в следующий миг палатки больше не существовало. В одно мгновенье она была
сорвана со всех своих креплений и умчалась, подобно птице. Саржинский был
отброшен на камни, но, несмотря на боль и ушибы, сразу же вскочил на ноги.
   Вспыхнула молния, и при свете ее он увидел, как в нескольких шагах от
него могучая старая лиственница, не выдержав страшного напора стихии,
надломилась с пушечным грохотом. Вершина ее, пролетев несколько десятков
метров, запуталась в чаще других деревьев.
   "В пещеру! - мелькнула у него отчаянная мысль, - там спасенье". Но
прежде... Он бросился к тому месту, где минуту назад стояла его палатка;
при следующей вспышке молнии он увидел, что в трех шагах от него лежит
огромный ствол дерева; один из его толстых сучьев и разрушил палатку.
   "Если бы я стоял здесь..." - с ужасом подумал он, взглянув на толстый
сук, глубоко ушедший в землю.
   С большим трудом он отыскал мешочек с алмазами и радостно вздохнул.
   Теперь оставалось разыскать провизию, но напрасно его дрожащие руки
ощупывали все вокруг - рюкзак с провизией исчез.
   Снова затрещало падающее дерево.
   Саржинский бросился к укрытию в скале, но, споткнувшись в темноте,
упал. Его ободранные пальцы нащупали одежду человека. Саржинский
почувствовал, что если сейчас же не узнает, кто этот другой, то сойдет с
ума.
   Он закричал и отпрянул в сторону, но сейчас же наткнулся на другого
человека, человек был босой, и... Саржинский узнал своих бывших спутников.
   Он перевел дыхание, но сердце его бешено колотилось, и липкий пот
покрыл все тело. Добравшись до подножия скалы, Саржинский пополз у ее
подошвы.
   Ветер, ударяясь о высокую каменную стену, образовал здесь вихрь,
кружась, он поднимал с земли целые тучи хвои и сучьев. Несколько раз
Саржинский чувствовал, как рядом с ним падало что-то тяжелое, и сердце его
будто останавливалось, он знал, что это падают камни, сорванные ветром со
склонов горы. Любой из них мог оставить его на месте бездыханным, и
Саржинский всем телом прижимался к стене, теряя силы и задыхаясь от
усталости.
   Наконец он достиг низкого каменного навеса и вполз под него. Это был
вход в пещеру. Здесь было сравнительно тихо, где-то рядом журчал ручеек.
Отдохнув, Саржинский ощупью добрался до воды и утолил мучавшую его жажду.
   Горели ободранные руки, сильно болела нога, на голове он нащупал
несколько ранок и огромную шишку. Вскрикивая от боли, он стащил с ноги
сапог и осторожно щупал пораненное место.
   Из обрывков своей рубашки он кое-как сделал повязку и в полуобморочном
состоянии растянулся на мягком песке, уснул тут же у ручья.
 
 
 
   Сколько он проспал, Саржинский не имел малейшего представления.
Проснувшись, он напился холодной, ломящей зубы воды, обтер лицо. Это его
очень освежило.
   Он прислушался. Снаружи больше не доносилось никаких звуков. Сейчас он
позавтракает и приведет себя в порядок. Ощупью он кое-как добрался до того
места, где должен был быть выход, но руки уперлись в шершавую поверхность
камня.
   Вначале он подумал, что ошибся, и отошел немного в сторону, но здесь
была глухая стена.
   Нет! Не может быть, чтобы судьба с ним так жестоко поступила. Он
терпеливо обследовал всю стену вокруг и вернулся к месту, где должен был
быть выход.
   Саржинскому попался в руки огарок свечи, который он всегда ставил у
входа, когда начинал работу. Тут же он наткнулся на кирку и лопату.
   Все кончено. Выход завален. Он погиб. Отчаянье было таким, что он упал
на землю и забился в истерике, он катался по песку, срывая свои повязки, и
безудержно рыдал.
   Придя в себя, он еще раз обследовал заваленный выход и даже ударил
несколько раз киркой.
   Было совершенно ясно, что каменный навес, скрывающий вход в пещеру,
осел и закрыл доступ в нее.
   Саржинский ощупал свои карманы, при нем были часы, большой складной
нож, огарок свечи, мешочек с алмазами и - о радость! - коробка с
несколькими спичками.
   Дрожа от волнения, он чиркнул спичку; она зашипела и вспыхнула. Затаив
дыхание, он зажег огарок. Теперь у него был свет - давящая тьма отступила.
Он пересчитал спички, их было шесть. При свете Саржинский еще раз осмотрел
место, где еще вчера был выход и окончательно убедился в безнадежности
попытки пробить здесь отверстие.
   Он поднял свечу над головой. Ровное горящее пламя свечи осветило
высокий свод грота, подпертого толстыми сталактитами. Желтые, красные, они
сверкали при свете свечи, переплетались, в них чудились таинственные
фигуры каких-то застывших великанов или чудовищ.
   У ручья возвышалась свежевырытая горка породы (глинистая масса
вулканического происхождения, содержащая в себе драгоценные зерна алмаза).
Здесь господин Глухарев откопал свои миллионы, а он, Саржинский, хотел
найти здесь дорогу к славе и богатству.
   Огарок, потрескивая, догорал. Саржинский укрепил его на лезвие ножа и
двинулся в путь, тщательно осматривая каждый выступ. Гнетущая тишина,
нарушаемая лишь редкими ударами капель, больше всего угнетала Саржинского.
   "Неужели я умру здесь?" - подумал он и от этой мысли чуть не закричал.
   Нет, он найдет выход. Чего бы это ни стоило, может быть, даже вернуться
назад, пока у него еще есть свет, кирка осталась там и можно попытаться
разбить преграду. Ему даже стало казаться, что это самое правильное -
вернуться и пробить себе дорогу через старый выход.
   Он в отчаянии осмотрелся кругом. Немного в стороне поднималась гладкая,
точно полированная стена, и на ней Саржинский вдруг увидел... тень
человека.
   В первое мгновенье он подумал, что это его собственная тень, но свеча
была впереди, и тень никак не могла быть с этой стороны.
   Сомнений не было, перед ним находился человек. Но какой? Это был
великан с огромной головой и чудовищными конечностями. Дрожа от ужаса,
Саржинский сделал несколько шагов на подгибающихся ногах. Таинственное
зрелище представилось его глазам.
 
   Перед ним была довольно большая ровная площадка, обложенная со всех
сторон кусками камней, в центре ее на небольшом каменном пьедестале стоял
уродливый человек. Он стоял на широко расставленных каменных ногах, с
копьем в руке.
   Голова его представляла нечто среднее между головой человека, оленя и
медведя.
   Огромные, величиной с чайное блюдце, глаза смотрели, казалось, прямо на
Саржинского.
   Несколько минут Саржинский не двигался с места, молча рассматривая это
чудовище.
   Перед ним был идол, неведомое божество.
   Саржинский в изнеможении опустился на колени. Пережитый ужас и волнение
отняли все силы. Он вспомнил, что свечи хватит ненадолго, и со стоном
поднялся на ноги.
   "Может быть, где-нибудь здесь выход?" Он еще раз осмотрел это странное
божество и вдруг заметил у себя под ногами обломок человеческой челюсти с
выщербленными зубами.
   Только сейчас Саржинский увидел, что все вокруг усыпано человеческими
костями.
   Им снова овладел ужас, и он бросился прочь от этого страшного места.
   Оставался кусок свечи величиной с мизинец, нужно было спешить. С
лихорадочной поспешностью он осматривал каждый выступ, каждую щель, все
больше и больше приходя в отчаяние.
   В нескольких шагах от него вдруг снова обозначилась тень, и он
содрогнулся от страха. Это была не прежняя тень человека. Он приблизился,
стараясь рассмотреть, что это такое, но слабый дрожащий огонек в его руке
погас.
   Плотная, почти осязаемая темнота облепила его со всех сторон, и он,
громко закричав, торопливо достал коробку со спичками и зажег одну из них.
При свете этого огня он двинулся вперед.
   Спичка погасла, и он немедля зажег следующую и следующую. Последнюю
спичку он зажег перед самой щелью и ею же поджег пустую коробку.
   Глубокая, темная трещина, уходящая куда-то ввысь, была перед ним.
Коробка догорела, обжигая пальцы, и он снова очутился в темноте.
   Ощупывая каждый выступ, он пошел вперед. Иногда он останавливался,
чтобы перевести дыхание, и снова двигался. Вскоре он устал и, опустившись
на колени, пополз. Прошел час, может быть, пять. Саржинский забыл о
времени, все его мысли и действия были направлены на медленный, но
неуклонный подъем по скользкому, неровному проходу.
   Он содрогнулся при мысли, что сейчас его вытянутые руки упрутся в стену
или завал, но каждый раз находил пустое пространство и тащил свое
измученное тело.
   Часы, нож, мешок с алмазами он где-то потерял, но какое это имело
сейчас значение. Зачем ему алмазы? Все его дрожащее и искалеченное
существо заполнила одна всепобеждающая жажда жизни.
   К черту все эти богатства! Он уедет снова в Париж, он достаточно богат.
Прочь от этого страшного места! Пусть другие забирают все эти сокровища,
за которые приходится расплачиваться самым дорогим, что есть у человека, -
жизнью.
   Судя по звуку, проход расширился до нескольких метров. Впереди появился
мутный свет. Саржинский ускорил свои движения и, оставляя за собой
кровавый след, полз и полз вперед... Вскоре он уже мог рассмотреть
предметы вокруг себя, он сделал еще несколько движений и бессильно опустил
голову. Нужно было отдохнуть, пережить радость освобождения. Он заплакал.
Это были слезы счастья; так он плакал только в далеком детстве.
   Немного успокоившись, он хотел осмотреть свои колени, но жажда скорей
очутиться там вверху, на солнце, на воздухе, заставила забыть обо всем, и
он со стоном двинулся дальше.
   Сероватый сумрак, окружающий его, постепенно прояснялся. Уже отчетливо
можно было рассмотреть каждый камень, каждую неровность. Небольшой
поворот, и Саржинский увидел далеко вверху ясное, безоблачное небо. От
счастья он чуть не потерял сознания, понадобились несколько минут, пока он
овладел собой.
   Спустя некоторое время, Саржинский достиг выхода, кое-как поднялся на
ноги и, держась за стену, вышел наружу.
   Перед ним была площадка неправильной круглой формы, около сотни метров,
края ее несколько поднимались кверху.
   В центре площадки на каменном помосте стоял огромный идол. Вокруг него
высилась шеренга невысоких гранитных столбов, расположенных смыкающимся
кругом. Около каждого столба Саржинский увидел человеческие кости. Местами
еще сохранились черепа.
   Непонятное чувство овладело Саржинским. Машинально, не соображая, что
он делает, он вдруг начал считать столбы.
   - Шестнадцать, семнадцать... - считал он глухим неузнаваемым голосом. -
Семьдесят пять, семьдесят шесть... - голос его перешел в шепот. Последние
цифры он повторял уже про себя. Он насчитал сто гранитных столбов, сто
человеческих черепов или их обломков.
   Он подошел к краю гранитной площадки, крутые, неприступные стены были с
этой стороны. Бессмысленная улыбка появилась на губах Саржинского, и
медленно, почти торжественным шагом он обошел всю площадку. Всюду, куда он
ни бросал взор, были неприступные скалы; далеко внизу шумела тайга.
   Закончив свой осмотр, он подошел к подножию каменного божества и громко
сказал:
   - Тунгусская легенда... - Неудержимый приступ смеха вдруг овладел им. -
Тунгусская легенда... - повторил он, давясь от смеха. Он подскочил к
одному черепу и ударил его ногой, череп рассыпался пылью. Он подскочил к
следующему и снова ударил по нему. Череп разлетелся обломками костей.
   - Сейчас, сейчас я вам принесу алмазы, - бормотал обезумевший
Саржинский. Хохот настолько овладел им, что он едва держался на ногах,
один раз он даже упал и катался несколько минут, не в силах овладеть собой.
   Вдруг он вскочил и бросился к провалу, который привел его сюда.
   - Алмазы, сейчас я принесу вам алмазы! - кричал он.
   Некоторое время слышался дикий хохот, сопровождающийся выкриками, затем
затих далеко внизу.
 
 
 

                                   Глава 24 

 
   Капитан китобойной шхуны 
 
   Капитан Берг злился.
   Несколько дней назад страшный шквал заставил его изменить курс шхуны и
зайти в этот спокойный норвежский порт, скрытый в глубоких фиордах.
   Но не вынужденная стоянка раздражала капитана Берга. Только что пришел
Джимми и доложил, что во время отсутствия капитана на шхуну приходил
человек, с которым у Берга имелись свои старые счеты. Капитан вышел из
каюты и с нетерпением осмотрел набережную.
   Она была пустынна. Не видно было даже бродяг. Дождь и непогода
разогнали их по своим берлогам.
   В порту находилось еще несколько кораблей; шхуна капитана Берга выгодно
отличалась среди них. Довольно большая, с выпуклыми бортами и двумя
стройными мачтами, она блестела свежей краской и чистотой. Вдоль бортов, в
пирамидах, ровными рядами стояли гарпуны с отполированными от употребления
наконечниками; в носовой части корабля примостилась небольшая гарпунная
пушка, заботливо прикрытая чехлом из парусины.
   В средней части корабля возвышалась окрашенная в красный цвет труба,
над нею вился слабый дымок. Помимо парусов шхуна имела еще и паровую
машину, незаменимую при охоте на китов.
   Капитан прошел в матросский кубрик и позвал Джимми. Из палубного люка
появился матрос в толстом шерстяном свитере, туго обтянувшем его грудь.
   - Джимми, ты дашь мне знать, когда он появится.
   - Слушаю, капитан!
   Вернувшись в каюту, капитан посмотрел на часы, ждать оставалось около
часа, и он стал внимательно изучать шкалу барометра. Стрелка сдвинулась с
деления, на котором упорно стояла последние дни, и медленно поползла
вверх. Ураган стихал.
   Капитан уселся на привинченное к полу кресло и положил перед собой
судовой журнал. Отыскав нужную страницу, он прочел ее:
   "12 октября 1917 года.
   "Треглит" снялся с Петроградского рейда и вышел в Финский залив.
Скорость семь узлов, ветер норд-ост, три балла, курс ост, Рельголанд. На
борту находятся восемь пассажиров, среди них одна женщина и тяжело
раненный".
   Присутствие пассажиров - ошибка, которую до сих пор не мог простить
себе капитан Берг.
   Шхуна "Треглит" часто бывала в Петроградском порту. Русские выгодно
покупали китовую ворвань, но прошлой осенью капитана постигла неудача. Его
постоянные клиенты куда-то исчезли. Простояв целую неделю на рейде,
капитан уже собирался уходить в Швецию, где надеялся сбыть свой товар, как
вдруг к нему явился человек и за приличное вознаграждение попросил принять
на борт нескольких пассажиров. К Бергу и раньше обращались с такими
предложениями, и он всякий раз отказывал.
   Шхуна не была приспособлена для перевозки пассажиров.
   Но на этот раз капитан заколебался: трюмы корабля были забиты бочками с
китовым и тюленьим жиром, и пренебрегать возможностью заработать было бы
глупо. К тому же человек объяснил, что пассажиры - беженцы, спасающиеся от
насилия большевиков, и этим окончательно поколебал Берга: капитан всегда
был готов помочь людям, попавшим в беду.
   Шхуна взяла курс в Норвегию, увозя с собой пассажиров. Впрочем, уже
тогда капитану показалось кое-что подозрительным. Слишком мало походили
беженцы на пострадавших. Здоровенные парни, хмурые и неразговорчивые, они
все время незаметно следили за действиями капитана.
   Один из них постоянно находился возле женщины, лицо которой капитану
так и не удалось увидеть.
   Раненый был в очень тяжелом состоянии, и возле него днем и ночью
кто-нибудь дежурил из парней.
   Но они так пренебрежительно относились к своим обязанностям, что
невольно вызывали у команды сострадание к несчастному. Проведя почти всю
жизнь на палубе корабля, постоянно сталкиваясь с опасностями китового и
моржового промысла, капитан привык смотреть опасности в лицо, как все
честные люди, любил ясность не только в своих действиях и поступках, но во
всем окружающем. Если бы не согласие, которое он дал при заключении
сделки, он бы давно избавился от неприятных пассажиров, возвратил взятый в
Петрограде аванс и высадил бы их в первом попавшемся порту. Капитан Берг
принадлежал к числу людей, для которых честь и доброе имя были дороже
денег, и еще не было случая, чтобы он нарушил свое слово.
   Экипаж корабля, подобранный из суровых, но таких же честных людей, к
концу рейса открыто поговаривал, что на "Треглите" везут пленников и их
нужно освободить.
   Капитану стоило немалого труда уговорить команду не вмешиваться в чужие
дела.
   В ночь, когда "Треглит" прибыл в назначенное место и бросил якорь в
ожидании утра, пассажиры исчезли с корабля. Утром нашли на палубе
связанного вахтенного, и когда его освободили от шейного платка, которым
был забит его рот, стало известно следующее.
   Ночью к борту "Треглита" тихо подошла шлюпка, вахтенный хотел окликнуть
ее, но в этот момент на него напали трое. Они связали его и заткнули рот.
Вахтенный видел, как все пассажиры пересели в шлюпку и после этого она
скрылась во мраке.
   Несколько дней не только капитан Берг, но и большая часть команды
разыскивали негодяев, не уплативших за проезд, но их и след простыл.
   Этой весной свирепый шторм загнал "Треглит" в тот же самый порт, где
исчезли мошенники-пассажиры.
   Команда понемногу забыла об этом случае. Вахтенный матрос, с которым
поступили так нелюбезно, списался с корабля. И вот пришел Джимми и
доложил, что капитана Берга снова хочет видеть кто-то из этих негодяев.
Капитан захлопнул вахтенный журнал, сжал кулаки. Он приготовит ему
тепленькую встречу. Раздался стук в дверь, и появилась голова Джимми.
   - Капитан, они пришли, их двое.
   - Зови сюда и будь рядом. Приготовься выбросить их за борт.
   Джимми понимающе улыбнулся и поиграл бицепсами, которые перекатывались
у него под свитером, как шары.
   - Есть, капитан! Но только, - прибавил он, - это уже другие.
   - Черт с ними, зови обоих.
   - Есть, капитан.
   Дверь широко открылась, и вошли двое. Оба были в плащах, низко
надвинутых шляпах. Один из них, с седыми висками, очень широкий в плечах,
сделал шаг вперед и, не протянув руки, негромко спросил:
   - Капитан Берг?
   Капитан в свою очередь кивнул головой и жестом указал на два стула.
   Высокий, чуть помедлив, сел на предложенный стул, второй остался в
дверях.
   - Если я приглашаю сесть, то это следует делать, в противном случае я
вышвырну вас за дверь, - негромко, но решительно проговорил капитан вместо
приветствия.
   Стоящий у двери чуть скосил глаза на своего товарища и сел на стул.
 
   Воцарилось минутное молчание.
   - Капитан Берг, - заговорил человек с сединой, - я буду говорить с вами
на русском языке. Надеюсь, вы неплохо им владеете?
   Капитан кивнул головой.
   - Нам стало известно, - сказал незнакомец, - что капитан Берг под всеми
широтами славится, как строгий, но честный моряк. И мы пришли к вам, как к
честному человеку.
   Капитан Берг пристально взглянул на незнакомца.
   - Прежде всего, кто вы такие?
   - Сейчас узнаете, капитан... - незнакомец достал из кармана небольшую
пачку денег и положил ее на стол. - Это пока все, капитан, что мы можем
предложить за одну небольшую услугу.
   - Какую?
   - Вероятно, вас связывает обязательство не отвечать на подобные
вопросы. Но я и мой товарищ обещаем вам, что об этом разговоре никто
никогда не узнает. Даже больше - я настаиваю, чтобы наш разговор остался
навсегда между нами.
   - Что вам угодно, черт возьми? - сердито пробормотал капитан.
   - Несколько месяцев назад на борту вашей шхуны находились два узника,
это были раненый человек и девушка. Как, по-вашему, капитан, где они
сейчас находятся?
   - Это все, что вы хотели от меня узнать?
   Капитан задумчиво опустил голову на грудь и всей пятерней почесал
волосатую шею.
   - Гм, несколько часов тому назад у меня на борту был человек. Он имеет
к вам какое-нибудь отношение?
   Незнакомцы молча переглянулись.
   - Никакого, капитан.
   - Как вы узнали, что мое судно находится в этом порту?
   - Это непредвиденная встреча.
   - Откуда вы?
   - Мы из Советской России, мое имя Кувалдин, а это мой спутник. Мы ищем
людей, которые были на вашем судне несколько месяцев тому назад. Один из
них - раненый русский инженер, сделавший крупное открытие, девушка - дочь
известного профессора. Их украли, и вы, капитан Берг, участвовали в этом
похищении, но мы не хотим вас обвинять ни в чем, хотя, признаться, были
раньше о вас д