экзотического
островка стали казаться мне  уже  не  свидетельством  его  обитаемости,  а
просто его случайного посещения людьми -  до  того  все  вокруг  выглядело
диким и нетронутым, предоставленным самому себе.
   К центру острова кустарник стал гуще, но  не  настолько,  чтобы  сквозь
него  приходилось  продираться.  По-настоящему  интересное  все   еще   не
встречалось, время у меня было ограничено, поэтому я всматривался под ноги
и в ветви ближайших кустов все напряженнее.  Это  и  позволило  незнакомцу
возникнуть передо мной неожиданно, словно привидению.
   Сначала я увидел только его худые рыжеволосые ноги в грубых  сандалиях,
потом - заношенные шорты, из  правого  кармана  которых  торчала  рукоятка
крупнокалиберного пистолета, замызганную, с темными  кругами  под  мышками
рубашку цвета хаки и - наконец - худое, как он сам, лицо: рыжую  нечесаную
бороду, под которой угадывался длинный подбородок и - глаза:  пронзительно
голубые, прищуренные от слепящего солнца.
   Я смотрел на него, оцепенев от неожиданности, чувствуя, как  по  мокрой
от горячего пота спине поднимается холодок.
   Так продолжалось, наверно, с полминуты.
   - Что вы делаете на моем острове? -  вдруг  резко  спросил  он,  быстро
хватаясь за рукоять пистолета.
   - Я?.. На вашем острове?.. (Лишь позднее до меня дошло, что - к счастью
- он задал этот вопрос на английском.)
   - На _моем_ острове, - глядя по-прежнему с острой ненавистью, раздельно
повторил он.  -  Острове,  который  я  купил  за  свои  деньги  и  который
принадлежит мне до последней песчинки.
   - Видите ли... - сказал я, стараясь тщательнее подбирать слова. - Я  не
делаю ничего плохого, то есть ничего, что могло бы нанести вам ущерб. Я  -
энтомолог, то есть изучаю насекомых, - пояснил я, боясь, что он не поймет.
- Я только изучаю насекомых - и все. Меня интересуют только насекомые, и я
не знал, что этот остров - ваша собственность.
   Напряженность его позы немного ослабла, рука  соскользнула  с  рубчатой
рукоятки и вытянулась вдоль бедра.
   - Значит, вы - ученый? Энтомолог? - спросил он  сразу  более  спокойным
тоном и даже как будто с долей интереса.


   Мы стояли шагах в пяти друг от друга.
   Он искоса взглянул на ветвь у своего плеча, быстрым  движением  снял  с
нее что-то и щелчком бросил к моим ногам.
   Это была одна из многих разновидностей тропических бронзовок.  Даже  не
нагибаясь, лишь посмотрев, я назвал ее по-латыни и сказал то, что  принято
говорить при классификации насекомого.
   Удивительно, но незнакомец, казалось, понял все до последнего слова.
   Теперь передо мной стоял уже просто неопрятный и  издерганный  человек,
который о чем-то напряженно думал.
   - Как вы сюда попали? - спросил он, наконец.
   - Я из  экипажа  научно-исследовательского  судна.  Мы  решили  попутно
ознакомиться с островом. С  флорой  и  фауной  вашего  острова.  На  таких
островах не так уж редки неожиданности.
   - Да, да... я понимаю, - погруженный  в  свои  мысли,  пробормотал  он,
потом вскинул голову:
   - Вы говорите с акцентом.
   - Я не англичанин. Я русский.  Это  советское  научно-исследовательское
судно.
   - Отлично... - опять задумчиво  пробормотал  этот  странный  тип.  -  И
сколько вы намерены пробыть здесь?
   - Еще часов пять-шесть. Может - восемь...
   Мне  начало  казаться,  что  я  все  же  имею  дело  с  сумасшедшим.  С
элементарным сумасшедшим, у которого  из  кармана  шортов  торчит  рукоять
крупнокалиберного пистолета.
   - Так, значит, вы - ученый?
   - Я уже говорил вам. Энтомолог.
   Он снова надолго задумался.
   Я, чувствуя какую-то  непонятную  дополнительную  тревогу,  внимательно
посмотрел мимо него и вздрогнул, увидев сквозь негустой кустарник,  метрах
в пятнадцати, крупную западноевропейскую овчарку. Она  неподвижно  лежала,
вытянув перед собой лапы и, часто дыша открытой пастью, неотрывно стерегла
каждое мое движение. В  нескольких  метрах  правее,  едва  различимая  под
низкими  нависшими  ветвями,  пряталась  другая  овчарка.  Я  понял,   что
полностью завишу сейчас от чужой, непонятной  мне  воли.  Еще  я  подумал:
"Хорошо, что заметил собак.  Они  предохранили  от  глупости,  на  которую
инстинктивно почти решился: если бы я решил его обезоружить - это стало бы
последней глупостью в моей жизни..."
   - Отлично! - сказал вдруг незнакомец и резко тряхнул кудлатой  головой.
- О'кей.
   Он посмотрел на меня и обнажил  в  улыбке  почти  все  свои  желтые  от
никотина зубы.
   Я машинально улыбнулся ему деревянной улыбкой, не понимая  еще,  в  чем
дело.
   -  Все  хорошо,  -  сказал  незнакомец  с   вымученной   приветливостью
издерганного и, может быть, в самом деле душевно нездорового человека.
   Он подошел почти вплотную:
   - Вытащите у меня из кармана пистолет и переложите в свой карман.
   Я нерешительно выполнил его просьбу.
   - Вот так-то лучше. Надеюсь, теперь вы меня не опасаетесь?
   - Нет...
   - Давайте познакомимся. Меня зовут Ирвинг Лоусон.
   - Олег Кондратьев.
   - Значит, вы - ученый?
   Я утвердительно кивнул головой.
   - Я тоже. Я тоже ученый, - сказал Лоусон. - Мы с вами, к  тому  же,  не
только из  разных  стран,  но  даже  принадлежим  к  различным  социальным
системам. И - говоря прямо - ваша мне нравится гораздо больше... Вы только
что сказали, что у вас есть в запасе несколько часов. Я  приглашаю  вас  в
гости. Мне бы очень хотелось с вами поговорить. Просто поговорить - и все.
   -  Хорошо,  -  согласился  я,  чувствуя,  что  буду  жалеть,   отклонив
приглашение этого странного человека.
   - О'кей, - опять сказал он и, повернувшись спиной, пошел  впереди  меня
через кустарник.
   Овчарки теперь бесшумно бежали метрах в десяти слева и  справа;  только
изредка в прогалинах мелькали их сероватые бока.
   "Это не похоже на дрессировку, - невольно подумал  я.  И,  взглянув  на
происходящее со стороны, окончил: - И Лоусон, пожалуй, тоже  не  похож  на
сумасшедшего..."
   - Я узнал, что ваш корабль приближается к острову задолго до того,  как
он бросил якорь, - размеренно шагая длинными худыми  ногами,  говорил,  не
оборачиваясь,  Лоусон.  -  Знал  его   водоизмещение   и   то,   что   это
научно-исследовательское судно. Даже приблизительное число членов экипажа.
Не знал лишь, под чьим оно флагом. Надо будет научить  их  этому,  большое
упущение с моей стороны.
   - Кого - "их"? - машинально спросил я.
   - Уже совсем недалеко, - сказал он, оставив мой вопрос  без  ответа.  -
Уже совсем близко. Вон... видите ту группу деревьев? Там моя резиденция.
   При нашем приближении  на  одной  из  пальм  громко  защебетала  черная
обезьянка и ловко соскочила на плечо Лоусону.
   - Все хорошо, Джон, - сказал он, погладив ее по спине.
   Овчарки вышли из кустарника и остановились чуть поодаль.
   - Дик и Рид, - кивнул он в их сторону.
   - Понятно... - рассеянно сказал я, оглядываясь в  тщетных  поисках  его
резиденции.
   То, что мне вначале показалось большим термитником, и оказалось  входом
в резиденцию Ирвинга Лоусона. Это был  крепчайший  железобетонный  колпак,
замаскированный под термитник и оборудованный, как настоящий  дот,  вплоть
до крупнокалиберного (у него, очевидно, была слабость к  крупнокалиберному
оружию) пулемета у закрытой сейчас амбразуры.
   -  Тут  целый  арсенал...  -  невольно  произнес  я,  когда   массивная
бронированная дверь, повинуясь какому-то  скрытому  устройству,  отошла  в
сторону и мы очутились в этом доте-прихожей.
   - Не иронизируйте, - сухо ответил Лоусон. - При образе  жизни,  который
мне приходится вести, никакая предосторожность не может быть лишней.
   В железобетонном полу открылся еще один бронированный люк.
   - ...К тому же, - продолжил он, - вот такие  подземелья,  оборудованные
хорошей вентиляцией и кондиционерами, - самое подходящее жилище для  этого
климата.
   Мы  спустились  но  крутом  винтовой  лестнице  и  оказались  в  первом
помещении, судя по всему,  служившем  ему  спальней,  столовой,  кухней  и
рабочим кабинетом. Дверь - уже не такая массивная, как предыдущие, -  вела
куда-то еще дальше.
   - Там у меня лаборатория, библиотека, мастерская и подсобные помещения.
Хотите взглянуть на лабораторию?
   - Да, конечно.
   Он открыл дверь, за которой сразу же зажегся свет. Я взглянул через его
плечо и увидел  большой  зал,  уставленный  электронной  аппаратурой  -  в
большинстве переносной - сложной даже на  взгляд.  Электронной  аппаратуры
хватало и в первом помещении, но то, что я увидел в лаборатории, не  могло
не вызвать, по крайней мере, удивления.
   - Вы работаете от какой-то крупной фирмы? - спросил я.
   - Плевать я хотел на этих выжиг! - резко ответил Лоусон.
   - Тогда вы очень состоятельный человек.
   - Да, пока еще у меня есть деньги,  -  невесело  усмехнулся  он.  Потом
закрыл дверь и указал на стул перед обеденным столом:
   - Садитесь.
   Его внешний вид нелепо контрастировал с безупречным порядком,  царившим
в его лаборатории и жилище. Он достал из встроенного в  железобетон  шкафа
бутылку джина, два стакана и бросил на стол измятую пачку сигарет; перенес
от письменного стола второй стул и сел напротив.
   - Пейте джин, - сказал он мне, придвигая до половины налитый стакан.  -
Уверен, что вам не каждый день доводится пить в таких подземельях.
   Я вежливо улыбнулся  неловкой  шутке,  стараясь  освоиться,  осматривая
поверх стакана помещение.
   Почти всю стену за его спиной занимали фотоснимки дельфинов: в основном
гринд и афалин, хотя были на  них  касатки  и  даже  самые  примитивные  -
пресноводные дельфины. Снимки были  сделаны  на  высоком  профессиональном
уровне, что сразу бросалось в глаза. На высоком профессиональном уровне  и
с большой любовью.
   - Все это - ваши работы? - спросил я с интересом.
   - За малым исключением, - поняв по взгляду, о чем спрашиваю, подтвердил
Лоусон.
   -  Очевидно,  не  ошибусь,  заключив,  что  вы  занимаетесь   изучением
дельфинов?
   - Ошибетесь! - неожиданно резко и неприязненно сказал Лоусон.  -  Я  не
изучаю дельфинов в том смысле, который вы подразумеваете, я просто пытаюсь
вступить с ними в контакт.
   Он нервно закурил сигарету и с каким-то  вызовом  откинулся  на  спинку
стула.
   Я вежливо промолчал.
   - Меня коробит,  когда  слышу:  "_изучать  дельфинов_"!  Изучать  можно
элементарные частицы... распространение электромагнитных волн!.. Дельфинов
можно лишь стараться _понять_! Они - такие же разумные существа, как и  мы
с вами. Когда говорят "_изучать_" - это значит говорят: "поставить себе на
службу", "постараться извлечь _одностороннюю выгоду_"!
   Я понял, что - сам того не подозревая - грубо задел самое больное место
в душе этого человека.
   - Да, жизнь устроена так, что выгоду необходимо  извлекать,  без  этого
невозможно существование цивилизации, - все больше возбуждался  Лоусон.  -
Но нельзя же только  и  делать,  что  извлекать  и  извлекать  из  _всего_
выгоду?! Так в мире не  останется  ничего  святого,  в  конце  концов,  мы
перестанем уважать даже самих себя!..
   Джон, испуганно таращивший на нас глаза со свисающего с потолка каната,
на котором раскачивался, прыгнул Лоусону на плечо и прижался к его голове,
умоляюще щебеча.
   - Ну, ну... - бросил Лоусон, как-то сразу отмякнув, а мне сказал:
   - Извините...
   - Извинить? За что?.. Я прекрасно вас понимаю.
   - "Дельфины - разумные животные", - с горечью произнес Лоусон. -  Никто
еще толком не знает, что представляют собой наиболее развитые  из  них,  а
уже - даже не самые далекие из нас - отлично уразумели, какую выгоду можно
извлечь  из  дельфинов,  если  сделать  их  загонщиками  косяков   сельди,
разведчиками морских глубин, шпионами и живыми торпедами...
   Он поднял стакан и кивком пригласил последовать его примеру.
   - Вы хотите установить с ними контакт? - сказал я, закуривая  сигарету.
- Но разве это под силу кому-то одному, пусть даже гению?
   - А разве есть иной выход?.. В мире, в котором  я  живу,  можно  верить
только самому себе. Еще Джону, Дину и Риду.
   У меня по коже пробежал сковывающий холодок,  когда  я  представил  всю
бездну одиночества этого загнанного, душевно изломанного человека.
   - Уже можно говорить об определенных достижениях,  -  нервно  продолжал
Лоусон. - Это дельфины предупредили меня о  приближении  вашего  судна.  Я
достиг большого взаимопонимания с местными гриндами.  Пожалуй,  это  можно
уже назвать сотрудничеством, которое с каждым днем становится все теснее и
облегчает мою работу. Живя в  одиночестве,  вдали  от  суеты  цивилизации,
начинаешь, к тому же, лучше понимать других существ, начинаешь  относиться
к ним с большим  интересом  и  уважением.  И  начинаешь  на  все  смотреть
несколько по-иному...
   Невероятно - сейчас с трудом верится, - но ведь  было  время,  когда  я
принимал участие в одной из  программ,  программ,  посвященных  извлечению
военной выгоды из дельфинов. Все было устроено так ловко, что я  не  сразу
понял, чем на самом деле занимаюсь. Когда же понял и ушел -  то  попытался
бороться  против  этой  программы  с  помощью  прессы.   На   мне   охотно
зарабатывали деньги, пока пахло сенсацией, и утратили интерес, как  только
появились сенсации посвежее.  Да  и  те,  кто  был  заинтересован  в  этой
программе, тоже не теряли времени...
   Лоусон сидел,  подперев  кудлатую  голову  ладонями  рук,  поставленных
локтями на стол.
   - И знаете, - наконец вырвался он из оцепенения, - примерно в то  время
мне пришла в голову одна мысль. С виду - очень  простая  мысль.  Возможно,
это даже общий закон природы, но что-то не дает и никогда не  даст  мне  с
ним примириться. Я имею в виду отношение людей ко всем, кого  они  считают
ниже себя по интеллекту. Стоило кому-то счесть негров более  низшими  -  и
сотни тысячи их, уже в наше цивилизованное время, были превращены в  рабов
- "разумных животных". А истребление гитлеровцами "неарийцев"?..
   Неужели мы можем по-настоящему считаться лишь с разумом,  эквивалентным
нашему, "высшему", пусть  даже  скрепя  сердце,  поклоняться,  а  "низший"
беззастенчиво эксплуатировать в своих  целях?  Неужели  интеллекту  вообще
свойственно такое отношение к интеллектам, более "низким" по развитию?..
   Но что же будет, если к нам  прилетят  со  звезд?  Если  завтра  к  нам
прилетят со звезд, я вас спрашиваю?..


   Мы с Лоусоном снова шли  через  кустарник.  Дик  и  Рид  сосредоточенно
бежали у наших ног. На спине  Рида  привычно  сидел  Джон.  Из  кармана  у
Лоусона торчала рукоятка крупнокалиберного пистолета.
   Впереди, сквозь негустую зелень, вдруг мелькнула ослепительная  голубая
полоска: океан.
   - Вот мы и пришли, - проговорил, остановившись, Ирвинг.
   Я протянул ему пачку сигарет. Он щелкнул зажигалкой. Мы закурили.
   - Очень жаль так быстро прощаться с вами, - сказал я.
   - Мне тоже, - неловко улыбнулся Лоусон. - Но вам ведь надо уже идти...



   Сергей Подгорный.
   Предварительный контакт

   -----------------------------------------------------------------------
   Авт.сб. "Взгляд с нехоженой тропы". Киев, "Вэсэлка", 1990.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 2 November 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Семенов оторвал взгляд от моря и посмотрел на небо. Последнее окошко  в
нем затянулось, облака в том месте превратились  в  яркое  белесое  пятно,
тускнеющее на глазах. Арафурское море внизу потеряло яркие краски.
   - Прогулка все же откладывается, - сказал он сам себе.
   Старинный,  по-ярмарочному  раскрашенный  вертолет   взревел,   набирая
высоту. Навигационные приборы на вертолете были ему под стать, но  Семенов
все же определил, что ближе всего теперь до островов Кай. Подняв  вертолет
выше, он прибавил скорость. Отсюда море казалось свинцовым, оно равномерно
простиралось во все стороны, сливаясь с серой пеленой на горизонте.
   Большой  остров  показался  вовремя:  первые  капли  дождя  ударили   в
смотровое стекло, расплющившись в тонкую неровную пленку, сквозь которую и
море, и небо, и главный из островов Кай  утратили  свой  обычный  вид.  Но
вертолет летел на предельной скорости, и силуэт  острова  рос  на  глазах.
Скоро уже можно было различить узкую полосу  белого  песка,  всю  в  ярких
оспинах грибков от солнца; вдоль берега, как исполинские каменные  столбы,
высились над пеной листвы небоскребы-гостиницы. Потом стали  видны  мелкие
постройки.
   Семенов повел вертолет на снижение.  Внизу  была  северная  оконечность
Большого острова. Неожиданно, недалеко от пологого берега, в зарослях,  он
увидел белый коттедж с верандой, а рядом -  посадочную  площадку.  Она  не
была занята. Вертолет тряхнуло от  встречи  с  землей,  он  вмял  колесами
мокрую почву, потом, несколько раз чихнув, заглох мотор, и в уши  Семенова
ворвалась музыка дождя: шуршание его капель  в  траве,  бульканье  в  луже
перед вертолетом, звонкие удары по  широким  глянцевым  листьям  деревьев,
барабанная дробь о дюралевую обшивку и смотровые  стекла.  Семенов  открыл
дверцу, вдохнул сырой воздух и выпрыгнул из кабины.
   От посадочной площадки  до  веранды  было  метров  тридцать.  По  бокам
дорожки росли бордовые розы и какие-то  голубые  цветы.  Она  оканчивалась
двориком, тоже из бетонных плит, в щелях между которыми темнилась трава  с
серебряными листьями, примятая лишь у порога.  Семенов  увидел,  что  окна
закрыты тростниковыми шторами, за которыми угадывается электрический свет,
и в нерешительности остановился. Дом словно замер и не  подавал  признаков
жизни. Куртка Семенова вымокла  под  дождем,  туфли  влажно  блестели.  Он
повернулся,  чтобы  сделать  шаг  назад,  но  дверь   веранды,   скрипнув,
отворилась и сквозь шум дождя он услышал резкий голос.
   - Куда вы? - спросил он. - Ведь вы же хотели войти.
   Семенов обернулся с растерянной улыбкой, словно был застигнут на чем-то
нехорошем, чувствуя себя неловко.
   - Видите ли... - сказал он и сразу осекся: перед ним в  дверном  проеме
стоял Корытин. Короткая стрижка, напряженный взгляд,  трико  астронавта...
Ошибки не могло быть.
   - Чего же вы стоите? - в голосе Корытина слышалось раздражение.
   Семенов взошел на веранду и нерешительно остановился. Они  одновременно
посмотрели на мокрые следы от его туфель.
   - Ничего, - сказал Корытин. - Ничего особенного.  Вы  просто  промокли.
Снимите куртку и повесьте над камином.
   Он говорил странно: глядя чуть  мимо  собеседника;  движения  его  были
нервными: то излишне медлительными, то порывистыми, почти судорожными.
   - Сейчас. Не стоит беспокоиться, - сказал Семенов.
   Они вошли в первую комнату. Корытин включил электрический камин,  и  на
минуту воцарилось напряженное молчание. Семенов неловко улыбнулся и сделал
вид, что рассматривает обстановку.
   Комната была отделана под старину: белая  пластмасса  стен  и  потолка,
коричневая - пола, небольшой стол посередине,  два  легких  кресла-качалки
возле него, шкаф и холодильник в стене. Подоконники были в виде ящиков,  и
там росли цветы. Все было, как он ожидал,  даже  старинный  магнитофон  на
столе и большая зеленоватая  фотография  в  узкой  черной  рамке.  Корытин
тяготел к вещам своего времени; в этом не было ничего странного.


   Фото запечатлело голые с резкими очертаниями камни, хаос  из  камней  и
человека без скафандра, вернее, только  его  незащищенное  лицо,  плечи  в
комбинезоне астронавта и неподвижный, даже для снимка,  взгляд.  Внешность
этого человека показалась Семенову  знакомой,  но  кто  это,  он  не  смог
вспомнить.
   - Садитесь... Будьте, как дома, - сказал Корытин.
   - Спасибо, - поблагодарил  Семенов,  и  они  снова  замолчали.  Семенов
лихорадочно искал, что бы сказать еще, но ничего не приходило в голову.
   - Послушайте, а почему вы выбрали  для  прогулки  этот...  вертолет?  -
спросил  Корытин,  рассматривая  зажигалку.  Было  заметно,  что  это  его
интересует, почему-то является важным. - Вертолет, да еще та