аком по походному столику. - Надо учиться не мешать людям.
     Все разошлись и разъехались. В лагере осталось совсем мало людей. И если бы сюда нагрянули браконьеры, нам бы пришел конец. Идиотизм какой-то! Мне не советовали брать в руки огнестрельное оружие. Сделать лук или копье? Джузеппе пояснил: лук и копье тоже нельзя, ибо прикосновение к любому оружию заметно осложнит духовное возрождение индивидуума, особенно когда он чужеземец и на нем деревянный воротник.
     Я сильно вымотался за эти дни, хотя только тем и занимался, что ехал на муле и воспитывал в себе новые рефлексы. Так как меня оставили в покое до обнаружения следов, я устроился под роскошным кустом рододендрона (в это время года он не цвел) и собрался поспать, но добрый старичок выкроил время для очередной духовной беседы.
     - Ты плохо стараешься, Пхунг, - произнес он с глубоким участием. - Везде лезешь, мешаешь. А должен сидеть возле порученных тебе ящиков, чтобы тэураны не причинили им вреда.
     Было заметно несоответствие этих духовных речей с мудрыми решениями возле карты. Опять-таки на ум приходило, что эти совершенные старцы способны видеть то, чего не видим мы, простые грешники.
     - Надо стараться, Пхунг. Этот поход - тоже ступень самосовершенствования, маленькая, но ступень. А все большое состоит из малого. Все великое состоит из каждодневного следования по пути, указанному Небесным Учителем...
     Он замолчал, так как увидел волосатую жирную гусеницу черно-фиолетового цвета, которая нагло объедала травинку, не обращая на нас никакого внимания.
     - Сколько их развелось в этом году! - Он сокрушенно покачал головой. - И вон на цветке сидит, и на папоротнике...
     Он снял гусеницу с травинки и осторожно пересадил на сочный листок рододендрона.
     В той стороне, куда ушли поисковые группы, послышались резкие крики - я уже знал: так кричат обезьяны, когда хотят привлечь к себе внимание людей.
     В сердце ни с того ни с сего кольнуло. Я принялся вспоминать замечательные мгновения своей жизни.
     - Ты опять бледный, Пхунг. Это говорит о том, что ты не правильно продвигаешься по дороге, указанной Высшим Наставником...
     Старик был ко мне расположен, и я, воспользовавшись моментом, начал расспрашивать его о монстрах и тэуранах.
     - Это покойники, живущие среди людей как люди, - разоткровенничался он, хотя даньчжины о таких неприятностях не любят говорить. - И не мертвые, и не живые. Их души улетели и уже переродились, а они, ставшие тэуранами, ходят по земле, разговаривают, стреляют, ищут женщин, поедают много пищи - больше, чем может съесть нормальный человек. Они ругаются и кричат ужасными голосами, когда им хорошо. Они любят вино и опиум, их песни опасны для слуха детей, женщин и слабых духом мужчин.
     По оранжевой чистой тоге рывками ползла фиолетовая гусеница. Старичок зачарованно смотрел на нее.
     - Она услышала, что мы о ней говорим... В такие вот гусеницы уходят души плохих людей... когда они становятся тэу... Вот и твоя душа в какой-то из этих тварей. Может быть, в этой. - Он благоговейно двумя пальчика ми снял с подола гусеницу и пересадил ее на куст. - А деревянная колода, что на тебе, помогает душе очиститься и вернуться. Она сделана из очень хорошего дерева. Над ней прочитано много святых молитв, пролито много слез, в нее впиталось много страданий разных колодников, истязавших себя болью. Эта замечательная доска - магнит для души.
     Я ударил каблуком в землю, стараясь пробить дерн.
     - Вот, смотрите, я оставляю след. А те, которые в лесу, не оставляют. Что из этого выходит?
     Он погрозил мне пальцем.
     - В старых книгах ничего не сказано про следы тэуранов. Но в них сказано, что князь тэуранов Пу Чжал не виден ни сверху, ни снизу, ни со священной восточной стороны. Если бы он оставлял след, то был бы виден. В книгах Высшей Мудрости Даньчжинов еще записано, что с ПуЧжалом могут справиться только самые совершенные люди.
     - Поэтому вы здесь с экспедицией, уважаемый наставник?
     - Я не самый совершенный. Таких, как я, - семь. - Он перечислил руководителей монастыря и произнес с сожалением:
     - А самый совершенный - это не просто восьмая ступень совершенства. Это восьмая ступень с какой-то тайной добавкой, которую мы не знаем.
     Странным образом меня волновали эти мифы, я почуял в них аромат каких-то великих истин.
     На нос старичка села полосатая тигровая муха - очень неприятная кусачая пакость. Я сказал ему о мухе, он ответил:
     - Я знаю, - и очень вежливо помахал ладошкой возле лица.
     Муха нехотя улетела, а его нос раздулся в одну сторону. Удивительные люди, удивительный мир, и я постепенно становился его частицей. По крайней мере, мне уже были понятны лечебные методы Духовного Палача. Разобравшись в моих доминантах, они поймали меня на ту наживку, которую я проглочу в любом случае. И вообще, их принцип: дать человеку то, чего он желает, даже если это крамольные с их точки зрения истины. Истины в роли наживки на крючке религии. Потрясающе!
     За мной приехали охранники: найден след тигра! Они были так рады, что мне стало грустно, - след тигра становился уже редкостью в тигровом заповеднике.
     Когда я на муле добрался до поисковой группы, люди сидели и лежали в траве, а Говинд смотрел в бинокль куда-то вверх. Тигр на дереве? Оказалось, нет. Начальник охраны, затаив дыхание, разглядывал птичек.
     Говинд передал мне бинокль. С трудом приспособившись к нему, я увидел черных скворцов. Они прилетали и улетали, оставляя что-то в гнезде.
     - Они приносят в клювах муравьев, чтобы избавиться от перьевых клещей, - пояснил Говинд. - И от пухоедов.
     - Это к вопросу о разуме птиц и животных?
     Он сразу сел на своего любимого конька и начал рассказывать о птицах, выколупывающих из глубоких щелей добычу, пользуясь прутиками, которые обламывают до нужной величины, об удивительной иерархии в стаях серых ворон. И незаметно перешел на тигров.
     - На этой охотничьей территории размером в тридцать пять квадратных миль охотится Одноглазый Князь - у него на лбу рисунок полос похож на китайский иероглиф "ван" - "князь"... Этот Одноглазый умеет считать, я установил точно! До четырех - бесспорно, до пяти-шести - не совсем установлено.
     - Да ну! - поразился я.
     - Я столько еще о них расскажу, Пхунг, что ты заболеешь от удивления. И мне смешны слова больших авторитетов о том, что у животных возможен только рефлекс или звериный инстинкт на опасность. Есть еще инсайт. Рефлекс - это затвердевший опыт, стереотип. Шаблон...
     - А вдруг у них есть какой-нибудь инстинкт нешаблонных действий? А, Говинд? Ты об этом думал?
     - Конечно, Пхунг! Думал! Может быть, он существует - инстинкт нешаблонных действий. И этот инстинкт, тренируемый интенсивно, возможно, и есть разум, интеллект? Пхунг! В таком случае, в животных бездна разума. А в зачаточном состоянии он везде, где есть хоть капля мозга.
     Мы идентифицировали следы на влажном песке возле озера - наисвежайшие! - и на экране дисплея задергалась надпись: "Желтый Раджа"!
     - Может, он сломался, Пхунг?! - воскликнул испуганно Говинд.
     Я тоже начал сомневаться в исправности Установки. Надо как-то проверить. Где раздобыть контрольный след другого тигра? Хотя бы старый? Охранники разбрелись по берегам озерка в поисках прежних мест водопоя.
     - Давай сделаем искусственный след, - сказал я, - чтобы не сидеть без дела.
     В том же мягком влажном песке с помощью костяшек пальцев Говинд выдавил отпечаток лапы гигантской кошки, способный посрамить своей правдоподобностью любой действительный след. Включив аппарат, увидели надпись на дисплее: "Новый след".
     - Выходит, Установка в норме, - сказал я.
     Говинд расстроился. Значит, и Одноглазого уже нет, если Желтый Раджа занял эту зону? Нет уже тигра, который умел считать до четырех? "Вот то выдающееся дело, которое приведет тебя в Подвалы, - сказал я себе. - Нужно выловить тэу и спасти оставшихся тигров. Напрягись, приятель, придумай, как это сделать..."
     Ночью в лагере случился переполох: Желтый Раджа унес мула. Часовой, рослый парень, заикаясь и пуча глаза, рассказывал сбежавшимся на шум полуодетым людям, как Желтый выпрыгнул из темных зарослей к дежурному фонарю над коновязью. Первому попавшемуся мулу он перекусил шею. Потом поднял его в зубах - это мула-то, который весит не менее четырех центнеров! - и понес в заросли.
     Босой и возбужденный Джузеппе приплясывал на месте, обнимая свои голые плечи.
     - Это хорошо, что ты в него не выстрелил с испугу! Очень хорошо!
     - Да как я мог? В Желтого? В священного?
     Говинд сделал глубокомысленный вывод:
     - Если тигр здесь, то и тэу должны появиться. Если еще не убрались из заповедника с добычей.
     - Скоро сезон дождей, - сказал кто-то из монахов. - Наверное, убрались.
     Потом при свете электрических фонариков рассматривали следы в густой траве - как тигр подходил к лагерю, как полз на животе, проложив просеку. Тем не менее часовой не слышал ни шороха, ни треска стеблей. Значит, очень медленно полз, чувствуя телом каждую травинку, медленно придавливал сухие стебли, а не сламывал их. Вокруг лагеря на ночь были натянуты сигнальные сети и шкуры - от тэуранов, главным образом. Желтый Раджа не затронул ни одного шнура, перепрыгнул через полосу сетей, и сигнальные колокольчики ни разу не звякнули.
     - Вот видишь, Пхунг, - проговорил Говинд с плохо скрываемым восторгом, освещая примятую просеку. - Это рефлексом не назовешь, и накопленным опытом тоже не назовешь - Желтый не мог раньше сталкиваться с сигнальными устройствами. И интуицией назвать трудно. Одно может быть объяснение - разум!
     А Джузеппе уже беспокоило другое.
     - Моя дорогая кошечка... - бормотал он, ползая на коленях и придерживая одной рукой колоду. - Самая лучшая кошечка... Ты, наверное, ранена... Или больна...
     - Похоже, так, - согласился Говинд. - Желтый Раджа никогда не нападал на домашний скот.
     Вдалеке громыхнул басовитый рык Желтого. Все прислушались.
     - Узнаю! Его голос! - Джузеппе всхлипнул от переполнявших его чувств.
     На рассвете я проснулся от трубного рева оправленных в серебро раковин - монахи играли побудку. Я чувствовал себя больным. Умылся в холодном ручье, проделал несколько асан. При виде моих упражнений монахи и охранники попадали со смеху. Так что я был не прав, утверждая, что у даньчжинов туго с юмором. Все они знали йогу, а то, что я почерпнул из передовых пособий по йоге, показалось им более чем забавным.
     - Я тебя научу, Пхунг, - сказал Говинд, вытирая пальцем мокрые глаза. - Когда с тебя снимут наказание. Удивительно, что ты еще живой - с такими-то асанами.
     Сразу за ручьем стоял огромный раскидистый баньян, его ветви проросли в землю вертикальными стволами, так что дерево представляло собой густую рощу, пронизанную лианами и укрытую стенами из плотных кожистых листьев. Интересный лесок. Надо было сразу обратить на него внимание. Не обратили. И вот когда Говинд еще говорил о йоге, из этих зарослей с шипением вырвалось крестообразное тело и ударило в голую спину рослого охранника. С оглушительным взрывом тело несчастного парня разорвалось на куски, и голова отлетела в сторону.
     Все это произошло за долю мгновений на глазах многих людей, собравшихся у ручья. Потом кто-то вскрикнул, кто-то рухнул без звука, большинство людей обратилось в бегство, и животные, сорвавшись с коновязей, бросились за ними.
     В момент взрыва я ощутил болезненный толчок в доску и распластался прямо в ручье, насколько позволял хомут. Мне показалось, что после взрыва что-то хлестнуло по листьям в том месте, откуда вырвался "крест".
     Повисла мертвая тишина, даже раненые боялись стонать, слышался только топот убегающих. Я приподнялся на руках, с меня потекла мутная вода. Лежащий в траве Говинд, повернув ко мне бледное лицо, прошептал одними губами:
     - Тише!
     Я смотрел на зеленую завесу - листья аккуратные, глянцевые, будто нарисованные. И ни один не шелохнется, не дрогнет. Я на четвереньках полез к тому месту, где появился "крест". Краем глаза увидел в руке Говинда устрашающих размеров револьвер, из которого, он, кстати, стрелял довольно плохо. Вообще, даньчжины не любят огнестрельного оружия: среди них нет ни одного настоящего охотника.
     Я показал Говинду, чтобы он кинул мне оружие, но он подумал, что я приглашаю его за собой. И пополз! Я подобрался к стене из листьев - в промежутках сплошная темень, и это при жарком ослепительном солнце. Торопливо осмотрев заросли, я увидел свисающую кольцами проволоку.
     Послышалось легкое жужжание... Я испуганно обернулся и увидел плывущий над поляной у ручья цилиндрический предмет, очень похожий на допотопный пылесос зеленого цвета. Предмет завис над раненым охранником, тот в ужасе закрыл голову руками. Из днища цилиндра с сухим щелчком выстрелило пламя, охранник дернулся, ладони его, как кожура с плода, медленно сползли с головы... А предмет висел уже над монахом-музыкантом; несчастный пытался закрыться от смерти музыкальной раковиной. И снова вспышка...
     Говинд выстрелил несколько раз, не целясь, но "пылесос" не среагировал на выстрелы. Я подполз к Говинду и забрал у него кольт. Потом встал на колени... прицелился в кромку днища зеленого цилиндра. Медленно нажал на спуск. Отдачей подкинуло обе руки. С визгом рикошета цилиндр перевернулся в воздухе, но не упал на землю, а стремительно понесся в нашу сторону...
     Мы с шумом и треском, задыхаясь и падая, пробирались через заросли. Панический страх гнал нас все дальше и дальше. С разбегу мы наткнулись на облепленную лепешками лишайников скальную стенку и лишь после этого остановились. Говинд прижался спиной к камню, уставившись на неподвижные в полном безветрии заросли. А я обливался кровью - хомут доконал меня.
     Где-то далеко, за тридевять земель, громыхнул взрыв и послышались пронзительные, похожие на визг испуганных детей крики обезьян.

ЗАГОВОРЩИКИ

     Нас считали уже покойниками, когда мы заявились - обросшие, оборванные, одуревшие от страха. Еще у ворот словоохотливые привратники сообщили нам, что на обратном пути под одним из мулов что-то взорвалось и убило еще троих человек. И что Джузеппе потерял хомут, и теперь никто не знает, что с ним будет.
     Я еле дотащился до кровати в своем номере и устроился на ней вместе с хомутом. Не раздеваясь, не вымыв босые окровавленные ноги.
     Очнулся - лицо господина Чхэна, плоское, как днище зеленого цилиндра.
     - Надо было снять колоду, - шепчет он. - Директор заповедника снял, и ничего, живой. Ведь вы от смерти убегали, можно было снять.
     Змей-искуситель! Почему ему так хочется, чтобы я снял хомут?
     Потом пришел Духовный Палач. Он был легко ранен в руку осколком, и она висела на перевязи. Расспросив, что я видел и пережил в джунглях, он сказал, что я хоть неуверенно, но иду по правильной дороге, и самое главное сейчас - научиться не врать даже в мыслях.
     - Я стараюсь, мудрейший наставник, - пролепетал я, едва ворочая языком. - Скажите, когда будет следующая экспедиция, чтобы...
     - Не будет, Пхунг. Отдыхай, выздоравливай. Я пришлю лекаря, чтобы он облегчил твои раны чудодейственным снадобьем.
     - Экспедиции не будет? - Я был потрясен. - Совсем не будет?
     Он кивнул, по-доброму посмотрел мне в глаза.
     - Желтый Раджа остался один. Королевских горных тигров больше нет. Пусть тэураны его убьют и уходят. Тогда в княжестве даньчжинов опять наступит мир и покой.
     - Вы это решили... на совете совершенных? Старичок кивнул.
     - Не надо, Пхунг, переживать. Все будет хорошо.
     - Желтого... отдаете браконьерам? Лишь бы был покой?
     - Да, Пхунг. Покой - самое главное. Из Покоя вырастают и мудрость, и сытость.
     - И все согласились?
     Он удивленно поднял брови.
     - Кто все? Народ? Народ любит совершенных. Слово совершенных произносит глашатай на храмовой площади, и оно становится законом.
     - Ну да. А преступивший закон надевает вот это. - Я в сердцах толкнул кулаком хомут и свалился вместе с ним с кровати.
     Старичок бросился мне помогать, потом произнес осуждающе:
     - Ты только подумал плохо и сразу упал. Даньчжины никогда не думают плохо, потому не падают.
     Я хотел захохотать, но вместо этого быстро спросил:
     - Что такое "даньчжин"? Старичок покачал головой.
     - А что означают слова "индеец", "англичанин"?
     - Вы не знаете? Или... - Вот тут-то я его и поймал! Получалось, что совершенный восьмой ступени слукавил? Это означало, что совершенный не добрался и до третьей ступени совершенства!
     Он что-то понял, и в его глазах отразился ужас. Он торопливо принялся объяснять, что я не правильно его понял, потому что иностранец. Но иностранец я хороший, колоду не сбросил, а слово "даньчжин" означает на древнейшем наречии - "не имеющий своего мнения". Оказывается, когда-то народ делился на "даньчжинов" и "диньчжинов" - "имеющих свое мнение". И все крепости-чхубанги построены на местах сражений даньчжинов с диньчжинами, точнее, на курганах из костей диньчжинов...
     Духовный Палач удалился в большой тревоге из-за моего молчания и своей болтливости. Он решил, что пал в моих глазах, но, наверное, не понял, что все они пали в моих глазах, потому что отдали Желтого на съедение тэуранам.
     У меня поднялась температура. Надо что-то делать - снять хомут, глотать таблетки, переливать кровь. Надо было спасать свою жизнь! Но я сидел на огромной постели, скрючившись, слушая болтовню хозяйского транзистора. Говорили по-китайски, и я не понимал ни слова.
     Кто-то поднимался по лестнице на верхний этаж, послышались голоса. Дверь раздвинулась, и я увидел Чхину - лицо оживленное, волосы причесанные. На ней было ослепительное красное одеяние: юбка по щиколотку и безрукавка. Красный цвет в местном понятии - символ женской силы, властвующей в мире. Она пришла властвовать? Над кем? Неужели надо мной, несчастным, жалким колодником с температурой тридцать восемь и пять?
     Господин Чхэн суетился вокруг гостьи с любезной улыбкой, предложил ей кресло, потом принес круглый маленький стульчик, но Чхина, подтянув на мощных бедрах юбку, села на коврик возле кровати. Китаец побежал на нижний этаж за чайным столиком.
     - Ты все не идешь и не идешь, Пхунг. - Она смотрела на меня, подперев кулаком подбородок. И чуть смущенно улыбнулась. - Вот я и пришла сама.
     Она умела смущаться? Вот так открытие!
     - Я рад тебя видеть, Чхина... Извини, я в таком виде... совсем не ожидал, что ты придешь...
     - Твой хозяин тоже не ожидал. Он побледнел, когда увидел меня. Ты сильно мучился без меня? Ты ведь заболел от любви?
     Ничего-то ты не умеешь, милая. Даже приворожить как следует не смогла. Стыдно сказать, но я почти не вспоминал о ней все эти дни.
     Я не успел ответить - прибежал господин Чхэн с лакированным низким столиком, который он держал как поднос. На столике - чайная посуда, сладости, салфетки.
     - По радио передали, восточный ветер будет дуть еще несколько дней, - радостно сообщил он. Потом с ловкостью официанта налил в крохотные чашечки почти черный даньчжинский чай. - Может, открыть окно? Такие деньки! Такие деньки! Настоящее счастье для земледельцев. Господин Главный Сборщик Налогов будет доволен.
     Он кинулся к окну, а я отпил глоток из чашечки, и она оказалась пустой.
     - Мне было так скучно все дни, - тихо проговорила Чхина, чтобы не услышал хозяин отеля. - И знаешь, что я сделала?
     На ее щеках появился румянец. Я заметил на ее платье следы неумелой штопки.
     - Наверное, разбила какой-нибудь кувшин? Чхина хмыкнула, заговорщически прошептала:
     - Я приворожила к тебе одну женщину.
     Еще этого мне не хватало! Я пробормотал в замешательстве:
     - Какую женщину?
     - Себя.
     Глаза ее искрились. Она наслаждалась полученным эффектом.
     - И что теперь будет? - спросил я.
     - Не знаю, - беспечно ответила она.
     Хозяин уловил, что разговор наш не предназначен для чужих ушей, поэтому вышел из комнаты на цыпочках. Но я был уверен, что он с