сь  к  небольшому
конвою, который  возвращался  назад  со  звездного  фронта.  Он  долго
двигался за  вражескими  судами,  пока  не  понял,  каким  курсом  они
следуют. Однако он не мог терять дни и недели, плетясь у них в хвосте;
поэтому, обогнав караван, Лиминг помчался вперед и наконец приблизился
к обитаемой планете - пункту назначения конвоя.
    Изучить этот мир оказалось несложно. Он дважды облетел планету  по
экватору на небольшой высоте, позволявшей вести визуальное наблюдение.
Для  того  чтобы  составить  полное  представление  о  ее  статусе   в
Сообществе, уровне развития и промышленном потенциале, не  нужно  было
исследовать всю ее поверхность. То, что он увидел на  протяжении  двух
витков, вполне удовлетворило бы разведывательную службу союзников.  Он
обнаружил три космопорта,  два  из  которых  пустовали,  а  в  третьем
находились восемь торговых  судов  неизвестной  принадлежности  и  три
боевых корабля Сообщества. Ряд признаков указывал на то, что этот  мир
густо населен, вполне цивилизован и к тому  же  обладает  значительной
военной  мощью.  Его  можно  было  уверенно  отнести   к   сторонникам
Сообщества.
    Вернувшись в открытый космос,  Лиминг  настроился  на  специальную
волну Х и по дальней связи передал всю собранную информацию  вместе  с
даннымя о  приблизительных  размерах  планеты,  ее  массе  и  звездных
координатах.
    - Я снизился и облетел вокруг этой свалки, - сообщил он и, прикрыв
микрофон ладонью, скорчился от хохота.  На  память  ему  пришла  точно
такая же ситуация, послужившая поводом к небольшому конфликту во время
его первого экзамена. Тогда, отвечая на  вопрос  о  способах  изучения
вражеских миров,  он  написал:  "Я  должен  осторожно  приблизиться  к
незнакомой планете и затем очень быстро облететь ее". Листок  вернулся
обратно с пометкой: "Почему?" Он ответил: "Болтаться там слишком долго
было бы вредно для моего здоровья". Это стоило  ему  десяти  баллов  и
бесстрастного комментария: "Неправильно и неостроумно". Но экзамен он,
тем не менее, сдал.
    Ответа на сообщение не последовало, впрочем, Лиминг и не ждал его.
Он мог без особого риска посылать  информацию,  но  обратные  сигналы,
направленные  с  территории  союзников  в  тыл  противнива,  наверняка
возбудили  бы  подозрения.   Радиосвязь   была   узконаправленной,   и
латианская разведка только и ждала  случая  перехватить  и  попытаться
расшифровать любое сообщение с передовой  союзников.  Однако  вряд  ли
посты перехвата обратят  внимание  на  сигналы,  посланные  с  дальней
окраины гигантского сектора пространства, контролируемого Сообществом.
    Следующие двенадцать населенных планет он обнаружил точно так  же,
как и первую: определяя направление межзвездных трасс, Лиминг следовал
по ним до конечных пунктов. Каждый  раз  он  передавал  информацию,  и
каждый раз ответом ему было гробовое молчаниа
    Внезапно он обнаружил, что тоскует по звуку человеческого  голоса;
он летел уже достаточно долго для того, чтобы люди  перестали  внушать
ему отвращение. Много дней он был  заточен  в  громыхающей  консервной
банке своего корабля. Дни превращались в недели, недели - в месяцы,  и
мало-помалу его стало одолевать одиночество. В  самом  деле,  куда  ни
посмотри - звезды без конца и края, планетам нет  числа,  и  ни  одной
живой души вокруг! Теперь он был бы счастлив  услышать  даже  занудный
голос  Крутта,  отчитывающий  его   за   действительные   или   мнимые
провинности, а сладостные  воспоминания  о  перепалках  с  начальством
приводили его в восторг.
    Тяжелее всего давались дни,  когда  корабль  летел  по  инерции  с
выключенными  двигателями:  тишина,  бесконечная,  безбрежная,   почти
лишала его рассудка. Он пытался нарушить безмолвие и начинал  петь  во
весь голос или спорить сам  с  собой  вслух.  Но  это  приносило  мало
радости; его вокальные таланты были ниже всякой критики, а спор он  не
мог ни выиграть, ни проиграть.
    Ночами его мучили  кошмары.  Иногда  ему  снилось,  что  автопилот
сломался и корабль во весь опор мчится прямо на раскаленное солнце. Он
пробуждался в холодном ноту и перед тем, как вновь погрузиться в  сон,
быстро, но тщательно проверял все приборы. Случалось,  что  его  будил
грохот включавшихся двигателей; он вяло лежал  в  трясущейся  койке  и
прислушивался к их протяжному реву.
    Несколько раз в сонных видениях он бежал  кудато  по  громыхающим,
вибрирующим темным коридорам, ощущая  за  спиной  стремительный  топот
ног, но имелись ли у его преследователей ноги? Он с воплем  просыпался
- за секунду до того, как его должны были схватить... схватить чем-то,
похожим на руки, но он  знал,  что  эти  ужасные  конечности  не  были
руками.
    Возможно, тяготы и лишения дальнего полета переносились бы  легче,
используй  он   бортовую   аптечку,   битком   набитую   удивительными
лекарствами;   предназначенными   для   излечения   любого   мыслимого
заболевания души и тела. Только кто знает, помогут они или  нет.  Если
нет, то все эти средства не стоят выеденного яйца. А  если  да...  тут
возникала  другая  проблема.  Лиминг  не  без  причины  опасался,  что
снадобья военных медиков способны вызвать у него эйфорию.
    Однажды, перед тем, как  лечь  спать,  он  все  же  проглотил  так
называемую   "нормализующую"   таблетку;   судя   по   описанию,   она
гарантировала избавление от кошмаров и счастливые, увлекательные  сны.
В результате он  провел  десять  безумных  часов  в  гареме  турецкого
султана. Сны были до того увлекательными, что  проснулся  он  выжатым,
как лимон, и больше никогда эти пилюли не принимал.
    Он выслеживал очередной  торговый  караван  в  надежде  обнаружить
тринадцатую планету, когда тишину нарушил живой голос. Лиминг двигался
далеко позади и выше группы судов, экипажи которых,  чувствуя  себя  в
глубоком  тылу  совершенно  спокойно,  видимо,  не  обращали  никакого
внимания на радары и не догадывались  о  присутствии  чужого  корабля.
Лениво покручивая ручку настройки  приемника,  он  случайно  обнаружил
частоту, на которой велись переговоры между транспортами.
    У неведомых существ были громкие, гортанные голоса, а речь  их  на
слух   удивительно   напоминала   земную.   Лиминг   воспринимал   эти
таинственные  звуки  как  диалог,  который  трансформировался  в   его
сознании в знакомые слова.
    Первый голос:
    - Майор Сморкун поставил пудинг в печь.
    Второй голос:
    - Когда Сморкун поставил пару свеч?
    Первый голос:
    - Вчера поставил пудинг, как всегда.
    Второй голос:
    - Клянусь, приятель, это ерунда.
    Первый голос:
    - И пусть его умнет зеленый кот. -
    Второй голос:
    - К чему майору жечь голодный скот?

    Следующие -  десять  минут  собеседнки  вели  язвительный  спор  о
зеленых котах и голодных  скотах,  не  забывая  упоминать  несчастного
Сморкуна, его пудинг, гуси и  свечи.  Лиминг  вспотел  от  напряжения,
пытаясь проследить аргументы и контраргументы обеих сторон. Наконец  в
голове у него что-то щелкнуло и, настроив свой  передатчик  на  нужную
волну, он заорал:
    - Кретины! Не пора ли вам разобраться с этими котами и скотами?
    Наступила  мертвая  тишина,  затем   первый   голос   нерешительно
проскрипел:
    - Гнорф, пару свеч и пудинг в печь?
    Ни в коем случае!  -  крикнул  Лиминг,  не  давая  бедному  Гнорфу
возможности похвастать своими талантами по части  запекания  свечей  в
пудинги.  Последовала  новая  пауза,  после  которой  Гнорф   обиженно
предложил, не адресуясь ни к кому конкретно:
    - Вмазать пудинг тебе в рот?
    - Слопай свечку, идиот! - рявкнул Лиминг. Он веселился напропалую.
    Первый собеседник прокомментировал:
    - Слишком толстая.
    - Могу себе представить, - согласился Лиминг.
    - Шпиц  шприц?  -  внезапно  вопросил  Гнорф  с  интонацией,  явно
означавшей: "Кто там?"
    -  Майор  Сморкун,  -   отрекомендовался   Лиминг.   По   каким-то
таинственным причинам, эта информация вызвала продолжительные  дебаты.
Собеседники  подробно  обсудили  прошлое   бедняги   Сморкуна,   затем
коснулись  его  будущих  перспектив,  но  постепенно  разговор   опять
вернулся и зеленым котам и голодным скотам.
    В  определенные  моменты  спор  горячо  разгорался  вокруг   таких
насущных проблем, как намерение Смориуна запечь в пудинге дюжину свеч.
В конце концов они  достигли  в  этом  вопросе  взаимного  согласия  и
перешли к анализу способов бить баклуши.  Первый  утверждал,  что  это
лучше делать днем, второй настаивал на понедельнике.
    - Боже мой, - выдохнул в микрофон Лиминг.
    Должно  быть,  эти  звуки  напомнили  спорящим   что-то   близкое,
поскольку  они  внезапно  оборвали   свой   диспут   и   Гнорф   опять
поинтересовался:
    - Шпиц шприц?
    - Пошел-ка ты, лопух, - опять развеселился Лиминг.
    - Кто опух? Я опух, энк? - судя по  интонации,  Гнорф  был  не  на
шутку взволнован.
    - Ага, - подтвердил Лиминг. - Энк!
    Очевидно, это переполнило чашу  терпения  неведомых  собеседников,
поскольку их  голоса  пропали,  а  с  ними  исчез  даже  треск  и  гул
радиопомех. Похоже, Лиминг, сам того не подозревая, умудрился  ляпнуть
нечто исключительно непристойное.
    Вскоре приемник снова ожил, и теперь уже  другой  гортанный  голос
запросил на скверном, но беглом космоарго:
    - Чья коабл? Чья коабл?
    Лиминг не ответил. После долгой паузы голос повторил:
    - Чья коабл?
    Лиминг  не  отзывался.  Запрос   был   не   закодирован;   значит,
враг-считал, что поблизости не может находиться чужое  судно.  Караван
продолжал  безмятежно  продвигаться  вперед,  не  меняя  курса  и   не
выказывая видимых признаков тревоги.  Очевидно,  у  них  отсутствовали
мощные локаторы и они просто не могли обнаружить Лиминга. Запрос  "Чей
корабль" был сделан, скорее всего, наобум, для проверки -  перед  тем,
как начинать поиски шутника среди своей компании.
    Получив точные данные о курсе противника, Лиминг  пулей  промчался
мимо и  в  расчетное  время  приблизился  к  тринадцатой  планете.  Он
исследовал  ее,  отправил  информацию  домой  и  принялся  за   поиски
следующей. Это  не  заняло  много  времени:  очередкой  обитаемый  мир
находился в соседней солнечной системе.
    Шло время. Лиминг  прозондировал  обширный  участок  пространства,
принадлежащий Сообществу. Разделавшись  с  пятнадцатью  планетами,  он
испытал искушение вернуться на базу  для  отдыха  и  техосмотра.  Этот
полет уже сидел у него в печенках. Он мечтал  ощутить  ароматы  Земли,
вдохнуть  свежий  воздух  и  вкусить  радости  общения   с   остальным
человечеством. Но корабль находился в отличном состоянии, да и топлива
ушло всего пятнадцать процентов. К тому же Лиминга подогревала мысль о
возможном продвижении по службе: чем тщательней  он  выполнит  работу,
тем больший триумф ожидает его по возвращении. Эти веские  соображения
заставили его продолжать полет.
    Он исследовал в общей сложности семьдесят  две  планеты,  пока  не
достиг заранее запланированной точки глубоко во вражеском тылу. Отсюда
он должен был отправить закодированное  сообщение  в  сторону  Ригеля,
окруженного аванпостами союзников.
    С интервалом в два  часа  Лиминг  передавал  единственное  кодовое
слово "гжи!" - "Готов продолжать.  Жду  инструкции".  На  это  он  мог
получить  один  из  двух  кратких  ответов  -  или  "ворс",  то   есть
"Информации  достаточно.   Возвращайтесь   немедленно",   или   "жми",
значившее "Нам требуются дополнительные данные. Продолжайте разведку".
    Но вместо этого он принял отрывистый  звуковой  всплеск  -  сжатую
серию чисел. Они так быстро сменяли друг друга, что  разобрать  их  на
слух он не смог. Лиминг записал сигналы  и  затем  воспроизвел  их  на
медленной скорости. Потом заглянул в шифровальную книгу и с ее помощью
прочел:  "47926.  Пилот-разведчик  произведен  в  звание   лейтенанта.
Действительно со дня получения".
    Лиминг долго глазел на радиограмму, перед тем как  снова  передать
"гжи! гжи!". К  своему  изумлению,  в  ответ  он  услышал  "пст!".  Он
повторил попытку й опять получил "пст!". Это двусмысленное  междометие
повергло его в недоумение. Тщательно обдумав ситуацию, Лиминг пришел к
выводу, что столкнулся с  происками  некоей  радиостанции  Сообщества,
включившейся в игру с целью его запугать. Теоретически противник  вряд
ли мог сделать это: ведь  Лиминг  использовал  гораздо  более  высокие
частоты, чем диапазон, который предпочитали латиане. К тому же  и  его
сигналы, и ответные  были  закодированы.  Тем  не  менее,  кто-то  это
сделал.
    Своим  далеким  слушателям  в  окрестностях  Ригеля   он   сообщил
интересные подробности о физиологических отправлениях майора Сморнуна;
умявшего  в  один  присест  пудинг  со  свечами:  пусть-ка   попробуют
разобрать, что и чему. Пусть эти тупицы усвоят, что отныне имеют  дело
не с простым пилотом-разведчиком, а с настоящим лейтенантом.  Если  же
это известие перехватит неприятель, то он, пожалуй, временно прекратит
военные действия, чтобы раз  и  навсегда  окончательно  разобраться  с
фокусами таинственного Сморкуна.
    Заключив, что домой его не зовут, Лиминг продолжал полет.  И  лишь
четыре  дня  спустя,  листая  от  скуки  шифровальную  книгу,  он   по
случайности  наткнулся  на   слово   "пст!",   означавшее   "На   ваше
усмотрение".
    Он решил, что было бы очень неплохо вернуться домой, имея на счету
семьдесят две обнаруженные и обследованные планеты, но если  их  будет
круглое число, а именно - сто, то результаты наверняка покажутся более
впечатляющими. Тогда его произведут, по меньшей  мере,  в  космические
адмиралы; значит, он сможет приказать полковнику Фармеру постричься, а
коммодору Крутту - надраить пуговицы. Он  будет  расхаживать  повсюду,
бряцая медалями: рядовые и кадеты станут почитать его как  святого,  а
тыловые крысы за глаза начнут называть свиньей.
    Эта картина  выглядела  так  соблазнительно,  что  Лиминг  тут  же
настроился на вожделенный результат - сто планет, и ни  одной  меньше!
Словно для того, чтобы дать  ему  возможность  поскорее  искупаться  в
лучах славы, в следующей солнечной системе обнаружилось  сразу  четыре
вражеских мира, что увеличило счет до семидесяти шести. Вскоре  Лиминг
довел его до восьмидесяти. Затем до восьмидесяти одного.
    Первые признаки надвигавшейся катастрофы  обнаружились,  когда  он
приближался к восемьдесят второй планете.

                               ГЛАВА 3

    На экранах его радаров светились две точки. Они были крупными,  но
определить,  военные  это  корабли   или   торговые   транспорты,   не
представлялось  возможным.  Суда  шли  в  кильватерном  строю  и  явно
направлялись в те места, где он еще не был.
    Применив свою безотказную тактику, Лиминг некоторое  время  просто
следовал за ними, чтобы выяснить, к какой звезде они  держат  путь,  а
затем рванул вперед. Он настолько обогнал эти корабли, что их  отметки
уже пропали с экранов, как вдруг одна из дюз выплюнула свою внутреннюю
обшивку миль на сорок назад. Он понял это, когда на панели  управления
зазвенел сигнал тревоги, стрелка указателя мощности смахнула влево  на
полшкалы, а стрелка соответствующего  термометра  поползла  к  красной
отметке, обозначающей точку плавления.
    Лиминг  спешно  отключил  подачу  топлива  к  вышедшему  из  строя
двигателю. Давление в нем тут же упало до нуля; температура  поднялась
на несколько градусов, затем начала медленно падать.
    В  хвостовой   части   корабля   размещались   двадцать   огромных
цилиндрических двигателей, окаймленных восемью рулевыми,  сравнительно
небольшого диаметра. Отказ одного двигателя еще  не  был  катастрофой.
Это означало лишь пятипроцентное снижение мощности - и соответствуюшую
потерю функциональной эффективности корабля. На  Земле  ему  говорили,
что можно пожертвовать даже восемью двигателями - в случае,  если  они
расположены симметрично: тогда его скорость и  маневренность  снизятся
до уровня латианских эсминцев.
    С  точки  зрения  технического  превосходства  над   врагом   пока
беспокоиться было не о чем. Он все еще двигался  так  быстро,  что  по
сравнению с ним корабли противника казались  космическими  черепахами.
Тревогу внушало то, что внезапная авария отражающей обшивки одного  из
основных  двигателей  являлась  сигналом  об  общем   состоянии   дюз.
Насколько он понимал, следующий двигатель мог полететь в любую минуту,
а за ним вскоре последуют и остальные.
    В глубине души он чувствовал, что пришла  пора  разворачиваться  к
дому, пока все еще не так плохо. С другой стороны, Лиминг  подозревал,
что до Земли ему уже не добраться,  поскольку  он  слишком  долго  жег
двигатели и залетел чересчур далеко. Похоже, кораблю скоро конец -  он
был уверен в этом настолько, насколько  вообще  можно  быть  в  чем-то
уверенным.
    Но гибель корабля не обязательно означает гибель пилота, даже если
ему придется, подобно заблудшей душе, скитаться меж враждебных светил.
Предчувствие, говорившее Лимингу, что  корабль  собирается  сыграть  в
ящик,  уверяло  его  также,  что  самому  пилоту  это  не  грозит.  Он
прямо-таки  сердцем  чуял,  что  еще  доживет  до  того  дня,   когда,
фигурально выражаясь, сможет высморкаться в носовой платок  полковника
Фармера.
    Итак, отказавшись от намерения развернуться  на  обратный  курс  и
поспешить к Ригелю, он упрямо продолжал двигаться к восемьдесят второй
планете, достиг ее, обследовал  и  передал  информацию.  Затеи  Лиминг
обнаружил оживленную трассу между этой планетой и  соседней  солнечной
системой; он снова двинулся в путь в надежде  отыскать  планету  номер
восемьдесят три и  добавить  ее  к  своему  списку.  Второй  двигатель
потерял обшивку на полпути к ней, а третий перед самой целью.
    Тем не менее, он облетел этот мир и направился в открытый космос с
намерением передать полученные данные, но  до  этого  дело  не  дошло.
Одновременно выгорели обшивки еще пяти двигателей, и он  был  вынужден
срочно сбавить скорость,  пока  оставшиеся  без  термозащиты  дюзы  не
расплавили весь хвост.
    Судя  по  тому,  что  корабль  упорно  не  желал   лететь   прямо,
неисправные двигатели группировались по одну сторону от его продольной
оси. теперь Лимннг мог двигаться только но пологой  дуге,  которая  со
временем  превратится  в  окружность,  замыкающуюся  вокруг   планеты,
которую он только что оставил позади. Вдобавок судно  начало  медленно
вращаться, в результате  у  Лиминга  создалось  впечатление,  что  все
звездное небо крутится перед его  глазами.  В  отчаянии  он  попытался
выправить курс с помощью  рулевых  двигателей,  но  это  вызвало  лишь
жуткую вибрацию, которая, в сочетании с вращением,  чуть  не  свела  с
ума. Теперь огненный выхлоп за кормой его судна походил  на  вытянутую
спираль.
    Корабль продолжал идти по кривой, пока восемьдесят третья  планета
снова не  показалась  в  бортовых  иллюминаторах.  Еще  два  двигателя
выбросили назад длинные  светящиеся  облака  раскаленной  керамической
пыли. Планета стремительно росла. Полетел еще один двигатель.
    Очевидно,  как  космическое  транспортное  средство,  корабль   не
оставлял никаких надежд, и лучшее, на что Лиминг мог  рассчитывать,  -
посадить его в целости и сохранности, дабы спасти свою  собствен=  ную
шкуру. Он собрал все силы, чтобы выполнить эту  ответственную  задачу.
Хотя корабль находился не  в  лучшем  состоянии,  им  еще  можно  было
управлять,  рулевые  двигатели  работали  отлично,  а  в   исправности
тормозных, размещавшихся на носу, он не сомневался.
    Когда планета заполнила экран  переднего  обзора  и  ее  бугристая
поверхность распалась на горы, холмы и долины, он выключил  оставшиеся
главные двигатели и, удерживая корабль с  помощью  рулевых  на  прямом
курсе,  начал  постепенно  сбрасывать  скорость.  Продольное  вращение
прекратилось,  и  темп  спуска  начал  замедляться,   но   его   руки,
вцепившиес