких
исправлений в остался доволен. Он поставил скамью на место и с помощью
гвоздя сделал на  ее  конце  две  маденькие  засечки,  отметив  точный
диаметр петли.  Наконец  он  подсчитал  число  витков  в  спирали.  Их
оказалось двадцать семь.
    Важно  было  запомнить  все   детали   -   ведь   ему   предстояло
воспроизвести по возможности точно такую же штуковину. Именно сходство
поможет заморочить противнику  голову.  Если  заговорщик  создает  два
загадочных предмета, одинаковых по цели и назначению, трудно не прийти
к мысди: он знает, что делает, и замышляет нечто страшное.
    В завершение своих приготовлений Лиминг аккуратно  вставил  гвоздь
на прежнее место.  Он  ему  еще  понадобится  как  ценный  инструмент.
Тюремщики никогда не  смогут  его  найти  и  отнять,  потому  что  для
постороннего наблюдателя  скамья  выглядит  нетронутой  и  не  внушает
подозрений.
    Он  осторожно  всунул  все  четыре  конца  свернутой   спирали   в
просверленную  дырку,  так  что  из  квадратной  деревяшки  получилась
подставка. Вот и нужная вещица, непонятная штуковина, путь к спасению.
Теперь он - первый изобретатель  и  единственный  владелец  надувателя
Лиминга оригинальной конструкций.
    Некоторые  химические  реакции  происходят  только   при   наличии
катализатора, вроде церемонии бракосочетания, которая обретает силу  в
присутствии  официального  лица.  Некоторые  уравнения  можно  решить,
только включив в них известную величину, которая обозначается буквой Х
Если у вас чего-то недостает, чтобы получить желаемый результат, нужно
добавить необходимый компонент. Если вам нужна отсутствующая помощь со
стороны, нужно ее изобрести.
    "В тех случаях, когда человек не мог совладать с  природой  голыми
руками  -  думал  Лиминг,  -  вышеупомянутая  природа   покорялась   и
повиновалась Человеку плюс Х. Так повелось испокон веков: Человек плюс
орудие или оружие".
    Но вовсе не обязательно,  чтобы  Х  был  чем-то  материальным  или
конкретным, смертоносным или даже видимым. Он может быть неосязаемым и
недоказуемым, вроде  угрозы  геенны  огненной  или  обещания  райского
блаженства. Он может быть  мечтой,  иллюзией,  наглой,  беззастенчивой
ложью - словом, чем угодно.
    И безошибочно испытать его  можно  одним-единственным  способом  -
сра