но  монополии,  стоящей во главе такого общества.  Всеми
доступными   способами   монополия   стремиться   сохранить   в
неизменном  виде  потребности  людей.  И  с  людьми-автоматами,
воспитанными системой массового  производства  это  не  так  уж
трудно сделать.
    В этих  условиях  война  становится чуть ли не единственным
источником новых потребностей.  Если  противник  непримирим,  и
нельзя   разрешить   противоречия   путем   переговоров   (т.е.
социальным путем),  единственный остающийся путь - технический.
В войне побеждает тот, кто обладает более совершенной техникой.
В поединке между истребителем и зенитной  установкой  побеждает
тот, кто   быстрее   перерабатывает  информацию  -  и  вот  для
управления зенитной установкой создается первая в истории  ЭВМ.
Не  будь  гонки  вооружений  никто  никогда  не вложил бы таких
огромных средств в исследования по атомной энергии и разработку
ракетной   техники   -   и   не  было  бы  сегодня  ни  атомных
электростанций,  ни спутников  связи.  Не  было  бы  сегодня  и
полупроводниковой  техники  -  изобретенные  в конце 40-х годов
транзисторы  были  невероятно   дороги.   Ни   одна   компания,
изготовлявшая бытовые радиоприемники, не могла заинтересоваться
ими,  и мы бы до сих пор слушали бы ламповые радиоприемники,  и
не    знали    бы   что   такое   электронные   часы,   бытовой
видеомагнитофон,  персональный компьютер,  если бы транзистором
не заинтересовались военные.  Транзистор позволял уменьшить вес
бортовой системы управления ракеты,  а ведь каждый лишний грамм
на борту означает дополнительные килограммы дорогого топлива, и
потому  применение  транзисторов  в  этом   конкретном   случае
оказывалось   выгодным.   Благодаря   военным,   промышленность
получила заказ на большую партию полупроводников,  и  только  в
результате  этого  заказа  появилась общественная потребность в
изобретении дешевого способа очистки кремния -  главного  сырья
для  транзисторов.  Такое  изобретение  вскоре было сделано,  в
результате  транзисторы  стали  дешевле  ламп,  и  это  открыло
транзисторам путь в бытовую технику.
   Как видно  из этого примера,  военные способствуют прогрессу
не столько   тем,   что  вкладывают  деньги  в  исследования  и
разработки. Куда  важнее  то,  что  они  вкладывают  деньги   в
производство вещей,  производить которые, с точки зрения мирных
потребностей,  не имеет смысла,  ибо они очень дороги. И только
когда  производство  таких  вещей  уже  развернуто (но никак не
раньше),  возникает общественная потребность  усовершенствовать
технологию  их  производства.  Цена  на  эти  вещи  снижается и
становится возможным их мирное применение.  Так было в  истории
уже не раз.  В качестве еще одного примера можно взять пароход.
В  начале  прошлого  века  любой  владелец   торгового   флота,
перешедший  с  парусника на пароход,  моментально бы "вылетел а
трубу",  потому что первые  модели  пароходов  двигались  очень
медленно  и  пожирали  уйму  топлива.  Правда  у  них было одно
преимущество  перед  парусником  -  они   могли   двигаться   в
безветренную  погоду,  но при больших расстояниях перевозок это
не имело значения - парусник обгонит пароход когда снова подует
ветер.   Единственный  случай,  когда  независимость  от  ветра
действительно имеет большое значение -  это  морское  сражение.
Если  ваш  противник потерял способность маневрировать,  а вы -
нет,  исход сражения предрешен в вашу пользу! И между державами
началось   соревнование   по   созданию  все  более  скоростных
пароходов.
     Усовершенствование пароходов   стало   возможным    только
потому,  что они уже существовали "в металле", и имелся опыт их
эксплуатации,  подсказывавший   пути   их   усовершенствования.
Создать  образец принципиально новой техники,  который сразу же
мог бы конкурировать  с  уже  имеющейся,  зачастую  невозможно.
Большинство изобретений проходят через стадию "гадкого утенка",
когда  они  пожирают  массу  ресурсов,  давая  поначалу  весьма
скромные   результаты.   В   условиях  ограниченности  ресурсов
единственным оправданием такой расточительности может быть лишь
существование  непримиримого  военного  противника  -  на войне
важнее выжить  чем  сэкономить.  Только  наличие  непримиримого
врага   может   оправдать  огромные  затраты  на  разработку  и
совершенствование военно-космической техники в то время,  когда
полмиллиарда  людей  на  Земле  умирают  от  голода.  Но как не
прискорбно это сознавать, безумие и жестокость гонки вооружении
по  странной  прихоти  судьбы,  могут  способствовать  будущему
процветанию человечества,  открыв для него изобилие космических
ресурсов,  и очень может быть, что эти полмиллиарда голодают не
зря,  а  во  имя  благосостояния  своих  правнуков.   Если   же
переключить   средства  с  разработки  космической  техники  на
благоустройство  жизни  людей  прямо  сейчас,  то  эта  техника
рискует   никогда   не   превратиться  из  "гадкого  утенка"  в
"прекрасного лебедя", и человечество навсегда окажется запертым
на  Земле.  Преодоление  межпланетного  барьера  роста  требует
больших затрат  ресурсов,  и  когда  все  ресурсы  Земли  будут
окончательно распределены на земные нужды,  ловушка захлопнется
бесповоротно.
  Не означает  ли только что сказанное,  что гонка вооружений -
это единственный способ избежать ловушки?  Неужели только страх
перед  другим  человеком  может  заставить  человека преодолеть
межпланетный барьер? Вовсе нет! Достойным противником человека,
способствующим его развитию,  не обязательно должен быть другой
человек.  Им может быть природа! Но к сожалению идея о том, что
Человек и Природа - противники, сейчас явно не в моде. В 20-том
веке человечество  впервые  почувствовало,  что  ресурсы  Земли
конечны.  Из  этого можно было бы сделать вывод,  что в поисках
новых ресурсов пора  выходить  за  пределы  Земли,  однако  так
называемые  "зеленые"и  прочие экологические движения предпочли
сделать прямо противоположный вывод - по их  мнению  мы  должны
ограничиться  тем,  что  у  нас есть,  и сесть на режим жесткой
экономии.  Но экономия  ресурсов  невозможна  без  "примирения"
человека с природой. Так нехватка ресурсов порождает идеологию,
которая закрепляет эту нехватку.  Такая идеология  обречена  на
успех у широкой публики, ибо она апеллирует к трусости и лени -
ведь развитие всегда сопряжено с риском, застой же дает иллюзию
безопасности.   Такая  идеология  опаснее  гонки  вооружений  -
последняя  хоть  дает  надежду,  что  если  мы  все  чудом   не
подорвемся  на  своих  бомбах,  то  перед  нами  в конце концов
откроются  безграничные  богатства  Космоса,  которые  навсегда
избавят  человечество  от нищеты,  и от уродства духа,  нищетою
порождаемого. Что же касается идеологии смирения и экономии, то
она безнадежна. Это дорога в тупик.
    Опасность тем более велика,  что в последнее  время  широко
распространилось  мнение,  будто прогресс возможен и в условиях
ограниченных ресурсов,  за счет  применения  ресурсосберегающих
технологий и потому,  мол,  космос нам но нужен.  Появился даже
хлесткий лозунг "Экономия  -  новый  ресурс!"  Но  ведь  это  -
ограниченный     ресурс!     Невозможно    сэкономить    больше
электроэнергии,    чем    ее    вырабатывают    электростанции.
Ограниченность   ресурсов   раньше   или   позже  заставит  нас
ограничить наши потребности.  Уже сегодня мы слышим рассуждения
о   том,что   потребности   должны   быть   "разумными"  (читай
"умеренными").  В представлении авторов  подобных  рассуждений,
человек будущего - это некий ангел смирения,  подавивший в себе
все желания,  выходящие за рамки его ограниченных  возможностей
Ему не нужен технический прогресс, поскольку у него есть все, о
чем он смеет мечтать.  Прогресс,  с точки зрения этих  авторов,
состоит  в повышении сознательности,  то есть в укрощении своих
"неразумных"  желаний.  Но  является  ли  такой  прогресс   тем
прогрессом,  о  котором,  пусть  хотя бы и не сознаваясь себе в
этом, мечтает всякий нормальный человек?

                Г л а в а 2.  Человек будущего:
            ангел смирения или  генератор желаний?

   Так чего же мы хотим,  когда говорим,что хотим прогресса?  О
чем  мы  мечтаем?  Какие  видения проносятся в нашей голове при
словах "светлое будущее"?
   Для нас,   поколения   выращенного  на  научной  фантастике,
будущее - это некий удивительный мир,  страна чудес, где каждый
миг ярок и волнующ,  и полон изумительных возможностей. Да, это
мир, в котором невозможное - возможно!
  И такие представления - не пустая фантазия, путающая желаемое
с действительным.  Мы всего лишь  мысленно  продолжаем  историю
техники, выводим ее будущее из ее прошлого. Мы можем попытаться
представить себя на месте человека начала 19-го века, попавшего
вдруг в наше время.  Ведь он действительно очутился бы в стране
чудес,  где люди за считанные часы переносятся с континента  на
континент,  видят то,  что происходит в этот миг во всех концах
земного шара,  и смотрят  картины,  на  которых  оживают  люди,
умершие  десятки  лет назад...  Перечень чудес может быть очень
длинным.  Технический  прогресс  за  последние  полтораста  лет
сделал  возможным  огромное  количество  вещей,  которые всегда
считались невозможными,  и  если  он  продлится,  самые  смелые
ожидания раньше или позже будут превзойдены. Если только его не
остановят...
  Итак, прогресс  -  это  увеличение  числа возможностей.  Если
принять такое определение прогресса,  то  станет  ясно,  что  в
условиях  ограниченности  ресурсов  прогресс  раньше  или позже
должен остановиться:  границы наших  возможностей  определяются
имеющимися    в    нашем    распоряжении   ресурсами.   Никакие
ресурсосберегающие технологии не могут отменить законов физики,
например  закона  сохранения  энергии,  из которого следует что
невозможно поднять над землей на один метр груз в один  ньютон,
затратив    при    этом    менее    одного    джоуля   энергии.
Ресурсосберегающая технология может  лишь  устранить  трение  в
подъемнике,  и  таким  образом  приблизить нас к теоретическому
пределу в один джоуль,  но перейти через этот предел невозможно
-  хотите  поднимать  больше  и  выше  -  ищите новые источники
энергии. Выбирая путь энергосбережения, мы заранее ограничиваем
наши возможности.
  Конечно, можно поспорить с этим утверждением,  сказав, что мы
можем найти массу новых,  неизвестных возможностей, и даже если
наша  возможность  поднимать   грузы   и   останется   навсегда
ограниченной,  общее число возможностей все равно возрастет. Но
смогут ли появиться такие  возможности,  если  человечество  не
сможет  выделять  больших  ресурсов  на  научные  и технические
эксперименты?  Вся предыдущая история науки показывает,  что по
мере  проникновения  в  неизведанное,  стоимость  экспериментов
возрастает  (сравните  хотя  бы  стоимость  приборов,  которыми
пользовался  Галилей  с  современными  ускорителями  заряженных
частиц и научными космическими станциями).
     И на это,  возможно, кто-то возразит, указав на компьютер.
Вычислительная  машина  может  почти   бесплатно   моделировать
эксперименты, которые, будь они проведены в натуре, потребовали
бы  огромных  затрат  ресурсов.   Однако   не   стоит   слишком
обольщаться  по поводу того,  что эксперимент,  проведенный над
математической моделью вместо природы, обошелся нам так дешево.
Дешевка и есть дешевка:  мы не вступали в диалог с природой,  а
лишь немного пожонглировали ее  ответами  из  старых  диалогов,
составив  из них модель и прогнав ее на ЭВМ.  И ЭВМ указала нам
на те возможности,  которые  изначально  были  заложены  в  эти
ответы,   но  которые  мы,  по  своему  скудоумию,  проглядели.
Эксперименты на ЭВМ не открывают ничего  принципиально  нового,
они  лишь  обращают  наше внимание на то,  что мы не заметили в
старом.    Прогресс   техники,  основанный    т о л ь к о    на
экспериментах   с   математическими   моделями,   не   является
прогрессом с точки зрения вышеприведенного определения,  ибо не
открывает принципиально новых возможностей.  Например,  пусть в
результате экспериментов с математической моделью была  найдена
новая,  более эффективная форма крыла самолета.  Тот факт,  что
удалось  построить  адекватную  математическую  модель,  дающую
правильный  ответ,  означает что вся необходимая информация уже
была получена в старых натурных экспериментах, и новые натурные
эксперименты  были  бы  в  этом смысле избыточны.  Но те первые
эксперименты в аэродинамической  трубе,  на  основании  которых
была построена математическая модель были абсолютно необходимы.
   ЭВМ - всего лишь эффективный пресс для  выжимания  соков  из
плодов  знания.  В  докомпьютерную  эпоху,  когда мы занимались
выжиманием соков вручную, мы делали это неэффективно, и большая
часть сока оставалась в мякоти, которую мы выбрасывали. Теперь,
когда у нас появился мощный пресс, мы вторично пропускаем через
него ту же мякоть и снова получаем сок,  хотя новых плодов и не
собирали. Кое у кого это породило опасную иллюзию, что будто бы
сбором  плодов  можно вообще не заниматься и вечно жить за счет
дожимания сока из отбросов.
   Стремление получать     информацию     чисто     логическим,
теоретическим путем,  без прямого обращения к природе, является
характерным  признаком  предбарьерной эпохи - вспомните хотя бы
средневековых    схоластов.    Это     стремление     порождено
ограниченностью     ресурсов,    не    позволяющей    проводить
широкомасштабные   эксперименты   и   оно   само   способствует
увековечиванию   этой  ограниченности.  Преувеличение  значения
математики, и вообще теоретического мышления,  также  порождено
нехваткой   ресурсов.   Когда   нам  чаще  всего  бывает  нужна
математика?  Когда чего-нибудь  не  хватает  и  мы  решили  это
"что-нибудь"  сэкономить.  Траекторию  полета  ракеты  и  режим
работы  ее  двигателей  приходится  точно  рассчитывать  только
потому,  что  в баках нет излишков топлива и его надо тщательно
экономить.  С другой стороны,  водителю  автомобиля  нет  нужды
просчитывать свой путь на компьютере.  Он может довольно далеко
отклоняться от намеченного пути и вправо и влево,  и все  равно
достигнет  цели  -  объем  топливного бака автомобиля позволяет
производить непредвиденные маневры.
   Люди чье  мышление  сформировалось  в  эпоху  ограниченности
ресурсов конечно скажут,  что подобное растранжиривание топлива
- сущее   безобразие,   и  что  на  автомобиль  надо  поставить
компьютер  для  расчета   наиболее   экономной   траектории   с
наименьшим   расходом   топлива   и   минимальным  ущербом  для
окружающей среды. Я сам когда-то был одним из этих людей, и мне
стоило   большого   труда  понять,  что  "транжира"  автомобиль
обладает  одним  огромным  преимуществом  перед  "экономисткой"
ракетой:  водитель  автомобиля  имеет  гораздо  большую свободу
действий по сравнению с космонавтом, который, фактически, отдал
компьютеру   право  управлять  ракетой.  Я  понял,  что  только
изобилие ресурсов способно дать человеку настоящую  свободу,  и
что   только  свобода  является  истинной  целью  человеческого
существования:  свобода от голода, свобода от болезней, свобода
от страха,  свобода мечтать, и свобода осуществлять свои мечты.
Это - цель, а все остальное лишь средства к ее достижению.
    Экономить -  значит во многом ограничивать свою свободу,  и
потому экономия  допустима  лишь  в  качестве  временной  меры,
принимаемой  в  надежде  достичь  большей свободы в будущем.  В
качестве   долговременной    политики    экономия    совершенно
неприемлема.  Тот,  кто экономит, рискует навсегда смириться со
своей бедностью - использование  экономии  в  качестве  "нового
ресурса"   ослабляет  стимул  к  поискам  действительно  новых,
неограниченных источников ресурсов.
   Только изобилие  ресурсов  может  дать  человечеству  полную
свободу,  а изобилия ресурсов можно  добиться,  лишь  преодолев
межпланетный барьер роста.  Никакие будущие достижения науки не
отменят необходимости взаимодействовать с  космосом.  Например,
если  ученым  даже  и удастся овладеть управляемым термоядерным
синтезом, мы не сможем использовать этот новый источник энергии
на полную мощность,  не преодолев космического барьера.  Дело в
том,  что вся энергия после использования превращается в тепло,
и  с  этой точки зрения сегодняшний уровень потребления энергии
на Земле - предельный:  если его увеличить,  произойдет  таяние
полярных льдов,  подъем уровня океана, изменение климата, одним
словом  -  экологическая  катастрофа.  Выходит,  что  на  Земле
термоядерный   реактор   можно  использовать  лишь  в  пределах
имеющегося уровня потребления энергии.  Все те наши потребности
и фантазии,  которые сегодня являются нереальными по причине их
высокой энергоемкости,  так и останутся нереальными, если мы не
найдем  способа  выбрасывать излишек тепла в космос,  а это уже
означает взаимодействие с ним,  т.е.  преодоление межпланетного
барьера роста.

                             * * *

   Итак, цивилизация ХХ-го века - это цивилизация стоящая перед
межпланетным барьером.  Вот в чем ее суть,  вот  где  глубинные
корни    особенностей   ее   экономического   и   политического
устройства, ее идеологических и художественных течений.
  История ХХ-го  века распадается на две внешне очень непохожие
эпохи - до научно-технической революции и  после.  Если  первый
период  был  периодом  безраздельного  властвования стандарта и
централизма,  второй период,  казалось  бы,  несет  надежду  на
возвращение индивидуальности вещам и людям.
   В самом  деле,  после   того   как   социальные   завоевания
социализма   подхлестнули   борьбу   трудящихся  на  Западе  за
повышение уровня жизни,  рабочая сила стала стоить так  дорого,
что   сделалось   экономически   выгодным  создание  и  широкое
применение  промышленных  роботов.  В   соединении   с   другим
продуктом  противостояния  двух  лагерей  - компьютером - робот
может сам собирать  информацию  о  заказчике  и  передавать  ее
изготовляемому  предмету.  Причем  стоимость  процессов сбора и
передачи информации в результате автоматизации этих  процессов,
будет  совершенно ничтожной.  Поясню это снова на примере обуви
(читатель может сам распространить этот пример на любой  другой
товар).  Представьте,  что  Вы  пришли  в обувной магазин 21-го
века.  На экране дисплея Вы выбираете цвет и  модель  (а  может
быть, создаете свою модель из предлагаемых элементов) и вводите
эти данные в компьютер.  Затем вставляете  ногу  в  сканирующее
устройство,  которое  мгновенно  определяет  форму  ступни и по
проводам передает эту информацию в соседнюю комнату, где вместо
длинной   конвейерной   линии   прошлых   времен   стоит   один
единственный универсальный  робот,  способный  выполнять  любые
операции       любым      инструментом      быстрее      самого
высококвалифицированного рабочего.  Через одну-две  минуты  Вам
приносят   Ваши  ботинки. Они  нигде  не  жмут  и  их  не  надо
разнашивать.  При этом стоимость  их  почти  не  отличается  от
стоимости  ботинок  произведенных массовым способом.  Возможно,
они даже дешевле:  в их стоимость не входит стоимость  хранения
на складе готовой продукции и ее транспортировки.
      Широкое применение  роботов  может   сделать   невыгодным
массовое,  централизованное производство.  Оно может освободить
человека от механической работы,  раскрепостить его  творческие
силы.   Но   возвращение  индивидуальности  вещам  и  людям  не
обязательно  будет  означать  что  силы  мешающие   преодолению
информационного равновесия перестали действовать. Они никуда не
денутся, покуда барьер роста не преодолен, покуда мы ограничены
в ресурсах.  Они лишь изменят свою форму:  перейдут из внешнего
мира в наш внутренний мир,  сделаются менее заметными и  потому
более опасными.  Как и все предыдущие предбарьерны