меня растить.  Я
помню,  что мы очень весело  с ней  играли - собственно говоря, нам больше и
делать  было нечего.  А  когда я  засыпал, она опять считала. Под конец  она
стала говорить  со  мной  на своем родном, старинном языке,  и называла меня
Джоном, а  не  Иваном, и говорила, что как-нибудь  я  усну, а меня  разбудят
незнакомые  люди.  Обязательно   разбудят   -  так  и   звала  меня:   Вуки,
пробужденный...  А когда  мне исполнилось четыре  с половиной,  она  и  меня
уложила в камеру. Два года я проспал, чуть ли не день в день. И разбудили.
     - А... она?
     -  А  она сосчитала  точно, чтобы хватило мне одному. С тех пор я боюсь
снотворного, да и на Большой Земле мне как-то неуютно... Шумно, многолюдно.
     - А летать не боитесь?
     - Да как-то нет...
     Сейчас вернутся наши и станет шумно и многолюдно. А если  не  вернутся?
Если так же, как эти...
     - Вуковуд, прошло только полночи. Что же все-таки делать?
     - Ждать. Отоспятся Чары с Боровиковым, рассветет, если связь с восходом
не восстановится, может быть, просто поднимем один из кораблей.
     - Гениально...
     И  в  этот  момент  в  шлюзовой  грохнуло. Что-то  посыпалось  на  пол,
послышалась  возня  - наконец-то! Войти могли  только  люди, ведь скочи были
здесь, в медотсеке, а никакое зверье не способно проникнуть  через  защитное
поле.
     Они разом  вскочили,  и  даже не бросились  навстречу прибывшим; с плеч
упала   такая   тяжесть,  что  пришлось   перевести  дух   и  только  тогда,
освободившись от этого непосильного бремени ночного ожидания, почти спокойно
выйти навстречу...
     Тянуло сырым  сквозняком, и  в пустом  тамбуре  суетился киб,  подбирая
рассыпавшиеся коробки.
     Вуковуд тревожно глянул на Варвару.
     -  Это я его посылала, - почти беззвучно  прошептала  она, - на  ваш...
этот... "пюсик". В медотсек... может не хватить...
     Он поймал ее за плечи, обтянутые так и не снятым скафандром, скользким,
как рыбьи потроха. Притянул к себе - думал, видно, что она заплачет. Варвара
напряглась, не сопротивляясь, а  прислушиваясь:  из черного  жерла выходного
люка доносился свистящий  гул, точно  стремительно неслись тысячи  маленьких
серебряных  саночек. Туча,  слабо  подсвеченная  огнями  иллюминаторов,  уже
спустилась ниже верхних оконечностей обоих кораблей - на соседнем  замутился
и  исчез  носовой сигнальный  фонарь. Варвара  мягко отвела  руки  Вуковуда,
отключила  защитную решетку, выглянула: тапиры, упрятавшиеся под "Дунканом",
тревожно похрапывали,  сбиваясь,  в тесную кучу. Голове вдруг стало холодно;
кисельный  туман, опускаясь  все  ниже  и ниже, залепил выход из корабля, но
внутрь почему-то не пополз.
     Вуковуд потянул  ее  обратно, чтобы  не высовывалась.  Судя по скорости
движения,  туча  уже.  легла на  брюхо, растекаясь от одного  края долины до
другого  серой  простоквашей. Тут же  полыхнуло, малиново-красным  ополоснув
стены  шлюзовой,  и в тот же  миг  рядом  засвистело,  зашуршало,  зазвенело
стеклянными нитями. Варвара не сдержалась, быстро натянула защитную перчатку
и  высунула ладонь наружу, подставляя ее  стеклянному дождю. Тонкие  ледяные
спицы  ткнулись в  ладонь,  не  прокалывая  синтериклона, -  к  счастью, они
рождались  на малой высоте и  не вонзались, а просто сыпались сверху, словно
сосновые иголки. Полыхало все  чаще, и казалось, что  там, за  бортом,  идет
малиновый  снег. Было  тревожно,  как  в ненадежном  одиноком  жилье посреди
метели. И дышать тяжело.
     - Как-то там?.. - Пахло бедой, прямо-таки тянуло, но  не из  прикрытого
решетчатой защитой люка, а совсем наоборот - сзади.
     Они еще  не переступили  порога госпитального  отсека,  а  ярко-красный
прямоугольник уже  подтвердил:  да,  худо. Состояние Рамболта  тяжелое.  Под
крышкой саркофага четко  проступало вытянувшееся  серое лицо  с такой  сухой
даже  на взгляд кожей,  что  казалось,  коснись -  и  зазмеится  трещинками.
Бесконтактные   датчики   расположились   нимбом  вокруг  головы,  и  гибкие
манипуляторы ползали по рукам, поклевывая вены. Открывать сейчас крышку было
нельзя - Гиппократ делал больше, чем могли бы люди. И все-таки...
     Вуковуд  оторвал  кусок ленты, выползшей из  щели диагностера. Пробежал
глазами.
     - Хуже некуда, -сказал  он,  - это гравифобия. Варвара молча подняла на
него глаза - она как-никак прошла фельдшерский курс, но о такой болезни и не
слыхала.
     - Это не болезнь.  Состояние. Даже  нет,  требование организма. Короче,
это компьютерный диагноз, люди в такое не верят...
     Варвара быстро глянула на саркофаг - как  это не верить, когда - вот...
Снова  молча  выпрямилась,  ожидая  разъяснений. Она уже  знала,  сейчас  ей
придется сделать что-то  невероятное,  пока  неизвестное ей  самой,  но  что
именно - для этого у нее было еще недостаточно информации.
     -  Вы, наверное, слышали,  что после полетов все корабельные Гиппократы
сваливают свои записи в  одну кучу - кажется, где-то  на Багамах. Там центр.
Так вот, у людей, долгое время проведших в невесомости, особенно в юношеском
возрасте,  иногда  при  самом  незначительном  заболевании  организм  словно
перестает  бороться  -  и  так  до тех  пор,  пока  больного не  помещают  в
антигравитационную камеру. В состоянии невесомости организм как бы "приходит
в себя".  И заранее это ни распознать, ни предугадать нельзя. Со мной, между
прочим, это тоже может случиться... Это что бы вы не пугались.
     Она, не  мигая, смотрела на  него,  словно  не  слыша.  И тем  временем
лихорадочно   прикидывала  -   что   делать?   Что  делать?!  И  еще  как-то
подсознательно соображала  -  вот оно  что,  не  пугайтесь...  Это он  затем
рассказывал о своей  истории, чтобы  она  не  испугалась, если  ей  придется
остаться здесь совсем одной с  четырьмя бесчувственными людьми на руках. Ему
очень не хотелось, но он рассказывал, чтобы она знала: то, что  выпало ей, -
это далеко не самое страшное...
     -   Наш  антигравитатор  включается  только   в  полете,  -   отрывисто
проговорила она. - На взлете и посадке. Предлагаете взлететь?
     - Да.
     - Вы - второй пилот?
     - Нет. Придется положиться на автоматику.
     - У нее два варианта; первый - выход на орбиту...
     - Вот именно. Поднимаемся и ждем, когда к нам присоединятся ваши. У них
есть врачи?
     - Да, Дориан. Сусанин и Ригведас - биологи,  с  космической  практикой.
Помогут.  Но подъем на левитре  бесшумен,  и они  не узнают о  нашем взлете.
Могут проплутать в лабиринтах до второго пришествия. А  потом пока вернутся,
пока погрузятся на второй корабль, поднимутся и состыкуются с нашим... Целая
вечность.
     -  Может, сверху  связь установить легче?  -  предположил  Вуковуд  без
особого энтузиазма.
     -  Не  гарантировано. Автоматика  нас обратно не посадит,  мы  окажемся
наверху, запертые с умирающим человеком... А кто из ваших - врач?
     - Монк.
     -  Проклятье...  Сколько  еще  проспят ваш командир  и  этот... второй?
Вуковуд набрал  запрос на панельке  Гиппократова  пульта, вспыхнул экранчик:
"Раньше  шестнадцати  часов пробуждение  противопоказано". Варвара  покачала
головой  -  она  представляла  себе,  насколько  плохо  соображает  человек,
насильственно вызванный из царства искусственного лечебного сна. Отпадает.
     -  Второй  автоматический  вариант  -  доставка  на  ближайший  буй,  -
продолжал  Вуковуд. - Кстати,  там  госпитальный комплекс не чета  нашему...
Расположимся  и будем ждать всех - и вашу  группу, и спасательный корабль  с
Большой Земли. Он уже мчится сюда...
     - И будет дней через десять, - закончила Варвара. - Если учесть, что мы
пойдем ему навстречу, - через семь.
     - Да, но выхода-то нет.
     - Выход - сейчас же, немедленно связаться с  Сусаниным. Вуковуд  первый
опустил  глаза.  Что ответишь? Он так  и  стоял, тяжело опираясь  на  панель
управления Гиппократа, прислушиваясь  к  удаляющимся шагам. Пусть что-нибудь
сделает,  выплеснется,   разрядится   -   полегчает.   Потому   что   выхода
действительно нет, если  не случится чуда и сусанинцы не вернутся  в течение
часа  сами  собой.  Щелкнул  разряд  ракетницы, еще и еще... Пусть. Мизерный
шанс. Четырнадцать... Пятнадцать... Шестнадцать. Обойма. Он сделал над собой
усилие  и, придерживаясь  за  стенку, пошел на  выстрелы.  Сбросить  бы  лет
десять, ему бы и вся эта эпопея с лабиринтом нипочем...
     Варвара вышвыривала на  пол содержимое  арсенального сейфа, который  по
всем-то правилам должен был находиться под печатью. Но в полетах к оружию не
испытывали большеземельного трепета - аппаратура как аппаратура -  и сейф не
запечатывали.
     - Вафель, где красные обоймы? - крикнула она командирским тоном.
     - В вертолете, - донеслось из госпитального отсека.
     - О Санта Фермопила... И на кой ляд тут этих лабиринтов понатыркали?..
     Обойма вошла с хрустом, и  желтый трассирующий  след наметил пунктирную
звездчатую траекторию,  огибающую черную громаду. Туча, осевшая  на  долину,
исчезла,   и   тапиры,  похрустывая  еще  не  растаявшими  ледяными  иглами,
выбирались  на пастбище. Но уже следующее одеяло накрывало верхушки башен, и
зарево распустившегося янтарного цветка едва-едва проступило сквозь мглу.
     - Я  так думаю,  что это - игрушки, - негромко  проговорил  Вуковуд.  -
Игрушки для троглодитов. Залы игорных автоматов.
     Щелкнул очередной выстрел, и желтая блестка влепилась  прямо в середину
"фасада", расцветая сияющим одуванчиком.
     - Дорогое... удовольствие... - хлоп! - еще ракета.
     -  Сорок с лишним  часов ночи - это, видимо, слишком тяжелое  испытание
для развивающегося разума. Те, кто прилетал сюда до  нас,  вероятно, поняли,
что  здешние приматы  пошли  на  вымирание.  Как  и  у  нас на  Земле  -  за
исключением человека.
     Да, Земле не повезло - сколько боковых ветвей человеческого рода кануло
в вечность,  да и высшие обезьяны без малейшего вмешательства цивилизации не
оставили  бы о себе никаких  воспоминаний, кроме ископаемых  косточек, через
каких-то несколько  десятков тысяч лет. Вуковуд прав -  чартаров спасали, но
им подарили не игрушки, а друзей и защитников.
     -  Хлеба...  -  пробормотала  девушка, всаживая еще  одну ракету в  лоб
лабиринту, - и только хлеба. Зрелищ им потребуется через много-много лет.  А
лабиринты - это сплошные зрелища.
     -  Вот  именно,  -  кивнул  Вуковуд.   -  Зрелища,  притом  загадочные,
поражающие воображение,  задающие  задачки...  Почему - через  много? Именно
сейчас.  До  эпохи лабиринтов  половина  жизни - ночная половина - пропадала
впустую. Проспать сорок часов подряд они не могли, оставалось сидеть в норах
и терпеть темноту. А лабиринты  - это игротеки. Шары каменные, ступени... Мы
не успели дознаться до условий хотя бы одной из этих игр, а  ведь в "тронном
зале" простейшая  таблица  умножения: наступаешь  на первую  ступеньку, и на
потолке  вспыхивают  две полосы;  перебираешься  на вторую  - уже  четыре; а
галерея с квадратными плитами  -  не проходили? Шахматная  доска.  Да и  сам
лабиринт, его же решить надо...
     - Или сдохнуть с голоду, заблудившись...
     -  Никто  не  дохнет:  заблудших  смывает вода,  прямо  в  пещеру.  Они
постояли, прислушиваясь;  Вуковуду казалось, что где-то  вдали подымается из
темной и влажной долины приглушенный гул; Варваре же ничего не казалось, она
твердо знала, что просто так  Сусанин не вернется, и она прислушивалась не к
внешним звукам, а к собственному внутреннему голосу. А он, собака, признаков
жизни не  подавал. Она сменила  желтую обойму на зеленую и  выпустила подряд
две ракеты. Они чиркнули по самым верхушкам камней и ушли вверх градусов под
сорок.
     - Бесполезно, - прокомментировала собственные действия Варвара. - Чтобы
Гриша заметил  сигнал, его надо  завесить прямо над вертолетом. Но их долина
ниже нашей.
     И, словно опровергая всю безнадежность этого  заключения,  она  одну за
другой влепила все оставшиеся  четырнадцать штук в самый центр,  где стоячий
козырек отгораживал от прямого попадания  парадный вход лабиринта. Ракетницу
она держала двумя руками и целила прямо, только прямо.
     И с каждой вспышкой в ней  росла уверенность,  что решение уже найдено.
Решить лабиринт -  это значит войти в него и из него же выйти.  И путь  этот
долог и извилист.
     Но это - для троглодитов.
     - Все, - сказала она, швыряя ракетницу на пол.
     Выдернула из арсенального  сейфа  тяжелый ствол полевого  десинтора и в
бессчетный  раз удивилась тому, что  и тут  Вуковуд  не задал  ей ни единого
вопроса. Не спрашивал, не советовал, не командовал. Короче, не мешал жить. И
откуда только он взялся - такой...
     - Идите к пациентам, Вуки, - сказала она. - Я скоро. Она опустила щиток
шлема и подняла  десинтор на плечо. Нырнула в  люк. Кто тут из тапиров -  ее
персональный?.. А, вот, трусит навстречу, задирая хобот.
     - Давай, милый! Прямо, только прямо!
     Нельзя  торопливо  думать,  и Вуковуд, умница,  это  понимал. Но  когда
решение пришло, надо  наверстывать даже секунды. Не трусь только,  сокровище
мое  клетчатое,  если все  получится,  все  яблоки  камбуза твои;  спокойно,
спокойно, это всего-навсего черный холодный камень...  Ближе... Еще ближе...
И до чего же хорошо ты у меня слушаешься! Стоп. Приехали.
     Теперь  прижмись своим разлинованным боком к камню, а  я встану тебе на
спину... Спокойно, спокойно...
     "Иллюминатор" был невелик,  сантиметров двадцать, голову не  просунешь.
Постучала  костяшками  согнутых  пальцев,  по  звуку  стало   ясно:  толщина
металлической  заглушки не позволит пробить ее просто так, камнем. Приладила
на  плече  десинтор, чтобы было  поудобнее, регулятор  разряда  перевела  на
минимум и нажала спуск, прижимая  выхлопное  отверстие к серебристому кругу.
Некоторое время она ощущала  только  зудящую дрожь разряда,  потом  раздался
легкий  хлопок, и  разгорающиеся магниевым блеском  осколки полетели  внутрь
лабиринта.
     Варвара скосила  глаз  книзу -  как  там ее живой  пьедестал? А ничего,
стоит,  привычный. Фейерверки  тут  не в  диковинку. Тогда  она прислонилась
щекой к  теплому зарядному  ложу и глянула вдоль ствола  и продолжающего его
красного  короткого луча.  Оплавленная  дыра  позволяла  рассмотреть  совсем
близкую темно-серую стену и круглое око  "иллюминатора". Точно  напротив. Да
она в этом и не сомневалась.
     Она просунула ствол подальше и  плавно повела рычажок, увеличивая длину
луча.  Раздался  хлопок  -  там, внутри, вспыхнуло, и алая проволока разряда
протянулась сквозь второе оплавленное отверстие. Варвара прибавила мощность.
Луч бил уже метров на двадцать, и следующий хлопок был едва слышен, но белая
гвоздика, отдаленная расстоянием,  расцвела и нанизалась на едва видимую все
удлиняющуюся спицу, и еще вспышка, и еще... Ствол лежал удобно и равновесно,
больше  не  давя на плечо, и можно было  нарастить скорость,  и где-то после
семнадцатой  вспышки Варвара сбилась со счета и  все  быстрее,  но  не теряя
плавности, вела рычажок книзу, пока не почувствовала упор. Это значило,  что
луч ушел в бесконечность. Тогда  она прибавила мощность, тоже до предела,  и
представила себе, как  насыщенный  толстый жгут перечеркнул ночное небо там,
над долиной с  каменными руинами, а даже  если облака опустились над  самыми
деревьями, они должны были сейчас полыхнуть багряным заревом.
     Варвара перевела дух, нашарила  кнопку прерывателя  и начала сигналить:
три длинных луча, три коротких, три длинных. Три, три и три. SOS! Теперь это
должен  был  принять и вертолетный скоч,  если  почему-то Гриша  Эболи  тоже
спустился в подземелье.  А каждый,  человек ли, робот ли, приняв SOS, тут же
должен  ретранслировать его  по  всем  имеющимся  каналам.  Она нажимала  на
шершавую кнопочку,  чувствуя, как терпеливо  переступает под нею усталое, не
привычное к такой  тяжести  животное. Ну подожди, миленький, осталось не так
уж много, на полной-то мощности разряда хватит минут на шесть-семь, я сейчас
сделаю небольшую передышку, и ты, послушный мой...
     Сглазила-таки! Тапир шарахнулся,  приседая,  и Варвара, выпустив из рук
согревшееся, мелко вибрирующее ложе, упала  на вздыбленную гриву и, с трудом
удерживая за шею  своего иноходца, остановила его  и  замерла, поглаживая по
хоботу и нашептывая  что-то  ласковое  и бессмысленное.  Тапир стоял, широко
расставив   ноги  и   опустив  голову,   словно  прислушиваясь   к  чему-то,
доносящемуся из-под земли; Варвара уже примеривалась  повернуть его обратно,
чтобы  хотя  бы  достать оставленный в "иллюминаторе"  десинтор,  как  вдруг
почувствовала  толчок,  точно  животное подпрыгнуло  на всех  четырех  ногах
разом,  -  тапир  издал  трубный звук  и,  не  дожидаясь очередной встряски,
кинулся куда глаза глядят, запрокидывая голову с напрягшимся хоботом  назад,
словно  хотел  достать  прижавшуюся к его  спине девушку.  Панический  ужас,
который наводит землетрясение на все живое, гнал его к  далекому  выходу  из
долины, а уходящая  из-под ног почва заставляла его совершать конвульсивные,
непредсказуемые движения, так что удержаться на нем  без седла  не смог бы и
самый опытный  наездник. Варвара  слетела  где-то на полпути к "Дункану",  и
тапир, кажется, даже не заметил. Она  поднялась и побежала,  тоже во  власти
животного страха перед колеблющейся землей, и в голове стучало единственное:
"Не может быть, этого просто не может быть, потому что лабиринт не построили
бы  в сейсмической  зоне, поэтому не  может быть..." Но понемногу стыд перед
этим страхом становился все  сильнее, да и чего, собственно,  было бояться -
под ногами едва-едва подрагивало, и уж  в первую очередь надо было думать не
о лабиринте, а о кораблях, которые  могли рухнуть,  несмотря на превосходные
амортизаторы; и не  о  тапире, обалдевшем от ужаса, а  о  Вуковуде, который,
наверное,  места себе не находил, потому  что  в его положении  единственным
разумным  выходом было  стартовать, спасая  не корабль, а  измученных спящих
людей - автомат  вывел бы их на орбиту. Но Варвара ни минуты не сомневалась,
что  именно этого он и не сделает.  Она поняла это и побежала  быстрее,  еще
быстрее,  упруго  отталкиваясь  от  уже неподвижной  гулкой  почвы,  и  звук
собственных шагов рождал какие-то далекие, милые воспоминания...
     А, ведь так бежал в  тумане Петрушка, целую вечность тому  назад... Она
влетела в  люк  "Дункана" и чуть  не сбила  с  ног Вуковуда,  спешившего  ей
навстречу.
     - Что? - выдохнула она, обрывая застежки скафандра. - Что у вас?.. .  -
Никаких перемен  к лучшему,  -  проговорил  он  удивительно  ровным тоном, и
только  тут  она  поняла,  какая  же  тревога,  наверное,  прячется за  этим
кажущимся безразличием и таким спокойным,  измученным лицом.  Так неужели за
этой тревогой он не заметил даже землетрясения?
     - Вас что, не тряхнуло разок-другой?
     -  Нет,  иначе  сейсмодатчик  включил  бы сирену.  И  то  верно.  Но не
показалось же ей, да и тапиру  в придачу? Недаром же  первая мысль была:  не
строят лабиринтов в сейсмозоне...
     - Я  дала сигнал SOS,  - сказала она,  выбираясь из скафандра. - Вместо
красных ракет - красный луч...
     Золотистый  балахончик  остался наконец на полу, и  девушка побежала  к
медотсеку, перескакивая  через  кибов, валяющихся  как отдыхающие осьминоги.
Да, все по-прежнему, два зеленых  табло и одно - красное. Правда, и это  еще
не  самое страшное,  непоправимое  начнется тогда,  когда на  пурпурное поле
наползет  черный треугольник:  "непосредственная  угроза  для  жизни". Тогда
нужно будет бросать все и стартовать в ту же секунду, А пока...
     - Вуковуд,  мы продержимся еще один час? Если связь  у них с вертолетом
не нарушена, то они уже мчатся со всех ног обратно, а если Гриша не  может с
ними связаться, то он обязательно  поднимет машину и долетит хотя бы до этих
башен  -  в  зоне  прямой  видимости мы  уж  как-нибудь контакт установим. В
крайнем случае, спустится на секундоч