Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
предприятий занято добычей сырья и
энергии для этих заводов. Если тщательно все проанализировать,
то выяснится, что большая часть промышленности работает на
удовлетворение потребностей исключительно культурного
происхождения. Появление киборгов было бы с энтузиазмом
встречено любителями экономить: за киборгом не стоит никакой
культуры, а это значит, что его потребности могут быть сведены
к технически необходимому минимуму. Генерация новых
потребностей оказалась бы сорванной, и общество киборгов пришло
бы к равновесию с окружающей средой.
Сохраняя человеческое тело, модульная система бессмертия
сохраняет связанную с ним культуру, сохраняет человеческое
общество со всеми его внутренними механизмами развития и
генерации новых потребностей. Игра начатая миллионы лет назад
нашими обезьяньими предками не прервется. Но у бессмертных
будут новые правила игры. Некоторые из этих правил покажутся
нам, смертным, прекрасными, некоторые странными, а некоторые
ужасными, отвратительными, бесчеловечными, совершенно
недопустимыми и непозволительными. Но не будем забывать, что
быть бессмертным - значит быть почти что богом, а что дозволено
Юпитеру... а кстати, что дозволено Юпитеру?
Г л а в а 4. Игры бессмертных.
Бессмертие означает возможность вечного приближения к
свободе. Именно приближения, а не достижения. Идеал Абсолютной
Свободы, Свободы с большой буквы, недостижим как всякий идеал.
Абсолютно свободным человек не станет никогда, но он может
становиться изо дня в день все более и более свободным,
расширяя свою власть над природой. Эта власть увеличивает число
наших возможностей, а увеличение числа возможностей означает
приближение к свободе. Но поскольку природа бесконечно сложна и
многообразна, число возможностей, еще не открытых нами,
бесконечно. Сколько бы новых возможностей мы не открыли, идеал
свободы по-прежнему будет удален от нас на бесконечное число
неоткрытых - таково свойство бесконечности: бесконечность минус
конечное число снова равняется бесконечности.
Свобода - это маяк указывающий путь прогрессу. Но это -
маяк, который всегда вдали, и потому путь этот не имеет конца.
Только избрав для прогресса столь бесконечно удаленную цель как
абсолютная свобода, мы сможем сделать прогресс вечным. Но
избрав абсолютную свободу в качестве цели, мы должны будем
считать критерием прогресса приближение к свободе. Посмотрим
же, насколько приближает человека к свободе осуществление
бессмертия.
Прежде всего, осуществление бессмертия позволит снять с
человека огромное число всевозможных "табу" - моральных и
юридических запретов и ограничений. Практически все правовые и
нравственные нормы, определяющие поведение современного
человека, исходят из того, что жизнь человека конечна и
коротка. Если один смертный каким-либо образом ущемит права
другого смертного, у потерпевшего нет впереди целой вечности,
чтобы дождаться компенсации за понесенный ущерб. Поэтому
современные мораль и право делают упор не на возмещение, а на
предотвращение. Отсюда бесчисленные запреты.
Например, мораль осуждает пропасть между богатыми и
бедными. И с точки зрения смертных бедность действительно
представляет из себя огромную несправедливость. Слепой случай
раздает людям разные способности, разное положение в обществе,
разный начальный капитал, и жизнь слишком коротка, чтобы
преодолеть это неравенство. Для нас, смертных, справедливость и
равенство - почти синонимы. Но понимаемая подобным образом
справедливость несовместима с прогрессом. Прогресс невозможен
без соревнования, соревнование невозможно без зависти, а
зависть невозможна без неравенства. Прогресс увеличивает
свободу и число возможностей для каждого человека, и таким
образом, в конце концов, приносит компенсацию даже тем, кто
проиграл в соревновании - но только если они успевают дожить до
этого счастливого момента.
С осуществлением бессмертия неравенство перестает быть
несправедливостью. Наоборот, будучи необходимым условием
прогресса, неравенство станет необходимым условием
справедливости. ' Безграничный прогресс означает, что в течении
бесконечно долгой жизни возможности любого человека, даже
стоящего на самой низшей ступени социальной лестницы, будут
безгранично возрастать, правда с небольшим запаздыванием по
сравнению с теми, кто стоит на ее вершине. Но какое значение
имеет небольшое запаздывание, когда речь идет о вечности? Не
нарушая, в конечном счете, справедливости, это запаздывание
создает стимул для тех, кто стоит внизу, подняться наверх, а
для тех кто стоит наверху - сохранить свое положение. Несмотря
на избавление от синдрома Хеопса люди по-прежнему будут
бороться между собой за славу, богатство и власть - ведь
унаследованное нами от наших обезьяньих предков стремление быть
вожаком стада никуда не денется. Соревнование, а значит и
прогресс, будут продолжаться. Но эта борьба не будет уже
окрашена в мрачные, трагические тона сознанием собственной
смертности, сознанием того, что неудачно сложившаяся жизнь -
это уже навсегда, и ничего уже не исправить.
Борьба бессмертных между собой будет больше похожа на игру:
как и во всякой игре, у проигравшего всегда будет возможность
отыграться. Игра эта будет очень острой, и, с точки зрения
смертного, очень жестокой. Поскольку мораль и право в обществе
бессмертных будут переориентированы с предотвращения на
возмещение, слово "нельзя" практически выйдет из употребления.
По-видимому, это будет мир без сострадания и жалости. Нам,
смертным это кажется ужасным, но не следует забывать, что
сострадание и жалость нужны только проигравшим, а среди
бессмертных проигравших нет, есть только играющие, потому что
бессмертие - это игра у которой нет конца.
Из всего огромного количества моральных и правовых запретов
в обществе бессмертных сохранится лишь одна заповедь "не
убий!". Но даже в нее бессмертные будут вкладывать несколько
иной смысл. При модульной системе бессмертия убийством будет
считаться преднамеренное уничтожение чьего-либо сознания,
например, путем разрушения в с е х мозговых модулей, несущих
его сознание. Уничтожение же модуля тела, не повлекшее за собой
гибель сознания, одушевлявшего это тело, не может быть
квалифицировано как убийство. Отсюда вытекает множество
интересных следствий, и пожалуй самое интересное из них это то,
что расхожее представление будто "мир будущего - это мир без
войн" вероятнее всего не верно. Хотя содержание самого понятия
"война" также очень сильно изменится, и правильнее, наверное,
будет говорить о военных играх, а не о войнах.
Представьте себе армии состоящие из бимарионов, управляемых
дистанционно. Даже если Вашего бимариона уничтожат, Вы
отключитесь от канала связи, и обнаружите, что сидите у себя
дома, целы и невредимы. "Зачем это все вообще нужно?" -
предвижу я вопрос возмущенных пацифистов.
А затем, что все люди разные: есть смирные, а есть и
драчуны. В любом обществе, во все времена, большая часть
мальчишек самозабвенно играла в войну. О причинах этого явления
можно спорить, но то, что они получают от этой игры огромное
удовольствие - совершенно бесспорно. Потребность дать какой-то
выход агрессивности реально существует, и именно ей служат
такие виды спорта, как фехтование или бокс. Но поскольку у
боксера или фехтовальщика только одно тело на всю жизнь,
приходится принимать меры предосторожности в виде рапир с
тупыми концами, масок из проволочной сетки и боксерских
перчаток. Когда технология изготовления бимарионов будет
достаточно отработана, от предосторожностей можно будет
отказаться: поврежденный модуль тела легко заменить новым.
В гладиаторских побоищах будущего будет уничтожаться
огромное количество бимарионов. Это создаст общественную
потребность в разработке более дешевого и более быстрого
способа выращивания бимарионов, и я не сомневаюсь, что такой
способ в конце концов обязательно будет найден, главное - чтобы
существовала потребность в поиске. От изобретения такого
способа выиграют все, в том числе и пацифисты. Ведь чем дешевле
бимарион, тем проще будет его сменить даже в случае
незначительных дефектов или болезней, не дожидаясь его полного
износа. Больше молодости, больше здоровья, больше красоты - для
всех.
Но представим себе на мгновение обратное: смирные
пацифисты-морализаторы каким-то образом ухитрились навязать
свою волю драчунам, убедить их, что военные игры глубоко
безнравственны. Потребность в более дешевой технологии
получения бимарионов будет менее острой. Соответственно менее
интенсивными будут исследования в этой области. Поскольку
бимарионы будут оставаться дорогими, большинству людей придется
экономить, донашивая их до полного износа и одряхления.
Но морализаторы, если это настоящие морализаторы, ухитрятся
еще более уменьшить потребность в бимарионах, проповедуя
умеренность в потребностях, и вдалбливая людям в голову
представление о том, что красота духа важнее красоты тела.
У прогресса нету большего врага, чем морализатор.
Морализатор отнимает у человека Мечту, объявляя ее
безнравственной, только потому, что человечество еще не может
позволить себе осуществить ее по причине своей технической
неразвитости. Но мечта - это главный двигатель прогресса, и
потому, отнимая у человека мечту, морализатор отнимает вместе с
ней и возможность эту мечту осуществить.
Человек может идти по пути прогресса только следуя своим
наклонностям - всем наклонностям, не разделяя их на "плохие" и
"хорошие", помня о том, что так называемые "дурные" наклонности
получили такой ярлык лишь потому, что у человечества не было
технической возможности удовлетворить их без ущерба для
общества. На протяжении тысячелетий моралисты загоняли "дурные"
наклонности глубоко в подсознание людей, где они томились
словно дикие звери в клетке, не находя выхода своим силам.
Силам, которые могли бы быть направлены на поиск технического
решения конфликта между желаниями человека и возможностями
общества. Конфликт этот по настоящему может быть решен только
техническим путем. Социальнопсихологическое решение,
предлагаемое моралистами - всего лишь кажущееся решение,
загоняющее болезнь внутрь и создающее видимость излечения.
Чтобы было понятнее, что я имею в виду под техническим
решением конфликта между желаниями человека и возможностями
общества, приведу конкретный пример. Очень многие люди
испытывают желание властвовать над другими людьми. Желание
вполне естественное, доставшееся нам от далеких предков,
стремившихся стать вожаком стаи. Но поскольку в обществе все
одновременно не могут властвовать над всеми, моралисты
предлагают социально-психологическое решение проблемы: укротить
стремление к власти и проникнуться смирением. Нельзя сказать,
чтобы в прошлом человечество не пыталось найти также и
техническое решение этой проблемы. Кое-какие успехи были. Ближе
всего к техническому решению этой проблемы человечество
подошло, создав путем длительной селекции так называемого
"друга человека" - собаку. Психологи давно подметили, что
больше всего любят собак люди властные, желающие чтобы
окружающие им подчинились, но не имеющие возможность в полной
мере удовлетворить это желание. Собака, глядящая на хозяина с
вошедшей в поговорку "собачьей преданностью" в глазах -
настоящая находка для таких людей. Достаточно небольшого усилия
фантазии, чтобы представить себе, что "собака тоже человек,
человек абсолютно преданный тебе и полностью от тебя зависящий.
И все-таки собака - это не совсем человек. Имея в
распоряжении бимарионов, можно будет сделать кое-что получше
собаки, Как я уже говорил, бимарионы управляются
последовательностями электрических импульсов. Импульсов,
исходящих из мозга человека, если бимарион используется для
мгновенных путешествий или в качестве модуля тела в модульной
системе бессмертия. Но вообще-то для бимариона не имеет
значения происхождение управляющих импульсов. Вместо чьего-либо
мозга, источником их может быть компьютер, снабженный
соответствующей программой. Конечно, абсолютно точная имитация
человеческого поведения, даже при помощи суперкомпьютеров
будущего, - задача невероятной сложности. Но в данном случае
нам вовсе не нужна точная копия человеческой души - такая
копия, облеченная в тело бимариона, фактически сама стала бы
человеком, и в частности, сама бы желала властвовать, и не
хотела бы подчиняться другим. Что нам нужно - так это всего
лишь модель весьма элементарного поведения поведения
подчинения, наподобие собачьего. Возможно даже, что на первых
порах, пока суперкомпьютеры не станут достаточно дешевы и
доступны, для подобных целей будут использоваться специальные
мозговые модули, созданные из мозга собаки. Такие собаки,
наделенные человеческим телом, смогут стать великолепными,
преданными слугами. Я думаю Вы можете быть вполне уверены, что
обретя человеческие руки, Ваш Шарик или Полкан вскоре научится
выполнять несложную работу по дому, а человеческие голосовые
связки позволят ему разговаривать, ну, по крайней мере, не хуже
попугая. И что самое главное - его человечье лицо будет
выражать все ту же собачью преданность. Если у Вас есть
средства, чтобы содержать не одного Шарика, а многих (а я
надеюсь, что с прогрессом техники бимарионы будут становиться
все дешевле, а люди все богаче), то Вы вполне сможете стать
крупным рабовладельцем, или же султаном с большим гаремом
(если, разумеется, бимарионы подобраны соответствующего полу).
Возможно, у кого-то из читателей возникло впечатление, что
я проповедую аморализм. Это не так. Я вовсе не говорю, что
рабовладение или гладиаторские бои допустимы с точки зрения
морали. Сегодняшней морали. Я всего лишь говорю, что в ходе
развития техники и соответствующего увеличения возможностей
общества, общество сможет позволить себе постепенно снимать со
своих граждан все больше и больше запретов, увеличивать их
индивидуальные возможности, приближать их к свободе. И это
будет истинным моральным прогрессом, ибо прогресс - это
увеличение возможностей. Такое определение морального прогресса
прямо противоположно определению принятому морализаторами. Для
них моральный прогресс означает повышение сознательности, т.е.
добровольное принятие все большего числа запретов и
ограничений. Если морализаторам удастся навязать свою точку
зрения всему человечеству, техническому прогрессу придет конец.
Он станет попросту не нужен. Ведь суть технического прогресса в
том, чтобы превращать невозможное в возможное, а "сознательный"
человек давно убедил себя в том, что невозможное ненужно, более
того, оно вредно. Все это напоминает классическую басню о лисе,
убедившей себя в том, что виноград, который она не может
достать, слишком зелен для нее.
Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы точка зрения
моралистов возобладала. Но я отнюдь не призываю искоренить
морализм вовсе. Этого тоже делать не следует. Не все так просто
в механизме образования новых потребностей, и для него
одинаково опасны обе крайности: как полное торжество
морализаторства, так и его полное искоренение. Морализатор
делает с душой человека приблизительно то же, что делает с
деревом садовод-японец, занимающийся искусством "бонсай". Он
сажает в цветочный горшок росток обыкновенного дерева. Если бы
это дерево росло на свободе, оно выросло бы большим и могучим,
но совершенно не интересным, ничем не отличающимся от сотен
тысяч других таких же деревьев в лесу. Но этому ростку
уготована другая судьба. Садовник туго перетягивает его ствол и
ветви проволокой, чтобы задержать жизненные соки, навешивает на
ветви тяжелые гири, чтобы искривить их рост. Дерево растет
борясь с наложенными на него ограничениями, и в результате
вырастает нечто, пусть низкорослое и хилое, но зато уникальное,
единственное, неповторимое.
Так же и человеческая душа - если дать ей расти на воле, не
накладывая никаких запретов и ограничений, то вырастет некий
"могучий дуб", все желания которого можно выразить двумя
словами: "жрать" и "спать". Он так же мало годится на роль
генератора желаний, как и абсолютно "сознательный" гражданин.
Две противоположные крайности, как известно, сходятся.
Мораль "навешивает" на растущую молодую душу гири
обязанностей, душит ее проволокой запретов, Каждая душа ищет
свой выход из оков, и в этих поисках рождается невообразимое
разнообразие компромиссных полувыходов, полурешений,
полусвобод. Вместо ограниченного набора стандартных желаний
"могучих дубов" - бесконечное богатство потребностей уникальных
до эксцентричности, россыпь фантазий, изощренных до абсурда.
Вот они - генераторы желаний: "карликовые деревца" в
"проволоке" и с "гирьками", неисчерпаемые в своей
неповторимости.
Так какой же я аморалист? Я за технический прогресс, а он
невозможен без генератора желаний, значит я за то, что
генератора желаний порождает. Моралисты уродуют человеческую
душу,и огромное им за это спасибо! Потому что норма
единственна, а уродства богаты вариациями. Меня пугает лишь
одно обстоятельство: моралисты рассматривают порождаемое ими
разнообразие как некое негативное явление, как результат
"отдельных недостатков, имевших место в работе" Им почему-то
очень хочется научиться выращивать "карликовые деревца" по
одному образцу, и, разумеется, за образец взят "человек
сознательный", и я с ужасом думаю: "а вдруг им это удастся?".
Они одержимы мессианским рвением и непоколебимо уверенны в
своей правоте. Их фанатичному стремлению к единообразию
необходимо противопоставить более широкий взгляд на вещи. Но
бороться с ними не нужно. Они, сами не понимая того, играют
очень важную роль в создании генератора желаний: к свободе
стремится лишь тот, кто познал неволю, и, самое главное,
осознал эту свою неволю. Когда моралисты рассказывают нам, чего
мы ни в коем случае не должны делать, они помогают нам осознать
какие именно ограничения наложены на нас обществом, что именно
из первобытной вольности мы утратили. Это заставляет задуматься
о невозможном: как вернуть утраченное, одновременно сохранив те
блага, которые дало нам общество, основанное на ограничениях?
Здесь может помочь только техника - искусство совмещать
несовместимое, превращать невозможное в возможное.
Однако одних лишь моралистов для создания генератора
желаний недостаточно. Моралисты помогают осознать лишь ничтожно
малую долю нашей несвободы, а именно ту долю, которая
происходит от ограничений накладываемых на человека обществом.
Между тем, ограничения, которые накладывает на человека природа
неизмеримо более велики. Эти ограничения гораздо труднее
поддаются осознанию: нужно было быть великим мечтателем, чтобы
первым задать такой, например, вопрос: "почему люди не лета