нии слишком быстро стираются! Да,
богатая фантазия, ничего не скажешь! Хотя в этом что-то есть... Да и
стимул для людей каков!
   Церковь всегда пользовалась им, обещая в награду за праведную жизнь
бессмертие на небесах. Наука будущего сможет предложить настоящим людям
бессмертие на земле. Но только настоящим!
   Потрепались еще с Галкой о жизни и о любви и она пошла спать.
Как-никак, муж ведь имеется. А у нас, естественно, разговор пошел о деле.
Группа наша постепенно входила в курс, кое-кто начал работать, часть, как
мы и думали разбежалась.
   Любопытно, что ушли как раз те, которые как-то не приглянулись нам с
самого начала, люди без азарта, без искры, что ли. Пашка зачем-то начал
мне говорить о трудностях, о том, что это сейчас никому не нужно, что
сейчас у людей другие задачи, что нас будут пинать со всех сторон и
совершенно справедливо, и наконец, что хотя он сам абсолютно уверен в
правильности выбранного нами курса, но при этом ясно субъективность такой
уверенности и что все это, в принципе, может оказаться полной галиматьей,
а наше дело - провалиться . Ну, вот этого он лучше бы не говорил! До чего
же меня бесит этот его плюрализм, как сейчас модно выражаться! И нашим и
вашим! Думайте сами решайте сами! Вместо того чтобы увлекать людей своей
уверенностью в победе, кормит нас электрической похлебкой различных
мнений. Хоть бы он с ребятами так не разговаривал! Слава богу, хоть с ними
держится уверенного тона. Со мной, я знаю, он говорит так, как думает. Но
ведь сам то я не так уверен во всем этом предприятии, как он! Он-то хоть и
сомневается да прет вперед как танк! А меня как одолеют сомнения, так хоть
в петлю лезь...Не чувствует он этого, что ли?
   Ликер выпит, Пашке пора к своей благоверной. Проводил его до метро, он
уехал веселый, а я что-то не очень, все страдал, что не успеет на
пересадку...
   С утра - опять в школу. Сегодня будет полегче, у моих оболтусов -
сочинение. Вхожу тихонько. Замешательство в рядах противника, Мозгляков,
или как его ласково зовут, Петюня, замечает меня первым и, издав
приглушенный крик индейского воина, заметившего бледнолицых, вскакивает,
одергивая пиджак. Из парты сыплются шпаргалки. Иночка Шмутц кокетливо
вскидывает на меня свои огромные черные глаза с длиннющими ресницами и тут
же томно их опускает. Вставать, когда входит мужчина, она считает излишним.
   "Садитесь". Все садятся с неимоверным грохотом, а ведь парты с
хлопающими крышками давно свезены на свалку... Как же это у них
получается? Еще одна неразрешимая загадка природы. Открываю журнал и
отмечаю, что Пенрикова опять отсутствует, а ведь у нее двойка за прошлое
сочинение... Смотрю в план, ищу тему: "Страшен или смешон Молчалин"...
М-да... Язык не поворачивается. Встаю и объявляю: "Тема сегодняшнего
сочинения "Не уверен, не обгоняй!" Надеюсь, у них достанет ума понять, что
речь не о правилах уличного движения. Черт, опять будет скандал на
педсовете!
   Гляжу на строчащих своих выпускников и думаю: а почему же именно эта
тема насчет уверенности засела у меня в голове? Попытался представить свой
класс пишущим контрольную по диалу. Сколько ни старался, не смог. Странное
что-то со мной творится. Вспомнил, как я раз спросил у Пашки, что он
думает по поводу огромного, просто страшного числа самоубийц среди
талантливых личностей. Он тогда с готовностью, вызывающей удивление,
прочел мне целую лекцию. Человек тесно связан с обществом, и когда он
своими достижениями, скажем, ума, ставит себя несколько выше этого
общества, связи, соединяющие его с ним, напрягаются. Если бы они были из
резины, возникло бы механическое напряжение. Поскольку связи эти
социальные, возрастает напряжение психическое. Здесь то же закон -
действие равно противодействию. С какой силой талант тянет общество
вперед, с такой же общество пытается его возвратить обратно. Чем больше
новизна, тем большее противодействие окружения она вызывает.
   Потому-то часто люди, не выдерживая этого напряжения, пытаются порвать
связи, уходя в затворничество либо вовсе из жизни. Человек, идущий вперед
и обгоняющий других, должен быть уверен в себе, как никто. Легче всего
плыть со скоростью течения - для этого вообще не надо тратить силы. Не
вызывает противодействия только тот, кто не зарывается...
   Так вот в чем дело! Дело в моей собственной неуверенности,
неуверенности не в деле - в самом себе!
   Устал я от этой двойной жизни! На работе - работа, а после работы -
тоже работа... А ведь люди кругом хотя бы после шести имеют заслуженный
отдых, возможность отключиться... Общение с дорогими моими ученичками так
меня изматывает, что страшно даже подумать о порождающих грамматиках
Хомского или об аксиоматических методах, которые мне втолковывает Павел.
   Ну вот, опять! Сегодня был, так сказать, легкий день. А голова такая
тупая, что даже страшно как-то. Нет, все-таки, во мне нужной уверенности.
Пока Пашка рядом - все в порядке. Нет его - и я работать как следует не
могу. Ничего у меня с этим не получится. Мы с Пашкой давно решили говорить
друг с другом на прямую, не жалея себя. Я позвоню ему и скажу, что выхожу
из дела.
 
 

                                   Глава 6.

 
 
   ОБЕЗЬЯНЫ В КЛЕТКЕ
 
 
   (Из дневника Ковалева)
 
 
   Сегодня на работе так вымотался, что, казалось, ноги подкосятся и упаду
прямо в вагоне, хорошо есть за что держаться руками. В глазах все дрожит в
каком-то мареве, все плывет, не чувствую ни толчков, не слышу просьб
подвинуться, по ногам ходят как по ступенькам. А ведь еще ждать автобуса,
он редко ходит. Это все нервы... Говорили мне ребят: " Не суйся, вечно
тебя, Пашка, на рожон тянет..." Правы они, конформисты проклятые! Нет, не
сложился у нас все-таки коллектив - конформизм или пресловутое "... не
лезь поперек батьки в пекло", как утверждают психологи., развиваются лишь
в слабо связующих группах. Вот и провел социальный эксперимент! Сам над
собой поиздевался... Да и стоит ли расстраиваться, ерунда ведь... Ну будут
в учебниках писать не твою фамилию, а фамилию начальника... Дымов и сотр.!
Как звучит! Господи, да в конце-концов, мне-то что? Ну престижная работа,
ну почти открытие, да ведь мы с ребятами такое дело проворачиваем, что
подобные открытия сможет любой школьник в день по десять штук производить!
А начальство у нас - с юмором: какую славную притчу они мне рассказали о
научном сотруднике, которого, после того как он в одиночку провел
исследования, не удостоили чести стоять в авторах и вынесли горячую
благодарность "за помощь в работе" в конце статьи!
   Вот уж, действительно, к месту, так к месту! Черт, хорошо, что у меня
есть свое большое дело в жизни, а то ведь впору было бы повесится! А я-то,
глупый, считал их порядочными людьми, не верил до конца, даже спорить
стал... Впрочем, понять их вполне можно - у них ведь такое яркое событие
тоже впервые, редкий проблеск в однообразии будничного существования .
Понять - значит простить, и я не в обиде на этих людей, да только вряд ли
я смогу теперь с ними работать. Уж больно тошно! С надеждами на
кандидатскую, наверное, придется распроститься.
   Впрочем, пока мне, кажется, придется распроститься с моими пуговицами!
Да куда же он трогает, у меня портфель там, в автобусе остался! Граждане,
отдайте портфель, он где-то у вас под ногами! Ну, слава тебе господи, все
в порядке. Портфель подмышкой, автобус уехал...
   Дверь открыла Наталья Михайловна. Молча повернулась и вразвалку пошла в
комнату. "Марина, твой пришел!" Ай-да теща! Если бы я верил в
физиогностику, я бы только по затылку приписал ей массу самых
разнообразных пороков. Вошла в комнату и демонстративно занялась ребенком:
" У-ти маленький, у-ти какой класивый, у-ти опять пеленочку замочил...
Марина, почему у ребенка опять пеленка мокрая? Вечно вам все указывать
надо!"
   Маринка, не взглянув на меня, с сожалением бросает свое вязание,
пытается оправдаться: "Мам, но я ведь только что меняла..."Мокрая пеленка
уже у меня в руках. "Отнеси в ванную!" Я подхожу к дивану и, склоняясь над
Гошкой, подмигиваю ему, тихонечко подставляю ладонь под его упругие
пяточки. Он лупит что есть силы! " Ну куда же грязными ножищами" -
возмущается Наталья Михайловна. - возьми тряпку и сейчас же подотри!" Петр
Петрович как всегда у телевизора, даже головы не поворачивает. Ужин, по
всему видно, еще не готов. Иду в ванную стирать пеленки, иначе, боюсь не
выдержу. Включая воду, ноги дрожат, сил нет, сажусь на край ванны, впадаю
в какое-то полузабытье. Звонок телефона. "Ковалев, тебя!"
   Звонит Димка:
   - Паш, что с тобой, твоего голоса не узнать!
   - Да нет, ничего, все нормально...
   - Как жизнь?
   - Все в порядке.
   - Слушай, Паш, я тут долго думал... Ну, в общем, я понял, я не смогу...
Понимаешь? Сил у меня не хватает, заставить себя не могу... Только не
обижайся на меня, ладно?
   - Да чего уж там...
   - Я решил, что лучше сразу, зачем тебя обманывать...
   - Да, да...
   - Ты извини, так уж получается... Я к тебе зайду на неделе, хорошо?
   - Хорошо.
   - Ну, бывай...
   Вот так. Лучший друг. На остальных тоже пока нельзя надеяться. Один 
 

                                   Глава 7.

 
 
   СОЛОВЬЯ БАСНЯМИ НЕ КОРМЯТ
 
 
   (Из откровений Марины)
 
 
   Так сказала мне мама, когда мы уже погрузились в такси и она, утирая
своим мокрым от слез платком Гошкин нос, вдруг перестала плакать и решила
напутствовать меня перед дорогой.
   - Да, да, моя милая, не кормят. И ты это поймешь, как только останешься
одна, без моей и папиной помощи.
   - Ну все? Распрощались? - не выдержал Пашка. - Как будто на каторгу
провожаете. Честное слово, терпение надо иметь!
   - Наташенька! - крикнул с балкона папа.
   - Ты простудишься!
   Мама хлопнула дверцей машины и не оборачиваясь вошла в подъезд.
   - Куда поедем? - спросил шофер, взглянув на Пашку с нескрываемым
сочувствием.
   - На Юго-Запад, - ответила я. . И закройте, пожалуйста, окно, а то
ребенок простудится.
   И мы тронулись.
   Мысли у меня были невеселые. Уезжать мне, конечно же, не хотелось, хотя
с мамой действительно нужно иметь терпение, потому что она не допускает
никаких возражений, ну буквально ни в чем. Для нее существует только один
тип людей - как папа, который никогда ни во что не вмешивается, ничего без
нее не решает. "А как ты считаешь, Наташа?" - обычно спрашивает он и,
слушая ее, всегда согласно кивает головой. А Пашка вовсе не упрямец и не
"поперечник", как считает мама, и не из вредности почти всегда не
соглашается с ней. Просто у него на все - свой собственный взгляд. Да это
и закономерно, ведь воспитывался он совсем в другой обстановке, чем я. И я
прекрасно это поняла за два года жизни под одной крышей с ним и с Тиной
Васильевной. Она, к примеру, утром скажет: "Павел, если у тебя будет
время, купи хлеба, я приду поздно." И если к ночи выясняется, что хлеб не
куплен, потому что Пашка, придя с работы, зачитался и опомнился, когда
булочную уже закрыли, то она только рассмеется, опять, мол, ты, сын,
выступаешь в своем амплуа А для меня добавит что- нибудь вроде: "Так даже
интересней, правда Маринка?
   Вроде мы на зимовке, погода давно нелетная и у нас кончилась мука..."
   В нашем же доме это стало бы из ряда вон выходящим событием. Мама
просто-напросто вышла бы из-за стола, сделав вид, что у нее разболелась
голова. Папа поглядел бы на нас с укоризной и, наскоро поев, уселся бы
молча перед телевизором, сделав звук как можно тише Весь вечер мы все
говорили бы шепотом, и если бы это я провинилась, то наверняка с тоской бы
еще думала о том, как мне все это отзовется, когда я стану у мамы
что-нибудь просить. . Моя мамочка убеждена, что все мы должны
неукоснительно выполнять каждое ее указание в ту же самую минуту . А то,
что у кого-то могут быть свои намерения, в счет не идет. "Семейные люди, -
часто говорит она, - должны жертвовать всем ради интересов семьи." Так-то
оно так, я с ней согласна, но зачем же отравлять друг другу жизнь из-за
мелочей? Вот поэтому Пашку, который с детства привык у себя дома целыми
вечерами над книжкой торчать, моя мама, да и я вместе с ней, совершенно
заполняли. Ну, ничего. Теперь мы с ним, как разумные люди, спокойненько
распределим обязанности, и все будет о'кей. Главное, есть место в яслях и
я смогу начать работать. "Все-таки Пашка у меня молодец!" - думала я.
   Но не так-то оказалось все просто на самом деле и я уже не раз
пожалела, что согласилась на его уговоры и мы перебрались на юго-западную
окраину нашей столицы. Поневоле вспомнишь мамочкино предостережение.
Кручусь с утра до вечера с Гошкой, помочь мне некому, ни повязать, ни
почитать - ничего не успеваю. Даже по телефону с девчонками поговорить не
могу, ничего ни про кого не знаю... А все потому, что наши планы лопнули
как мыльный пузырь. Сначала малыш приболел, простудился-таки при переезде,
а может и не в машине, потому что окно было закрыто, а уже здесь, на
первом этаже. Пол холодный, из всех углов дует, как из погреба...
   Ничего себе, кооперативная квартирка! И как я раньше этого не замечала?
Да и когда было замечать? Вечно мы с Пашкой куда-нибудь бежали, то в
театр, то в киношку, то к приятелям. А когда оставались дома, то я,
быстренько сварганив что-нибудь к ужину, забиралась на тахту и, включив
маг, тихонечко блаженствовала, поглядывая как мой теоретик грызет свою
науку.
   А что теперь? Какие у нас радости? Гошка оказался не ясельным ребенком:
два дня так закатывался там в плаче, что аж синел. Конечно, я его
немедленно забирала. Потом еще как-то раз отнесла - то же самое. Да
неужели я буду мучить собственное дитя?
   Решила досидеть с ним до года. Вот и сижу, с рук не спускаю. А бабушки
Тины как всегда - след простыл... Носится по стране, забыв, что ей уже
скоро стукнет пятьдесят, все думает, что она еще молодайка... Пашка,
конечно, старается помогать, но какой от него толк, если он приходит с
работы измочаленный, потому что взялся за какое-то внеплановое
исследование и частенько торчит там до тех пор, пока вахтеры не выгонят.
Забросил даже свой "диссер". И почему?
   Потому что неожиданно "натолкнулся", как он говорит, на неизученное
явление и теперь его изучает. "Зачем тебе-то все это надо, ведь не по
твоей же теме!" - говорю я ему. "Мне - незачем, - отвечает. Но и мимо
пройти не могу, а вдруг где-нибудь в Штатах натолкнутся на это и покажут
нам нос! Уж они-то, поверь мне, быстренько придумают как это новшество
употребить с наивысшим эффектом. Поэтому мне надо закончить расчеты и
изложить результат. А дальше уже не моя проблема". Вот так всегда. А
спроси его, какой тебе лично, Ковалев, будет от этого толк, он только
рукой махнет. Вобщем, опять в своем амплуа! Да еще пару раз на неделе к
нему является кто-либо из "братьев по крови". И уж тогда разговоров у них
хватает до последнего автобуса, а случается, остаются ночевать, потому что
на такси денег нет. Да и откуда у этих блаженных могут быть деньги, если
их общее кредо - не думать ни о должностях, ни об ученых степенях...
Чудики какие-то! Это только Пашка мог придумать такое братство, потому что
мамочка вырастила его в пренебрежении ко всему, что называется комфортом.
А сама вовсе не прочь украсить себя и свой быт какой-нибудь импортной
штучкой... Я как-то сказала об этом Пашке, но он ответил, что, мол, маман
не делает из этого культа, и, если ей теперь позволяют возможности, то
почему бы не приобрести то, что нравится?
   Я все поняла. Значит, мою маму можно критиковать на все лады, а его -
трогать нельзя. Что же, учтем. Ну, уж с внучонком-то она могла бы хоть
иногда посидеть! Всего два раза за это время отпустила нас в кино, да и
то, за три дня просила ее предупреждать. Я, конечно, понимаю, что она
"горит на работе", только все же не верится, так ли необходимо сидеть в
редакции до девяти вечера. Надо будет туда как-нибудь позвонить: так ли
это на самом-то деле? И потом, у нее какая-то странная манера - не спать
по ночам.
   Придет домой, когда мы уже Гошку уложили, полюбуется им, уже спящим,
поболтает с нами о том о сем на кухне, а как только за полночь перевалит,
начинает своими бумажками шуршать, а то еще и на машинке печатать. Ну что
ты будешь делать? У нее по ночам, видите ли, вдохновение. Я, конечно,
молчу, потому что со своим уставом, как известно, в чужой монастырь не
ходят. Вот только думаю: почему я раньше была в нее буквально влюблена?
Еле дождусь, когда она из командировки вернется. Она всегда что-нибудь
вкусное привозила (Пашка не курит и потому невероятный сластена!). А по
праздникам она всегда раньше пироги пекла и народу в квартиру набивалось -
тьма!
   Справедливости ради, надо сказать, что друзья у Тины Васильевны очень
любопытные и послушать о чем они рассуждают для меня тогда было
удовольствием. Но что было, то было... Теперь же все по другому. В доме
ребенок, и она теперь не очень часто собирает своих старикашек.
   "Вы сами стали мамой и папой, оба специалисты с дипломами, вот и
стройте свою жизнь на свой собственный лад", - сказала нам Тина
Васильевна. - Мы, родители, свое дело сделали: дали вам образование,
вырастили здоровыми и порядочными людьми. Все остальное - за вами.
   Мне, - говорит, - от вас ничего не надо и скажите спасибо, что я пока
относительно здорова."
   Живем мы в большой комнате. Пашка сюда даже доску свою перевесил,
полдня стенку долбил, пока соседка таблетку от головной боли не попросила.
Дважды, по вторникам, собиралась уже при мне их группа. Первый раз я
посидела с ними часа полтора. Тоска смертная, заумь какая-то несусветная.
Гошка проснулся, захныкал у Тины Васильевны в комнате, и я с облегчением
ушла. А второй раз - даже не заглянула. И они про меня не вспомнили. Ну,
парни, это понятно, что я им? А девицы? Хоть бы ребеночком
поинтересовались, не бесполые же они существа! Впрочем, о косметике они не
забывают, что Татьяна эта хваленная - композитор, что Сашуля - историчка.
Впрочем, этой даже косметика не помогает, таким, как она только и остается
посвятить себя науке!
   Да, было за это время еще одно событие.
   Приезжал из Ленинграда Витька Кирюшин: в форме заявился. Рассказал, как
в "загранку" ходили. Мы очень мило посидели, песни попели под гитару, я
его фуражечку все примеряла - очень даже к лицу! Вот бы устроится на
какой-нибудь большой корабль переводчицей и - в круиз!
   Мечта. Но, увы... Довольствуйтесь, Марина Петровна, тем, что вы тут, в
микрорайоне одна из первых красавиц среди юных зачуханных своими мужьями и
младенцами мам... И еще довольствуйтесь тем, что вы, наконец-то, признаны
лучшим Пашкиным другом Кирюшей, который не только в классе, но даже на
вашей свадьбе вас на дух не принимал.
   Я ему говорю:
   - Ну, а ты-то, Кирюша, когда женишься, что так долго в холостяках
задержался? Видно, девушки тебя не замечают?
   А он с простодушной такой улыбочкой отвечает:
   - Почему же не замечают. Девушки, как всем нам известно, водоплавающих
любят, даже речников...
   Это он мне физрука нашего напомнил, ночное катание с ним в лодочке по
реке. Я прямо-таки рассвирепела, но сделала вид что намека не поняла.
   - А женюсь же я, Мариночка, - говорит, - когда до адмирала дослужусь, а
не смолоду, как доверчивый друг мой Атос, потому что женщин ослепляет не
открытое сердце, а блеск эполет!
   Вот фигляр! Весь вечер был человеком, а под конец не сдержался. Хорошо,
хоть Пашка не слышал, потому что кофе в это время варил, а то бы и у него
настроение испортилось.
   Когда стали пить кофе мой супруг принялся разглагольствовать о своих
"идеалистах" - это я так окрестила его компанию (от слова диал). И тут мне
стало скучно, потому что все это я уже знаю. Кирюша слушал-слушал, потом
вдруг спрашивает:
   А может вам, дружище, требуется материальная помощь? Так ты не
стесняйся, у меня монет - навалом. Я же теперь богатый человек. Сам
понимаешь - полгода в океане болтался, тратить было некуда...
   Пашка замотал головой и стал рассказывать о девице-композиторе, какая
она талантливая. Тут