ебесам. Но это впечатляло больше, чем перемещение  через  пересеченные
миры. В  один  миг  я  находился  в  подвале  здания  в  сиянии  мерцающих
флуоресцентных ламп...
     Затем я шагнул и внезапно очутился на дне ямы, продолжал двигаться по
деревянному мостику  в  знойном  августовском  солнце  Нью-Мехико.  Вокруг
возвышались  постаменты,   удерживающие   нелепые   машины,   напоминавшие
телекамеры,  на  месте  линз  были  экраны  с  решеткой.  Меня   обступали
вздыбленные песчаные стены, рев мотора рвал барабанные перепонки.
     У меня не было возможности изучать зрелище. Два солдата  схватили  за
руки и потащили вперед.
     - В грузовик! - приказал один из них  и  повернулся,  чтобы  схватить
следующего пленника.
     Я полез в транспорт - армейский грузовик без опознавательных  знаков,
сиденья располагались по бокам, и в кабине находилась охрана с автоматами.
Когда все мы были посажены в машину, мотор заревел  громче,  и  автомобиль
рванул вперед.  Мы  въехали  на  холм,  где  наготове  стояли  два  боевых
вертолета, их лопасти медленно вращались.
     - Выходи! - приказал конвоир, и мы поодиночке спрыгнули вниз.
     Грузовик уехал. Один из охранников ушел  перекинуться  парой  слов  с
вертолетчиками. Мы огляделись по сторонам.
     Я стоял на вершине песчаного холма и  смотрел  на  армейские  бараки,
насколько я понял, оригинал Сандии. Они находились в миле от нас, а  ближе
- трейлер с окнами и маскировочной окраской (это было нечто вроде  офиса),
яма. По тут сторону ямы - два-три других  трейлера-генератора,  их  кабели
тянулись к находившимся на дне механизмам.
     Я, как и все остальные, задыхался от яркого света и переживал  насчет
солнечного удара. Эдна Валеска дернула за рукав.
     - Они выкопали ее до уровня подвала! - сказала она, указывая пальцем.
     - Что? - не понял я.
     - Они хотели дойти до фундамента, - объяснила она. - Ведь  здесь  нет
здания, и им пришлось копать.
     - Ах да!
     Это казалось совершенно неважным. Честно говоря, мне столько пришлось
пережить, что я уже не различал важности вещей. Я увидел, как  из  черного
прямоугольника появились еще две фигуры: Найла-сержант и "Джугашвили". Они
тихо беседовали, потом Найла села в джип.
     - А как насчет постаментов?
     - Я полагаю, - сказала доктор Валеска, - что все дело в расположении.
Они хотели заглянуть в наши лаборатории, ведь многие из них  располагаются
на верхних этажах.
     Это достаточно разумный довод.
     Один из ученых задал волнующий всех вопрос:
     - Как вы думаете, что они собираются с  нами  делать?  -  спросил  он
дрожащим голосом.
     Но этого не знал никто. Полковник Мартино замял неловкую тишину.
     - Думаю, это мы узнаем от сержанта, - сказал  он,  когда  джип  Найлы
Самбок прошелестел песком из-под колес.
     Она не ответила нам, по крайней мере, немедленно.  Нахмурившись,  она
прервала беседу охранника и вертолетчика. Впрочем, "беседа" - это  слишком
мягко сказано. Она превратилась в бескомпромиссный  спор,  и  они  уже  не
сдерживали своих голосов. Мы не интересовались предметом спора.  Это  было
нечто вроде старой головоломки о миссионерах  и  каннибалах,  пересекающих
реку. Каждый вертолет мог взять с собой только пятерых. Девять пленников и
один охранник - два рейса. Но ни  один  из  пилотов  не  желал  испытывать
судьбу,  забрав   нас,   пятерых   вражеских   маньяков-головорезов,   без
вооруженного охранника.
     - Дерьмо паршивое! - заорала сержант на последнего. - Сделаем так: вы
берете четверых, и вы четверых, а я  караулю  лишнего,  пока  кто-либо  не
вернется. - И они с явной неохотой начали загружать нас в колуны.  Сержант
подошла ко мне и ткнула пальцем.
     - Этого оставьте! - сказала она. -  Я  покараулю  его  до  следующего
полета!
     - Слушаюсь, сержант! - замялся один из охраны. - Но майор сказал...
     - Отставить! - приказала Найла.
     И ему пришлось  подчиниться.  Когда  колуны-вертолеты  оторвались  от
земли,  она  повернулась  и  оценивающим  взглядом   осмотрела   меня.   Я
догадывался, что не походил  на  слишком  большую  проблему  для  здоровой
женщины, к тому же вооруженной карабином. Она слегка кивнула:
     - Не имеет смысла прожаривать здесь  своя  мозги!  Давайте  зайдем  в
трейлер!
     ...Кондиционер - благословеннейшая на земле штука!
     Здесь  никого  не  было:  похоже,  он  предназначался  для  улетевших
вертолетчиков. Найла-сержант разрешила мне войти первым  и  зашла  следом.
Направившись в угол, она  достала  из  карманов  своего  комбинезона  пару
двадцатипятицентовиков и кинула мне.
     - Здесь автомат по  продаже  коки!  -  сказала  она.  -  Я  угощаю...
откройте и поставьте мне на  стол...  -  добавила  она,  и  потом  еще:  -
...пожалуйста!
     Она села и, потягивая коку,  долго  смотрела  на  меня.  Я  изображал
зеркальное отражение. Сейчас она, как  никогда  раньше,  походила  на  мою
Найлу. Да, конечно, она носила одежду в самый  раз  для  хэллоуина.  Но  в
жизни Найла Христоф Боуквист...
     Конечно, это была не она, а Найла-Кто-То-Там-Еще. Но,  какое  бы  имя
она ни носила, она выглядела такой же  желанной  и  прелестной,  как  моя,
сержант была очень похожа. Я имею в виду не одну только сексуальность,  но
и  вообще...  Она  мне  нравилась:  мне  нравился  ее   полуюмористический
ошарашенный взгляд,  мне  нравился  наклон  ее  спины,  груди.  Когда  она
разговаривала, мне нравился ее голос.
     - Как насчет того, что вы говорили мне. Де Сота?
     - Вы скрипачка, притом одна из величайших! - ответил я.
     - Невозможно! Я простая  учительница  музыки...  Допускаю,  я  всегда
мечтала попасть в оркестр, но не смогла пробиться!
     Я пожал плечами.
     - У вас есть способности, потому что в моем мире вы  достигли  именно
этого. И другое, то, о чем я наговорил...
     Она любопытством взглянула на меня, но не сказала слов "о чем же?" За
нее спросили брови.
     - Мы были любовниками! - пояснил я. - Я  очень  сильно  любил  вас  и
продолжаю любить до сих пор!
     Она  одарила  меня  еще  одним  забавным  взглядом  подозревающим   и
удивленным, но довольно нежным. Это был взгляд одинокой девочки  из  бара,
хотя я и не считаю, чтобы она была  такой.  Я  знал  этот  взгляд:  взгляд
Роксаны, каким она должна была посмотреть на Сирано  де  Бержерака,  когда
узнала, что это он, а не тупой осел Христиан посылал ей любовные письма. И
у нее вырвалось:
     - Для меня это новость. Де Сота!
     - Я не обманываю, Найла!
     Она подумала немного и улыбнулась.
     - В тех условиях, - сказала она, - это, может быть, и хорошо! Давайте
поговорим о чем-нибудь другом. Что вы говорили про  концерт  Гершвина?  Вы
знаете, ведь он умер совсем молодым.
     Я пожал плечами: я не разбираюсь в таких деталях.
     - Он оставил после  себя  много  хороших  вещей,  -  продолжила  она,
наблюдая за мной, затем поднялась и подошла  к  окну.  -  Разумеется,  все
очень популярны. Голубая рапсодия, конечно. Концерт в  Ф.,  "Американец  в
Париже", но, право, он ничего не сочинял для скрипки!
     Я взглянул на портал, где стоял нереальный Джугашвили,  и  решительно
покачал головой:
     - Неправда! Абсолютная неправда!  Верно,  я  не  знаток  классической
музыки, но немножко научился от вас, другой... Я  часто  слушал  Гершвина.
Его мелодии  очень  успокаивают.  Считаю,  я  смогу  даже  насвистеть  ее,
подождите минуту!
     Я  прошелся  по  комнате,  пытаясь  вспомнить   прекрасное   журчащее
вступление, где Найла так великолепно исполняла соло. Когда  я  попытался,
мне стало ясно,  что  я  ужасно  сфальшивил,  но  подобную  музыку  трудно
испортить, даже искаженная, она звучит великолепно!
     Она нахмурилась:
     - Я никогда не слышала такого, но это просто здорово!
     И она поджала губы, пытаясь насвистеть сама.
     А я наклонился к ней и поцеловал.
     Она - меня.
     Я был почти уверен в том,  что  она  поцеловала  меня.  Я  ощущал  ее
прекрасные мягкие и теплые губы, приоткрывшиеся перед моими,  но  не  стал
убеждаться в истинности... Краем кулака я резко ударил ее по затылку,  так
как делал раньше в секции дзюдо.
     Сержант Найла Самбок рухнула, как скала...
     Этот  вид  единоборства  был  для  меня  только   теорией:   исключая
тренировки, я никогда не пользовался приемами  дзюдо.  И  не  хотел  этого
делать, хотя часть моего сознания с самого начала кричала, что моя  одежда
и костюм Найлы абсолютно неразличимы, за  исключением  зеленой  повязки  и
карабина.
     Когда она упала, я засомневался, что ударил Найлу не слишком сильно.
     Но когда положил руку на знакомую  грудь,  то  почувствовал  отличную
работу сердца и легких.
     - Мне очень жаль, милая! - сказал я и прицепил ее  повязку  к  своему
рукаву. Подняв с пола карабин, я перекинул  его  через  плечо  и  ушел  не
оглядываясь...


     Семидесятитрехлетний Тимоти Мак-Гарен -  швейцар  "Лейк-Шор  Тауэрс",
где он открывает и закрывает двери с тех пор, как ушел на пенсию. Тимоти и
отель были ровесниками, у обоих в прошлом десятилетия. Мак-Гарен  ходил  к
лифту так часто, что мог делать это с закрытыми глазами или пятясь  раком.
Иногда, как сейчас, поддерживая двери для миссис Шпигель из 26-А, он так и
поступал: спал и пятился спиной, нащупывая ногой нижнюю ступеньку. Только,
казалось, все они испарились. Он потерял равновесие, попытался  ухватиться
за перила и упал в воду.
     Над поверхностью Мичигана мерцали огни Чикаго.



      АВГУСТ, 24, 1983 г. ВРЕМЯ: 12.30 ДНЯ. МАЙОР ДЕ СОТА, ДОМИНИК Р.

     Захваченная нами база была набита получше  рождественского  чулка.  Я
был сентиментален, и мне пришелся по душе офис коменданта. Там  находилась
комната  для  обедов  и  кухня,  персональный  холодильник  с  полудюжиной
отличных бифштексов. Все  это  я  обыскал  еще  вечером.  Нас  было  шесть
человек: полковник Темп, возглавляющий отдел ядерных  исследований;  майор
пехотинцев Билл Силайтковиц; капитан из корпуса связи; два других капитана
- адъютанты Темпа; и я. Мы были самыми высшими чинами  на  базе  (с  нашей
стороны, разумеется) и в полной мере наслаждались своими привилегиями.  Мы
обедали за чистой льняной скатертью, имея  салфетки  и  столовое  серебро,
если даже в бокалах и  была  простая  вода,  зато  они  были  из  датского
хрусталя.  Из  большого  окна  на  пятом  этаже  штаб-квартиры  мы  видели
остальные, шестьдесят зданий, захваченных нами. На улице стояла жара, но в
нашем маленьком замке кондиционер работал просто великолепно.
     Нас было шестеро - шесть счастливчиков.
     Один из адъютантов Темпа смеялся над тупыми проектами здешних парней:
группа чудаков пыталась читать мысли врага, бинарное химическое оружие, от
которого мы  отказались  пять  лет  назад;  лазерные  автоматы,  способные
зажарить вражеских солдат на расстоянии в три мили... Но через три  минуты
он затих и уже не выглядел таким сияющим.
     Это был поистине комический контраст: их народ тратил больше  средств
на дурацкие идеи, чем мы. Но не все их проекты были чудаковатыми! Когда мы
приступили к мороженому и яблочному пирогу.  Темп  заговорил  о  серьезных
вещах, остальные внимательно слушали. В прошлые сутки все это, без всякого
сомнения,  было  засекречено,  но  ведь  мы  узнали  об  этом  из   прямых
источников. Ядерное вооружение этих людей намного превосходило наше.
     - У них есть крылатые ракеты,  -  говорил  полковник,  -  похожие  на
маленькие реактивные самолеты, ускользающие от  радаров,  весьма  быстрые,
чтобы их можно было  перехватить,  точно  запрограммированные.  На  ракете
располагается множество боеголовок: на высоте в десять миль около цели они
отделяются и поражают любые объекты. И есть также подводные лодки!
     Это заинтересовало меня:
     - Подводные лодки? Что, к дьяволу, в них интересного?
     - Они ядерные. Де Сота! - ответил он мрачно. - Здоровенные ублюдки на
десять тысяч тонн и более! Они могут находиться  под  водой  месяц,  и  на
каждой лодке установлено по двадцать атомных ракет с радиусом  действия  в
десять миль. О Боже! И плевать им на наши чертовы  биологические  атаки!..
Если бы только мы пронесли сквозь  портал  хоть  одну  из  этих  субмарин,
русские бы моментально подохли!
     Пирог внезапно стал безвкусным.
     - И мы сразу нарвались на таких... - заметил Силайтковиц.
     Полковник кивнул.
     - Они не  ждали  нас!  -  сказал  он.  -  Но  теперь  знают  о  нашем
существовании и где мы находимся.
     - Продолжайте, полковник! - вмешался я. - Они ведь не  будут  бомбить
свою собственную базу?
     Это нельзя считать аргументом, но частично можно вопросом.
     Никто не хотел отвечать, и не только полковник. Он  молча  доел  свой
пирог и затем взорвался.
     - Черт возьми! Мы все сделали не так, как надо! Нам сразу нужно  было
идти на самый верх! Занять Белый Дом, захватить  в  плен  их  президентшу,
сказать  ей  пару  ласковых,  и  тогда  русские  спутники   раскусили   бы
"археологические раскопки".
     Все обернулись ко мне. И я пожалел, что отрыл свой рот. Кто я  такой,
чтобы обсуждать решения генерального штаба? Мы знали,  как  трудно  с  ним
спорить, и никто из нас не принимал решений.
     Пока...
     - Полковник! - произнес я. - Взглянем на факты! Факт первый: неважно,
каким видом вооружения обладают эти люди. Они не применят его внутри своей
страны, потому что не смогут попасть в нас. Но  они  смогут  сделать  это,
используя портал. Ведь причина нашего  прихода  -  помешать  им  построить
портал.
     - Но они были далеки от его создания! - возразил один из адъютантов.
     - Но могут сделать довольно быстро! - сказал я. - Поскольку им  стало
известно, что такое возможно, это отвечает на множество вопросов. У нас не
было такого шанса. Теперь мы захватили базу, и нет оснований, чтобы они не
ответили тем же самым.
     Полковник строго взглянул на меня, затем одарил ледяной улыбкой.
     Отличный вы парень. Де Сота! - произнес он и ударил ногтем по  пустой
чашке. - Она зазвенела, как колокольчик после выстрела. Ведь это был самый
лучший фарфор.
     Здесь  я  хотел  остановиться:  полковник  был  прав.  Но  и  немного
заблуждался: мы захватили  Сандию  без  потерь,  если  не  считать  одного
охранника с переломанной рукой - один из морских  пехотинцев  Силайтковица
был немного невежлив в рукопашной. Если бы мы штурмовали Белый Дом,  могли
быть убитые. С другой стороны...
     С другой стороны, было бы чересчур  многое.  Вооружение  этих  людей!
Если бы только мы могли взять субмарину... или пару крылатых ракет...
     Но вся наша  сила  находилась  на  противоположной  стороне  портала.
Верно, мы могли бы сделать фотокопии  или  пронести  что-то  из  оружия  в
разобранном виде. Но рано или поздно русские  спутники  заглянут  в  дырку
пустыни, которую  мы  называем  археологическими  исследованиями,  и  если
заметят вооружение...
     - Майор? - Красотка рядовая, разливавшая в чашки  кофе,  раздала  нам
сообщения. - Это получено во время обеда.
     - Спасибо! - ответил я и не улыбнулся: для меня было только одно,  но
это был трансвременной факс от президента.
     В  нем  говорилось:  "От  имени  американского  народа   лично   вам,
офицерскому и рядовому составу  456-й  спецгруппы  армии  США  за  службу,
достойную   награды,   за   выполнение   гражданского    долга    объявляю
благодарность!"
     Я  оглядел  стол  и  ухмыльнулся.  Все  остальные  глупо   улыбались:
очевидно, им тоже объявлена благодарность. Ну что же, президент  не  писал
эти благодарности лично, скорее всего, даже не знал о нашем существовании.
Все это,  несомненно,  сочинено  в  военном  министерстве.  Наш  президент
слабовольный сопляк, я никогда не голосовал за этого сукина сына. Плевать!
Поименная благодарность президента  прекрасно  смотрелась  в  моем  личном
деле. Даже больше! В списке было указано шесть медалей! Для меня  -  орден
Заслуженного легиона, для сержанта Самбок - Бронзовая  звезда,  четыре  по
личному усмотрению.
     Это был хороший улов, и явно несправедливо было  лишь  то,  что  Билл
Силайтковиц получил больше других. Он  нахмурился,  когда  связной  что-то
нашептал ему в ухо, потом посмотрел на меня.
     - Дом? Мои патрули засекли одного из ваших парней: он вовсю  пылил  к
базе на угнанной машине, за ним  гнался  полицейский  из  Альбукерка.  Это
рядовой Дормейер, смывшийся без разрешения в город! Насколько я понял,  он
пытался убить штатского.
     Мне недоставало сержанта Самбок, потому что, в отличие от  меня,  она
знала всю группу в лицо, но Найла находилась  с  другой  стороны  портала,
сопровождая заложников, а портал из-за технических неполадок закрыт.
     Рядом со мной находилась адъютантка, лейтенант  Мериль:  она  не  так
давно окончила офицерскую школу и по этой причине считала,  что  у  коровы
два хвоста.
     - Ч-ч-что мы должны делать? - обратилась  она  ко  мне  и,  вспомнив,
добавила: - Сэр?
     - Покончить со всем этим! - сказал я. -  Черт  возьми,  лейтенант!  Я
жду, когда покажется, Дормейер!
     - Его не смогли найти, - жалостно пролепетала она. - Я  отправила  по
его домашнему адресу рядовых Веймара и Милтона, но там его не оказалось! И
вы знаете, сэр, недвижимость города  слегка  подпорчена  нашими  ребятами,
никто не знает, как на это отреагирует противник...
     - Всем принести извинения, лейтенант! -  приказал  я  (я  забыл,  что
Дормейер из местных - в нашем времени, во всяком случае! Это было не очень
хорошо, командир должен знать своих парней). - Адъютант должен  знать  всю
группу! - сказал я. - Совершал  ли  рядовой  Дормейер,  что-либо  подобное
ранее?
     - Нет, сэр! Я не знаю точно! Кажется, месяц  назад  рядовой  Дормейер
получил увольнительную: в автокатастрофе погибла его жена. Я  предполагала
перевести его из части, потому что он пропустил занятия, но  вы  приказали
оставить!
     - Приведите его сюда! - крикнул я.  -  Я  хочу  побеседовать  с  ним.
Впрочем, постойте, сначала я поговорю с этим фараоном!
     Я не нуждался в оправданиях.  Мне  не  хотелось  бы  чтобы  мое  дело
завершал  старый  генерал  Магрудер,  Крысья  Морда,  только  потому,  что
какой-то дубоватый рядовой попал в переплет. Хорошо, что Билл  Силайтковиц
провернул свое дело, и в газетах ничего не будет...
     Но это  могло  произойти.  И  когда  я  увидел  офицера  Ортица,  все
показалось весьма вероятным. Ортиц был рослым пожилым полисменом в кожаной
шапке (она точно приросла к нему!), он уверенно вошел и оглядел  офис  как
свои владения.
     - Никогда не был здесь ранее, сэр!  -  сказал  он.  -  Думаю,  у  вас
множество вопросов о том, что натворил ваш парень.
     По крайней мере,  он  не  стал  сразу  испускать  огонь  и  требовать
нарушителя. Как человек человеку, я проговорил:
     - По-моему, такие парни, как вы и я, всего лишь выполняют приказ, да?
Угощайтесь сигаретами!
     Когда он взял две, я понял, что разговор на правильном пути. Я  более
чем наполовину был уверен в  том,  что  он  начнет  спорить  на  основании
местных законов, и мне не хотелось хлопот с этим неряхой Дормейером. Ортиц
излучал силу, и,  казалось,  ничем  не  был  обеспокоен.  Ему  лет  сорок,
половину из них он прослужил в  полиции.  Когда  Ортиц  патрулировал  свой
район в Альбукерке, не контролируемый нашими группами, ему пришел вызов, и
он приехал в дом Герберта Дингмана. Там он  нашел  старика  Дингмана,  его
дочь Глорию (в истерике) и мистера Уильяма Пендерби в ее постели,  где  он
был задушен нашим рядовым. Это не было очень трудным делом.  Офицер  сразу
же вышел на Дормейера, который, как невменяемый, сидел в машине  Дингмана.
Как только Ортиц понял, что этого человека необходимо арестовать,  рядовой
Дормейер повернул ключ зажигания и поехал к  базе.  И  нет,  он  вовсе  не
считает, что нужно ждать, пока  я  допрошу  преступника,  возможно,  будет
правильным, если он позвонит в участок и сообщит о своем местонахождении.
     Конечно