Фредерик ПОЛ

                         НАШЕСТВИЕ КВАНТОВЫХ КОТОВ




                                 ДВОЙНИК

     Когда его ввели, он не смотрел на меня. Думаю, он знал,  что,  подняв
глаза, взглянет в свои собственные. Или мои... Наши.
     Он имел мое лицо, такой же цвет волос, даже маленькую родинку вверху.
Но были и небольшие отличия: он был легче меня  фунтов  на  шесть  или  на
восемь и носил  другую  одежду.  Это  был  комбинезон  из  цельного  куска
блестящей зеленой материи, с карманами на груди.
     Я сказал сам "себе":
     - Доминик! Взгляни на меня!
     Молчание. Второй Доминик не ответил.
     Я попробовал снова:
     - Доминик! Ради Бога, скажи, что случилось!
     Тогда он поднял глаза (но не на меня), он взглянул на настенные часы,
что-то подсчитал в уме. Затем повернулся ко мне и сказал:
     - Доминик! Ради Бога, я не могу!
     И пропал...



           АВГУСТ, 16, 1983 г. ВРЕМЯ: 8.20 ВЕЧЕРА. НИКИ ДЕ СОТА

     Когда прозвучал звонок, я держал одну руку на баранке  руля,  готовый
рвануть, а другую высунул в окно, показывая левый  поворот.  Мое  внимание
было приковано к уличному регулировщику, который раздражающе много болтал,
забыв о дорожном движении на Мичем-Роуд. Моя голова распухла от закладных,
условий и приемлемых заемов армии так или иначе, я еще  должен  искупаться
после ужина со своей подружкой. Был вторник - а значит,  самое  время  для
купания. Ведь иногда в будни после наступления  темноты  водные  спасатели
смотрят на купающихся без одежды сквозь пальцы.
     Звонок разнес все вдребезги.
     Я не переносил трезвонящий телефон - и рискнул. Убрал руку с  руля  и
поднял трубку: "Говорит Доминик Де Сота! Я вас слушаю!" Только это сказал,
как полицейский вспомнил про дорожное движение и властно махнул рукой.
     Это произошло слишком неожиданно.
     Водитель междугородного трамвая видел, что я медлил, и  поехал  через
перекресток как раз в тот момент, когда я дал газу. Телефонистка на другом
конце линии сказала что-то похожее на китайский или язык  индейцев  чокто.
Это не было ни одним из этих языков - просто связь была неточно настроена.
Вы же знаете, как они работают к концу смены! Устало и  немного  небрежно,
они без всякого сожаления врезаются в ваши частоты. Я не понял  ни  одного
слова. Мне было наплевать на это, потому что двадцатитонная  масса  вагона
преградила мне дорогу. Водитель не мог  развернуть  трамвай,  и  оставался
только один путь, где я мог избежать столкновения. К несчастью,  в  центре
этого пути стоял полицейский...
     Я не сшиб его, но в этом была только его заслуга. Он сумел  отскочить
в сторону. Всего-навсего в сторону. Так  что  я  чуть-чуть  подпортил  его
ботинки, но не млел пальцев.
     Я не сержусь на него за вручение повестки. На его месте я поступил бы
так же и даже хуже. Я не имел бы к нему претензий, если бы он дал сдачи  -
но полицейский не сделал этого. А просто задержал  меня  на  три  четверти
часа, приказав остановиться  на  обочине  у  лесопарка  вместе  с  другими
штрафниками. Он был совершенно спокоен: попросил  лицензию  и  внимательно
изучил ее. Потом ушел распутывать дорожный беспорядок. Вернулся и  спросил
о другом: чем я занимаюсь, долго ли живу около Чикаго и  знаю  ли  я,  что
автомобиль должен уступать дорогу трамваю...
     В промежутках между вопросами я пытался возвращаться к звонку. В моем
бизнесе мы живем телефоном: кто-нибудь звонит вам и  просит  закладную,  а
если вы не окажете эту услугу, он обращается к  конкурентам.  Кроме  того,
отдельные звонки вызывали тревогу. Это было отчаянием.  Без  сомнения,  вы
никогда не держали в своем автомобиле сразу  два  телефона.  Единственное,
что мне приносило удовлетворение от этих причудливых вещичек,  -  это  то,
что они прекращали звонить, как только я был связан с абонентом.
     Когда я отозвался, на другом конце были шокированы:
     - Вы не представляете себе, мистер Доминик, - сказал женский голос, -
сколько мне пришлось звонить, чтобы найти вас!
     - Наверное, очень долго, - предположил я, -  пока  не  наткнулись  на
другого. Это не мистер Доминик, а мистер Де Сота. Доминик Де Сота.
     Выпад не дал никакого отпора. Вместо этого она возмущенно сказала:
     - Вы ошибаетесь - частота правильная!
     Обманув ее ожидания, я подключился на ее частоту.
     - Вызов мог быть совсем для другого! Однако, полагаю, с моим  именем!
- предположил я, но в этот момент вернулся полицейский и спросил, были  ли
мои родители иностранными подданными и не болен ли я заразными болезнями.
     Он раздраженно ушел, увидев, что я болтаю по  телефону  вместо  того,
чтобы раскаиваться в грехах.
     - Не принимайте это близко к сердцу! - сказал я телефонистке.
     Взял повестку в суд. Битые полицейские ботинки. (Метафора!) Обещание,
что это никогда не повторится. (Пылкое!) Поехав со скоростью тридцать  две
мили в час, я желал, чтобы остаток  дня  прошел  более  удачно.  Этого  не
случилось, хотя в дороге не было  никаких  намеков  на  плохое.  Грета  не
ответила на звонок - наверно, ушла в  супермаркет  за  покупками  или  еще
куда-нибудь. Она должна прийти на пляж лесопарка Мехтаб-ибн-Баузи ближе  к
ночи. А я еще не договорился насчет некоторых закладных и даже не попросил
вернуть рекламные проспекты.
     И я  поразился,  поистине  поразился,  когда  совершенно  скрипуче  и
пронзительно в прерванном звонке услышал - я почти был  уверен  в  этом  -
слово "ФБР".
     Я начинал как торговец... Истинная правда! До  окончания  колледжа  я
занимался настоящей торговлей. Затем перешел в кредиторы.
     Если я говорю кому-либо, что маклеры живут более  интересной  жизнью,
чем агенты по продаже недвижимости, то на меня изумленно пялятся.  Тем  не
менее, это на самом деле так! У кредиторов масса  хлопот.  Выделаете  явью
людские грезы.  Вы  видите,  что  нет  более  занимательного  народа,  чем
мечтатели. Временами меня совсем не трогают  их  мечты,  потому  что  лишь
немногие из фантазеров - трогательные молодожены. Я не знаю,  понимают  ли
они, что приходят с выгодным тарифом - пять с половиной (иногда  пять  или
пять - восемь процентов), но они получают нужную  сумму.  Занимают  тысячи
долларов, платят года  два  или  три,  получив  увитый  виноградной  лозой
коттедж своих снов. И я один из тех,  кто  помогает  им  осуществить  свою
мечту. Думаю, это  более  подходящий  выход,  чем  занимать  где-нибудь  в
большом банке у чиновника. Около Чикаго этого не происходит,  если  только
вы не родственник  какой-нибудь  шишки,  и  этот  магнат,  разумеется,  не
итальянец. В банковском деле это арабы. Необычно не это: много ли банков в
Америке, которые не субсидируются арабами? Конечно, не очень много из  них
процветает и расширяется. В банковском деле у меня нет будущего - но арабы
не беспокоятся об обслуживании так, как маклеры-кредиторы.
     Быть может, причина в том, что (как  и  большинство  людей),  они  не
знают о маклерах. Я один из тех, кто  встречается  с  клиентами,  помогает
выбрать  необходимую  постройку,  покончить  с  налогами,  кто   управляет
клиентами с помощью анкет, улаживает разногласия и удерживает  от  отказов
каждого, кто нуждается в собственном  доме.  Это  жизненная  и  интересная
работа. Я знаю, что этим, вероятно, убеждаю самого себя. Это мне высказала
моя девочка Грета - когда я сам  не  рискнул  признаться.  Она  убежденная
сторонница постоянной работы - только не в банке - пока мы не поженимся. А
мы собирались сделать этот шаг в один из ближайших дней! Работа  позволяла
это.
     Один из ближайших дней...
     Между тем что еще интересней, я говорил так по крайней мере три  раза
- и это давало мне свободное время. Его я обычно повожу с Гретой. В  нашей
компании  есть  правило,  согласно  которому  каждый   коммивояжер   может
проводить пять часов в неделю "этажное время" - там, в агентстве  -  чтобы
позвонить или встретиться  с  клиентами.  Когда  Грета  в  полете  (а  она
стюардесса), я много работаю. Когда дома, стараюсь проводить время с  ней.
Мне безусловно нравится, что она имеет работу, она... нет, это неправда. Я
ревную ко всем парням, которых Грета встречает между Чикаго и  Нью-Йорком,
беспокоюсь,  где  осталась  переночевать.  Несомненно,   ее   сопровождает
Маленькая Фатима... но ведь подруги могут ускользнуть.  Грета  и  я  знаем
все. Я не хочу вспоминать о том, что я научил ее, как это делать в Чикаго,
а она использует это умение с кем-нибудь в Нью-Йорке. Я не  хочу  об  этом
думать!
     И стараюсь не вспоминать...
     И после всего этой ночью я иду с ней  купаться.  Как  только  вернусь
домой, стяну с себя всю одежду, опущу  шторы  и  закрою  двери,  возьму  в
потайном  шкафу  под  лестницей  бутылку  пива.  Пока  оно  охлаждается  в
холодильнике, я постараюсь проверить  таинственный  звонок.  Конечно,  это
безнадежное дело. Мой прерванный звонок погружен под часами многих других.
Но когда я  сел  с  ароматной  холодной  бутылкой,  запотевшей  по  бокам,
раздался телефонный звонок. Грета!
     - Милый Ники? Мы сегодня пойдем купаться?
     Конечно, непременно! Я выпил пиво так быстро,  что  захрустели  зубы,
надел костюм и был уже в воде, в то время когда она только добралась  сюда
и прыгнула ко мне.
     В этот час с бассейне было много людей, тем  не  менее,  когда  Грета
спрыгнула  в  воду,  глаза  всех  мужчин  были  нацелены  на  нее.   Грета
очаровательна. Она - зеленоглазая блондинка с тонкой талией, ее рост  пять
футов и восемь дюймов. Мужчины часто заглядываются на нее. Она в купальном
костюме до бедер и юбке - наша пляжная  охрана  сделалась  необходимостью,
поскольку мужчины понесли всякую чепуху, как часто делал я сам.
     Я потащил ее  в  темный  конец  пляжа  и  поцеловал.  Здесь  не  было
освещения  -  из-за  экономии  электричества  освещался  только  купальный
павильон. Мы стояли в воде -  по  плечо  мне  и  до  подбородка  Грете,  -
покачиваясь на кончиках пальцев. Я старательно поцеловал ее, затем  крепко
обнял и снова прикоснулся губами.
     Она ответила мне долгим поцелуем. Потом  выскользнула  из  объятий  и
захихикала, пропустив между нами прохладную воду. Когда я  снова  протянул
руку, она сказала:
     - Ах милый, ты испепелишь меня!
     Я сказал:
     - Я хочу...
     Но она остановила меня:
     - Я знаю, чего ты хочешь. Может быть, я сделаю это, а быть  может,  и
нет!
     - Кругом никого.
     - Знаешь, Ники, не в этом дело. Что, если я... ты  меня  понимаешь...
влипла?
     - Это не очень красиво... -  Реакции  не  последовало.  -  Во  всяком
случае, можно вделать одну штуку...
     - Нет-нет, Ники! Нет, если ты  хочешь  сказать,  а...  Я  никогда  не
позволю разрушить жизнь моего  ребенка.  Во  всяком  случае,  такие  места
нелегко найти. И потом, кто знает, не убьют  ли  тебя  и  не  испортят  ли
жизнь?
     Она была права: мы  оба  знали  это.  Не  проходило  и  дня,  который
обошелся бы без полицейских рейдов по  подпольным  абортариям.  Людей  как
преступников  тащат  в  полицию,  и  в  камере  заключения  все  пациентки
стараются спрятать лицо от посторонних взглядов. Мы, конечно же, не хотели
оказаться на их месте.
     Сейчас почти никого не осталось на озере. И кажется, люди не обращали
внимания на то, что мы не плаваем. Грета успокоенно приблизилась ко мне  и
не сопротивлялась, когда я поцеловал ее снова.
     - Ники! - прошептала она в ухо.
     - Что, милая?
     Слабый смешок, затем шепот - такой низкий, что я едва разобрал слова:
     - Как насчет того, чтобы раздеться?
     Я огляделся вокруг. В стороне от  пары  пожилых  мужчин,  играющих  в
шашки, был только спасатель: он читал газету при слабом свете.
     - Почему бы и нет? - сказал я.
     Теперь вы вспомнили, что купаться обнаженным по пояс -  не  такое  уж
большое  преступление.  В  городских  законах  это  называется  проступком
третьего класса.  Значит,  вас  никогда  не  арестуют  за  это,  а  просто
оштрафуют, как и за парковку в неположенном месте.  Штраф  не  может  быть
более пяти-десяти долларов, и судья вряд ли  приговорит  вас  к  тюремному
заключению. Как правило, первый раз купающихся просто  предупреждают.  Так
что я никак не мог ожидать того, что произошло. Я не рассчитывал,  что  на
пляже могут неожиданно включить свет. Игроки в шашки удивленно вскрикнули,
когда кто-то промчался между ними, подбросив в воздух шахматную доску. Это
был кто-то один, но были и другие, бежавшие со всех сторон: из туалета, из
женских кабин для переодевания, даже из-за забора. И все они  направлялись
ко мне.
     Грета стояла по горло в воде и удивленно пялила глаза,  испуганная  и
смущенная не меньше меня.
     Мир закружился и не переставал вертеться, пока они  не  загнули  меня
над капотом машины, стоявшей за ограждением. Металл был горячим  -  машина
подъехала сюда недавно, и было заметно, что ее подогнали  еще  ближе.  Они
широко  раздвинули  мои  ноги  в   стороны,   гадко   недружелюбные   руки
полицейского пробежали по мокрому заду плавок, отыскивая оружие. Зачем,  о
Господи? Здесь было еще два автомобиля с  направленными  на  меня  фарами,
находились, как минимум, с полдюжины человек следящих за мной, а я стоял в
самом центре.
     И я хотел сказать только одно:
     - Слушайте, все, что я захватил с собой - это моя проклятая башка!


     Стали очевидными странности, и вопросы остались без ответа.
     Почему жители Лос-Анджелеса жалуются на то, что их ароматный  воздух,
пахнущий апельсинами, загрязнился ядовитыми газами?
     Что  заставило  двадцать  тысяч  мирных   царских   подданных   вдруг
замаршировать через деловую часть Киева, выкрикивая революционные лозунги?
     Почему  в  психиатрические  клиники  стали  поступать   с   диагнозом
"паранойя" и "шизофрения" многие люди, убежденные, что за  ними  наблюдают
невидимые глаза?
     Почему внезапно стали случаться странные вещи?



              АВГУСТ, 17, 1983 г. ВРЕМЯ: 01.18. НИКИ ДЕ СОТА

     Я ездил по магистрали Дейли в  город  тысячи  раз,  но  не  так,  как
сейчас. Никогда раньше при сиренах и вспышках света на  кабине  устрашающе
большого "кадиллака". В час ночи на дороге машин было немного, но все  они
удирали с нашего пути, как только замечали мигалку  на  патрульной  машине
чикагского отделения полиции. Мы ехали двадцать одну минуту - быстрее, чем
просто ехали. Но это были самые длинные минуты моей жизни. Все молчали.
     - Зачем вы меня тащите?
     - Заткнись, Доминик!
     - Что я сделал?
     - Там узнаешь!
     - Почему вы мне ничего не говорите?
     - Слушай, сынок, в последний раз говорю: заткнись! Шеф-агент  Христоф
скажет тебе все, что хочешь - и даже больше!
     "Сынок" - так он меня  назвал.  В  моем  понимании  сам  он  был  как
горилла: мокрый насквозь из-за возни на пляже и, по крайней мере, года  на
два моложе. Но между нами было большое различие: я был пленником, а  он  -
одним из тех, кто знал все, но не отвечал на вопросы.
     На здании офиса  в  Уобаш,  куда  меня  доставили,  не  было  никаких
опознавательных, знаков, но охранник без слов  пропустил  нас  внутрь.  На
дверях двадцатого этажа не было никаких табличек, в приемной пусто,  и  до
сих пор никто не сказал мне ни слова. Но по крайней  мере,  на  один  свой
вопрос я получил ответ. Увидев на  стене  портрет,  я  сразу  узнал  давно
почитаемое лицо - важное и строгое, как каймановая черепаха, непреклонное,
как лавина.
     Дж. Эдгар Гувер [Джон Эдгар Гувер (1895-1972) - директор ФБР в США  с
1924 г.].
     Телефонный звонок не был случайностью: я находился в лапах ФБР...
     Если вы  тонете,  вся  жизнь  до  этого  момента  представляется  вам
светлой.  В  следующие  несколько...  секунд  я  старался  вспомнить   все
уголовное наказуемые  вещи,  которые  я  совершал  когда-либо.  Не  только
купание обнаженным по пояс или покушение  на  чикагского  полицейского.  Я
обратился к началу жизни и начал с того  момента,  когда  помочился  около
стены пресвитерианской церкви Оливет в Арлингтоне. Тогда мне  было  десять
лет и  я  опаздывал  в  воскресную  школу.  Я  совершил  мошенничество  на
вступительных экзаменах в колледж, когда вместо  сгоревшего  я  представил
фальшивое заявление. Когда в общежитии сгорело мое имущество, выражавшееся
в кровати и пружинном матрасе, я заявил, что в этом виноват  мой  приятель
Альфа Капа Ню. Я даже вспомнил, как у меня исчезли зачатки  совести:  одно
время я в самом деле скрывал неприятности с арабами. Это не было гордостью
моей памяти. Мой приятель по высшей школе Тим Карасуритис и я  выпили  три
бутылки нелегального пива для того, чтобы доказать, что мы мужчины.  Плохо
было не то, что я открестился от этого, а  то,  что  сделал  это  на  углу
Рандольфа и Вакера возле самой большой и богатой мечети Чикаго. И когда  я
выпил все это прямо на улице, пришла очередь Тима. Подняв глаза, я  увидел
стоявшего неподалеку хаджи  с  белой  бородой  и  в  зеленом  тюрбане,  он
рассматривал нас бешеными, негодующими глазами. Позор!  Я  понял,  что  он
наверняка учинит скандал, но считал, что даже у арабского хаджи есть дети.
Он не сказал ни слова, только долго смотрел на  нас,  затем  повернулся  и
вошел в мечеть. Вероятно, он вернулся с арабским подобием полицейских,  но
мы в то время были уже далеко, во всяком  случае,  покончив  с  пивом,  мы
скрылись.
     О, я открывал глубины моей памяти! Я исследовал каждый подсудный  или
отрицательный поступок  и  даже  просто  неприятные  воспоминания,  но  не
находил ничего, что могло бы выявить приход ФБР в середине ночи.
     Минут десять спустя я набрался достаточно смелости высказать это,  но
уже никого не обнаружил. Они оставили меня одного в маленькой комнате, где
было немного мебели. Мой разум чист и  ясен.  Я  был  одет  в  костюм  для
купания. Он, конечно, сохнет долго, но где-то  в  офисе  открыты  окна,  и
из-под двери дул  холодный  мичиганский  бриз.  Дверь  оказалась  закрытой
снаружи - это я узнал, когда до нее дотронулся.
     Интересно, что, хотя на мне  почти  ничего  не  было,  они  тщательно
обыскали меня. Полагаю, что меня  совсем  не  случайно  арестовали  именно
тогда, когда я не мог иметь при себе оружие и напасть на одного из них или
убить себя в припадке раскаяния от чудовищности моих  преступлений,  чтобы
утаить хотя бы одно из них, расстроив тем самым их планы.
     Глупцы! Я не думал, чтобы что-нибудь в моем прошлом,  стоило  смерти.
Затрудняло то, что я не знал, за что меня арестовали,  но  я  не  совершал
ничего такого. Более того, я ничего не предпринимал. Не только потому, что
дверь была закрытой, но и вообще в той комнате  мало  что  можно  сделать.
Здесь находился репродуктор, из которого доносилась музыка  -  в  основном
звук скрипки: серьезная вещь. Здесь был стол, конечно же пустой, а  что  в
ящиках, я не знал. Из-за закрытой двери мои  нервы  были  на  пределе.  За
столом находилось вращающееся кресло, перед ним - простой деревянный стул.
Я не знал, сколько времени пробуду один -  и  выбрал  деревянный  стул.  Я
сидел, обнявшись от холода руками, и размышлял.
     И  тут  дверь  без  предупреждения  открылась,  и  вошел   шеф-агент.
Шеф-агент Христоф.
     Это была женщина.


     Шеф-агент Найла Христоф была не просто одной из тех, кто вошел  через
эту дверь, но и, без всякого сомнения, важным лицом. Она была боссом. Все,
кто вошел вместе с ней, подчеркивали это жестами.
     Я удивился. Конечно же, все знают, что недавно в ФБР начали  набирать
и женщин, но их никто не видел. Вы знаете о существовании женщин -  врачей
или водителей такси, - поскольку видели их в кинохрониках или  фильмах.  С
агентами ФБР такого случиться  не  может.  В  недельных  кинохрониках  вам
никогда не покажут лица агентов. Если хоть  один  оператор  попробует  это
сделать,   рискуя   раскрыть   правительственный   секрет,   отрицательные
последствия для него неминуемы. Тогда он будет