няться завтра поутру.
     Назавтра поутру не снялись, закончить погрузку удалось к обеду. На борт
Варвара явилась в блистательном комбинезоне стратегической разведки.
     О перелете вспоминать не  хотелось - от Степухи уходили на двух "g" без
передышки,  потом болтанка  в  гиперпространстве, тянется  это бесконечно, и
совершенно  непонятно,  как  корабельный  хронометр  умудряется  фиксировать
независимое время.  Из подпространства  вылезли не  очень близко от  искомой
планеты, опять пришлось помучиться. Но когда легли на орбиту, вдруг началась
полоса  везения. Оказывается,  поисковики  (на  космофлоте их звали попросту
"шатунами")  успели  все  сделать по  инструкции - завесили спутник-зонд,  с
готовностью  подключившийся  при  первом  же  вызове;  на  их  корабле,  как
положено,  работал  автопеленг. Спутник  приятным и  даже  не  металлическим
голосом   сообщил,  что  планета  названа  в   честь  капитана  Землей  Чары
Тарумбаева,  или  просто  Чартарумой,  и  обрушил на спасателей целый каскад
данных. Наиболее  отрадным было  то,  что  атмосфера и  микрофауна позволяли
людям находиться на Чартаруме без скафандров.
     Сусанин  не  стал тратить  времени  на  лишние  витки  и  отдал  приказ
автопилоту садиться точно по пеленгу.
     Кораблик поисковиков стоял в  узкой  уютной  долинке, словно на зеленой
ладошке. Чартарума пленяла своей симметрией:  увенчанная громадными ледяными
шапками на  полюсах, она была  опоясана широким кольцевым  материком;  белая
полоса  по всему экватору  говорила о  том, что  материк  этот,  в сущности,
представляет  собой  громадный  горный  хребет,  плавно понижающийся  в  обе
стороны,  от вечных снегов до приморских низин. Впрочем, узкие языки фьордов
довольно  далеко  забирались  в  глубь  материка. Что  отличало Чартаруму от
Земли, так  это невероятное множество круглых озер, расположенных на склонах
хребта;  от одного озера к другому тянулась белая  кудель водопадов. Все это
вместе напоминало старинные  "фонтаны слез", где из одной раковины  в другую
безостановочно  каплет  ледяная  звонкая вода.  Впрочем, некоторые  из  этих
круглых   выемок  были  сухи,   и  на  фоне  каменистых  склонов  выделялись
ядовито-фисташковой растительностью.
     В таком-то уютном  лежбище, только не круглом, а удлиненном, как ладья,
и  приютился  маленький, автоматически  попискивающий  кораблик.  Если бы не
пеленг, его  можно было  бы проискать целый год. На запрос  с  воздуха он не
ответил.  Сегура  с Гришей  Эболи умудрились подсесть к нему  под самый бок.
Кораблики были однотипны и  смотрелись как близнецы;  разделяло их не  более
двухсот метров. Входной люк первого звездолета  был открыт, лесенка спущена,
на низкой  - по щиколотку - траве не осталось никаких следов. И шевеления во
всей долине не наблюдалось, только вверху кружило  что-то вроде стервятника.
Нужно было идти, и Сусанин скомандовал:
     - Гюрг, Дориан, Туфель - за  мной. Остальные на местах. В случае вызова
разрешаю выход Сегуры и Оленицына с любым из скочей. Больше - никому.
     Замкнул клапаны скафандра и двинулся вниз, не дожидаясь,  пока спутники
оденутся.
     Варвара глядела в  иллюминатор: Сусанин,  оторвавшись от лесенки, вдруг
как-то  по-детски  запрыгал, и только  тут  Варвара почувствовала,  как  это
славно-двигаться  в поле  уменьшенной  тяжести.  Но прыгать  прямо  здесь, в
рубке, было неудобно,  и она  справедливо рассудила, что это удовольствие от
нее не  уйдет. Сейчас  все выяснится, куда лететь,  каким образом спасать, и
она тоже выпрыгнет наружу, на эту зеленую, манящую травку, и они отправятся;
совершенно непонятно,  что будет потом, но ясно одно: это "потом" составится
из молниеносных, пружинистых  действий, и  надо  сейчас собраться,  накопить
сил, подобно свернутой металлической спирали...  С  силами, правда, было  не
очень-то.  Она сцепила  руки  за спиной и, прогибаясь назад,  незаметно  для
других потянулась. Тело отозвалось тоскливым, ноющим неповиновением. Слишком
много часов - именно часов, ибо отсчет времени сутками потерял всякий смысл,
- продолжалось бессонное мытарство.
     Что это я  все  о  себе да о себе, рассердилась Варвара. В самом  деле,
никто ведь не отдыхал, тем более те, кто  уже двинулся к сиротливо торчащему
напротив них кораблю. Она прижалась к иллюминатору - в поле зрения  появился
красный   скафандр,   это   Сусанин,   за   ним,   приподняв   ощетинившуюся
хеморецепторами морду, на шести опорных манипуляторах  шустрил скоч, за ними
двигались  еще двое  - в  зеленом  неудачного  оттенка,  почти сливающимся с
тутошней  травой, и  в  лиловом. Она  не видела,  во  что облачались Гюрг  с
Дорианом, но по росту легко  было определить, что Гюрг замыкал шествие.  Шли
они  быстро,  не  озираясь  по сторонам, и, глядя им вслед, Варвара  впервые
ощутила  странное  беспокойство, какое возникает  при столкновении  с чем-то
неестественным. Что же?..
     Пожалуй, вот что: уж слишком ровной была поверхность. И травка - как на
стадионе. И  -  как  на стадионе  -  ничего  в  ней  живого.  Да нет,  чушь.
Поверхность  сглажена естественным образом,  лавовый поток  или вода; травка
больше похожа на мох, так что все естественно. И  вообще, из этой консервной
банки ничего не почуешь. Выбираться надо,  только  вот Сусанин  запретил. Ну
это мы  тоже переломим,  пусть  только  вернется.  Тогда  и  настанет  время
пощупать все руками, уловить придирчивым носом, а пуще всего  - спиной.  Она
сызмальства привыкла, что самый чуткий приемник опасности - это спина.
     - Аппаратуру  разбирать будем?  - спросил сзади  Петере. Собственно, он
должен был не спрашивать, а распоряжаться - как-никак он младший научный,  а
она только лаборантка.
     - Пока  -  только  стереовизирный комплект, - сказала она.  - Леший его
знает, может, и не до того будет.
     На  корабле,  как  полагается,  есть  пара  камер,  но  они  хоть  и  с
автоподстройкой на дальность, но без малейшего соображения: включил  - они и
снимают  все подряд. Такого добра, наверное, и у этих горе-поисковиков с три
короба  наберется.  Варвара  с  Петрушкой  проворно  вскрыли свой контейнер,
приладили на  один  из  иллюминаторов телеобъектив,  держащий  под  прицелом
второй  кораблик  и  дорогу  между  ними,  а  затем  уже из  люка,  испросив
разрешение   Сегуры,   запустили  вверх   по  корпусу   корабля  "коалу"   -
самодвижущуюся  камеру на присосках. Подобно австралийскому  медвежонку,  от
которого    она     и    получила    свое     прозвище,    эта    компактная
тридцатишестиобъективная установка имела  свойство двигаться вверх,  куда бы
она ни была запущена - на осветительный столб или  на склон Монблана, - и не
останавливалась, пока не достигала вершины. И здесь она деловито поползла по
титанировой  поверхности, пока не утвердилась на самой  верхушке  торчащего,
как минарет, корабля.
     Теперь надо  было  задать фиксационную  программу, чтобы обе камеры  не
тратили даром  пленку  на катящиеся по  склону горы  камни,  шаровые молнии,
град, а  также  насекомых,  червей  и прочую  мизерную  живность. Сейчас  во
внимание принималось только то,  что могло оказаться повинным в исчезновении
предыдущей  экспедиции. Дело не такое уж мудреное, но  пока все отладишь, не
один  десяток  снимков  приходится  порвать  и  спустить  в  утилизатор.  За
трудоемким этим  делом Варвара  и не заметила, как один за другим включились
вспомогательные экраны,  по  воле Сусанина  соединенные  с покинутым  людьми
кораблем, информаторий начал заглатывать данные, собранные Чары  Тарумбаевым
и его товарищами за ту неделю, которую они провели на такой непримечательной
с первого взгляда планете, как эта Чартарума.
     Вскоре появился  и сам  Евгений, без шлема, в  расстегнутом  скафандре,
навьюченный  всяческими пакетами. Снимки, кассеты, катушки магнитных нитей -
когда  ко  всему этому  прибавился груз, доставленный Гюргом и Дорианом,  то
стало  ясно, что  надо выбирать  одно из двух:  или  отправляться на  поиски
пропавшей экспедиции, или  зарываться во всю эту кучу разнородной информации
на много часов. Сусанин  выбрал промежуточный  вариант:  пустил запись задом
наперед  и  на  страшной  скорости  просмотрел   отправку  разведывательного
вертолета. Ничего особенного, четверо погрузились в стандартную, не в пример
стратегической  двухъярусной стрекозе, машину и  отбыли прямо  на юг, пройдя
между скошенными, как две Пизанские башни, скалами, служившими воротами этой
уютной   долины.  Ворота,  правда,  были   забаррикадированы  циклопическими
глыбами, в правильных плоскостях которых  при желании  можно  было усмотреть
руку - или манипулятор - гуманоида. Правда, в последние три века подозревать
подобное на Большой Земле почему-то считалось дурным тоном...
     Как следовало из  просмотренного, а также из бортового журнала, который
с трех сторон (включая середину)  прослушивали тоже на повышенных  скоростях
Сегура, Гриша и Оленицын, выходило, что на вахте совершенно спокойно остался
ксеноботаник Вуд  Иван Волюславович, заполнявший бортовой журнал  восторгами
по поводу внешнего  скелета  сухопутных  кораллов, открытых им где-то вблизи
корабля. Заканчивалась запись недоуменным: "Слоники? Десятка два..." Судя по
хронометру покинутого корабля, сигнал бедствия был послан спустя шестнадцать
часов после упоминания о слонах.
     - Проклятье, -  пробормотала Варвара, - вот уж не везет так не везет...
Само собой, приземление корабля поисковиков могло распугать - и распугало  -
всю живность в пределах нескольких  километров, но в такой ложбине на склоне
массивнейшего  горного хребта  увидеть слонов,  пусть даже  маленьких  - это
неизвестному  ей  Вуду совершенно  невероятно повезло. А  ей вот - нет. Хотя
зачем на  первый случай такие капитальные твари, как слоны?..  Ей уже начала
мерещиться  неповторимая  вольность  ее первых  месяцев на  Степухе.  Может,
повезет во второй раз,  оставят  ее здесь организовывать зоологический музей
Земли Чары Тарумбаева?
     Ее  мечты  были  безжалостно  прерваны   Сусаниным,  принявшим  наконец
решение, провести  разведку с воздуха, а  пока - всем спать. За  исключением
Варвары, которой была доверена  первая вахта. Она  несколько раз обошла весь
корабль, потом пересмотрела те пленки, где шевелилось вдалеке что-то живое и
довольно  крупное.  К  сожалению,  почти  все  было  сделано  в инфракрасном
излучении, ночью, да еще и автоматикой.  Нет, пора ей было брать все  в свои
руки!
     Она прослушала выборку из бортового журнала, те места, которые вызывали
недоумение:  "Оптические аномалии... Половодье... Волчий  глаз... Наведенный
экран... Лыко..."
     Доверенный  ей  "Дункан",  как   теперь   неукоснительно   называли  их
космический  корабль, был  в  совершеннейшем порядке,  экипаж  спал здоровым
сном,   обеспечивающим  этим  великовозрастным  "детишкам  капитана  Гранта"
максимум  сил для всех последующих подвигов, и единственное, что  здесь было
непонятно,  так  это одно:  зачем  здесь  присутствует  она, Варвара Норега?
Посадили приборы сторожить,  а ведь с этим прекрасно справляется и  скоч.  И
вот она сидит перед экранами,  и почему-то кажется ей, что корабль абсолютно
пуст, как пуста эта планета, и если ее бесподобная пара - Пегас и Пегги были
не просто собеседниками и коллегами, а чуть ли не друзьями, то со скочами не
то что не поболтаешь, даже не чувствуешь себя в безопасности. Пустое место.
     И главное - почему-то нет совершенно  естественного  ужаса перед бедой,
грозящей этим  исчезнувшим  людям.  Там, на  Степухе, когда они  лихорадочно
собирались,  что-то  похожее  было.  А  сейчас  -  нет.  Планета  холодна  и
безразлична,  да еще  и  сам  текст  фонограммы...  Ну,  значилось  бы,  что
разведчиков похитили медведи. Или удавы. А то -  грызуны! Это ж  несерьезно.
Все равно, что "экипаж  похищен  кроликами". Вот уж нелепица, прямо "Алиса в
стране Чары Тарумбаева".
     И  как  же  это  так  получилось  -  ведь  все  вроде  было  правильно,
перечеркнула она и стерла в памяти свою принадлежность к Голубому  отряду, и
вроде бы стала прежней, и шла прямым путем - легкая, хмурая, усатая,  никому
не подчиненная.
     И тем не менее выходило, что медленно и неприметно кружит она на  одном
месте, словно фиалка в омуте...
     Она вдруг  встрепенулась, отряхиваясь от невеселых  своих воспоминаний.
Сколько  же времени  она  так просидела?  Почти час. И  ни одного  сигнала с
вертолета.
     -  Сегура, Эболи,  вы  меня  слышите?  Отвечайте! Ничего из  решетчатой
плошки фона, даже характерного треска. Варвара вскочила и помчалась в рубку.
     - Вафель, проверь связь! Трюфель, что за бортом?
     - Предположительно перепончатокрылые. Несколько сотен.
     - Вафель, почему не отвечает вертолет?
     - Связи нет. Корабельная аппаратура работает нормально. Нормально! У-у,
дубина. И ведь  вечереет, а если учесть  их близость к экватору,  где ночь и
день почти равны, то предстоит больше сорока часов темноты...
     - Вы, оба, делайте что угодно,  но чтобы  связь была! Скочи взметнулись
на дыбы,  но  в  тот  же  миг  с лацкана  донесся  приглушенный,  но  вполне
узнаваемый голос Оленицына:
     -...меним винт, а пока Петрушка произведет анализ этих обрубков...
     - Кирилл! Кирилл, вы меня слышите? - закричала Варвара. - Почему вы так
долго молчали?
     -  Мы  молчали?  -  изумился  голос,  идущий  снизу.  Варвара  сдернула
фоноклипс с куртки и, держа его в обеих ладонях, поднесла к самым губам.
     -Я не слышала вас почти... около часа. Уже скочей вздернула по тревоге.
     - Но  Евгений Иланович говорил с вами  и про сигнал  рассказал,  слабый
такой  сигнальчик,   но   определенно  металл.   Наш   инфрак   дает   очень
неопределенный  контур,  что-то  вроде ноги, притом  значительно выше уровня
земли. Мы хотели высадиться, но сплошная чаща, здоровенные такие  баобабы...
Вы еще на это ответили, что, мол, проклятье и не везет... Я сам слышал...
     -  Это  я,  наверное,  пробормотала  вслух,  -  растерянно  проговорила
Варвара, - но к вам это не относилось. Так, вспоминала. Но вы меня услышали,
а я вас нет. Мне это не нравится.
     - Ох, как много и мне здесь не нравится! - отозвался Кирилл.
     - Да, а что там у вас с винтом?
     - Мы хотели спуститься по лесенке - ну, там, где какой-то металл - и не
успели зависнуть, как с вершины дерева на нас напали зеленые змеи.
     Судя  по  всему,  все-таки  растения  вроде  лиан.  Петрушка  сейчас  с
экспресс-анализатором   возится.  Одна   особь   попала  в  винт,  прочность
невероятная, вот и покалечили малость. Не  ждали, потому что...  - он слегка
задыхался. Отчего бы?
     -  Если такие лианы, то  здесь, по-видимому, просто царство рукокрылых,
иначе кого бы им ловить? На горизонте все время кто-то мелькает, но далеко -
распугали мы всю живность.
     - Есть  малость, -  согласился Оленицын.  - Ну, меня уже кличут, сейчас
пойдем на прежнее место, установим  вертикальный  коридор  силовой защиты  и
снова попытаемся спуститься.
     - Вы где сейчас?
     -  Самая  восточная  точка  скального   кольца,   окаймляющего   Долину
лабиринта.
     - Уже назвали? - усмехнулась Варвара.
     -  Дело  привычное. А лабиринт под всей этой чащобой самый форменный, о
естественном происхождении и заикаться  нечего.  Ну, прилетим - карта  будет
уже готова.
     - Вы на связь-то выходите хотя бы раз в полчаса!..
     -  Что-то голос у  вас больно жалобный, Варенька, плохо вас  там  скочи
развлекают. Вот вернемся, тогда я сам... И этот туда же.
     - Кирюша, вас там звали. До связи.
     Фон умолк,  она прицепила плошечку обратно  на  лацкан и  обернулась  к
скочам:
     - Слыхали?  Вы  меня плохо развлекаете.  А  еще  раз упустите связь,  и
вообще пошлю на слом.
     И показала  им кончик  языка. Почтение и  даже  некоторая робость перед
этими вершинами достижений кибернетики и  роботехники  Большой Земли  у  нее
вдруг  разом  улетучились.  И   вообще,  теперь  понятно,  почему  некоторые
звездолеты  имеют  у  себя в команде  официально узаконенных  собак,  мышей,
мангуст и даже филиппинских бу-утов, самых красивых зверьков на свете.
     -  Между  прочим,  -  сказала  она,  глядя  не  без высокомерия  поверх
рецепторных  бурдюков  обоих  скочей, - пора мне  познакомиться и со здешней
фауной. Трюфель,  включи метроном, чтобы я контролировала  связь  с  рубкой.
Вафель, за мной.
     Она вышла  в  тамбурную,  с сомнением  поглядела  на  легкий  скафандр,
приготовленный   кем-то,   не  то  Гюргом,  не  то  Сусаниным,   для  нее  -
светло-золотой.  Надеть? И "плавать"  в  надвигающихся  сумерках,  в  траве,
медленно обретающей тон и  бархатистость колодезного мха, точно желтый  лист
осенний.
     - Точно желтый лист осенний... - повторила она нараспев.
     -  Точно  желтая кувшинка,  - низким, завораживающим  голосом подхватил
скоч.
     Варвара уставилась на него, как на чудо морское:
     - Это ты сам придумал или Лонгфелло знаешь?
     - Знаю, - уже своим обычным, и не мужским, и не женским, но удивительно
противным голосом отчеканил скоч. - Запрограммированы.
     - Ну тогда  пошли. Посидим  на нижней  ступенечке. Для нижней ступеньки
скафандра можно было и  не надевать. Вот перчатки взять  стоит,  мало ли что
захочется  руками  потрогать.  Пока  она вытаскивала тонкие  синтериклоновые
перчатки,  Вафель,   нагруженный  микрогенератором  силового  поля,  щелкнул
клешней по клавише выходного заграждения и мордой вниз нырнул в люк. Варвара
проследила,  как  он съезжает  по  металлическим  рейкам, точно  пингвин  по
ледяной горке, и усмехнулась. Сама  же аккуратно развернулась и полезла вниз
неторопливо, цепко хватаясь за перекладинки пружинящей лестницы.  Если бы на
нее смотрели, она,  разумеется, вела бы себя не так осторожно, но сейчас чем
черт не шутит, еще свалишься и ногу подвернешь, потом с тобой возиться будут
и ничего вслух не скажут, но все-таки...
     Вафель ждал у  нижней ступеньки и  галантно  подал манипулятор. Варвара
изумилась, но промолчала - на такое и  Пегас был не  способен. Она спрыгнула
на   траву  и  вдруг  отчетливо  поняла  Петрушку,   стоявшего  на   голове.
Действительно, так и подмывало встать на голову, сделать сальто, а еще лучше
- попрыгать бы на батуте! До чего ж легко... Хотя и зябко.
     - А ну-ка, отыди, - неожиданно  для себя велела она скочу  и, почти  не
разбежавшись, сделала пару приличных курбетов.
     Скоч  рванулся за ней,  но  продолжал  держать строгую дистанцию в один
метр. Хорошо бы сейчас встать на руки и в  таком естественном виде вернуться
к  подножию лесенки,  но перчатки  мешают - скользят. Девушка вскинула руки,
поднялась как можно выше на цыпочки и  вот так, вытянувшись тоненькой чуткой
стрелочкой, втянула в себя вечерний  воздух, пахнувший инеем, мятой и мокрой
металлической посудой. Вот теперь она была на Чартаруме.
     На  Чартаруме, которая грозила бедой.  Этот запах  тоже присутствовал в
воздухе.
     -  Давай-ка глядеть в оба,  - сказала она Вафелю и медленно повернулась
вокруг себя, озирая окрестности.
     Но   прежде   чем   рассмотреть   повнимательнее  этот   неприветливый,
лиловато-вечерний  мир,  она  услышала  наконец его  звуки.  Он  был  вполне
обитаем,  и  ее слух,  обостренный  тихими, но четкими  клевками  метронома,
уловил шуршание и цвирканье в остывающей траве, а потом трассирующий стрекот
не то жука, не то саранчи, и гулкий глупый удар в броню корабля. Долина жила
нормальным  предзакатным копошением насекомых,  для которых и  звездолет,  и
человек были  одинаково велики,  чтобы  их заметить. Распуганные же птицы, а
быть   может,  и  звери  прятались   где-то  в   укрытых  зеленью  террасах,
превращавших долину в двусторонний амфитеатр. Впереди, как два крыла черного
лебедя,  взметнулись  скалы  Фермопил  (вот  так   сами  собой  возникают  и
узакониваются  названия),  и  скальная  свалка  между  ними  казалась сейчас
нераздельным антрацитовым массивом.
     А пр