илософии Рольсена и это занятие тоже лишено смысла.  Наверное,
ему не хватает специальных знаний электронщика, ядерщика, двигателиста, а  в
то же время даже если удастся превратить малый  внегалактический  охотник  в
нечто невиданное в смысле скорости отрыва и ориентационной  лабильности,  то
что в том толку, если нет стратегии избавления от капканского плена.  Да  он
вроде бы и не особенно тяготится им...
 
   Когда Энн удалось отфильтровать все эти  невеселые  мысли  от  неизбежных
эмоциональных наслоений, их жизнь на Капкане предстала перед ней  совсем  уж
несносной. Ну, хорошо, капканцы - законсервированная крохотная популяция,  в
которой  каждая  жизнь  переливается  сама  в  себя  с  единственной  целью:
сохраниться   до   некоторого   счастливого   мига.   Инструкция   требовала
"воспроизводства  популяции  при  экстремальных  условиях"  -  и   уж   куда
экстремальнее, в страшном сне не придумаешь. Но они-то, они-то  с  Рольсеном
не летели же сюда только для того, чтобы прозябать в климатизаторах,  словно
орхидеи? Наоборот, именно с их появлением на Капкане и должен был  наступить
тот светлый миг, ради которого экипаж  "Чивера-1"  отказался  от  нормальной
человеческой смерти и обрек себя на существование, смысл которого теперь уже
не ясен ни одному капканцу: жить, чтобы просто  жить  -  как  Рольсен  хотел
летать, чтобы просто летать. Получалось,  что  трагедия  нынешних  капканцев
находилась в тесной связи с теми спорами, что шли на Земле между Рольсеном и
Грусткиным,   которые   тогда   она   склонна   была   считать   абстрактным
мудрствованием. Непонимание общей картины, одно лишь  буквальное  следование
раз и навсегда заданным правилам без попыток  осмыслить  их  -  это  и  есть
типичнейшее капканство. А с другой стороны, полное забвение всех  инструкций
и наставлений, кроме одного какого-то догмата, тоже ведет к нему же. Ведь  и
чиверяне построили свой  страшный  мир  исходя  из  требований  одного  лишь
пресловутого параграфа  26,  пусть  и  важнейшего  и  определяющего,  но  не
единственного же! В то же время не  поступи  они  так,  сегодня  на  Капкане
вообще на было бы никаких людей, пусть даже живущих с обратным  направлением
времени. И, наконец, вот они есть - а что толку?
   Эта цепочка рассуждений, каждое из которых как бы опровергает предыдущее,
неожиданно привела Энн к решению заглянуть, наконец, к Бобу, на "Чивер", Так
сложилось, что она не бывала там долгими месяцами - Тит требовал постоянного
внимания. Но теперь, после последнего разговора с  Рольсеном,  Энн  овладело
какое-то смутное чувство, похожее на подозрение. Она взяла с  собой  Тита  и
отправилась за лиловый лес и дальше, через огромное поле,  покрытое  лиловой
же травой, - туда, где серебрился их "Чивер-2923", частично  разоренный  для
того, чтобы превратить их дом в подобие земного, а  частично  переделываемый
Бобом в нечто могучее и неземное.
   Выйдя за радиус действия климатизаторов, Энн надела прогулочный  скафандр
и натянула на Тита огромный, не по росту,  комбинезон,  который  ей  удалось
немного присобрать вокруг его тоненького тельца. Дело было даже  не  в  том,
что инструкция категорически требовала этих минимальных мер защиты, - воздух
на Капкане и в самом деле был не  совсем  безвреден,  он  оказывал  какое-то
пьянящее действие, безусловно ненужное ребенку.
   Когда, наконец, за последним перелеском показался  корабль,  Тит  ускорил
шаги -  ему,  видимо,  передалось  беспокойство,  овладевшее  Энн.  Люк  был
отдраен.   Устройства   входного    контроля    "Чивера"    пропускали    е„
беспрепятственно как члена экипажа. Энн набрала для Тита код гостя и вызвала
по интеркому Боба. Она видела, как одна за другой зажигались лампочки опроса
помещений корабля. Вот мигнула последняя, и на табло  зажглась  надпись  "НЕ
ОБНАРУЖЕН".
   ... Энн и не помнила, как она с Титом бежала вдоль поля, как вглядывалась
в экран поискового индикатора, взятого ею из аварийного  комплекта  корабля,
как обрадовалась, когда сигнал стал четким и ввел их в  заросли  капканского
кустарника, о который цеплялись их  одежды,  и  как,  наконец,  увидела  она
Рольсена, со счастливым лицом бредущего им навстречу безо всякого скафандра,
но зато с какой-то огромной заржавевшей железкой в руке.
   Когда он подошел ближе и  Энн  смогла  рассмотреть  то,  что  он  бережно
прижимал к себе, она сначала просто не поверила своим глазам. Однако  уже  в
следующий миг на душе е„ стало одновременно и горько, и обидно, и мерзко.
   Интуитивно она ждала беды - но все-таки не такого масштаба.
 
   05. 15. 20/2900/VI
   Появление  мыслящего  существа  в  районе  входного  люка  зафиксировано.
Показание индикатора интеллекта  -  единица.  Результат  теста  по  таблицам
узнавания членов экипажа - отрицательный. Сигнал с датчика  угрозы  -  ноль.
Схема совпадений реагирует на  эти  четыре  заранее  обусловленных  сигнала,
поданных одновременно, переходом к программе "КОНТАКТ".
   Схема слежения за объектом фиксирует его перемещение к первому указателю.
Посылка сигнала на включение второго указателя. Далее -  аналогично,  вплоть
до появления сигнала "ОБЪЕКТ У КОММУНИКАТОРА".
   Алгоритм  отработан.  Прошел  сигнал  включения  коммуникатора  объектом.
Прогонка тестов контроля системы жизнеобеспечения. Результат - норма.
   Зафиксирован  сигнал  физиологического  контроля  о  повышенном   расходе
энергии  объектом.  Подан  на   вход   системы   жизнеобеспечения.   Подняты
поддерживаемые постоянными уровни подачи витаминов, белков, кислорода.
   Подготовлены  цепи  схемы  оповещения  объекта  о  возможности   покинуть
помещение вместе с тремя другими  объектами,  находящимися  в  изолированном
отсеке.
   Начат обратный отсчет времени.
   Проходит сигнал: "ОТДРАИТЬ ЛЮК".
   Приказ выполнен.
   12. 00. 00/3010/VI.
 
   БОБ
   - ... Все-таки лучше бы они не посылали в полеты женщин - и парадокс же с
ним, с этим  нелепым  параграфом.  Ну  что  в  самом  деле  такого,  если  я
действительно в последнее время не возился с "Чивером", а обследовал Капкан?
Да, я немного обманывал Энн, но ведь так было спокойнее и ей, и мне, и Титу,
который просто места себе не находит, если она нервничает. И вот  -  столько
эмоций, столько слов... Впрочем, нет, слово она сказала всего одно...
   Неужели трудно понять, что я просто не в силах заниматься постоянно одним
и тем же делом? Надо же мне иметь  отдушину  для  того,  чтобы  не  спятить!
Наконец, даже в научном отношении - в смысле  истории  космической  техники,
например, имело полный смысл искать номерной знак не чего-нибудь, а,  самого
"Чивера-1". И вот теперь, когда я его  нашел,  когда  коллекция,  которую  я
собираю всю свою жизнь, стала на самом деле  бесценной,  вместо  того  чтобы
порадоваться за меня - слезы, отчаяние, душевный кризис.
   "Накопитель". Это надо же так сказать! Это я-то, которому лично вообще не
нужно ничего. Как я могу заниматься  мелким  ремонтом,  когда  где-то  рядом
разбросаны обломки самого первого "Чивера", и среди них его номерной знак  -
сокровище, которому нет равных, ради которого не жалко потерять те несколько
месяцев, что я оторвал от возни с кораблем. Да я и не оторвал ничего, потому
что не было минуты, чтобы не думал о знаке, о его аверсе и  его  реверсе,  о
том, насколько он сохранен, и о том - что кривляться перед  самим  собой,  -
как  вытянутся  физиономии  у  дорогих  коллег,  когда  я  достану  его   из
макрокляссера.
   Теперь мне и впрямь нечего делать на Капкане,  и  я  готов  работать  как
кибер, лишь бы отсюда выбраться.  И  пусть  все  упреки,  что  раньше  я  не
стремился на Землю, в чем-то верны, пусть  -  теперь-то  у  меня  настоящий,
могучий стимул. Ну так, спрашивается, вокруг чего  разговор,  для  чего  все
душевные метания?
   А главное, для чего ворошить всю эту давнюю историю теперь, когда  все  в
корне переменилось? Я довел-таки за эти годы корабль  до  такого  состояния,
что он может стартовать. Я работал как  целая  лаборатория  и,  быть  может,
придумал кое-что, чего на Земле еще  и  в  помине  нет.  В  конце-то  концов
Рольсен - это все-таки Рольсен! Но о каком старте может идти речь, когда Тит
в трансформатории, время идет, а что делать - непонятно...
   Лучше бы Энн, чем обвинять меня, вспомнила,  как  втягивала  мальчишку  в
свои интеллектуальные игры, как забивала ему голову мыслимыми и  немыслимыми
проблемами. Конечно, Энн растила его практически сама, я ей скорее мешал.  И
выучила Тита она всему, чему только можно. И парень он вырос хоть  куда.  Но
нет, нет и нет моей вины  в  том,  что  он  решил  перевернуть  мир!  Тысячи
мальчишек в его возрасте ни о чем не советуются с отцом - и вовсе не потому,
что тот что-то когда-то сделал не так.
   ...  Если  же  честно,  то   я   в   полной   растерянности.   Взламывать
трансформаторий? Но как? Да и что будет с Титом и тремя капканцами,  которые
сейчас там? Ждать?  Но  сколько?  Думать?  Но  о  чем?  Не  думать?  Но  это
невозможно... Единственное, чем удается поддерживать душевное  равновесие  -
хоть изредка, тайком взглянуть  на  "Чивера",  отчищенного,  расправленного,
тщательно реставрированного. "Номер по каталогу - один!" Так именно и  будет
сказано при первой его демонстрации. И непременно с восклицательным знаком.
   Но довольно - надо же все-таки что-то  делать.  Итак,  что  нам  известно
доподлинно? Тит  каким-то  путем  проник  в  трансформаторий.  Медальон  Энн
почему-то идеально пришелся к отверстию в его люке. Какую-то роль сыграла  и
моя бриллиантовая булавка - правда, она найдена у входа, Тит е„ с  собой  не
взял. Далее. Принцип  действия  трансформатория  ясен  лишь  в  самых  общих
чертах. Чиверяне отчего-то не оставили его описаний - как, впрочем, и вообще
никаких записок, дневников, отчетов  и  тому  подобного.  Любой  разговор  с
капканцем о трансформатории бесполезен.
   Теперь так. Старик-младенец,  то  есть  капканец,  проживший  в  обратном
порядке свою жизнь от девяноста лет до  года,  попав  в  трансформаторий,  в
течение двенадцати месяцев снова становится девяностолетним. При этом память
его стирается, а все нарушения, случившиеся  в  его  организме  за  истекший
период жизни, исправляются. То есть, иными словами, трансформаторий каким-то
образом узнает, каким должен стать попавший в него  человек,  когда  он  его
через год покинет, - как приемная антенна  космодрома  узнает  по  номерному
знаку принадлежность корабля.
   Итак, трансформаторий узнает личность старика-младенца и точно знает, что
с ним надо делать. Тут две  возможности.  Либо  в  нем  есть  программа  для
каждого из оставшихся в живых чиверян, либо же  каждый  капканец  несет  эту
программу  в  себе.  В  обоих  случаях   совершенно   неясно,   как   станет
трансформаторий поступать с Титом. Ведь он не член  экипажа  "Чивера-1",  не
капканец вовсе, и биологические процессы у  него  идут  в  прямом,  то  есть
земном  направлении.  Но  если  трансформаторий  станет  подгонять  его  под
какую-нибудь из хранящихся в нем программ...  страшно  подумать,  что  может
получиться. У мальчика нет  ничего  капканского,  нет  даже  их  неизменного
металлического прямоугольника с неизменной цепочкой.
   ...  Да,  а  что  если  прямоугольник  и  есть  программа?  С   пластинки
считывается информация для трансформатория, на нее же наносятся  данные  обо
всех проделанных операциях. Она - как бы машинный портрет  капканца.  И  как
это раньше не пришло мне в голову? Быть может, даже более  того  -  капканцы
потому и не снимают никогда свою  цепочку,  что  она  как-то  регулирует  их
внешний путь, когда они живут свои долгие годы под контролем климатизаторов.
   Вот это была бы действительно коллекция! Каждая  пластинка  -  уникум,  в
единственном экземпляре. Подделка невозможна. Копирование  -  проблематично.
Одним словом, она, пожалуй, затмила бы и моего "Номера Первого".
   Вот только как добыть для начала хотя бы одну пластинку?
 
   08. 00. 00/363. 562/V
   - Событие не предусмотрено программой...
   - Появление людей, минуя трансформаторий...
   - Сразу двое...
   - Разнополые...
   - Мужчина и женщина...
   - Популяция резко увеличилась...
   - Мощность климатизаторов достаточна...
   - Запас пищевых ресурсов велик...
   - График трансформатория? Он собьется...
   - Не предусмотрено...
   - А она красива...
   - О чем это?
   - Информационная ценность высказывания - ноль...
   - Ситуация не требует ответных реакций...
   - Наступление времени "Ч"  характеризуется:  первое  -  появлением  новых
обитателей планеты, второе - возникновением нового эмоционального настроя по
всей популяции...
   - Время "Ч"...
   09. 00. 00/363. 562/V
 
   ЭНН МОРАН
   - Я жду тебя, Анна, - и он сразу же отключился, не ожидая ответа.
   Она инстинктивно расправила складки  формы,  хотя  это  не  был  вызов  к
командиру. Наверное, он все-таки умел читать е„ мысли. Прошло  более  месяца
со дня последней их встречи, она  забыла  о  ней,  и  только  сегодня  утром
впервые подумала, что давно уже никто не называл е„ этим именем. И почти тут
же засветился интерком.
   Ему не надо было называть ни место, ни время. "Анна" -  это  был  как  бы
пароль. Энн неторопливо шла парком мимо озера, мимо  светлого  шарообразного
здания штаба ЭРЭ, мимо тира и бассейна  -  мимо  всего,  что  ей  предстояло
вскоре покинуть.
   Знакомые здания  библиотеки,  технического  корпуса,  пункта  космической
связи, зоны отдыха... Из запрятанных неизвестно где динамиков, расположенных
так, что звук доходил к любой  точке  со  всех  сторон  почти  одновременно,
доносился  сильный,  чуть  хрипловатый  женский  голос.  "Жизнь   невозможно
повернуть назад", - повторял он в каждом  куплете,  и  эти  странные  слова,
столь очевидно противоречащие всему, чему е„ учили  на  нескончаемых  курсах
биофизиологии  и  анабиотики,  наполняли  душу  Энн  каким-то   удивительным
чувством, словно в раскопанных любителями древней старины словах  и  мелодии
заключался некий высший, недоступный пока еще ей смысл.
   Но Энн не стала останавливаться,  чтобы  вслушаться  как  следует  в  эту
необычную песню. Почти бегом  миновала  она  зону  отдыха  и  вошла  в  лес,
окружавший владения ЭРЭ. Узкая тропинка  -  для  них  она  была  "изумрудной
дорогой" - вела к небольшой овальной поляне.
   Ярко-красный двухместный суперглайдер - единственная  настоящая  роскошь,
которую Морев разрешал себе иметь - стоял у дальнего края, и закатное солнце
отражалось в его  больших  выпуклых  стеклах.  Отодвинулась,  пропуская  ее,
дверь, и он улыбнулся ей - радостно и в то же время грустно.
   - Добрый вечер, Марк, - сказала она, потому что знала: сейчас рядом с ней
- не Главный, не грозный начальник ЭРЭ командор Морев,  а  прежде  всего  е„
друг, верный и нежный, надежный и  всепонимающий.  Друг,  которого  вот  так
близко она видит, скорее всего, в последний раз.
   Легкая быстровзлетная машина почти мгновенно взмыла ввысь. Энн  сильно  и
мягко вдавило в кресло,  счастливое  ощущение  полета  стерло  все  мысли  и
чувства.  И  тотчас  же  глайдер  пошел  на  снижение,  гигантским   прыжком
перебросив  их  к   стартовому   комплексу,   откуда   уходили   в   далекие
экспериментальные полеты все корабли Экспедиции. Не  разумом  -  чутьем  Энн
поняла, почему он выбрал для разговора именно это место: тут  он  чувствовал
себя наиболее уверенно и привычно. Лихо и вместе с тем предельно осторожно -
Энн любила эту его манеру  вождения  -  посадив  глайдер,  он  выпрыгнул  из
машины, обошел е„ и открыл вторую дверь снаружи. Никто из пилотов никогда не
позволил бы себе такой смешной старомодной  учтивости,  но  Главный  жил  по
собственным законам - во всяком случае в том, что касалось его личной жизни.
   - Я  хочу  проститься  с  тобой  здесь,  -  сказал  Марк,  подводя  е„  к
серо-стальной громаде корабля.
   Последний луч солнца  скользнул  по  обшивке,  матово  засветились  цифры
"2923" на номерном знаке. И снова Энн отчетливо увидела,  что  происходит  в
его душе: он привык расставаться у трапа звездолета, только  такое  прощание
принимая всерьез.
   - Марк, - сказала она, положив ему руки на плечи,  -  полет  будет  очень
долгим?
   Он молча кивнул.
   - И очень трудным?
   Он кивнул снова.
   - Почему же тогда ты выбрал именно меня?
   - Причин несколько. Для дальнего эксперимента согласно  инструкции  нужна
девушка-пилот не старше двадцати биологических лет, имеющая летный  балл  не
ниже 250.
   - Таких в ЭРЭ немало.
   - Совместимая с пилотом...
   - О, таких еще больше, - сказала Энн с неожиданной для нее самой горечью:
из е„ подруг чуть ли не половина заглядывалась на Рольсена, и многим из  них
он отвечал взаимностью...
   - ... отважная, добрая, умная, красивая, самоотверженная...
   - Этого нет в инструкции! - Энн засмеялась.
   - В ней много чего нет. Например, что я тебя люблю.
   - Не надо, Марк, - сказала Энн мягко.
   - Я просто называю еще одну причину, почему летишь именно ты. Дело  не  в
факте моей личной биографии, а в том, что факт этот дает  пусть  призрачную,
но все-таки надежду на успех вашего полета.
   - ?
   - Я мало что могу сказать тебе, Анна... Видишь ли, истинную  цель  вашего
эксперимента сейчас тебе знать не разрешено. Психологическая  служба  всегда
категорически против того, чтобы экипаж, которому предстоит  сверхдлительный
полет, был заранее информирован о конечной точке и поставленных задачах: это
создает ненужную напряженность. В этом, поверь, есть большой резон.
   И все-таки в общем виде я хочу сказать  тебе,  что  вас  ждет  совершенно
необычное, поиск, к которому никто из нас не готов -  да  и  не  может  быть
готовым.
   - Поиск, Марк?
   - Да, Анна. Именно так. И может случиться, что тебе там - я имею  в  виду
сектор поиска - встретится человек, чем-то похожий на тех,  кого  ты  знаешь
здесь, в ЭРЭ...
   - Не пугай меня - или не шути так странно.
   -Я не шучу. И тебе вовсе не надо пугаться - наоборот, я  хочу,  чтобы  ты
знала. Если вдруг так окажется, что человек этот будет хоть немного похож на
меня, он обязательно будет любить тебя,  Анна.  Для  него  ты  будешь  самой
красивой и самой умной, и он не сможет сказать  "нет"  -  о  чем  бы  ты  ни
просила. Это закон любви. И вот еще. Этот медальон - на память о  всех  нас,
оставшихся на Земле.
   - Ты все-таки хочешь, чтобы под конец я расплакалась, как девчонка! Между
прочим, я видела точно такой же - наш Грусткин вот  уже  полгода  с  ним  не
расстается.
   - Это он и есть, я лишь положил внутрь свою командорскую булавку. Это  не
просто сентиментальный жест при  расставании.  Видишь  ли...  наши  мудрецы,
Грусткин в первую очередь, считают, что обе эти вещи - медальон и булавка  -
могут иметь для вас некое важное значение.
   - Марк, ты говоришь загадками.
   - Да, Анна, но беда в том, что я не знаю отгадки.
   Прокручивая  этот  разговор  в  памяти  раз  за   разом,   Энн   пыталась
восстановить малейшие подробности. Ей  все  казалось,  будто  что-то  важное
ускользнуло, стерлось, и тем потерян ключ к решению  капканских  проблем.  В
тысячный раз пытаясь воссоздать в воображении тот вечер,  она  вспоминала  и
закатное  солнце,  и  легкий  запах  скошенной  где-то  вдалеке  от   бетона
космодрома травы, и ощущение спускающейся на землю прохлады, и тогда в  ушах
е„  звучал  незабытый,  оказывается,  несмотря  на  годы  и  не  поддающееся
представлению пространство, голос. Энн закрывала глаза  и  отчетливо  видела
Марка  Морева,  который  почему-то  вовсе  не  казался  маленьким  рядом   с
серебристой громадой корабля. Но он не произносил ни одного нового  слова  -
только те, что она и без того знала наизусть.
   И все-таки какой-то намек, умело скрытая подсказка таились  в  прощальном
разговоре. Конечно, теперь-то Энн  понимала,  почему  ни  Морев,  ни  Игорь,
больше всех других сделавшие для осуществления их полета, сами не приняли  в
нем участия: как хир