ва  стали
расползаться тревога и опасения, ощущение беспомощности  и  беззащитности,
его положение предстало перед ним в другом свете.
   Вот он лежит, запертый в непонятного назначения  цилиндр,  в  одном  из
отсеков  корабля,  где  ему  непонятно  все,  среди  существ,   для   него
непостижимых, общего у него с которыми - только разум, но  даже  разум  их
неизмеримо более чужд и непонятен ему,  чем  разум  дельфинов.  Каковы  их
мораль, понятия о Добре и Зле? Что они считают допустимым в отношении друг
друга, а что в отношении иных существ? Для  чего  он  им  _понадобился  на
самом деле_, какую в действительности роль  отвели  они  ему,  прежде  чем
направить свой корабль к костру на дне заброшенного гранитного карьера?..
   Образы приснившегося кошмара вновь стали исподволь заполнять  сознание,
подчинять себе мысли. Булочкин почувствовал, что покрывается испариной, он
заметался, замотал  головой,  чтобы  вырваться  из  сознания  одиночества;
беспомощности и пустоты, чтобы вновь  обрести  себя,  волю  и  способность
держать под контролем поступки, чувства, мысли. Он понял, что самый верный
и, пожалуй, единственный  путь  к  этому  -  вновь  вспомнить  и  мысленно
всмотреться в события, которые произошли после того, как карьер заполнился
призрачным  серебристым  светом.  Вспомнить  эти  события   в   мельчайших
подробностях и всмотреться тщательно.
   Все мы воспитаны на сказках о Василисе Премудрой и  Кащее  Бессмертном,
Иванушке-дурачке и Змее Горыныче, и в каждом  есть  чти-то  от  мистика  и
суевера, но нужны необычнее условия, чтобы это вырвалось наружу.  Булочкин
подумал, что условия  необычнее  тех,  в  которые  он  попал,  представить
трудно, и сознание этого прибавило ему уверенности в себе, сил для  борьбы
с потерянностью и замешательством.
   До тех пор, пока не закрылся входной  люк  корабля,  и  даже  в  первую
минуту после этого  Булочкин  просто  _знал_,  что  вступил  в  контакт  с
существами из _другого_ мира, что они совсем не такие, как люди, и их мир,
который он в конце концов увидит, будет совсем не то, что Земля, но он _не
понимал, не отдавал себе отчета в том, насколько_ они совсем не такие и  в
_какой_ мере их мир не похож на тот, который он навсегда оставляет.
   Растерянно  и  беспорядочно  оглядывая  все,  что  открывалось   внутри
корабля, Булочкин стал выглядеть так же  неуверенно,  как  человек,  вдруг
очутившийся  на  канате  над  пропастью.  Он  не  мог  понять   назначения
окружающих его вещей  и  их  совокупностей,  не  мог  даже  приблизительно
описать многие из них, понять, куда можно ступать, к чему можно, а к  чему
нельзя прикасаться.
   Но инопланетяне знали, что так все и будет. Один  из  них,  по-прежнему
дрожащий, переливающийся и мерцающий, зашел вперед, и из его переговорного
устройства раздалось: "Не пугайтесь. Идите за мной".
   Кроме сопровождавших Булочкина, на корабле было еще три члена  экипажа.
Они ожидали  в  просторном,  хотя  по  земным  меркам  и  низком,  круглом
помещении в центре корабля. Булочкин, чувствуя  тяжелую  усталость,  почти
уже ничего не соображая, остановился, не доходя шагов пяти до  них,  глядя
на их желто-зеленоватые лица, общее выражение которых было доброжелательно
и приветливо. Маленькие гибкие  фигуры  инопланетян,  их  лица  трепетали,
словно под токами  огромного  напряжения,  и  Булочкина  вдруг  непонятным
образом озарило, он понял, что так оно и есть, но только эти  неотвратимые
токи - _Время_...


   Тогда, глядя  на  существ  из  другого  мира,  он  был  потрясен  своей
догадкой, но - с одной стороны - она не вызывала сомнений, а с другой - он
не был способен задуматься над ее смыслом и вероятностью. Теперь, вспомнив
то внезапное озарение, потрясение, вызванное  им,  Булочкин  подумал,  что
было бы удивительнее, окажись по-другому.
   Одинаково течет время в любой точке Земли, но даже на Земле у  существ,
которые многие миллионы лет назад  имели,  пожалуй,  общих  предков,  темп
времени заметно разный: стрекоза и  улитка,  белка  и  черепаха,  тунец  и
губка... Есть водоросли, вырастающие за сутки на полметра, и есть деревья,
которые и через десятки лет после того, как из семени проклюнется  росток,
больше похожи на чахлый кустарник...
   И все же даже теперь он почувствовал неодолимый озноб, вспомнив  хозяев
звездолета. Да, они отлично знали, что если будут вести себя  естественно,
то  лишь  смертельно  испугают  человека  у   костра,   им   было   трудно
подлаживаться под  его  темп,  но  на  первой  стадии  контакта  это  было
необходимо. А потом, считали они, когда он окажется  уже  в  корабле,  ему
можно будет объяснить, для начала - хотя бы самое необходимое, и он начнет
спокойнее воспринимать то, что увидит.
   Булочкину предложили сесть, и он, хотя не сразу, сел в  невесть  откуда
появившееся, как раз по его комплекции, кресло.  Астронавты  из  созвездия
Ориона стали полукругом перед человеком,  и  из  переговорного  устройства
одного из них (Булочкин  еще  не  мог  их  различать,  они,  в  совершенно
одинаковой форме, казались для него на одно лицо) вновь, как около костра,
заспешил захлебываясь голос неестественный для человеческого  уха,  словно
взятый напрокат у героя мультфильма. Опять сначала  пошли  приветствия,  а
потом - деловая часть.
   "Совсем как у нас", - машинально отметил Булочкин, но тут же догадался,
что у _них_, наверно, по-другому  даже  это,  но  они  хотят,  чтобы  было
побольше привычного ему.
   Приветствия  были  напыщенными,  деловая  часть  началась   почти   без
перехода.  Его  просили  не  придавать  значения  естественным   в   таких
обстоятельствах чувствам опасности, неуверенности, страха за себя  и  свое
будущее. Он должен спокойнее относиться к тому непривычному  и,  возможно,
невероятному; что окружает его, а таким для него является здесь почти все.
   -  Это  естественно,  -  торопливо  убеждал  голос   из   переговорного
устройства.  -  Вспомните  хотя  бы,  как  на  вашей  планете  различались
культура, образ жизни цивилизаций и племен, разделенных  расстояниями  или
естественными преградами. Со  временем  вам  станет  понятным  многое.  Мы
приложим для этого все силы. После всестороннего  изучения  индивидуальных
особенностей  ваших   биохимических   процессов,   психики,   особенностей
восприятия, мышления и так далее -  мы  будем  в  состоянии  сделать  наше
взаимопонимание более полным. Есть средства и методы, позволяющие  надежно
улучшать память и мышление; именно это мы имеем в виду. Ваш мозг  обладает
многими возможностями, но далеко не все они и  не  полностью  используются
вами, потому что для этого еще  не  назрела  настоящая  необходимость.  Вы
будете открывать резервы мозга и овладевать ими по мере  усложнения  вашей
цивилизации, которому суждено происходить все стремительнее...
   До Булочкина вдруг ясно дошло, что с момента встречи с  пришельцами  он
чувствует себя, как шахматист в жестоком цейтноте. Ему не хватает времени,
чтобы по-настоящему задуматься, он не успевает за событиями, хотя  хозяева
звездолета делают для этого все, что в их  силах.  Стремление  не  отстать
выматывало его все больше. На  какое-то  время  он  перестал  воспринимать
голос из переводного устройства: тот звучал, но не достигал его сознания.
   "Они хотят меня обследовать, а затем сделать что-то с  моим  мозгом,  -
застрял он на этой мысли. - Сначала они меня  обследуют,  а  потом  что-то
сделают с моим мозгом..."
   И вот тогда, впервые с начала контакта, Булочкину  стало  страшно.  Это
был инстинктивный страх, как есть инстинктивное  отвращение.  Булочкин  не
сразу понял, отчего ему стало так страшно.
   Между _знанием_ чего-то и _осознанием_ всегда  лежит  какой-то  отрезок
времени. Чем меньше мы  подготовлены  к  восприятию  события,  тем  больше
времени требуется, чтобы осознать его значение  и  последствия.  И  бывает
так, особенно в критические моменты, что новая информация еще до того, как
полностью осознается, начинает руководить нашими  поступками.  Мы  говорим
тогда, что поступаем инстинктивно,  бессознательно,  но  спустя  некоторое
время приходим к выводу, что у нас были веские основания поступать  именно
так.
   Булочкин отлично понимал, что его жизни ничего  не  угрожает,  подобные
опасения просто не приходили ему в голову. Но есть страх не менее  сильный
- это страх потерять  себя,  перестать  быть  собой.  Больные  неизлечимым
психическим  расстройством  нередко  вызывают  такие  же  чувства,  как  и
умершие. Булочкин навсегда терял планету Земля - ее города и  леса,  моря,
океаны, горы и реки, небо голубое и небо  в  серой  пелене  туч,  цветы  в
скверах и солнечные закаты, новые книги и красивых женщин, ощущение  своей
причастности к миллионам и миллионам таких же, как он сам,  очень  разным,
но в главном - таких же. Он навсегда терял целый мир, и взамен  оставалась
лишь память о  нем  -  бледное  и  поверхностное  отражение,  которое,  не
обновляясь ежедневно, отодвигаемое  новыми  поразительными  впечатлениями,
обречено терять краски, подробности и четкость.
   Мир, который он терял, был частью его самого, хотя лишь теперь Булочкин
по-настоящему понял это. Его отношение к миру, теперь  оставляемому,  было
слагаемым его личности. И вот, кроме всего  этого,  _они_  собирались  еще
изменять его психику, мышление, мозг... Что же _тогда_ останется от  него,
от Булочкина? Черты лица и цвет волос? Джинсы и куртка цвета хаки?..
   Уже  сейчас,  отгороженный  металлом   звездолета   от   Земли,   после
происшедших невероятных событий, он не был прежним  Булочкиным,  хотя  его
духовная связь с Землей еще оставалась прежней. Земля еще была частью  его
самого. Да, _он_ мечтал увидеть другие миры, да,  _он_  вошел  в  корабль,
прилетевший из созвездия Орион, но сделал это только потому, что ни на миг
не сомневался: где-то там, на далекой  планете,  из  корабля  тоже  выйдет
_он_, именно он. Лишь при этом условии происходящее  имело  для  Булочкина
смысл. И  вдруг  он  понял,  что  для  пришельцев  это  условие,  наверно,
необязательно, что они, наверно, относятся к личности  и  индивидуальности
совсем не так, как мы на Земле; то,  что  невозможно  для  нас,  очевидно,
допускается их понятиями о гуманности и морали.
   "Я не соглашусь на это! - покрываясь испариной, решил Булочкин. -  Нет,
ни в коем случае..." Ему нужен был он сам, а не  наполовину  искусственный
гений, сохранивший его внешние черты. Решение было единственным  возможным
для него, сама мысль о том,  что  его  могут  _модифицировать_,  заставила
Булочкина напрячься и до боли сцепить ладони, однако в глубине души у него
была уверенность, что хозяева корабля не  станут  делать  над  ним  ничего
помимо его воли.
   Страх перед модификацией, осознанный им, отступил, и теперь  его  стало
больше мучить опасение, что он просто  не  сможет  как  следует  объяснить
пришельцам свой отказ, сделать  отказ  таким  же  понятным  для  них,  как
понятен он ему самому.
   Голос переводного  устройства  продолжал  вводить  его  в  другой  мир,
знакомить с особенностями этого мира. Вновь вслушавшись в  его  торопливую
речь, Булочкин пожалел, что пропустил много важного.
   Голос  говорил  о  смерти  и  бессмертии,   о   том,   что   бессмертие
принципиально возможно при очень высоком уровне науки и технологии  и  все
же является абсурдом.
   - Но мыслящие существа, как показывает наш прежний опыт и  исследование
других цивилизаций (в том числе  вашей),  стремятся  максимально  продлить
срок своей жизни. Это Первый путь: не стремясь радикально  увеличить  темп
жизни индивида - максимально удлинять ее срок. Это самый простой путь,  но
он  не  эффективен...  А  можно  сделать  наоборот.  И  этот   путь   дает
колоссальный  выигрыш  во  времени  для  цивилизации,  избравшей  его.   В
принципе, Время течет одинаково на  Земле  и  на  любой  из  планет  звезд
созвездия Орион. В каких-то участках и даже  целых  областях  Пространства
существуют его аномалии, но это не имеет отношения к тому, о чем мы сейчас
говорим. Мы отказались от  увеличения  отрезка  Времени,  отведенного  для
существования индивида, но стали увеличивать темп его жизни. При  развитии
цивилизации это происходит и само собой, но лишь до определенных пределов:
пока не исчерпаются потенциальные  возможности,  заложенные  биологической
природой. Сравните, например, темп жизни человека в древнем Новгороде и  в
любом из ваших  теперешних  городов.  Но  так  не  может  продолжаться  до
бесконечности. Наш путь  -  это  перестройка  энергетики  организма,  всех
обменных процессов, органов, нервной системы, мозга... - создание Жизни на
принципиально иной основе...
   - Я не хочу никаких  метаморфоз!  Понимаете  -  не  хочу...  -  вытирая
испарину со лба, дернулся Булочкин.
   В эту минуту он чувствовал себя, как в бреду или  во  сне,  когда  надо
крикнуть, но ты не можешь произнести ни звука. Зеленые фигурки  дрожали  в
его глазах,  как  марево  на  фоне  невероятной  и  неподвижной  декорации
круглого зала.
   - С самого момента зарождения любая  цивилизация  обречена  развиваться
все быстрее и быстрее, - затараторил голос из  переводного  устройства.  -
Темп ее развития будет все больше и больше не  совпадать  с  темпом  вашей
жизни, и вы вынуждены будете сделать ответственными за  темп  ее  развития
искусственные системы -  машины.  И,  в  конце  концов,  совсем  отойти  в
сторону. Тогда возникнет машинная цивилизация,  в  которой  вам  останется
место потребителей и наблюдателей - растерянных  чудаков,  не  понимающих,
что происходит вокруг. Вы тоже будете вынуждены избрать наш путь, хотя это
произойдет очень не скоро..."
   - Я не хочу  модификации,  понимаете  -  не  хочу...  -  снова  выдавил
Булочкин. - Я не могу вам объяснить, но это то,  чего  я  не  хочу  больше
всего в жизни.
   -  Хорошо,  может,  так  будет  и  лучше,  -  мгновенно   отреагировало
переводное устройство. - Но мы все равно  должны  вас  обследовать,  чтобы
создать для вас самые оптимальные условия теперь и в  дальнейшем.  Это  не
займет много времени и не вызовет неприятных ощущений. Идите за мной, -  и
тот, что стоял вторым слева, выдвинулся из напряженного строя.
   Булочкин неуверенно поднялся на ноги, растерянно глядя вокруг.
   - Не  бойтесь  сделать  что-то  не  так.  Не  бойтесь  и  сейчас,  и  в
дальнейшем: вы просто не успеете это сделать, - раздалось  из  переводного
устройства того, который выдвинулся из строя. - Идите за  мной.  Остальные
будут готовить корабль к броску через пространство.
   Едва отзвучало последнее из захлебывающихся от спешки слов, как  пятеро
из шести исчезли; Булочкин успел лишь заметить краями глаз  бледно-зеленое
мелькание, и потом, ступая за своим проводником как сомнамбула,  он  видел
это мелькание то справа, то слева, то перед собой  и  лишь  иногда,  когда
кто-то из инопланетян надолго - по своим меркам - замирал - на  миг  зыбко
обозначающуюся фигурку.
   Обследование, во время которого Булочкин видел лишь то  же  зеленоватое
мелькание  и  необъяснимую   обстановку   вокруг,   действительно   прошло
безболезненно, хотя  он  ощущал  множество  мгновенных  прикосновений,  то
мгновенное тепло, то холод, то скованность, а потом все тот  же  астронавт
(а может, это был уже другой, он не  мог  знать)  повел  его  в  сиреневый
цилиндр...
   Булочкин положил палец на кнопку "СИГНАЛ ВЫЗОВА".
   Часы с календарем на его запястье показывали,  что  проспал  он  больше
суток. Что произошло за это время  на  корабле?  Для  него  -  это  триста
шестьдесят пятая часть года - не так уж мало, - а сколько лет отсчитали за
это время биологические часы _их_, из созвездия Орион?
   Пути  назад  уже  не  было.  Он  это  ясно  понимал.  Еще  был  путь  к
отступлению, когда сидел в кресле посредине низкого  круглого  зала  перед
строем пришельцев, слушая их приветственную речь, пояснения  и  заманчивое
предложение его усовершенствовать, но теперь путь назад был  отрезан.  Они
уже затратили годы своей жизни на то, чтобы  исполнить  его  желание,  его
мечту, они насиловали себя,  подлаживаясь  к  его  темпу  времени,  и  вот
теперь, после всего этого сказать: "Простите, я передумал. Все было только
блажь. Везите меня обратно, я уже соскучился по дому, по Земле... да  и  в
рюкзаке у меня остались два пива и вобла..." Полет к Земле - ведь  это  же
еще годы их жизни, а потом снова полет к далекому созвездию Орион?..
   "Теперь у тебя уже нет выбора, - сказал себе Булочкин. - Теперь  ты  не
сможешь ничего изменить".
   Он с полминуты смотрел на крупную надпись под кнопкой, а потом придавил
кнопку пальцем.
   Цилиндр  стал  разворачиваться,  и  через  несколько  секунд   Булочкин
оказался лежащим на  ровной  прямоугольной  площадке.  Сначала  он  увидел
высокий  потолок  над  собой.  Это  было   переплетение   чего-то,   вроде
многогранных  труб  и  трубок  всех  цветов  и  оттенков,  которые   слабо
светились, пульсируя в  едва  уловимых  ритмах.  Он  засмотрелся  на  них,
пораженный их видом и  еще  чем-то  непонятным,  что  смутно  и  тревожаще
чувствовалось, но не улавливалось сознанием, затем с трудом  оторвался  от
этого зрелища, приподнялся, опершись на ладони, и посмотрел перед собой  и
по сторонам.
   На расстоянии метров пяти от площадки, на которой он теперь  полулежал,
высился амфитеатр из рядов креслиц, в которых сидели, а точнее -  дрожали,
переливались, теряли на время очертания и пропадали  вовсе  не  менее  ста
орионян - как уже мысленно называл их он - совершенно одинаково одетых,  с
одинаково неотличимыми друг от друга желто-зеленоватыми лицами.  Их  глаза
мерцали, как взбалтываемая ртуть, но Булочкин знал, что все они смотрят на
него. Он резко сел, растерянно и испуганно озираясь.
   -  Приветствуем  тебя.  Человек,  представитель  цивилизации  Земли!  -
заторопился откуда-то сверху громкий голос. Булочкин ошарашенно  вздрогнул
и торопливо поджал  ноги.  Он  чувствовал  себя  в  нелепейшем,  глупейшем
положении, совершенно не зная, как себя  вести,  каким  сделать  следующий
жест. Он понимал, что сидеть дальше - лишь усугублять  идиотизм  ситуации,
но что же делать? Вставать? Да, нужно вставать.
   Булочкин вскочил на ноги, одергивая штормовку, растерянно  озираясь  по
сторонам; он сунул руки  в  карманы  джинсов,  спохватившись,  вытащил  их
оттуда и снова принялся теребить полы штормовки.
   Он ничего не понимал. Помещение, в  котором  находился,  было  чересчур
велико для корабля. Экипаж  корабля  состоял  всего  из  шести  орионян...
Неужели остальные просто прятались или занимались работой и он не  замечал
их? Но что значит новая приветственная речь, по напыщенности превосходящая
предыдущие? Может, то был просто прием, а теперь ему решили устроить прием
торжественный и как представителю цивилизации Земли, и как - теперь уже  -
члену экипажа?
   Булочкин напряженно вслушивался в слова приветствия и вдруг понял  все:
он уже не на корабле, звездолет, на котором летел, достиг цели, он  уже  в
одном из центров цивилизации созвездия Орион!  Сидящие  перед  ним  -  это
некоторые из руководителей центра, а  то,  что  сейчас  происходит,  будет
затем транслироваться на все другие подобные центры и объекты цивилизации:
встречу сожмут до нескольких сотых секунд по  его  времени,  и  тогда  она
станет доступной для передачи и восприятия.
   Булочкин, словно бы со стороны, увидел  себя,  растерянно  стоящего  на
сиреневой  площадке  под  объективами  -  или  чем  там  еще?  -  местного
телевидения, под долгими  -  по  их  времени  -  взглядами  представителей
цивилизации созвездия Орион, и  почувствовал,  что  все  тело  покрывается
испариной. Не  такой  рисовалась  ему  торжественная  встреча.  Вообще-то,
представлял он ее очень смутно, но только не такой. До  него  лишь  теперь
начала по-настоящему доходить вся нелепость его положения. Дело было  даже
не в том, что начало встречи застало его лежащим и завор