счастья, все вели себя так, как будто только теперь обнаружилось наше
истинное призвание и оно заключалось в воспитании "подрастающего
поколения". Только теперь я понял, какое по-настоящему увлекательное,
творческое дело - "сотворение душ человеческих", как невероятно здорово
первым увидеть, разглядеть только еще проклюнувшиеся ростки нового
мироощущения, видения окружающего у детей! Чудесно видеть, как под руками
скульптора из простой глыбы мрамора рождается прекрасная статуя, но еще
удивительней самому разжигать живительный огонь мысли в непокорной
биологической субстанции, имя которой - тело человека.
   Самым же главным было то, что все теперь делалось сообща, а потому -
весело, все удачи и неудачи были на виду, любой, даже мимолетный контакт с
детьми воспринимался как приобщение к светлому и загадочному миру детства.
   Было решено, что дети должны "открывать"
   значения слов диала без какого-либо перевода на родной язык, так, как
познает язык иностранец, оставшийся без переводчика в неизвестной языковой
среде. Давно известные большие способности детей к восприятию всего нового
должны были помочь им в этом. Со своей стороны, ребята из группы действия
прилагали максиум усилий, чтобы как-то объяснить детям значение того или
иного слова. Мы играли с детьми, изобретали разные фокусы с игрушками и,
конечно, говорили, просто говорили с ними, приучая ребят к музыкам диала.
   Больше всего нас тогда тревожил вопрос, как наши дети воспримут высокую
степень неопределенности значений слов, присущую диалу. Дело в том, что
слова диала гораздо больше напоминают математические "неизвестные", "иксы"
и "игреки", "условные" обозначения, лишь в самом процессе их употребления,
использования приобретающие конкретное содержание. При этом всякий раз, в
зависимости от ситуации, "условий задачи" содержание, "смысл", могут
оказаться иными. Конечно, возможна и некоторая "устойчивость", постоянство
"смысла" некоторого сочетания звуков, общепринятое употребление того или
иного слова, но это - исключение, а не правило.
   Как ни удивительно использование такого " чисто математического"
   приема в разговорном языке, мы и тут "не изобрели паровоз". Такое
свойство диала опять же явилось всего лишь развитием подобных же свойств
естественного языка. Наряду с давно известной многозначностью (
множественностью смыслов) слов любого языка всегда имеется и прямо
противоположная возможность выражения какой-либо мысли практически
бесконечным числом способов. Так можно сказать: "ножницы", а можно
выразиться научно: "инструмент для резки бумаги и ткани" или, скажем так:
"два кольца, два конца, посередине - гвоздик", ну и тому подобное. Если
понять, что эти способы выражения - лишь разные способы обозначения одной
и той же вещи, то "хоть горшком назови, только в печку не суй" - свойство
диала не покажется столь уж удивительным. Для нас же такое качество нового
языка было крайне важным, ведь именно в этом одна из причин необычайной
эффективности математики...
   Итак, наши детишки с самого начала должны были научиться оперировать
абстрактно-неизвестными величинами.
   Но разве не представляется мир в начале познания одной гигантской
неизвестной? И разве не в результате самого процесса познания появляющиеся
по мере этого познания все в большем количестве новые и новые неизвестные
наполняются конкретным содержанием?
   Первым словом, или точнее, звуковой формой диала, с которой мы начали
обучение было слово, обозначающее самое абстрактное из философских
понятий, понятие материального бытия, "материи вообще", "объективной
реальности,, единственным свойством которой является обладание бытием,
свойство "быть", быть данной нам в наших ощущениях, существуя при этом
объективно, независимо от нас. Насколько трудно усвоить такую степень
абстракции для взрослого человека, настолько легко восприняли свое первое
слово по диалу наши детки. Ведь в диале объективное бытие материи, то есть
каждой, любой вещи или явления отображается объективным материальным
бытием, то есть, существованием звука, при чем опять же любого,
произвольного. Небытие же, "ничто", то есть просто-напросто отсутствие
того или иного предмета "изображается" как отсутствие звука, как молчание.
Получилось так: есть предмет - есть звук, неважно какой (произвольность
обозначений!), нет предмета - нет и звука (кстати, слово "есть" как раз и
обозначает бытие как процесс, как существование). Что может быть проще! И
надо было видеть, какое удовольствие доставляло детям давать "имена" (если
сказать точнее, присваивать свойство бытия) разным предметам, а уж
изменения используемых для называния звуков приводило их в полнейший
восторг!
   Тем более, что мы не долго возились с простейшими (предельно
абстрактное и есть самое простое) понятиями и перешли к более сложным ( и
более конкретным) понятиям.
   Сделали мы это, впрочем, не раньше, чем наши ребятки окончательно
убедились, что свойством "быть или не быть"
   обладают все, решительно все окружающие их вещи и явления. Тут уж мы из
кожи вон лезли, чего только не изобретали, чтобы наглядно показать "что
все бывает и не бывает". Дети, кстати, сразу же доказали, что уж
чего-чего, а обобщать они умеют прекрасно ( то же самое, впрочем, известно
и специалистам по психологии детей). Очень быстро они "усекали" в чем дело
и начинали с поистине невероятным усердием "наклеивать ярлыки бытия"
решительно на все подряд. Именно этого момента и поджидали хитрые дяди из
группы действия: тут же они старались продемонстрировать, что наряду со
всеми другими явлениями свойством "быть или не быть" обладают и сами
звуки, обозначающие бытие, то-есть сами "представители" абстрактного
бытия! Звуки сами по себе являются всего лишь одним из многочисленных
находящихся "в поле зрения" детей явлений. Но ведь они, как обозначения,
уже получили некоторое содержание, имеют смысл "бытия"! Значит, не только
конкретные вещи, но и само бытие может "быть или не быть"...
   Такой поворот событий озадачивал, но разгадка, не без помощи взрослых,
конечно, обнаруживалась быстро. Раз наличие, бытие какой-либо вещи
обозначалось наличием звука, а отсутствие - молчанием, то и наличие самого
звука (бытие бытия)
   должно быть обозначено произнесением еще одного, дополнительного звука,
а упорное, вопреки реальности, отрицание наличия того, первого звука, есть
молчание, то есть попытка оставить его звучать "в одиночестве". Бытие
бытия, как два звука, слившиеся в один, грубо говоря, звучат громче
одиночного звучания, изображающего "небытие", "отсутствие бытия". Тем
самым мы наводили на мысль, что переход от небытия, отсутствия какой-либо
вещи к ее бытию, т.е., ее появление, выражается на диале усилением ( или
удлинением, если звуки немного не совпадают во времени) звука. Далее такая
"интерпретация" развивалась и иллюстрировалась процессами медленного,
растянутого времени появления и исчезновения различных вещей с тем, чтобы
сконцентрировать внимание детей на том, что появление предмета связано
непосредственно с фазой усиления, появления соответствующему бытию этого
предмета звука, а исчезновение - с фазой ослабления того же звука.
   Дальнейшее обобщение на все предметы и явления приводило детей к мысли,
что все на свете имеет свойство появляться и исчезать, а в целом - к тому,
что все на свете лишь временно, все, что имеет бытие, имеется в наличии,
когда-то появилось и когда-нибудь исчезнет. Учились они и выражать эти
мысли средствами диала. Так легко и непринужденно постигали наши детки
фундаментальное философское понятие времени.
   Поскольку за этапом обобщения и здесь, и в дальнейшем всегда следовал
этап "применения" категории к самой этой категории, то есть "приписывания
свойства, выражаемого данным словом самому этому слову, наши детки
довольно скоро поняли, что не только бытие всех отдельных вещей лишь
временно, временно и бытие самого времени, самой временности. Если сама
временность временна, то с ее уходом остается лишь безвременность,
вечность, застывшее бытие вещей.
   Так было открыто диалектически противоположное понятию времени понятие
пространства, пространственности.
   Все это гораздо труднеесейчас здесь рассказать, чем в свое время было
провести в жизнь. Однако, именно так, шаг за шагом, учились наши ребята
мыслить диалектически, учились видеть диалектику во всем вокруг себя,
практически открывали для себя ее универсальные законы, привыкали к
"мышлению парадоксами". С первых ступеней познания усвоили они, что
"материя - причина самой себя", ведь именно "самовоздействие" материи
отражалось в применении категорий к самим себе, в этом важном приеме
диалектики развития через противоречия. И результаты превзошли все наши
ожидания.
   Уже через два года все наши дети, за исключением самых маленьких
свободно болтали на диале. За то же время у всех развился почти абсолютный
музыкальный слух и уже частенько мы, взрослые не могли уловить тончайших
нюансов их разговоров. Их совместные выступления "давали сто очков вперед"
любой из наших взрослых дискуссий. Они стали настоящими диалектиками и
музыкально одаренными личностями! А ведь самому старшему из них едва
минуло пять лет! Недавно пришлось по их настоятельным требованиям прочесть
целый цикл лекций по самым разнообразным проблемам современной физики,
биологии, лингвистики, музыки... Теперь "наши малыши" в курсе всех
последних достижений в этих областях человеческого знания. Я не берусь
утверждать, скажем, что они способны, провести конкретные расчеты
процессов в "ранней Вселен ной", но в главных, фундаментальных вопросах
они мыслят вполне профессионально.
   Сегодня все чаще и чаще предметом наших дискуссий становится та или
иная мысль, высказанная ненароком одним из наших "вундеркиндов". Но есть и
проблемы другого рода. Так однажды произошел курьезный случай, который,
однако, навел нас на грустные размышления. К Пашке на квартиру явилась
целая делегация молодых мам из того же дома. Узнав о существовании некого
"спецдетсада на общественных началах" они пришли выяснить, нельзя ли и их
детей туда "пристроить". Им, конечно, пришлось отказать, а нам довелось со
всей ясностью осознать тот печальный факт, что возможности любительства
практически исчерпаны. Ну, хорошо, наш опыт удался, а что же дальше?
   Открыть школу гениев? Но как только мы выйдем за пределы небольшого
коллектива, мы сразу же столкнемся с сопротивлением педагогов
профессионалов. Да, пожалуй, и лингвистов тоже. Для них наш метод
"непроверенный"... Но если не делать ничего, ничего и не будет. Пашка
предложил начать со статьи.
   Он корпел месяц и вымучил большую научную статью о принципах симметрии
в языковых и музыкальных формах.
   После подробного обсуждения и многочисленных переделок она была послана
в один из ведущих наших языковедческих журналов. О практическом опыте
использования диала в общении и воспитании в ней упомянуть мы не рискнули.
 
 

                                   Глава 10.

 
   ШАГ В ИСТОРИЮ
 
   (Из дневника Ковалева)
 
   Сегодня я был у отца. Он у меня человек любопытный. Не каждому удается
вдруг взять, да и защитить диссертацию по философии, когда тебе "стукнуло"
уже за сорок, особенно если всю жизнь проработал простым редактором в
заштатном издательстве. Встретил меня Иван Васильевич Ковалев при всем
параде, в костюме и галстуке. Даже бутылку коньяка на стол выставил, а это
уже совсем ни к чему! Да и не люблю я коньяк этот...
   Посидели с ним, потолковали о том о сем, о судьбах научных идей и
людей, что эти идеи выдвигают... Папаша мой, при всем различии наших
характеров - из тех, что идею диала одобрял, когда она была еще в
зародыше, была, так сказать, еще даже не идеей, а так, "мечтой об идее".
Правда, тогда он считал, да и сейчас продолжает так думать, что куда
большими возможностями обладает не звуковой, разговорный язык, а язык
графики, воспринимаемый визуально.
   Спору нет, глаз человека способен воспринять гораздо больше информации
за единицу времени, чем ухо. Но ведь чтобы общаться нужно уметь не только
воспринимать, но и воспроизводить эту самую информацию! Вот если бы мы
могли с той же скоростью, с какой впитываем увиденное, создавать
живописные полотна... Иное дело - звук: с какой завидной легкостью наши
голосовые связки вышивают сложнейший орнамент звуковой речи!
   Впрочем, "визуальным" языкам путь тоже не заказан. До сих пор в Японии
существует древний вид театра, где каждое действие, каждая поза имеет
свой, строго определенный смысл.
   Даже современные балет и пантомиму частенько называют "языком пластики
и танца"! Впрочем, это язык неоформленный, как говорят, "недостаточно
формальный". А вот диал - это уж точно "язык в картинках"! Только вот
"картинки" эти особенные, не рисованные, а звуковые, музыкальные... Как ни
удивительно, но диал, действительно, относится к языкам иероглифического
типа, то есть, к таким, где не только каждое слово, но каждый звук
оказывается в буквальном смысле изображением чего-то реально
существующего. При слове "иероглиф" у человека, как правило, возникает
представлении о чем-то давно прошедшем, вчерашнем дне языка и
письменности, некоем неудобном анахронизме, который, правда, почему-то еще
остается реальностью в некоторых странах Азии. И, надо сказать, что
представление почти верно. Но, как часто бывает, в этом "почти" все дело.
   Языковеды знают, что все письменные языки в далекой древности сплошь
были иероглифическими в том смысле, что информация передавалась в виде
некоторых, в той или иной мере символических картинок. Существует и
"иероглифическая", точнее, "подражательная" теория происхождения звукового
языка, которая утверждает, что первые звуки человеческого языка были
подражаниями звукам природы, зверей и т. п., то есть, "изображениями в
звуке". Но ведь то было время зарождения языка, а язык современности далек
от какой бы то ни было иероглифичности...
   Возникает вопрос: зачем людям, обществу понадобился язык, который
буквально ничем не напоминает те вещи, о которых идет речь, язык
совершенно условный? Насколько было бы проще уже по самому звучанию
догадываться о сути разговора, понимать другого именно с полуслова! А
может быть, в наших "условных" языках совсем не все так уж условно? Может
какие-то "изображения" в них присутствуют? Оказывается, дело обстоит
именно так.
   Изображать можно не только внешность, видимость вещей, но и их
внутреннее, их сущность, те законы, по которым "живут" и видоизменяются
предметы окружающего мира. Ясно, однако, что средства, необходимые для
такого воображения должны заметно отличаться от обычных "подражательных",
"копирующих" с известной степенью условности внешние стороны явлений. Но
ведь именно такими новыми средствами и занимается математика! В ней
объективно существующие связи, отношения, взаимопереходы явлений природы
изображаются в виде подобных же связей, отношений, взаимопереходов
некоторых математических объектов, обозначаемых символами "словами".
   Что это как не явное изображение сущностей картины действительности
специфическими средствами! Потому и сильна математика, что на своих
"полотнах" она пишет "пейзажи" отнюдь не внешних, ясно видимых всеми
сторон действительности, нет, она отображает глубинные слои событий,
скрытые "под зерцалом вод", не рябь на поверхности, а те причины, что
привели к появлению этой ряби.
   Средством, служащим задаче изображения сущности явлений в современных
языках, подобным средствам математики служит грамматика этих языков.
Именно связи, соотношения слов в языке, известные под именем грамматики, в
прямом смысле изображают самые глубокие взаимосвязи реальных явлений те,
что известны под именем философских. Значит путь развития языков - от
отображения внешних сторон реальности к изображению сущности, законов той
же реальности, этот путь совпадает с общим направлением человеческого
познания вообще! Да и что такое язык как не орудие человеческого познания,
"овеществленная мысль", если даже его функция как средства общения служит
опять же лишь целям познания, познания, естественно, неразрывно
вплетенного в практику!
   Отсюда, между прочим, следует тот факт, что язык должен развиваться
вместе с развитием знаний человека в мире. Ранее развитие языка
происходило стихийно, теперь же, с переходом к коммунистическому обществу,
когда даже само общественное развитие сознательно направляется народом,
пришло, видимо, время сознательного развития, усовершенствования языка. И
совершенствовать его надо именно как орудие общественной, коллективной
мысли. Если язык не является усилителем интеллекта, он не получит
сколько-нибудь значительного распространения. Именно таким усилителем был
наш диал.
   И именно этого качества недостало у такого, самого по себе интересного
и искусственного языка как "эсперанто". "Эсперанто"
   создавалось лишь как средство межнационального общения, а этого
оказалось недостаточно для его действительно широкого распространения.
   Все эти мысли послужили в свое время отправной точкой при начале
разработки диала и вот теперь я вновь высказывал их в разговоре с отцом.
Раньше, однако, все эти возможности диала были лишь мечтой, любопытной
абстракцией, теперь же во весь рост вставали практические вопросы
распространения диала в массах. Философское по сути и математическое по
строгости мышления масс! Какой ускоритель общественного и научного
развития! Тут то я и рассказал отцу о статье, посланной в научный журнал,
и о связанных с этим первым шагом диала на истинно общественном поприще
больших надеждах.
   Реакция отца на мое сообщение о статье была такой резкой, что мне
показалось, будто я ослышался. Отец начал с того, что квалифицировал нашу
"команду" как сплошь подобранную из сосунков и долго ругал меня за то, что
я и не подумал с ним посоветоваться "прежде чем совершить такую глупость".
Я не верил своим ушам...
   - Не со статьи, не со статьи надо вам начинать! - горячился он, обычно
на удивление выдержанный: - Куда вы суетесь со своими нестрогими
мыслишками? Кто вы, в конце концов такие для давно сложившейся
лингвистической науки? Выскочки, не более, да еще выскочки с претензией! У
каждой науки в каждой области есть свои авторитеты и поколебать их отнюдь
не просто! Ах, вы еще и критикуете их с высот философии и математики? Ну,
так тем более получите "от ворот поворот", хоть весь свой детский сад
приведите для доказательства! Поймите же, наконец, что наука - совсем не
тот романтически-прекрасный храм небесной чистоты, сам собой поднявшийся к
высотам знания... Здание науки вполне реально, и строят его люди, со
своими интересами, заботами, отнюдь не всегда исключительно научными, со
своими недостатками! А раз уж люди - самое главное в науке, так отнеситесь
к ним по-человечески! Да с какой же стати эти люди будут печатать вашу
статью, когда вы, наверняка, даже не удосужились подкрепить свои мысли
достаточным количеством ссылок на авторитеты, признанные в данной области
науки? Ну, еще бы, ведь вы сами такие умные!.. Кто же будет уважать вас,
если вы не снизошли до уважения к авторитетам, а значит и до уважения к
самим труженикам этой науки!
   - Пап, ну как же мы могли иначе? Ведь всякая революция в науке... -
запинаясь начал оправдываться я.
   - Знаю, знаю, но начинать нужно было не со статьи, начинать надо было с
контактов! Да, да, с теми самыми людьми науки, с общественностью, наконец!
Да, впрочем, что я говорю, вам важнее свой приоритет застолбить в науке
или сделать диал известным как можно более широкому кругу людей?
   - Пап, ну как ты мог подумать...
   - Тогда самое лучшее, что вы можете сделать - это выступить в большой
аудитории с лекцией.
   - Как ты это себе представляешь?
   - Ну, например, идите в Политехнический, в общества "Знание". Думаю,
помогут.
   Разговор этот долго потом не выходил у меня из головы. Правда,
обращаться в "Знание" решил пока повременить, пусть придет официальный
ответ из журнала. Все-таки,