Уральский СЛЕДОПЫТ ј 10, 1986 г.
   Карл ЛЕВИТИН
   Рисунки О. Шапкина
 
   ЖИЗНЬ НЕВОЗМОЖНО ПОВЕРНУТЬ НАЗАД
   Научно-фантастическая повесть
 
   ПУТЬ ВНЕШНИЙ
   ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
    Экспедицию  Разрешенных   Экспериментов   именовали   этим   громыхающим
словосочетанием только в официальных  документах.  В  просторечии  на  любой
дальней космической трассе е„ называли не иначе как  "брачной  конторой",  -
случаи,  когда  пилоты  ЭРЭ  не  женились  бы  друг  на  друге,  можно  было
пересчитать на  кнопках  скафандра.  Знаменитый  параграф  26,  составленный
безвестным бюрократом в незапамятные времена, соблюдался  неукоснительно,  а
он  требовал  "гетерогенного  в  половом  отношении  состава   экипажа   при
сохранении фертильного возраста всех его членов вплоть до конца планируемого
эксперимента с целью обеспечения возможности воспроизводства  популяции  при
экстремальных условиях". Эта дикая тарабарщина означала всего-навсего, что в
случае аварии, когда вернуться домой не удастся, инструкция  требует,  чтобы
звездолетчики обзаводились потомством, которое  впоследствии  разрастется  и
каким-то образом сумеет связаться с Землей.  Ответственность  за  выполнение
этого, как  и  других  бесконечных  пунктов  "Наставления  по  осуществлению
экспериментального полета", лежала на первом пилоте.
   Борис Рольсен, первый пилот "Чивера-2923",  меньше  всех  думал  об  этом
дурацком параграфе, когда его корабль входил в сектор, где, согласно все той
же инструкции,  следовало  взломать  нелепо  огромные  сургучные  печати  на
контейнере  со  спецкассетой  и  вставить  е„  в  коммуникатор,   "обеспечив
невозможность приема данной информации кем-либо из членов экипажа или утечку
е„ вне корабля". Рольсен усмехнулся, прочитав этот очередной шедевр уставной
мудрости, высветившийся  на  экране,  как  только  он  запросил  корабельную
машину. На парсеки вперед, назад, а  также  во  все  иные  стороны  локаторы
интеллекта показывали  полный  ноль.  Большего  захолустья  невозможно  было
отыскать во всем многострадальном космосе. Что же касается экипажа  корабля,
то второй пилот Энн Моран пребывала в данный момент, в полном соответствии с
программой полета, в анабиотической ванне, куда он отправил е„ неделю назад,
что по земным понятиям составляло... Не хотелось даже думать, сколько земных
месяцев промелькнуло за эти семь дней. Других членов  экипажа  на  "Чивере",
естественно, не было.
   Все так же криво усмехаясь,  Рольсен  привычно  положил  правую  руку  на
считывающее устройство сейфа и набрал нужную комбинацию букв.  е„  вычурное,
какое-то детское и вместе с тем грозное звучание в который уже раз вызвало в
нем глухое раздражение, но корабельный мозг, сличив  рисунок  на  пальцах  с
эталоном,  хранящимся  в  памяти  и  прочитав  короткие  слова-пароли,   уже
распахнул дверцу сейфа.  Рольсен  достал  контейнер,  облепленный  печатями,
послушно отключил все каналы внутренней и  внешней  связи  и  нажал  клавишу
"Прием". Прошла знакомая еще по курсантским  годам  игривая  мелодия  первой
секретности,  далее,  после  паузы,  -  совсем  уж  легкомысленная  песенка,
означающая "секретность два". Рольсен невольно насторожился. И тут прозвучал
мотив, - он слышал его всего два  раза  в  жизни,  -  откопанный  неусыпными
конспираторами из  отдела  спецритуалов  где-то  в  глубине  веков.  Значит,
наступало нечто чрезвычайное. В центре  каюты  материализовался  Главный  во
всем великолепии своего парадного мундира. Лицезреть  его  даже  в  штатском
почиталось за большую  честь,  а  тут  он  стоял,  положив  руку  на  кобуру
бластера. Рольсен инстинктивно встал во фрунт, вытянув перед собой обе  руки
в уставном приветствии. Главный повернулся к  нему,  мелодично  звякнули  на
груди бесчисленные стартовые жетоны, заскрипела портупея из чистой кожи.  Не
хватало  разве  лишь  бриллиантовой  булавки,   вручаемой   командорам   при
присвоении  звания,  но  даже  отпетые  пижоны  из   военно-астрономического
управления не решались носить е„ из-за несусветного блеска. Голограмма  была
так хороша, что на миг Рольсену показалось, будто и в самом деле из  черного
космоса в каюту корабля шагнул его начальник - мудрый, сильный и бесстрашный
человек,  которого  все  они  побаивались  -  скорее  по  традиции,  чем  по
какой-либо разумной причине.
   - Садись, сынок, -  сказал  Главный.  -  Садись,  мне  надо  многое  тебе
сказать.
   Рольсен обалдело опустился в кресло.  "Сынок"?  Стабильные  квазары!  Он,
конечно, ослышался.
   - Да, второй лейтенант Рольсен, - продолжал Главный с той же  непривычной
для него интонацией. - Да, и устав имеет  свои  границы.  Сейчас,  когда  ты
слышишь и видишь меня, я уже покоюсь где-нибудь на нашем армейском кладбище,
а на стене  в  моем  кабинете  стало  одним  портретом  больше.  Но  не  это
заставляет меня говорить с тобой без чинов и званий. Наступил момент,  когда
я не могу больше тебе приказывать. Мне не  хватает  ума,  быть  может,  силы
воли. Но главное - я боюсь.
   У Рольсена сдавило горло. Как в далеком детстве захотелось  уткнуться  во
что-нибудь теплое и мягкое, и он глубже вжался  в  пушистую  обивку  кресла.
Главный стоял теперь перед ним, опустив  руки  и  склонив  голову.  Ощущение
нереальности  происходящего,  смешанное  с  предчувствием   беды,   охватило
Рольсена.
   - Ты знаешь наше первое правило, - сказал  Главный,  -  "ЭРЭ  никогда  не
оставляет поиск Невернувшихся". Никогда... Это значит, что и тебя, как бы ни
повернулись дела, Земля будет искать сотни и тысячи лет,  вопреки  смыслу  и
логике, до тех пор, пока не станет абсолютно ясно, что  именно  произошло  с
тобой. Ты же должен дознаться, что стряслось с "Чивером".
   Только теперь Рольсен понял, что на этот раз его ждет далеко не  рутинный
эксперимент вроде  спирализации  газовых  скоплений,  а  предприятие  скорее
фантастическое, чем научное. "Чивер", легендарный суперкрейсер, не  вернулся
на Землю без малого пятьсот земных  лет  назад.  Экипаж  не  послал  сигнала
бедствия, автоматика  тоже  не  сработала.  Ни  одна  гипотеза  исчезновения
корабля не была признана достоверной. Тайна, окутывающая обстоятельства  его
гибели, побудила в свое время ЭРЭ присваивать его имя самым  шустрым,  самым
крохотным, но и самым современным суденышкам  космического  флота.  "Чиверы"
выпускались сериями, внешне неотличимые  от  обычных  транспортных  кораблей
каботажного внутригалактического плавания.  В  какое  изумление  пришел  бы,
однако, механик на станции техобслуживания, если бы заглянул в  двигательный
или приборный отсеки, но такого,  правда,  не  случалось,  да  и  случиться,
конечно, не могло. Как и все другие корабли ЭРЭ, "Чивер-2923" не нуждался  в
услугах техцентров, а его номерной знак позволял беспрепятственно  проходить
мимо автоматических пунктов контроля исправности бортовой  аппаратуры.  Этот
малый внегалактический охотник лишь внешне выглядел как заурядный глайдер, -
он действительно мог многое.  Но  отыскивать  своего  прославленного  тезку,
пропавшего полтысячи лет назад...  Да,  ради  этого  стоило  отлеживаться  в
анабиованне.
   - Мой мальчик, - произнес командор, еще более, чем раньше,  торжественно,
- я не знаю, что ждет тебя. Ты входишь в квадрат, где после "Чивера" не было
ни одной живой души. Ситуация может сложиться самая непредсказуемая. Поэтому
все правила и инструкции теряют для тебя силу закона. Ты волен следовать  им
или же поступать вопреки уставным  требованиям  и  регламентациям.  Я,  твой
командир, снимаю с тебя все ранее данные тобой обязательства. Совет  поручил
мне сообщить тебе, что он верит: в своем сознании и сердце ты найдешь ответы
на вопросы, не предусмотренные никакими наставлениями. Ты свободен  в  своих
действиях и поступках. С настоящего момента ты не связан  даже  присягой.  И
тем не менее Совет присваивает тебе внеочередное звание командора,  которое,
надеюсь, ты будешь с честью носить, вернувшись на Землю.
   Наступила длинная пауза.
   - Теперь мы  равны  в  званиях,  командор  Рольсен,  -  сказал,  наконец,
Главный. - Но по праву старшего по возрасту, по обязанности начальника и  по
привилегии человека, ушедшего с Земли, я советую, приказываю и завещаю  тебе
быть и оставаться  прежде  всего  мыслящим  существом,  потом  -  человеком,
землянином и уж только в последнюю очередь - офицером-исследователем. Что бы
ни случилось...
   - А теперь, - тут Рольсен в первый и последний раз увидел улыбку на  лице
своего командира, - у тебя есть время поиграть в свои  игрушки.  Затем  буди
Энн. Она славная девушка, и ты за не„  в  ответе  -  опять-таки  что  бы  ни
случилось. И последнее. Все сведения о "Чивере" и его экипаже,  что  удалось
найти на Земле, - на этой пленке. Они не секретны. У Энн есть дубль.
   Главный подтянулся, блеснув своей знаменитой выправкой, и  вскинул  руки,
словно пытаясь обнять Рольсена.
   - Прощай, командор. Счастливого космоса.
   Голограмма  окончилась.  Прошли  сигналы  снятия   грифов.   Коммуникатор
сообщил, что готов  передавать  сведения  об  объекте  "Чивер",  но  Рольсен
остановил кассету и перемотал е„  к  началу,  чтобы  еще  раз  увидеть  лицо
Главного, услышать его глуховатый голос. Ему  впервые  пришлось  работать  с
информацией такого рода, и он просто забыл, что она уничтожается сразу же по
предъявлении. Пленка впустую дошипела до конце и автоматически остановилась.
Рольсен опустошенно посмотрел вокруг. Ему необходимо было успокоиться, взять
себя в руки.  Раскрывая  дверца  сейфа  задержала  его  взгляд.  Машинально,
механически он запустил руку внутрь,  достал  наугад  одну  из  коробочек  и
поставил е„ в коммуникатор вместо спецкассеты. Он едва смог дождаться,  пока
проскочит раккорд. Медленно, один за другим,  в  пустом  пространстве  каюты
стали появляться, сменяя друг друга, его "игрушки". Старинные,  напоминающие
обычные жестянки, выкрашенные флюоресцирующими  красками.  Суперсовременные,
почти сплошь состоящие  из  микросхем  и  пленочных  источников  автономного
питания. Сделанные в стиле "ретро",  модном  столетие  назад,  но,  конечно,
начиненные техникой  на  всю  свою  стандартную  двухмиллиметровую  толщину.
Разложенное по сериям и годам выпуска, ранжированное по степени сохранности,
каталогизированное  и  пронумерованное,  проплывало  перед   Рольсеном   его
богатство, его сокровище, предмет его постоянного внимания  и  беспокойства.
Рассматривание коллекции, хотя это и были всего лишь голографические  копии,
которые нельзя даже подержать в руках, принесло ему успокоение.  "Главный  и
тут рассчитал верно, - подумал он. - Старик знает меня лучше,  чем  я  сам".
Эта мысль принесла надежду, что и дальше все пойдет по  продуманному  плану,
как это всегда и бывало.
   И только тут Рольсен вспомнил об Энн. События последних  минут  настолько
выбили из колеи, что он, включив с пульта  программу  срочного  пробуждения,
ворвался в е„ каюту безо всякого предупреждения.
   Энн мирно просыпалась, вся теплая и домашняя. Странной грушевидной  формы
медальон, который она не снимала даже  в  анабиованне,  мерно  поднимался  и
опускался  на  е„  груди  в  такт  дыханию,   короткие   золотистые   волосы
разлохматились, сбились набок; полные, немного  капризные,  как  у  ребенка,
губы приоткрылись и, видно, что-то хотели во сне сказать смешное  и  доброе.
Волна нежности захлестнула Рольсена. Каким бы идиотским псевдонаучным языком
ни составляли свои бумаги теоретики ЭРЭ, но дело они знали.  Подбор  экипажа
шел не только на психологическую, но и на всякую иную совместимость;  врачи,
психологи,  психиатры  и  десятки  других  специалистов  долго   и   дотошно
исследовали каждого из сотрудников ЭРЭ, прежде чем выдать допуск  к  участию
во внегалактических экспедициях. Но уж зато ошибок в их  рекомендациях,  как
правило, не водилось.
   Энн сладко потянулась и, просыпаясь, посмотрела на  Рольсена  радостно  и
спокойно. Он непроизвольно протянул к  ней  руки.  Счастливо  улыбаясь,  Энн
прижалась к нему и прошептала в самое ухо:
   - Все в порядке, командор. Все в полном порядке.
 
   10. 10. 10/З0З0/VI
   Передано кодом "Ч":
   "БЛАГОДАРЮ ГРУППУ СВЯЗИ ЗА ОПЕРАТИВНУЮ ПРОКЛАДКУ  НУЛЬ-КАНАЛА  В  СЛОЖНЫХ
УСЛОВИЯХ НЕЗНАКОМОЙ ПЛАНЕТЫ. ВЫРАЖАЮ  ОСОБУЮ  БЛАГОДАРНОСТЬ  СПЕЦКОМАНДЕ  ЗА
УМЕЛОЕ ЗАВЕДЕНИЕ ТРАЛА И РАСПРЯМЛЕНИЕ МАГНИТНОГО ПОЛЯ  ЛОВУШКИ,  ВЫПОЛНЕННОЕ
ЗА  ВРЕМЯ,  ВДВОЕ  НИЖЕ  НОРМАТИВНОГО.  ВСЕМУ  ЛИЧНОМУ  СОСТАВУ   НУЛЬ-ФЛОТА
ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ПЯТИМИНУТНАЯ  ГОТОВНОСТЬ  ПЕРЕД  ВЫСАДКОЙ  ДЕСАНТА  НА  ПЛАНЕТУ.
ГРУСТКИН."
   10. 10. 35/3030/VI
 
   ВТОРОЙ ПИЛОТ
   Уютно устраиваясь в колыбели анабиоблока, Энн всегда засыпала с мыслью  о
том, что скоро проснется и  увидит  Рольсена,  который  склонится  над  ней,
протянув руки. До сих пор такого никогда не случалось:  он  терпеливо  ждал,
пока Энн проснется, приведет себя в полный  порядок  и  выйдет  к  нему  уже
вторым пилотом экипажа. И вот, надо же, дождалась...
   На радостях Энн проговорилась. Ей не положено  было  знать  о  его  новом
звании. Она грубейшим образом нарушила правила. Хотя, в сущности, что такого
произошло? Ну да, она не смогла побороть искушения и прослушала  спецкассету
до разрешенного срока. Честно говоря, Энн уже и раньше пыталась сделать это,
но программу, введенную в корабельный мозг, охраняла система секретности.  И
только неделю назад она вдруг  обнаружила,  что  запрет  снят.  Стало  быть,
расчетное время эксперимента приближается и, быть может, на сей  раз  ей  не
придется дожидаться конца анасеанса. Эта мысль  была  такой  радостной,  что
само сообщение почти не взволновало ее. Командор! Вот это  она  услышала  от
Главного с особым удовольствием. Что же касается поисков "Чивера", то  после
последнего разговора с Главным накануне полета  Энн  догадывалась  о  чем-то
подобном. Уж если говорить о том, что е„  действительно  поразило,  так  это
информация о "Чивере", точнее, о его экипаже: среди прочих в нем оказался  и
однофамилец Игоря... забавно, что имел в виду Главный? И что скажет по этому
поводу  Рольсен?  Вот  только  как  сообщить   ему,   что   она   прослушала
спецкассету...
   Порой Энн казалось, что она знает о  Рольсене  все;  но  иной  раз  одним
словом или поступком он рушил все е„ представления. Та же  его  мальчишеская
страсть  к  собиранию  номерных  знаков  звездолетов,   например.   Невинное
увлечение, даже с оттенком ведомственного патриотизма, поскольку он  собирал
только "Чиверов" разных лет выпуска, тоннажа, типа и назначения.  Как  и  ко
всему, чем он  занимался,  Рольсен  относился  к  своему  коллекционированию
предельно серьезно, хотя делал вид, что и оно для него  тоже  не  более  чем
забава.
   Боб - так она называла его про себя - не был ни злым, ни  упрямым.  Порой
он долго не находил в себе сил принять самые простые житейские решения, а  в
то же время ему случалось совершать иной раз  необычные  поступки,  которые,
впрочем, всеми воспринимались  с  улыбкой  как  маленькие  причуды  человека
одаренного и увлекающегося и вместе с тем сердечного и простого.
   Но, главное, он умел быть таким разным, таким непохожим на  себя  самого.
Казалось, Рольсен включал в себя сразу несколько людей  -  каждый  со  своим
характером  и  темпераментом,  увлечениями  и  страстями,  часто   настолько
несхожими,  что  оставалось  лишь   диву   даваться,   как   столь   полярно
противоположные "я" уживаются в одном человеке. И в  то  же  время  он  был,
безусловно, цельной личностью.
   Даже с друзьями - тем главным, что есть у  человека,  -  у  Рольсена  все
обстояло не просто. Его любили за открытость, обаяние, мужественный облик  -
он походил на большого доброго медведя. И только Игорь Грусткин, человек,  с
которым бок о бок они учились, летали, не единожды участвовали в одних и тех
же программах, вызывал у него чувство, похожее на досаду. Конечно,  речи  не
могло идти о том, что причиной тому было их положение в Списке Пилотов,  где
он шел сразу же за Грусткиным, - а теперь, когда Рольсен стал командором, об
этом и говорить не приходилось. Тем более странно.
 
 
   Видимо, именно эта противоречивость, непредсказуемость Боба так нравились
ей. Но теперь, когда впервые от его решения зависела е„ собственная  судьба,
Энн  предпочла  бы,   пожалуй,   чтобы   поведение   Рольсена   было   более
прогнозируемым. Вариантов, в сущности, было всего  два.  Он  мог  попытаться
по-человечески понять е„ и оставить весь этот  эпизод  без  административных
последствий, но мог предпочесть и чисто официальный путь. В этом случае,  по
строгой букве устава, он был обязан не только немедленно  отстранить  е„  от
управления  кораблем,  но  и  прибегнуть  к  крайней  мере,  предусмотренной
инструкцией, - арестовать до возвращения на Землю.
   Конечно,  такие  требования  выглядели   дикими   и   практически   почти
невыполнимыми, но в них была вся ЭРЭ - единственная не только в  космофлоте,
но и вообще на планете организация, где сохранилась армейская структура с е„
чинами, званиями, уставами, сейфами, секретностью, спецритуалами и  "прочими
анахронизмами. Все эти нелепые традиции здесь свято соблюдались - считалось,
что  лишь  таким  образом  можно  хоть  как-то  гарантировать   безопасность
экспериментальных полетов в неизведанном Глубоком Космосе. Поэтому  малейшее
отступление  от  уставных  положений,  пусть  даже  смехотворно  устаревших,
считалось в ЭРЭ преступлением.
   Энн все это отлично знала, но тем не менее, прижимаясь  щекой,  волосами,
всем телом к куртке Рольсена, совершенно искренне сказала ему в самое ухо:
   - Все в порядке, командор. Все в полном порядке.
   Она раскрыла свой медальон, осторожно вынула из него булавку,  украшенную
крупным,  прекрасной  огранки  бриллиантом,  и  торжественно  протянула   е„
Рольсену.
 
   10. 00. 00/3028/VI
   - Но ведь это полное безумие - вновь надевать  ярмо,  опять  окунаться  в
спячку!
   - Что же делать? Корабль слишком мал, анабиоблок всего один. Охотники  не
берут пассажиров. Даже Тит остается с нами.
   - После этих  нескольких  дней  свободы,  когда  мы  вновь  были  людьми,
добровольно - подумайте, добровольно! - исключать себя из разумной жизни...
   - Все варианты тысячу раз обсуждены и изучены. Только так у нас есть шанс
сохраниться, чтобы  вернуться  на  Землю.  Мы  слишком  долго  ждали,  чтобы
упустить его.
   - Более, чем полэры! Подумать страшно, соображения не хватает.
   - Именно воображение и должно нас спасти...
   10. 02. 00/3028/VI
 
   БОРИС РОЛЬСЕН
   Он проснулся,  и  ночные  кошмары,  мучившие  его  все  эти  десять  лет,
отступили в угол комнаты, нырнули в решетки  климатизаторов,  растеклись  по
серебристым стенам, которые уже начинали становиться прозрачными. Потонули в
лиловой  искусственной  траве  пола  звуки  недосказанных  слов,  взмыли   к
серо-голубому пока еще потолку искаженные сном земные образы, и даже запахи,
хранимые его памятью четче, чем все остальное, без следа растаяли в медленно
свежеющем воздухе, который автоматика с тупоумным усердием насыщала каким-то
суррогатом не то аромата цветущего луга,  не  то  дуновения  близкого  моря.
Первые минуты пробуждения были самыми трудными, и он вдруг подумал, что  так
же не по себе должно быть и  Возвращающимся.  Рольсен  осторожно,  чтобы  не
разбудить, повернулся к  Энн.  Она  спала  со  своей  всегдашней  счастливой
улыбкой на лице, такая же, как и вчера, и пять, и десять лет назад. Кажется,
она даже помолодела немного. Эта мысль так ужаснула его, что  Рольсен  резко
привстал и склонился над Энн.
   - Не волнуйся, милый, - сказала она,  не  открывая  глаз.  -  Я  старюсь.
Видишь - возле глаз появилась морщинка. Мне кажется, вчера я видела  у  себя
седой волос. И вообще, сегодня у меня день рождения. Мне стукнуло тридцать!
   Она раскрыла глаза, и Рольсен поцеловал ее.
   - Все в порядке, Боб, - сказала она. - Все в полном порядке.
   Но уверенности в е„ голосе на этот раз не было.
   ..