и не  верил. Финклъ дрожащими
губами произнес:
     -- Неполадка? Нет, нет. Этого не может быть.
     Наступила тишина.  Все  смотрели на микрофон,  приставленный к камню. Я
все  же чувствовал, что дуло тут не в какой-то  неисправности.  Я готов  был
поклясться... Но  мои  чувства,  мои  клятвы не имели  в  сущности  никакого
значения.  Это ДОЛЖНА БЫЛА БЫТЬ  неполадка. Камень не может пульсировать.  У
него нет сердца, а значит, нет и сердцебиения.
     -- Это действительно какая-то неисправность, инженер,  --  сказал я. Не
знаю отчего, но голос мой звучал глухо.
     Все замерли. Никто не решался  даже шевельнуться.  Как прикованные,  не
отрывали  мы  взгляда  от прибора.  И  каждый раз,  когда вновь  раздавались
таинственные вздохи,  мы опять  видели еле заметное, едва уловимое мерцание,
слабое предвестие света. Финкль оказался сильнее нас. Он постарался сбросить
это колдовское оцепенение и громко сказал:
     -- Ясно, что прибор...  работает не так, как  должен был бы... Как я  и
опасался... посадка... толчок... естественно, что...
     --  Попробуем  переставить  микрофон,  --  предложил я.  Все испугались
возможного исхода этого эксперимента.  Но потом Эванс поднялся и  решительно
перевернул микрофон, направив его в противоположную сторону -- к самолету, в
пустоту, в ничто. Мы замерли в ожидании.
     Тишина.
     Прошло  несколько секунд. и еще тридцать, сорок,  шестьдесят... Никаких
вздохов. Абсолютное молчание. И никакого мерцания капсулы. Ничего.
     Перепуганный  Финкль  коснулся  прибора,   проверил  микрофон  и  снова
приставил к камню.
     Секунды,  которые последовали затем,  тянулись  мучительно  медленно  и
казались долгими часами.
     -- Ох... Ох...
     Мы  переглянулись.  Все, стоявшие рядом со мной, выглядели одинаково --
бледные, растерянные,  потрясенные, напуганные. В  этот момент все остальное
на  свете  просто перестало  существовать для  нас. Забыты  были и золото, и
банкноты, и взрывчатка, и Астрид с ее пистолетом, и тупамарос. Главным стало
нечто такое,  что  мы не  способны были понять,  что пугало нас,  --  что-то
могучее, грозившее  уничтожить нас...  Если, конечно, мы не  бредим или этот
непогрешимый прибор не сошел с ума.
     Исчезло  ощущение  времени.  Мы  стояли  и  слушали  колдовской  шепот,
смотрели на это едва заметное для глаз мерцание капсулы.
     Эванс опять  переместил микрофон, и  снова  наступила  тишина.  Но  как
только микрофон направляли к камню, он  неизменно  посылал нам  свое  слабое
дыхание. И капсула пульсировала. Финкль, сжимая пальцы, прошептал:
     -- Там где-то бьется сердце.
     От абсурдности  подобных  слов  у него  даже  перехватило  дыхание.  Он
испуганно  посмотрел  на нас,  словно опасаясь,  что мы накричим на него или
рассмеемся прямо в лицо.
     Но мы не могли сделать ни то, ни другое.  Единственное, на что  мы были
способны, это повторить то же самое:
     -- Да, там бьется чье-то сердце.
     Чье-то сердце.
     Есть ли тут какая-то логика, некая вероятность? Есть ли, наконец, пусть
очень  далекая,  но возможность принять  все это за действительность? И  все
время,  пока  я,  с  трудом  оторвав  взгляд от прибора,  в  полном душевном
смятении смотрел на камень,  в голове моей рождались самые разные мысли, и я
не мог управлять ими, они вспыхивали и гасли, словно светлячки. Сердце. Чье?
Животного? Неважно.
     "Какое-то ископаемое? -- подумал я. -- А что такое ископаемое, если  не
материя, которая когда-то была живой, а  теперь замкнута в футляр  из камня?
Но  у  ископаемых нет  пульсирующего сердца -- оно у них такое же недвижное,
как  и сам камень, в  котором оно  замуровано. Так  ведь?  Конечно, так.  Но
тогда..."
     -- Ох... Ох...
     В  таком  случае, что  же  там бьется? Могу  я  представить  себе живое
ископаемое?  Нет. Нет,  я вообще отказывался вообразить что-либо,  что могло
пережить тысячелетия. Я, может быть,  чаще других  встречал всяческие чудеса
и, наверное,  мог  бы сказать, что не верю в будущее как во что-то, что  еще
только должно начаться. Но этот феномен переходил все границы. Все пределы.
     Оторвав  взгляд  от  камня,  я  посмотрел на  прибор,  который  слабо и
неумолимо пульсировал.
     -- Хватит  ломать голову, --  сказал я,  сделав глубокий  вздох. -- Тут
может быть только одно из  двух -- либо прибор  испорчен, либо в этом камне,
верим мы в это или нет, заключено пульсирующее сердце.
     Все взглянули на меня с таким видом, как будто я оскорбил их. Наверное,
они ненавидели меня в этот момент. Но сдались, как сдался и я. Эванс сказал:
     -- Тогда надо выяснить, что же именно... -- Он посмотрел на меня. -- Вы
же не станете утверждать, будто в этом камне находится живой человек?
     -- Человек? -- прошептал Дег .
     --  Ну,  человек  или  животное, какая разница! -- возразил  Эванс.  --
Наверное, речь идет всего лишь  о каком-нибудь магнитном явлении. --  Тут он
запнулся и вдруг,  как бы желая избавиться от этой  мысли, что отвлекала его
от  другой  -- от мысли  о деньгах, с негодованием воскликнул:  -- Какое это
имеет значение?  Если хотим  узнать  что-то,  надо расколоть этот  проклятый
камень и все! Взрывчатки, -- воскликнул он, --  у нас тут сколько угодно, не
так ли?
     --  Я  могу  поговорить  с  Астрид,  --  сразу  же отозвался  Финкль  и
заволновался; -- Да... да... о, да... я уверен, она не будет... иметь ничего
против.  Нам ведь нужно только выяснить... словом,  это ни  в коей  мере  не
помешает ее  планам...  --  Он замолчал,  с испугом глядя на камень. Мы тоже
рассматривали его.
     Огромный,  похожий  на  гигантское,  неправильной  формы  яйцо,  темный
гладкий валун был накрепко вплавлен в скалистое основание площадки. До  этих
пор он был для нас лишь ничего не значащим осколком горы. Но теперь...
     --  У Астрид в голове  совсем другое,  ей сейчас  не до ископаемых,  --
пробормотал я.
     Эванс вскипел:
     -- К  чертям собачьим  все  эти  глупости! В одном  из ящиков  запрятан
миллион долларов!
     --  Отчего бы не  подождать, пока  прибудет помощь,  -- предложил  Дег,
прокашлявшись. -- Всего-то несколько часов...
     Да, конечно,  всего несколько часов. И если  в камне заключено бьющееся
сердце, то сердце это ожидало... сколько? Века, тысячелетия?"
     "Господи, ты, Мартин Купер, сходишь с ума!" -- подумал я.
     -- Пойду поговорю с мисс Астрид, -- решил Финкль.
     И тут я впервые увидел, что он намерен действовать твердо и решительно.
Он  посмотрел  на нас  без  тени сомнения  и, не оглядываясь,  направился  к
самолету. Он сделал несколько шагов и остановился.
     Из двери самолета в него был нацелен пистолет.

     Прозвучал только один выстрел.  Сухой и короткий, словно щелчок. Как ни
странно, настоящий пистолет очень  похож на детский пугач. И не имеет ничего
общего с оружием, из которого стреляют на экранах. Если в момент выстрела вы
находитесь неподалеку,  то чаще всего  слышите именно сухой  щелчок. Кажется
совершенно невероятным,  что  от такого пустяка обрывается чья-то жизнь. Чья
жизнь оборвалась на этот раз?
     -- Сильвия! -- прошептал Эванс. Никто из нас не  посмел шелохнуться. Мы
молчали, глядя на самолет.
     В  иллюминатор  было  видно, что в кабине кто-то двигается. Мы не могли
угадать, кто это. Прошло еще несколько секунд.
     В дверях появилась Астрид.
     И посмотрела  на  нас. Пистолета у  нее не  было.  Руки  ее безжизненно
висели  вдоль тела. Она спускалась по трапу. Сигнализатор висел у нее на шее
-- страшный, черный амулет на счастье.
     Только счастья он ей не принес.
     На  последней  ступеньке Астрид остановилась, все так же глядя на  нас.
Эванс прошептал:
     Она убила Сильвию.
     Внезапно Астрид  дернула головой, словно  хотела обернуться,  и подняла
руки, колени ее подогнулись, и она медленно,  очень медленно упала на землю,
распростершись возле трапа. Все это происходило очень долго. Она вздрогнула,
раскинув  руки,  словно  крылья,  потом  прижала  их  к  груди и  застыла  в
неестественной позе.
     Мы были потрясены.
     Вскоре в проеме двери появилась Сильвия. Вот где оказался пистолет -- у
нее. Она целилась прямо в нас.
     -- Руки за голову, -- приказала девушка. -- Вперед. и без глупостей.
     Мы не двинулись с места -- мы решительно ничего не понимали. Но Сильвия
нажала курок,  целясь в землю  между  телом  Астрид и  нами. Пуля чиркнула о
камень и с коротким свистом рикошетом отлетела куда-то в сторону.
     -- Сильвия! -- воскликнул Финкль. Девушка произнесла ледяным тоном:
     -- Следующий выстрел будет уже не в землю.  Идите вперед, положив  руки
за голову.
     -- А она это серьезно, Мартин! -- заметил Дег.
     -- Да, --  согласился я, глядя  на  распростертую на земле  Астрид,  --
лучше не возражать.
     Я  первый поднял  руки  и положил  их  за голову. Остальные последовали
моему примеру. Мы медленно направились к самолету. Я хотел было остановиться
возле тела Астрид, но Сильвия приказала:
     -- Не стоит. Она мертва. Идите вперед.
     Мы  прошли  вперед.  Пистолет  шевельнулся,  снова отдав  приказ  своим
красноречивым  молчанием, --  на этот раз  ведено было остановиться. Сильвия
была поразительно  спокойна.  Мне даже показалось, что у  нее  на лице  тоже
появился   металлический  отсвет  комбинезона.  Это   была  женщина,  словно
прилетевшая  из какого-то другого  мира. Она держала в руках  наши жизни и в
любую минуту готова была оборвать их, как сделала это с  Астрид.  И все-таки
даже эта неожиданность не могла заставить нас забыть о пульсирующем камне. Я
сказал:
     -- Сильвия,  там что-то  происходит.  Прибор  показывает,  что... --  я
поколебался, прежде чем сообщить ей, что в этом камне бьется сердце,
     Она даже не взглянула на камень. Ее взгляд едва скользнул по мне.
     --  Не стоит, господин Купер, -- остановила она, -- не  пытайтесь  меня
отвлечь.
     Сильвия не смогла бы поверить мне, да в сущности,  и сам я не верил. Но
продолжал убеждать ее:
     -- Это не уловка, не какая-то неполадка. Можете убедиться, если хотите.
     Она отступила  на  полшага  и, продолжая держать  вед прицелом,  другой
рукой потянулась куда-то в сторону.
     --  Господин Купер, --  начала она и  что-то  бросила мне,  --  я здесь
решаю, что следует делать.
     Чисто интуитивно я догадался поймать  то, что она бросила мне. Это были
наручники. На губах у нее появилась змеиная улыбка.
     --  Превосходно,  господин  Купер! Это  облегчит  ло.  Вперед,  оденьте
наручники на этого гориллу-пилота.
     Я  вздохнул и повернулся к Джею, который посмотрел на меня точно вор на
полицейского.
     -- Не смотри на меня так, Джей, -- сказал я. -- Она ведь не шутит.
     Раздался  звонкий  щелчок,  и  Джей  с  изумлением  уставился  на  свои
скованные  руки. А  Сильвия  тем  временем  бросила  другую  пару наручников
Эвансу. Тот не сумел поймать их и с вымученной улыбкой проговорил:
     -- Сильвия... неужели ты... неужели всерьез... хочешь что-то сделать со
мной... Я же всегда был тебе... ты же знаешь... я...
     Она перебила его:
     -- Хватит!  Быстро, кому говорю! Одень  наручники  на инженера,  Эванс!
Одень наручники или...
     Я весь напрягся, ожидая выстрела.
     Эванс крикнул:
     --  Нет, Сильвия, нет!  -- и бросился за наручниками, чтобы одеть их на
запястья Финкля.
     Потом сцена повторилась:  сверкающие наручники  вылетели из  самолета и
для нас с Дегом. Я проговорил:
     --  Интересно, что  же мы  везем  на  Тиатаку  -- тротил,  доллары  или
наручники?
     -- Господин Купер... -- простонал Финкль.
     Сильвия хладнокровно улыбнулась:
     -- Астрид позаботилась  обо  всем.  Впрочем, нет, не обо всем... -- Она
бросила  презрительный взгляд  на недвижное  тело.  --  Она была в  сущности
дилетанткой, трусливой  бабой и  потому...  -- девушка  пожала плечами, -- и
потому ничего иного и не заслужила. Тем хуже для нее, раз она сразу не одела
на вас наручники. А теперь...
     Сильвия  говорила что-то еще. Но я больше не слушал  ее. Сильнее страха
была иная мысль, иной вопрос, иное  сомнение... Сердце. Пульсирующий камень.
Что  это?  Какой ответ он мог дать нам? И какой  вопрос мы поставили бы ему?
Зачем,  как,  когда...  Меня  охватила изматывающая  душу тревога.  Тогда  я
сказал:
     --  Сильвия,  в этом  камне  заключено живое сердце! -- Я почти крикнул
это.  Вместо   ответа   пистолет  повернулся  ко  мне.  Прекрасная  Сильвия,
воплощение   мечты,  девушка  с  яркой  обложки  иллюстрированного  журнала,
оскалила, словно хищный зверь, свои белые зубы и процедила:
     -- Еще слово, и я убью вас!
     Я замолчал. и не  мог понять, да, да, у меня  просто не укладывалось  в
голове,  что  из-за  какого-то несчастного  миллиона  долларов  мужчина  или
женщина,  мыслящее существо, могло забыть  обо всем на свете. Как можно было
думать о деньгах,  когда  камень, затерянный в этом затерянном уголке  мира,
посылал нам  свой зов... и как долго?  Века,  тысячелетия... Какое это имело
значение!.. Или мне все  приснилось? Может, я сплю... И меня пробудит от сна
пуля в сердце?
     Мы сделали все, как она велела -- с сжимавшимся от страха сердцем одели
друг другу наручники. Сильвия была неотразима -- еще прекраснее, чем прежде,
такая строгая и сумрачная. Дег прошептал:
     -- Что... что она задумала, Мартин?
     Я все еще думал о пульсирующем камне.
     -- Не знаю, -- ответил я. -- А ты как считаешь, Дег ?
     Он молча посмотрел на меня и ничего не сказал.
     Финкль поинтересовался:
     -- Любопытно, как  же ей  удалось отобрать  пистоле у Астрид... Сильвия
казалась такой... такой...
     -- Такой куколкой? Так вот, инженер, куколка далеко не так наивна,  как
некоторые  фанатички. И  на  демона  она  походит куда больше, чем... Астрид
ничего  не могла  предвидеть  именно потому,  что  недооценивала...  Кстати,
инженер,  вы  не знаете, кто был тот умник,  который  назвал  женщин  слабым
полом?...

Глава 6.

     -- Или я неясно выразилась?
     Оказывается, Сильвия  что-то  говорила, а я  не слышал ни одного слова.
Она заметила мое недоумение, и потому насмешливо и торопливо добавила:
     -- Я говорила, господин  Купер, что не намерена терять время. Сейчас мы
перейдем к ящикам. И, вы их откроете.
     Я было  направился к ней,  но  сделал  только  один шаг.  Я  не  боялся
окончить жизнь. Но я не хотел умирать  именно сейчас,  никогда еще смерть не
казалась  мне  настолько  глупой  и  нелепой.  Никогда  она  не  была  столь
несправедливой.  Нам  предстояло оказаться  свидетелями  какого-то  великого
открытия и вот  -- мы должны погибнуть. А разве  для смерти имеет какое-либо
значение тот поразительный факт, что какой-то  камень пульсирует! Смерти все
безразлично. Вы  можете лелеять в  душе самые прекрасные  стихи,  хранить, в
мыслях  самую высокую философию,  а  руки ваши могут  обладать  способностью
дарить миру спасение от страданий, но смерть не оценит всего этого.
     Именно такой исход  -- догадался  я  --  ожидал и нас.  Эта  прелестная
Сильвия уже все  решила,  и я,  мне кажется, разгадал  ее план.  Приходилось
признать,  что  действовала  она  стремительно и  невероятно  смело. Услышав
разговор о миллионе долларов, она  с обычным видом ленивой куколки поднялась
в самолет, какой-то хитростью отобрала у Астрид пистолет и убила  ее. Теперь
она заставит  нас вскрыть ящики и  отыскать миллион, затем прикажет спрятать
его  в каком-нибудь  укромном уголке. Потом,  я  в  этом не сомневался,  она
перестреляет всех одного за другим. Снимет с нас наручники, поставит ящик со
взрывчаткой под самолетом и взорвет его. Вот и все. Тупамарос, если прибудут
первыми, обнаружат  только  сгоревшие скелеты  в самолете  или  его пылающий
остов.   Спасатели,  посланные  полковником,  напротив,  найдут  только  ее,
Сильвию, якобы отброшенную взрывом на несколько десятков метров, обожженную,
раненую, измученную... но чудом  оставшуюся  в  живых, и  увезут ее. А через
несколько недель  или  месяцев она преспокойно вернется сюда и  заберет этот
ящик с миллионом долларов...
     Но  мысль о пульсирующем  камне оказалась для сильнее любого страха.  Я
опять обратился к ней:
     -- Мы в наручниках  и  не можем  сделать вам ничего плохого. Посмотрите
сами и увидите, что  наш прибор фиксирует сигналы, идущие от сердца, которое
находится внутри этого камня.
     -- Камни меня не интересуют, господин Купер.
     -- Но разве вы не  понимаете все значение открытия, если  мы обнаружим,
что может быть там внутри?
     --  Хватит.  Вы и  еще  вы? Дег... И  вы тоже,  инженер...  Отойдите  к
самолету и станьте у крыла... вот так...
     Мы повиновались. Сильвия медленно спустилась  по  трапу, посмотрела  на
Джея и Эванса -- они стояли рядом.
     -- Вы двое, вперед. К ящикам!
     -- К ящикам? -- пробормотал Эванс, не двигаясь.
     Девушка кивнула:
     -- Разве не тебе так хотелось узнать, где  находятся деньги, Эванс? Вот
сейчас и узнаешь.
     -- Но...
     -- Вскройте все ящики один за другим. Я не думаю,  что это опасно, вряд
ли  что-нибудь взорвется вскрытии. -- Сильвия  вскинула голову, и ее длинные
волосы божественно заколыхались. Нет, Астрид  была слишком педантична, чтобы
проделать что-либо подобное... -- Так или иначе,  Эванс, это  риск,  ты ведь
все равно готов был рисковать, не так ли?
     -- Вперед!  --  грозно приказала Сильвия.  -- Быстро! А вы трое, -- она
направила  пистолет на нас, -- ни  с  места! Или  кончите  так  же... -- Она
посмотрела на Астрид, лежащую на земле. -- Она тоже не послушалась, когда  я
приказала ей не двигаться.
     Мы промолчали. Эванс и Джей медленно направились к ящикам.
     Сильвия тоже сделала несколько шагов, но остановилась. Со своей позиции
ей было удобно контролировать нас -- она могла всех держать под прицелом.
     -- Сильвия! -- обратился к ней Эванс.
     Девушка крикнула:
     -- Вперед! Начинайте! Быстро!
     И они стали вскрывать ящики.  Срывали  тяжелую  пластиковую обертку,  в
которую они были завернуты, отвинчивали один за другим болты.  Джей  и Эванс
действовали с трудом, так как руки были скованы. Сильвия стояла в нескольких
шагах  от  них  и наблюдала. Время от  времени она бросала  взгляд и  в нашу
сторону. Иногда поторапливала:
     -- Быстрее!.. Быстрее, слышите!
     "Слабый пол."  Нечего  сказать.  Я вспомнил,  как  она спросила: "Вы не
верите в равенство  мужчин и женщин, господин Купер? Почему скромная девушка
вроде  меня не может  быть хорошим  техником-электронщиком?"  --  и едва  не
рассмеялся.  Ничего  не скажешь, Сильвия. Теперь  я  уже  не сомневался, что
мужчины  и  женщины абсолютно равны,  когда держат  в  руке пистолет  П-38 и
готовы спустить курок. Но не в этом было главное, не в этом...
     ...Главное было в  этом пульсирующем  камне.  Я легко отвел  взгляд  от
Эванса и Джея, распаковывавших первый ящик, и  перевел его на бесчувственный
камень,  у  которого  было, ДОЛЖНО  БЫЛО  БЫТЬ сердце.  Меня снова  охватила
тревога, сомнения и, видимо, прежний страх. Мысль об  этом заставила  забыть
все остальное.
     -- Финкль, -- шепнул  я, -- вы уверены, черт возьми, что ваш прибор  не
поврежден?
     Он е. испугом посмотрел на меня. Губы его как всегда дрожали.
     -- О... конечно, конечно... уверен, безусловно, господин Купер!
     -- И все-таки подумайте! Никогда не бывало, чтобы ваш  прибор ни с того
ни с сего вдруг  сам начинал пульсировать?... Из-за какого-нибудь замыкания,
не  знаю,  из-за  какого-нибудь случайного  контакта... -- Меня  переполняло
весьма странное, непонятное волнение. Финкль покачал головой. Он был в таком
же сильном возбуждении, как и я.
     -- Нет, нет... Это совершенный аппарат, уверяю вас!
     -- Но он мог испортиться во время посадки. Удар и
     --  Говорю вам, нет!  Я  проверил  его, там есть контрольные светящиеся
датчики... сигналы, которые загорелись, если бы...
     --  Однако,  не может же находиться ничего живого  внут