в
отчаянье бросал исследования и начинал все сначала.
   В конце концов сама жизнь подсказала мне, где искать правильное решение.
   Однажды, после случайного взрыва на одном из заводов, мне попался в
руки кусок железа. Он был так искромсан, что я невольно подумал: "Сколько
понапрасну истраченной силы".
   Взрыв! Вот где таятся неиспользованные возможности. Если удастся его
обуздать, то из разрушителя он может оказаться строителем.
   Даже обыкновенный порох имеет такую силу, что если бы в момент взрыва
его газы остались в том же сосуде, где они находились, он породил бы
огромные давления и температуры.
   Что же можно сказать о таких веществах, как пироксилин или
нитроглицерин, которые в десятки раз мощнее древней селитры.
   Но как удержать необузданную стихию?
   Здесь нужны сверхпрочные материалы, и самое главное - нужно создать
взрывчатое вещество, не дающее мгновенного разрушительного эффекта.
   Образование газов должно происходить постепенно, по восходящей. Но и
это еще не будет успехом, если не будет возможности затормозить реакции в
любой момент, на любой стадии.
   В этом главная трудность. Научиться управлять взрывом.
   Тогда можно будет построить прочные стены-ловушки, создать необходимые
для опытов условия.
   По сути, это будет тот же самый взрыв, но в законсервированном виде.
   Такой процесс преобразования вещества отличается от обычного взрыва
тем, что газы давят на стенки по мере сгорания продукта, распределяясь по
всей площади.
   Обыкновенное стекло нетрудно разбить легким ударом, но попробуй
раздавить его между резиновыми прокладками. Это наверняка не удастся. Уже
созданы такие сплавы металлов, которые отличаются невероятной прочностью,
хотя они и хрупки.
   - Значит ты построил эту невероятную штуку? - спросил Шагрин неуверенно.
   - Да, Коля, построил. Точнее, на разных заводах были изготовлены
отдельные части, оборудование, а собрать ее не составляло труда. Нужное
мне взрывчатое вещество я изготовил сам. Устройство аппарата не так уж
сложно, если не считать тормозного реактора. Цепь последовательных,
замедленных взрывов в среде, насыщенной углеродом, порождает постепенное
повышение давления и температуры в прочной, огнеупорной камере, весь
процесс поддается регулировке через так называемые тормозные реакторы.
   Самое главное - регулировка, не допустить критической величины. А это
мне не всегда удается. Мой аппарат, или, как я назвал его, машина высокого
давления, точно плохо прирученный зверь, иногда выкидывает фокусы,
чрезвычайно опасные не только для меня, как экспериментатора, но и для
всех, находящихся поблизости.
   Приходится придумывать сложную систему управления машиной - на
расстоянии, а это значительно отражается на моих опытах, труднее вести
наблюдение. Подвергая углерод и его разновидности высоким давлениям, я
старался добиться кристаллизации алмаза. И это мне... уже почти удалось...
   - Это же мировое открытие! - закричал Шагрин и, вскочив на ноги,
принялся трясти инженера.
   - Да, открытие, - вяло усмехнулся тот.
   - Да что с тобой? - удивился Шагрин. - Ты же произведешь переворот не
только в промышленности, но и в коммерческом мире!..
   Кручинин распрямил затекшие ноги и загадочно усмехнулся.
   - Ну хорошо, садись и слушай дальше. Искусственные алмазы я получил, и
они немногим отличались от естественных.
   Но я до сих пор не могу понять, от чего зависит окраска этого
удивительного камня. Из одного и того же чистого графита, и даже из одной
партии, побывавшей в совершенно одинаковых условиях, я вдруг получил
голубоватые, оранжевые, зеленые, черные, розовые кристаллы алмазов. Это
было совершенно непонятно. Где-то крылась еще одна тайна, к тому же камни
мои были мелки и не представляли большой коммерческой ценности.
   Опыты я производил не только с углеродом. С другими веществами
происходили не менее удивительные превращения. Глина становилась крепче
стали, железо, наоборот, мягким, как воск. Но это касалось физических
изменений. Интересные вещи происходили и с химическими свойствами.
   Однажды, производя очередные опыты, я вдруг получил вещество, похожее
на сахарную пудру, только зеленоватого цвета.
   Этот порошок был у меня в руках, когда в открытую дверь вбежала моя
собака.
   Ласкаясь ко мне, она случайно прикоснулась языком к порошку и в ту же
секунду вытянулась у моих ног.
   Она была мертва. Даже цианистый калий, самый страшный яд, известный
когда-либо человеку, не действовал с такой губительной быстротой.
   Я дал ему условное название радикала "В". Чистая вода, в которую была
подмешана ничтожная, невидимая пылинка радикала "В", действовала как самый
страшный яд.
   Свое открытие я старался сохранить в тайне, так как боялся его. С
величайшей осторожностью я добыл несколько граммов этого дьявольского
радикала. Он интересовал меня как новое соединение.
 
 
 
 

                                   Глава 2 

 
   Что это было?
 
 
   Давно уже наступила ночь. Проводник тунгус беззаботно похрапывал.
Уставшие за день олени дремали. И только Шагрин и Кручинин вели тихий
разговор.
   Инженер был утомлен, глаза его покраснели, да и сам он весь как будто
осунулся, и только увлеченный рассказом Шагрин ничего не замечал. Впрочем,
Кручинин, довольный, что его слушают с таким вниманием, охотно поддерживал
беседу:
   - Я продолжал работать над алмазом, но произошло событие, которое
надолго оторвало меня от моих опытов.
   В центральных районах Сибири упал невиданный метеорит. Моя лаборатория
в то время находилась недалеко от Иркутска, в глухом безлюдном месте. Я
прекратил все работы и занялся поисками упавшего метеорита. Он интересовал
меня с той точки зрения, что, падая с огромной скоростью, метеорит должен
был образовать впереди себя так называемую "воздушную подушку", то есть
сильно уплотненный воздух. При ударе о землю давление должно было во много
раз возрасти и породить температуру, быть может, в миллионы градусов.
   Давление и температура - вот что меня интересовало, а точнее, продукт,
который они могли образовать.
   Инженер придвинулся ближе к Шагрину и поворошил палкой в углях, от
костра полетели искры, при их свете Шагрин увидел, что лицо Кручинина
необычно бледно, темные глаза резко выделяются под изогнутыми бровями.
   - Ты не можешь представить, Коля, что я увидел, - тихо продолжал
Кручинин. - Вообрази десятки тысяч могучих деревьев, лежащих на земле.
Некоторые из них вырваны с корнем, некоторые сломаны, как спички, у самого
основания, т.е. на самом крепком месте ствола, у других нет вершин, от
некоторых остались лишь голые остовы. В довершение ко всему, всюду следы
испепеляющего огня. И это не на одном участке, а на десятки верст вокруг,
десятки верст, пойми, дружище! Три недели я шел по этому мертвому лесу и
нигде не нашел никаких признаков жизни - все мертво. Какая же концентрация
разрушительных сил бушевала в этих местах!
   Какой огонь возник в этих лесах, уничтоживший своим смертельным
дыханием все живое на огромных пространствах! Я не могу этого описать. Это
дело будущих писателей. В то время я забыл все, что знал, все, о чем думал
раньше. Мною овладела только одна мысль - найти виновника этого, никогда
не виданного, явления. Порой мне казалось, что весь мир лежит в
развалинах, подобно этому погибшему лесу.
   Я был один, вокруг меня не было ничего живого, кроме двух вьючных
оленей.
   Отправляясь в путь, я пытался завербовать какого-нибудь тунгуса в
проводники, но все, к кому я ни обращался, отвечали категорическим
отказом. По их поверью, в этих местах опустился на землю "сын солнца", и
они под страхом смерти не приближались к поваленному лесу. Единственный
человек, который согласился проводить меня до границы поверженных
деревьев, был Кочар. Когда-то я спас ему жизнь, и с тех пор он был ко мне
очень привязан. Но и он плакал и просил его лучше сразу убить, чем
подвергать такому испытанию.
   Запасы мои подходили к концу, восполнить их было нечем, одного оленя
пришлось заколоть, второй едва держался на ногах.
   Сам я был не в лучшем состоянии. Я уже отчаялся что-либо найти, когда
однажды увидел странную группу деревьев. Надо ли тебе говорить, как я был
удивлен. Ведь я был уверен, что пробираюсь к самому центру этой чудовищной
катастрофы, - и вдруг снова лес. Но лес еще более страшный, чем тот,
который лежал на земле.
   Голые стволы без единого сучка, без единой ветви, даже без коры.
Пространство между деревьями чисто, как бы выметено огромной метлой. В
центре этого леса находилось небольшое озеро, невдалеке из земли, подобно
гейзеру, бил высокий столб воды. Еще дальше я заметил несколько таких
столбов. Вода с шумом выбрасывалась из недр земли на большую высоту.
Признаться, был момент, когда мне казалось, что я схожу с ума, что все это
галлюцинация. Я обошел этот голый лес и увидел, что действительно не
ошибся: все-таки это был центр взрыва. Здесь, где должны были развернуться
все силы ада... стоял на корню лес. Как это можно было объяснить? Какой
человеческий ум мог осмыслить и правильно истолковать это совершенно
непостижимое явление природы?
   Я до сих пор не берусь этого объяснить. Пройдя несколько верст к
северу, я снова увидел лес, те же голые обожженные стволы, те же "гейзеры"
холодной воды. Второй центр взрыва. Я снова обследовал его и ничего не
нашел. Еще полдня я шел на север и нашел третий центр. Несомненно, что,
двигаясь дальше, я нашел был еще и четвертый, и пятый, и десятый, но это
становилось бессмысленным. Я решил повернуть назад.
 
   Однажды, когда я, сраженный усталостью, свалился у костра, мой
единственный олень вдруг начал проявлять непонятное беспокойство. Он
рвался с привязи, испуганно таращил глаза и все время глухо ревел. Я
поднялся, чтобы узнать причину этой тревоги, и увидел странное зрелище.
Ты, конечно, видел, как светятся в темноте пни гнилых деревьев. Свет
несколько схожий, но только необычайно глубокий, непередаваемо нежного
бело-розового цвета, исходил в шагах тридцати от меня от какого-то тела. Я
бросился на этот свет. Передо мной лежал почти прозрачный камень. Подобно
огромному кристаллу, он сверкал своими гранями.
   Как завороженный, я смотрел на него. Вдруг камень на моих глазах начал
тускнеть и погас. Я был совершенно поражен.
   Я ощупал его, у него была холодная, гладкая, точно стеклянная
поверхность. На мой взгляд, он весил около тысячи фунтов, и я не пытался
сдвинуть его с места.
   Всю ночь я просидел около невиданной находки - утомленный, но
счастливый.
   Наутро я его осмотрел, это было полуметаллическое вещество совершенно
черного цвета, очень похожее на камень, поэтому я и называю его "камнем",
хотя оно походило и на металл. Сильно оплавленные края свидетельствовали о
том, что он был подвержен высокой температуре. Вооружившись молотком и
зубилом, я принялся за работу. К вечеру мне удалось отколоть от него
несколько кусочков величиной с пятикопеечную монету.
   Еще несколько дней я трудился, не покладая рук, то зубилом, то пилой.
Вещество метеорита было очень прочным, и я окончательно выбился из сил,
когда у моих ног образовалась небольшая горка черных камней. Нагрузив на
оленя около десятка килограммов вещества, хотя оно свободно могло
уместиться в одном кулаке, я заложил оставшийся метеорит камнями,
деревьями и тронулся в путь.
   Потухающие угли костра мерцали кровавым светом, холод и темнота
вплотную приблизились к маленькой стоянке, но Шагрин ничего не замечал.
   Несколько минут они возились, разжигая костер, а когда он разгорелся,
Кручинин продолжал:
   - Проводник терпеливо ждал меня на старом месте. Он был страшно
удивлен, что я остался живым. С тех пор, - усмехнулся рассказчик, - среди
тунгусов я считаюсь чем-то вроде божества. Я тщетно старался их разуверить
(тунгусы очень суеверный народ). Приходится мириться с ролью "святого".
Они у меня частые гости, я их лечу, как умею, от болезней. Иногда помогаю
деньгами, хотя я и не богат.
   Впрочем, только благодаря им мне удалось перенести сюда свою
лабораторию, здесь у меня свобода действий. Край дикий, безлюдный, а самое
главное - моя находка недалеко от меня. Да и не буду скрывать, что свои
работы я провожу в большом секрете, я не хочу огласки прежде, чем они
будут доведены до конца.
   Меня чрезвычайно интересовало само вещество метеорита.
   Оно не походило ни на одно из известных до сих пор на земле: обладало
громадным удельным весом, высокой температурой плавления, и самое
удивительное, после того, как я его прокаливал на большом огне, оно
начинало светиться необычайным внутренним светом, тем самым, который помог
мне его найти. Оно светилось еще долгое время даже тогда, когда, остыв,
было совершенно холодным. Сколько я ни бился, оно не вступало ни в какие
химические соединения с другими элементами, оно оставалось строго
нейтральным даже тогда, когда я обрабатывал его самыми сильными кислотами,
щелочами. Абсолютная нейтральность. Я пробовал из него создать сплав с
различными веществами и металлами. Плавилось оно только благодаря
вольтовой дуге. Но у меня ничего не получилось - после охлаждения он
оставался чистым на дне посуды и некоторое время светился. После того, как
он охладевал, свет исчезал. Поистине это был нейтральный камень. Я был
первым его исследователем, и я дал ему имя "нейтралита". Может быть, мои
опыты так бы ни к чему и не привели, если бы однажды я случайно не уронил
кусочек нейтралита в колбу, где находились кислород и водород сильной
концентрации. Произошел взрыв, мне обожгло лицо и опалило бороду, но я
прыгал, как ребенок, от радости. Как известно, кислород и водород в
обычных условиях остаются строго нейтральны по отношению друг к другу.
Значит, мой "нейтралит" действовал, как катализатор, он сам не вступал ни
в какие соединения, но способствовал соединению других элементов.
   Я начал работать с ним с большой осторожностью, так как еще не знал
всех его капризов. Я снова вспомнил о кристаллах. Здесь нейтралит вел себя
совершенно необузданно: за несколько минут перенасыщенный раствор
поваренной соли образовал кристалл весом в три фунта. Обычно на подобную
работу у меня уходили месяцы. Но самое неожиданное было впереди. Мне
пришла мысль подвергнуть действию нейтралита ядовитый радикал "В". Я
употребил для опытов ничтожную крохотную частичку и в результате... -
Инженер снял с руки перчатку, которую до этого ни разу не снимал в
присутствии Шагрина, и Шагрин увидел изуродованные пальцы левой руки,
почти лишенной ногтей, мизинец совершенно отсутствовал.
   - Вот что получилось с радикалом "В" в присутствии нейтралита.
Взрывчатое вещество в десятки раз сильнее нитроглицерина. Поистине это
было страшное открытие.
   Ты не знаешь, Коля - с жаром говорил Кручинин, - сколько я провел
бессонных ночей, стараясь как можно больше узнать о нейтралите. Я снова
взялся за кристаллизацию алмаза, и тогда меня осенила мысль. Подвергая
углерод высокому давлению, я поместил вместе с ним несколько пылинок
нейтралита. Получилось нечто неожиданное. Углерод в течение нескольких
часов выкристаллизировался в крупные алмазы. Я получил искусственный алмаз
величиной с куриное яйцо. Он был не совсем полноценен, так как имел
пустоты и грязный цвет, но это объяснялось посторонними примесями в
углероде.
   В этих вьюках, - инженер пальцем показал на мешки, лежащие на земле, -
находится все, что нужно для продолжения наших опытов с нейтралитом.
   Кручинин дружески заглянул в глаза Шагрину и положил ему руку на плечо.
Шагрин с благодарностью посмотрел на него.
   - Вот, собственно говоря, и все, что я тебе должен был рассказать, -
закончил инженер свой рассказ.
   Шагрин глубоко задумался. Он чувствовал себя жалким и ничтожным перед
этим скромным, но великим человеком. Нет, он сделал большую ошибку, что
согласился стать ассистентом инженера. Всю свою жизнь он прожил бедно, но
честно, а сейчас от мысли, что он как бы втискивается в чужие труды, - ему
становилось не по себе.
   Артур Илларионович тоже молчал, погруженный в свои думы.
   - Впрочем, нет, - вдруг заговорил Кручинин слегка изменившимся голосом,
- я тебе еще не все рассказал...
   Шагрин посмотрел в глаза собеседнику, даже при свете костра было видно,
как они помрачнели.
   Несколько глубоких складок прорезали высокий лоб инженера.
   - Тебя, видно, удивляет, каким образом я мог работать один...
   У меня есть ассистент, он и сейчас работает со мной, это скорее мой
хозяин, нежели помощник, он субсидирует меня, он в курсе всех моих работ.
Первые годы у меня были помощники, но все они умерли от лихорадки, я хотел
взять других, но мой хозяин категорически воспротивился этому и заявил,
что сам будет мне помогать. Он немного смыслит в физике и химии.
   - Значит, - проговорил Шагрин, - ты меня пригласил на свой страх и риск.
   - Да, он будет против этого.
   - В таком случае, может быть, мне лучше вернуться? - спросил Шагрин.
   - Что ты! Нет! Нет! - запротестовал Кручинин. - Я все хорошо обдумал, и
к тому же ты сейчас в курсе всех моих работ. Я знаю, что ты все сохранишь
в тайне, и не об этом тревожусь, даже если ты уйдешь, но лучше будет, если
ты останешься со мной. Все эти годы мне очень не хватало... друга!
   - Хорошо, Артур, я остаюсь, - дрогнувшим голосом ответил Шагрин, - но я
не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Разве твой хозяин тебе не товарищ?
   Кручинин нахмурил брови.
   - У меня есть подозрение... Однажды я обнаружил пропажу колбы, в
которой хранился радикал "В", я страшно испугался и бросился на поиски
моего ассистента.
   Его почему-то в это время не оказалось в лаборатории. Я ушел далеко в
лес и, знаешь, за каким занятием застал своего помощника-хозяина?
   Растворив несколько крупинок радикала "В" в пробирке, он вылил ее
содержимое в озеро. Все это происходило у меня на глазах, так как я лежал
недалеко в кустах.
   Вначале я не мог понять, с какой целью он это сделал. Я возвратился в
лабораторию и сделал вид, что не заметил исчезновение яда. К вечеру колба
была на прежнем месте. Только на следующий день я понял сущность этого
эксперимента.
   Озеро было очень богато рыбой, сейчас огромные рыбины плавали на
поверхности кверху животами. С тех пор я перестал доверять своему
ассистенту.
   Пойми, Шагрин, даже несколько граммов этого снадобья могут погубить
тысячи человеческих жизней, колбу я спрятал, но у меня до сих пор нет
уверенности, что весь недостающий порошок находится в озере. Я проклинал
тот день и час, когда судьба уготовила мне это злосчастное открытие. Он
знал секрет получения радикала "В" и... я... теряюсь от мысли, чем он
сейчас занимается один в лаборатории...
   Не вздумает ли он пустить аппарат в действие? Достаточно самой
незначительной оплошности - и тысячи атмосфер с громадной температурой
вырвутся из своих темниц, сокрушая все вокруг и в том числе и аппарат
высокого давления.
   "Вот о чем ты тревожишься все время", - невесело подумал Шагрин.
   - Скажи, Артур, он тоже знает, где находится упавший метеорит?
   Глаза инженера холодно блеснули.
   - Нет, это единственное, что удалось мне от него скрыть. Он иногда
уезжает в длительные поездки, в одну из таких поездок мне удалось найти
метеорит.
   - Почему ты ему так упорно не доверяешь?
   - Я уже тебе говорил о моем подозрении, что... его больше интересует
производство радикала "В", нежели алмаза... К тому же я убедился, что он
незаметно, но день и ночь следит за мной, за каждым моим шагом.
   - Какое странное вещество нейтралит... - заговорил Шагрин после
довольно продолжительной паузы, стараясь отвлечь Кручинина от мрачных
мыслей. - Но почему ты нейтралит называешь веществом? Может быть, это
новый химический элемент?
   Кручинин задумчиво посмотрел на Шагрина и с сомнением покачал головой.
   - Нет, Коля! Это скорее крепчайшее соединение нескольких химических
элементов в новых видах. По своему удельному весу он превышает все
известные на земле соединения и элементы, и это заставляет задуматься о