Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Научная фантастика
      Маципуло Эдуард. Нашествие Даньчжинов -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  -
- Найдите Чхину, - сказал старик. - Без Чхины не умру. Чхина поможет умереть. Когда я ощутил тяжесть алюминиевой трубы на своем плече, монстр развернулся в своем ложе так, чтобы видеть меня. - Так что ты там болтал о монстрах? Ты, кажется, счи - Не хочется говорить на эту тему, - ответил я как можно сдержанней, чтобы, во-первых, не разозлить его и, во-вторых, не дать ему повод заподозрить меня в капитуляции. - По крайней мере сейчас. - Хвост поджал? Боишься сказать в глаза, что думаешь - Бесполезный разговор, ни один монстр еще не признал, что он монстр, даже если ему доказывали с помощью неопровержимых фактов. - Так все-таки я монстр? - Ман Умпф коротко рассмеялся. Вдова с зонтиком взобралась на верхушку завала из поваленных непогодой деревьев, застрявших в ветвях камней, мусора, ила. Она принялась корректировать наше продвижение по осклизлым ветвям. - А здесь надо особенно осторожней! - выкрикнула она. Билли, словно дожидался этих слов, - соскользнул с громким воплем в дыру между ветвями, бросив носилки на произвол судьбы. Ман Умпф вывалился из носилок, и на него посыпались коробки, пакеты, консервные банки. Момент был подходящий, чтобы броситься на монстра, но испуганные репортеры опять вцепились в меня. И все мы провалились в мешанину ветвей с крупными кожистыми листьями, похожими на куски наждачной бумаги. Потом взбешенный монстр таскал Билли за мокрые лохмы. - Ты намеренно упал? Хотел меня убить? Несчастный Билли клялся христианскими святынями, что ничего подобного у него в голове не было и не будет. Монстр с чувством произнес что-то на своем таинственном языке; наверное, выругался. Затем все пленники под присмотром сердитой и усталой вдовы собирали рассыпанный груз. И вот Ман Умпф снова принялся за меня, попивая ароматнейший кофе из термоса. - Ну, слушаю. Что во мне от монстра, мистер монстролог? Не стесняйся, не съем. Ты же понял - ты мне нужен. Так что пользуйся случаем, отведи душу. У него было лицо больного человека. Похоже, он держался только силой волы. И еще тратится на треп? Или для него это не треп? Я скупо рассказал о самых распространенных типах монстров и добавил: - Теперь сам можешь довольно точно определить свой тип. - Каким образом? - От кого ты в восторге - от Франкенштейна, допустим, Фантомаса, Дракулы, Кинг-Конга и так далее, - того бессознательно и сознательно копируешь. Ничего нового ты, по-видимому, не представляешь. - А по-твоему, к какому типу я отношусь? - Ясно одно, ты не гений с обратным знаком. Ты не способен создать принципиально новые антиидеи и мифы. По-видимому, тебя кто-то вооружил супертехникой и методами прикладной психологии. С какой-то целью... В его прозрачно-голубых глазах в обрамлении нездоровых век вспыхнула ненависть. - Продолжай, что же ты? - произнес он через силу. - Ну! Билли копошился где-то под ногами, сотрясая пружинистые мокрые ветви. Он протестующе выстанывал-вскрикивал почти при каждом моем слове. Мексиканец шептал за моей спиной: - Остановись, парень... У монстра был острый слух. - Работай, работай, индеец, не суйся. - И мне: - Продолжай, Пхунг, или как тебя там. Ты все еще не сказал, какой именно я монстр. Ты все время увиливаешь от ответа! Не зли меня. - Судя по твоим действиям... и той легкости, с какой убиваешь... - Я смотрел ему в глаза. Я на самом деле опасался говорить начистоту. - Ты заряжен какой-то целью, Ман Умпф. Ты функция, доведенная до абсурда. Твой мозг порабощен одной доминантой. Короче говоря, ты человекомонстр низшего разряда. - Если ты меня так хорошо классифицировал, то к чему болтовня о Кинг-Конге и Фантомасе? Что ты выпытывал? Все вокруг присмирели, даже вдова. Слышен был только шум воды. Несколько бледный улиток приклеились к бурому голенищу на ноге монстра и беспорядочно шевелили антеннами. - Ну? - рявкнул монстр. - Мне хотелось знать, каким ты себя мыслишь, - ответил я, ощущая расползающийся по спине холодок. - Ведь не низшим же разрядом? Как минимум - суперпаразитом, зверомонстром, королем преступлений? Он посбивал щелчком улиток. - Король преступлений - это кто? Фантомас? Ну да, о нем снова начали писать, и новые фильмы пошли. Ты думаешь, я похож на Фантомаса? - У вас есть общее, - сказал я. - Мания жестокости. Ты, как и он, нападаешь на тех, кто заведомо слабее тебя, - чтобы остаться безнаказанным. - Что ты болтаешь? - неприязненно проговорил он. - На заведомо слабых? - Ты использовал технику и оружие, которые тебя делали всесильным и невидимым. Ты был уверен, что возмездия не будет, что законы человеческие бессильны... - Но сейчас у меня нет того оружия! - У тебя в руках другое оружие, у нас - ничего. Даже мачете побоялся нам оставить. Он испепелял меня взглядом, я всей кожей ощутил потоки его больной энергии. Он вдруг вытащил из-за спины двуствольный охотничий карабин и бросил его мне. Я поймал его в воздухе и мгновенно передернул затвор. По звуку было ясно - в магазине карабина нет патронов. Монстр криво улыбнулся. - Неужели сможешь выстрелить? Ты, раб, у которого смел только язык, выбалтывающий желания! - Ты копируешь Фантомаса и в этом. - Я отшвырнул карабин. - Примитивные штучки садиста. Придумать что-нибудь новое ты не можешь. Он подошел к карабину, не поленился, поднял его и вылил из стволов воду. - Ты не смог в меня выстрелить. А я смогу. Он целился мне в лицо, держа карабин в вытянутой руке, как пистолет. Оба глубоких зрачка прыгали перед моими глазами. Верхний под крупнокалиберную разрывную, нижний - под малокалиберную целевую. Страх ударил меня в мозг, сбил замки с дверей преисподней, и на волю вырвался мой коллективный предок. В ужасе и ярости он принялся топтать уверенность разума в том, что выстрела не будет. "Конструкция магазина мне доподлинно знакома, - упирался я. - И ошибки не может быть - он пуст!" Но предок хотел бухнуться на колени перед господином и завопить: "Пощады!" Я напрягся и заткнул его; все это, конечно, читалось на моем лице. Монстр усмехнулся. - Поживи немного. - И пошел к носилкам. Я с трудом одолел немоту мышц, сел на изувеченную сапогами толстую ветвь. И тут ко мне бросились репортеры - не затем, чтобы взять интервью. Взбешенный Анри ударил по моей шее, и я, как кукла-вертяшка, опрокинулся под ветвь. Меня принялись заталкивать ногами еще глубже. - Он мог и всех нас! - шептал в ярости Билли. - Из-за тебя! - Только о себе, каналья, думаешь! - рычал такой утонченный с виду французик. Тут же знакомо задыхался астматик, пытаясь достать меня кованой подошвой сапога. И мексиканец Орландо что-то вышептывал в гневе. Наконец я поймал чью-то ногу и резко вывернул стопу. В ответ - крик боли. Наверху произошло замешательство, и я выбрался из ветвей и наждачных листьев, сморкаясь кровью. Билли и астматик, мешая друг другу, пытались выломать жердь. Анри и Освальдо стояли со сжатыми кулаками, тяжело дыша. Монстр и вдова с любопытством глядели на нас. - Хватит отдыхать, - сказал монстр. - Безделье не идет вам на пользу. И снова трудный марш по завалам и руслу ручья, когда-то бывшему тропой. Муть заметно выдохлась - водичка, по которой мы брели, стала почти прозрачной. В стоячих заводях на месте ям и оврагов были видны темноспинные рыбешки, хищные личинки стрекоз и прорва микроскопической живности. Но моим коллегам не было дела до окружающей среды, они все еще не могли простить мне своих страхов. Француз и Билли то и дело пытались меня пнуть. - Самоубийца! - хрипел астматик где-то за спиной. - Всех хочешь утащить за собой. - Если выживем, вам будет стыдно за такое поведение, - пытался я их образумить. - Всегда было такое поведение! - ответил за всех Билли Прайс. - И не было стыдно! Если борешься за свою жизнь, какой может быть стыд? Я же говорил, все монстрологи - предельно чокнутые санкюлоты... - Санкюлоты были в штанах, - сказал Освальдо. - А этот без штанов... - Вечно ты суешься! - вспылил Билли. - Чикано! Я старался не тратить силы на злобу и раздражение. Я убеждал себя, что все это, происходящее сейчас, - и есть типичные условия, в которых проживали мудрецы глубокой древности. Должно быть, грязь, кровь и пинки обладают чудесной способностью порождать светлые мысли. Может быть, и философия появилась как реакция ни в чем не повинного человека на наглость и насилие? Если это истина, то я имел хорошие шансы прибавить в своем духовном росте. Мой оптимизм согревался мыслью о Чхине, я верил, что она где-то на пути к городу. Удивительные параллели в жизни: вот она, женщина, снова и снова должна спасать мужчин, зашедших в тупик и готовых свихнуться от страха. Тоже, должно быть, наезженная колея эволюции. И верно, моя любимая торопилась изо всех сил по горной дороге, теперь трудно проходимой из-за скальных обломков, намывов почвы и мусора. В старой соломенной накидке, с небольшим узелком в руках, она была похожа на обыкновенную мирянку, бегущую из Тхэ подальше от людоедских бесчинств. Я был уверен, что Чхина - необыкновенная женщина, и не только потому, что одолела "комнату страха". Она была, может быть, единственной среди даньчжинских женщин, у кого любовь, кажется, стала высшей духовной ценностью. А может быть, и вообще среди женщин планеты - если верить выкладкам высокоученых психологов. Ведь они утверждают, что любовь стоит на шестом месте после музыки в ряду общечеловеческих духовных доминант. Так что я не сомневался - чувство выведет ее из любых ловушек Даньчжинского Времени... Чхина благополучно добралась до пустой хижины контрольно-пропускного пункта. Здесь проходила граница заповедника и монастырских земель. Она отдохнула, сидя на каменной скамье, поела из того, что было в узелке. Дождь издевался над пузырями в лужах, которые сам же и породил. Заросли цепких кустарников собирали небесную влагу и, отяжелев, обрушивали на дорогу водопад из крупных капель. Чхина старалась не смотреть туда, где когда-то проходила линия из красной охры, теперь уничтоженная грязевыми наплывами. Но граница жизни ощущалась обостренными чувствами. Сначала подступила тревога, потом нахлынул страх - любовь к своему Пределу. Мистические табу, эти первозданные законы, всегда были сильнее человека. Это Чувство любви-табу вдруг вырвалось из глубины сознания Чхины, отняло решимость. Сила богов - в этой невидимой черте, что пролегла под лужами и грязью. "Здесь твой Предел, - будто сказал кто-то свыше, - созданный только для тебя и во благо тебе. Ибо у каждого должен быть свой Предел..." Она поднялась со скамьи и отважно ступила в лужу. Босые ноги словно обдало кипятком. Но Чхина продолжала идти, чувствуя cильное сердцебиение. И вдруг повалилась ничком, забилась в конвульсиях... Ее нашли в хижине контролеров, вывалянную в липкой синей глине, среди пустых консервных банок, оставленных охраной заповедника. Чхина собиралась с духом, чтобы снова и снова штурмовать свой Предел. - Уйдите прочь! - закричала она. - Я ненавижу, когда мне мешают! - Совершенный тебя зовет, - сказали смиренно монахи. - Он в келье для умирания. Никак не может умереть. Конечно же, она пошла с ними. - О чухча, как приятно видеть тебя! - обрадовался ей Духовный Палач и погладил ее руку. - Пусть у тебя будет много детей и внуков. Научи обязательно их, чтобы умели жить в любом времени, чтобы даньчжины не исчезли. А сейчас, я понял, они хотят исчезнуть. Без самости, без имени... Даньчжины - не имя... Передав ошеломленной женщине Мантру и сказав, для чего это делает, он облегченно вздохнул. - Вот и все, чухча. Я закончил свои дела. Теперь уходи. Женщина другого народа, наверное, зарыдала бы: "Не умирайте!" Даньчжинская же чухча сказала с суровой искренней любовью в голосе: - Пусть боги дадут вам хорошее перерождение в будущей жизни, о добрый мудрый человек. Счастливой вам смерти. Световой день близился к концу, а мы все шли и шли, пробираясь через заросли, завалы, болота, хватая жаркими ртами дождевые струи. Я видел безумно выпученные глаза Анри, слышал свистящее дыхание и стоны Билли, скрежет зубов Орландо. Только бы выжить! Дотянуть до привала! Мой мозг отупел, сознание временами отключалось, и в такие моменты мое тело двигалось по инерции, совершенно не чувствуя тяжести и боли. Я еще раз познал и убедился - природа предусмотрела механизм спасения, когда наступает время трудностей, находящихся за пределами наших возможностей. Отключить разум, превратиться в сомнамбулическое бесчувственное существо - и ты способен жить в невыносимых условиях. А если эти условия надолго? А если - на всю жизнь? Даже в предельном отупении я пытался исследовать в себе то существо, которое вырвалось из преисподней разума. Это был хорошо отработанный метод древних мудрецов - изучать в себе раба, находясь на грани жизни и смерти. Это тоже входило в опыт тысячелетий, в коллективно-бессознательное. Сначала я ощутил страх и любовь к высшему существу на носилках, Я горячо возжелал во всем довериться господину, его божественному мнению. Мне хотелось унижаться, есть горстями грязь из луж, хо телось в предельной степени высказать свое ничтожество, чтобы заслужить милость и спасение. Мой коллективный предок точно знал, что я должен хотеть: бессамость - единственное средство спасения перед лицом небывалых опасностей. Я сопротивлялся напору тысячелетий. Я звал на помощь мысли и постулаты НМ. И я раздвоился. Один я страдал под невыносимой тяжестью, тратил силы на сомнения и поиски выхода и уродовал себя, пытаясь остаться самим собой; другой я, отдавшись чужой воле, шагал, как робот, не различая добра и зла. Я словно увидел его наяву - изможденного немолодого дикаря на больных ногах, увитых синими венами. Морщины на его лице ломались и дергались в страшном напряжении, и безобразные шрамы на лбу тряслись, как куски грязного теста... Не единожды клейменный невежественный раб - мой коллективный предок? Фундамент моего сознания? Мой спаситель в безвыходных положениях? В его надрывном дыхании и стонах я слышу жажду Покоя. Он мечтает на ходу о Покое. Цель всей его-моей жизни - только Мир и Покой... Она слоится, эта цель и мечта, она разноцветна, она состоит не только из безделия и отдыха, но и еды, и утех, из яркого солнца, пахучих трав и холодных ручьев, из трепетных молитв, красивых вещей и дурманных видений. Я истерически грежу о пище и женщинах и о безделии. Изо всех сил вспоминаю красивую толстую женщину из недоступно высокого дома. У нее необъятные мягкие бедра. Она любит меня почти так же сильно, как и того, кому принадлежит. Ее добрые глаза похожи на материнские. Ее шершавые руки дают мне еду. Много еды. Очень вкусной еды, украденной у господина... Чей-то испуганный шепот вытаскивает меня из видений: - Где Хаббарт? Его нет! Все уже остановились, а я продолжаю идти. Мои руки и бесчувственное плечо скользят по алюминиевой трубе, упираются в препятствие. И до меня доходит: астматик пропал! - Оглянулся - никого! - взволнованный шепот француза. - Вот сволочь! - Билли выглядывал из капюшона, как из пещеры. - Неужели бросил нас? Монстр распорядился ставить бивак и разводить огонь, а сам, забрав оружие из носилок, отправился изучать следы. Вдова старательно несла над ним зонтик. Вернулись они быстро. Худое лицо монстра было сурово и возвышенно, вдова же была похожа на побитую собачонку - вздрагивала при каждом звуке. - Хаббарда унес тигр, - торжественно произнес монстр. - Ка-ак тигр... - пролепетал Билли. - Ничего же не было слышно... - с трудом проговорил Освальдо. - Ни рычания, ни крика. Монстр снизошел до объяснений: - Обычное: тигр находит стадо свиней и следует за ним. Как проголодается, хватает одну свинью, но без шума и без крови - чтобы не вспугнуть остальных. И отбегает метров на двести. Свиньи успокаиваются и продолжают пастись. Когда тигр опять проголодается, так же без шума и крови хватает вторую свинью. И так - пока не сожрет все стадо. Потом идет искать других свиней. - Вы хотите сказать... - Билли в ужасе вцепился в свои волосы. - Он охотится на нас? Как на свиней? - Теперь все люди для него свиньи, большое стадо свиней. - И он опять кого-то схватит?! - Свиньи ему хватает на два дня. А такой толстой свиньи, как ваш Хаббард, ему хватит на все три. - Вот почему ты поставил его в хвост... - потрясение пробормотал я. - Я же гарантировал вам безопасность, господа? - монстр улыбался. - И опять гарантирую. Вы еще не раз убедитесь, что мои гарантии научно выверены и поэтому сверхнадежны. - Но убитый вами... наш коллега, который шутил... Почему тигр не удовлетворился им? - спросил Освальдо. - Ведь тело досталось ему? - Тигры падалью брезгуют, когда есть живая пища. Мы бездумно что-то делали под руководством испуганной вдовы, все наши мысли были о людоеде, который где-то рядом раздирает труп несчастного Хаббарда. Шумевшие под дождем заросли и подступающая ночь усугубляли мысли о людоедах. Но вот появился кривобокий массивный навес из листьев, ветвей и пластиковой пленки поверху. Раздраженно зашипел костерок, давясь смолистым крошевом. Мой древний предок замурлыкал что-то в предвкушении Покоя, все заметно приободрились. Древняя магия огня! Людоед, может быть, разглядывает нас из темноты, а мы размягчились, особенно вдова. Она развешивала у огня всю свою одежду, сверкая голыми ягодицами с чисто даньчжинский непосредственностью. - Отгоняй искры, - сказала она французу. - Чтобы не прожгли. - Позвольте, почему именно я? - вежливо поинтересовался он. Ему никто не ответил, и он встал на защиту скромных нарядов вдовы с пучком веток в руках. Мне бы тоже просушить дождевик, портянки, набедренные ухищрения, но я, пораженный благостной апатией, лежал на голой земле: наступи на меня слон - я бы не поморщился. Но какая-то сторожевая мыслишка все еще копошилась, чего-то выискивая. Знаменитая рабская лень, заклейменная в веках! Я плавал в ее неге, я упивался ею, пользуясь моментом. Но сторожевая мыслишка колола и колола, покушаясь на мое блаженство. Что-то лениво сопротивлялось мыслишке, пытаясь унять ее, насытив подходящей пищей: рабство - подневольный труд, а лень - биологическая защита от него. Нет, слишком просто. По-видимому, это верхний слой истины, огрубевший и подсохший от соприкосновения с миром грубых истин. А что поглубже? Опять подневольный... Вся жизнь моего многотысячелетнего предка была, оказывается, подневольным трудом. Со стонами и проклятьями он тащился в неведомое, то влекомый страстями, то подгоняемый чужой волей. Но ведь должно было быть что-то неподневольное? Приятное, увлекательное, творческое? А с другой стороны - даже свободный современный человек, достигший стадии раскрепощенного творческого сознания, сколько времени он проводит в рутинном, вынужденном, мучительном для него труде? И глину месит, и мусор вывозит, и с бытом сражается, и в долг берет под любые проценты... Чем не подневольный человек? Но никому в голову не придет назвать его так. Но с моим любимым предком все наоборот. Для него даже свободный, без принуждения труд на себя - подневольный труд. Он весь закутан в многочисленные слои подневольности. Поэтому любой труд для него - мука. Он несусветный бездельник. И здесь одной причиной ничего не объяснишь. Здесь целый пласт причин-законов. Одно понятие: его лень соответствует принципу минимальных затрат. Посмотрите на животных - на кошек, собак, змей, пауков... Удовлетворят физиологические потребности - и полное безделие. И в людях это живет, - например, четыре знаменитых позыва на сон в течение дня: это же биоритм на базе предельной экономии, точнее - принципа минимальности энергетических затрат, обеспечивающих максимум прибыли. Так что, истинный раб - это оставшийся от животного мира инстинкт предельной экономии? Отсюда и все его

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору