ся ровнее и добрее к Геве.
Далекий блуждающий огонек уже  не  палил,  а  озарял  изнутри,  постепенно
проясняя разум. Он тоже хотел знать! И не только знать, но и воплощать.
   Сосредоточенно, задумчиво целыми часами он вертел в руках кусок  дерева
или камня, вспоминая, что говорила ему Лилит о снарядах  лаолитян,  а  его
подрастающие мальчишки сидели на корточках вокруг,  ловя  каждое  движение
круглыми глазами Гевы. Четверо из них были темноволосы.
   Седеющий Одам выглядел светлее своего старшего сына: у того волосы были
блестящи и черны, как антрацит! На солнце они искрились, подобно  снеговой
вершине; есть такой накал света, когда противоположности как бы сливаются.
   В этом юноше было что-то от молодого  настороженного  пса;  ноздри  его
искали потерянный след. Глаза, серые и глубоко запавшие,  как  у  совенка,
зорко смотрели вперед. Пройдет совсем немного времени, и в  них  отразится
преобразившийся  мир.  Один  раз  они  блеснули  слезами  восторга:   отец
рассказывал о небесных летающих яйцах.
   - Посреди, - говорил Одам,  -  находился  тяжелый  ящик,  и  он-то  был
источником силы. От этого ящика сила шла в два больших подвижных ствола на
противоположных концах. Они имели два ряда отверстий, направленных  сверху
вниз. Сила ударялась о землю, и яйцо двигалось от этих толчков.
   Сыновья слушали, раскрыв рты, в любую минуту готовые сорваться с  места
на поиски тайн. Удивление никогда не покинет мир! Как  бы  ни  оберегалась
Гева, детей у нее уведет Лилит. И так будет  всегда.  Малодушные  вернутся
под материнское крыло с полдороги: к оглядкам, к оговорам... Но  уже  дети
их детей вырвутся из кокона.
   Одам забирался со всей оравой на целый день подальше от дома, и  там  -
на мелкой ли реке, где они спускали на воду выдолбленную  лодку,  прибивая
борта деревянными гвоздями (утлое начало кораблестроения!), или  высоко  в
горах, где бездонное небо веяло синими искрами,  а  в  изломах  гор  сияла
тень, - он всем находил дело для рук. Теперь он уже никогда не  чувствовал
одиночества: рядом с ним была его работа.
   Настал день, когда Одам с Гевой  и  подросшими  сыновьями  вернулись  в
племя; им было чему научить Табунду. Единственное, что он донес от  Лилит,
были узоры голубых глин на его праще, хотя их  делала  уже  Гева.  Стиснув
зубы, она скоблила, скребла желтую кость или белый камень -  и  ее  умение
переняли многие. Не все ли равно, кто был первым? Об  этом  помнил  только
старый Одам. По вечерам он пристрастился  смотреть  на  звезды.  В  тишине
следил, как они всходили и двигались по небосклону. А  задремывая,  слышал
свой собственный далекий голос из тех времен, когда цветы цветут  ярче,  а
вода плещется звонче: "Почему ты стоишь так тихо,  о  Лилит?"  -  "Я  хочу
понять голос ночи". - "Зачем тебе ночь? У нас есть очаг с теплыми  углями,
мы только что съели мясо и печеные плоды. Что  ты  видишь,  Лилит?"  -  "Я
вижу, как дышат клубы тумана, белые хвосты тянутся по траве.  День  устал,
он ложится спать. Но что делается там, за туманом, когда наступает ночь? Я
пойду и раздвину его руками..."