по-
тому что начался дождь. Они оценивали антиквариат, а Анжела помогала им.
Тогда Анжеле было семь лет,  она блондинка,  хорошенькая и  умная.  Папа
из-за нее просто свихнулся. Она держала в руках фарфоровую собачку и го-
ворила,  какая она красивая, а Марта улыбалась ей: она любила людей, ко-
торые любят фарфор и вообще антикварные вещи.  Я никогда не мог до конца
понять, насколько моя сестра подлиза.

Я спросил: "Можно включить телик?"

- Можно, Марта? - спросила Ильза.

- Нет, - резко ответила Марта. - Меня нельзя отвлекать, пока я занимаюсь
этим. Сколько я заплатила за эту тарелку? Память мне изменяет.

Ильза улыбнулась  мне  одной  из своих беспомощных успокаивающих улыбок,
которые доводили меня до бешенства.  Она не хотела спорить с Мартой и  в
то же время хотела, чтобы я был доволен.

- Лаври,  на кухне шоколадные пирожные.  Я их сегодня приготовила.  Если
хочешь, они в маленькой каменной вазе...

Я перебил ее: "Спасибо, не хочу".

На самом деле эти пирожные - одно из немногих ее блюд,  которые мне нра-
вились,  но я был не в настроении принимать взятки. Я подумал, что нена-
вижу,  как она называет меня - Лаври - и этот ее акцент.  Я  съеживался,
когда она разговаривала с учителями в школе на родительских днях.

К тому  же  мы с Энди купили себе шоколада в деревенской лавочке на пути
домой.  Похоже, Энди все же был не прочь заняться шоколадными пирожными,
поэтому,  для отвлечения,  я припомнил спор,  который у нас произошел во
время поездки. Энди где-то прочитал, что уничтожение треножников - вели-
чайшее преступление в истории: первый контакт с другой разумной расой, и
мы так уничтожили его.  Меня это не очень занимало, в то же время не хо-
телось и соглашаться.

Я напомнил ему,  что он не так дружелюбно относился к триподам, когда мы
сидели в сарае.  Он ответил,  что это не мешает ему  впоследствии  более
уравновешенно взглянуть на вещи.

Я сказал:  "И не забудь,  что именно трипод напал первым.  Ты видел, что
случилось с фермой".

- И все-таки нужно было больше узнать о них. Очевидно, это была разведы-
вательная экспедиция. Разрушение фермы, должно быть, просто ошибка".

- Танк нес белый флаг.

- И играл классическую музыку, - насмешливо добавил Энди. - Как это мно-
го значит для существ из другой солнечной системы.

Именно я в то время считал это нелепым,  но у нас с Энди  часто  бывало,
что мы менялись сторонами в споре.

Я сказал:  "Может,  наши  и ошибались,  но они по крайней мере старались
действовать цивилизованно.  А американцы вообще своего не трогали,  а он
сам себя взорвал".

- Думаю, разрушения двух из трех достаточно, чтобы нас объявили враждеб-
ной планетой.  Экспедицию отозвали, а последнего трипода взорвали, чтобы
у  нас  было как можно меньше сведений об их технологии.  На тот случай,
если мы отправимся за ними.  Они знают, что у нас есть ракеты, значит мы
на пороге космических полетов.

Я устал от этих споров. Возможно, мы упустили свой единственный шанс ус-
тановить контакт с чужаками.  Я тогда не очень беспокоился из-за  этого,
да и сейчас не тревожился.

- Во всяком случае все кончено,  - сказал я. - После такого разгрома они
не вернутся. Хочешь поиграть на компьютере? У меня новая игра с дракона-
ми.

Энди взглянул на часы.  "Мне пора домой.  Уже почти пять, а я обещал Ми-
ранде вернуться рано. Она опять уходит".

Миранда - это его мать. Как и Марта, она хочет, чтобы ее звали по имени.
Она часто отсутствует,  и Энди поэтому много времени проводит у нас. Од-
нажды я слышал,  как папа с Ильзой говорили,  что у Энди нет  дома.  Они
очень заботились о чужих домах.  Но самого Энди это, казалось, не беспо-
коит.

Анжела, должно быть,  слушала нас.  "В пять новое шоу",- сказала  она  и
включила телевизор. Я молча смотрел на нее, думая, что сказала бы Марта,
если бы это сделал я. Марта потянулась и зевнула.

- Ну, это конец оценке. Но мы много сделали. Что за шоу, Анжела?

- Триппи-шоу.

Вслед за надписями показалось множество мультипликационных  треножников,
они  плясали безумный танец:  составителей программы будто бы вдохновило
появление триподов.  Дикая музыка - удары тяжелого металла и рока смеши-
вались с обрывками традиционной музыки,  включая один довольно привязчи-
вый мотив.

- Не думаю, чтобы мне это понравилось, - заявила Марта.

Анжела, сидя на ковре скрестив ноги,  не обратила на ее слова  внимания.
Но Марта и не заикнулась о том, чтобы выключить телевизор.

Я сказал Энди: "Поеду с тобой. Больше нечего делать".





Мой отец жилистый не очень высокий человек,  носит очки. Он похож на ат-
летическую версию Вуди Аллена,  только говорит не так быстро. В то время
он был агентом по продаже недвижимости и проводил много времени в отъез-
дах, включая и уикэнды.

Я не очень хорошо помню,  как складывались его отношения с моей матерью,
за  исключением  того,  что  они иногда целыми неделями не разговаривали
друг с другом. Помню, как они говорили со мной по отдельности, как будто
они  два  разных  кегельбана с единственной кеглей - а кегля эта - я.  С
Ильзой ничего подобного.  Отец замучивал разговорами и ее, и Анжелу. Од-
нако со мной он никогда много не разговаривал.  Вероятно, на меня прихо-
дилось три процента его разговоров, да и эти проценты были вынужденными.

Однажды в воскресенье я остался один:  папа показывал  клиентам  дом,  а
Марта  взяла  с  собой всех остальных на передвижной рынок антиквариата.
Она и меня спросила,  хочу ли я ехать с ними,  я отказался под предлогом
домашних заданий.  Но это было правдой лишь отчасти: большую часть зада-
ний я сделал в пятницу вечером.

Закончив остальное,  я был свободен.  Приготовил себе сэндвич с беконом,
поиграл в игру с драконами,  просмотрел комиксы в воскресных газетах,  и
все еще было четверть одиннадцатого.  Я подумывал,  не позвонить ли  мне
Энди, и тут услышал машину папы.

Он спросил:  "А где все?  А, да, на антикварном рынке. Не хочешь ли уди-
вить их, Лаури?"

- Мы их не найдем.

- Они ведь в Бадлейке? На лужайке.

- Марта говорила, что они могут отправиться еще в несколько мест.

- Все равно можем попробовать.

Я ничего не сказал. Он слегка обеспокоенно посмотрел на меня.

- Ты предпочитаешь что-нибудь другое?

- Мы давно не выходили на лодке.

- Уже поздно в этом году. Да и погода не подходящая.

Ночью была буря. Сейчас она прекратилась, но по-прежнему дул сильный ве-
тер, а небо было закрыто серыми тучами, гнавшимися друг за другом.

Я сказал: "Мы могли бы проверить причал".

Он помолчал. "Конечно, Лаури".

Лодка у нас была уже два года. Это "Моуди-30" с семью местами в трех ка-
ютах. У нее боковой киль, мощный дизель, дающий 2О километров в час, на-
вигационная установка Декка и радар; в камбузе большой холодильник; есть
душ.  Папа купил его с рук с помощью фирмы,  у которой  выдался  хороший
год, так как цены на дома выросли.

По пути на реку папа много говорил. Я только слушал. Постепенно он исто-
щился,  и мы вернулись к нашему привычному молчанию.  Я понял,  что, как
обычно, возмущаюсь этим, и решил что-нибудь предпринять.

Я сказал: "Ты читал сообщение о том, что тело, найденное в обломках тре-
ножника, было предварительно вскрыто? Вероятно, вначале об этом не сооб-
щали, чтобы не пугать народ".

- Вероятно, ты прав.

- Но кто мог проделать это вскрытие?

- Наверно,  робот,  управляемый на расстоянии. Часть тех механизмов, об-
ломки которых найдены в капсуле.

Я сказал:  "Он просто выбежал из фермы. Энди или я могли выбежать из са-
рая, и тогда нас разрезали бы".

Папа молчал.  Я продолжал:  "Ты никогда не рассказывал, что почувствовал
... когда это все произошло".

- Разве?

Я резко сказал: "Не помню, чтобы ты говорил".

- Я помню то утро, - медленно начал папа. - Помню очень хорошо. Проснул-
ся рано,  и в шестичасовых новостях было сообщение о странном предмете в
Дартмуре.  В 6:30 сообщили больше,  упомянув, какой он огромный и что он
на трех ногах, потом было сообщение об аналогичном предмете в Америке. В
семь всякие сообщения прекратились, только министерство обороны перекры-
ло движение в нескольких районах. Я понял, что изолируют район Дартмура.
Вспомнил,  как накануне ты рассказывал о вашей разведывательной экспеди-
ции. И сообразил, что ты внутри этого района.

Я несколько смутился.  "Район большой.  Там было с полдесятка других ко-
манд, они ничего не видели".

- Ну,  я был уверен, что ты где-то там, и похоже, происходит что-то неп-
риятное.  Я начал звонить - вначале в полицию,  затем на Бибиси, в конце
концов в министерство обороны.  Со мной разговаривали так вежливо и  ук-
лончиво,  что я понял:  дело серьезное.  Сорвался и накричал на них. Это
мне, конечно, ничего не дало.

У папы обычно хороший характер,  он не любит ссориться.  То, что он сор-
вался, меня обрадовало.

Он продолжал:  "Я уже собрался вывести машину и ехать туда - попробовать
прорваться.  Но тут сообщили о ракетном ударе и  о  том,  что  треножник
уничтожен.  Я решил, что лучше оставаться у телефона и ждать новостей от
тебя. Ждать пришлось долго".

Я сказал: "Мы были в безопасности в сарае".

Он снял руку с руля и положил мне на плечо.

- Ты поступил разумно,  затаившись в сарае. Энди рассказывал, что ты от-
говорил его от попытки убежать. Мы говорили с Ильзой, и она сказала, что
можно рассчитывать на твой здравый смысл.

Я отодвинулся от него.

- Ты знаешь,  Лаури, Ильза тебя любит. - Я промолчал. - Любит, как Анже-
лу.

Звучит глупо.

Я сказал: "Надеюсь, катер в порядке. Ночью было ветрено".

- Наш участок реки защищен, кроме южного направления. А ветер был запад-
ный.

В первое лето мы хорошо попользовались лодкой, но с тех пор почти не вы-
ходили в море.  Ильзе это занятие не очень нравилось, может быть, потому
что в Швейцарии ловят рыбу только в озерах.  Ее обычно укачивало. Она не
жаловаловалась  и не отказывалась выходить на "Эдельвейсе" - ну и имечко
для лодки! - но выходы постепенно прекратились.

- Мы так и не сходили на Гернси.

Возможно, звучало как обвинение. Во всяком случае отец заговорил извиня-
ясь. Он объяснил, что у него много работы, что его партнер часто болеет.
И Марта всегда занята,  а нам нужно подстраиваться под нее.  У Марты был
небольшой дом на Гернси, раньше мы проводили в нем каникулы. В этом году
папа с Ильзой и Анжелой ездили в Швейцарию к родителям Ильзы;  ее отец -
мы  называли  его Швейцдед - болел.  Поэтому я и отправился в летний ла-
герь.

- В следующем году обязательно сходим, - сказал папа. - В начале лета. А
сейчас в Истер. Как насчет Истера?

- Замечательно, - ответил я.





Я готовил уроки,  когда зазвонил телефон. Я взял трубку, думая, что зво-
нит Энди. Разобрал одно-два слова, но понял, что звонит Швейцба, Ильзина
мать.  По сравнению с ее акцентом Ильза - диктор Бибиси.  Я сказал, мед-
ленно и отчетливо произнося слова:  "Это Лаури. Я позову ее. Пожалуйста,
подождите. Warten Sie, bitte".

Я позвал Ильзу и пошел к себе. По радио передавали записи триппи-музыки.
Это были отрывки из телешоу, с добавкой вокального синтезатора - эта пь-
еса была всю неделю на верху списка. Слова глупые, мелодия резкая и пов-
торяющаяся,  синтетический голос действовал раздражающе;  но это как раз
тот сорт музыки,  что забирается тебе под кожу,  и ты, сам того не заме-
чая,  напеваешь ее,  доводя себя до сумасшествия.  Триппи-шоу  приобрело
фантастическую популярность во всем мире,  включая Россию и Китай. Я все
еще не видел его, отчасти потому что Анжела отчаянно им увлекалась, но я
чувствовал, что музыка каким-то коварным способом захватывает меня.

Кончив уроки,  я пошел в гостиную.  Здесь были Ильза и папа;  он наливал
выпивку, и они разговаривали. Входя, я услышал слова Ильзы: "Любой прис-
туп опасен. Он ведь так давно болеет".

- Я только хотел сказать, что день-два можно подождать, - ответил папа.

- Тогда может быть поздно.

- Что-нибудь с Швейцдедом? - спросил я.

Папа кивнул. "Сердечный приступ. - Он продолжал, обращаясь к Ильзе: - По
тому, что она говорила, положение не безнадежное. Он ведь даже не в реа-
нимации".

- Но оно безнадежное для нее. - Ильза жалобно посмотрела на папу. - Я не
хочу уезжать. Ты знаешь. Но...

Она замолчала. Папа подошел к ней, она обняла его. Я смотрел в окно. Два
дрозда дрались из-за оранжевых ягод ползунка, покрывавшего заднюю стену.

Папа сказал: "Закажу билет на первый же рейс. А как Анжела?"

- Ты думаешь, ей лучше лететь со мной?

Конечно, лучше, подумал я. В этот момент я увидел, как Анжела подъезжает
к дому и прислоняет к стене свой велосипед. Ильза тоже увидела ее и поз-
вала в дом.  Она объяснила, что у дедушки был сердечный приступ, что она
должна лететь в Швейцарию, чтобы повидаться с дедушкой и бабушкой, и что
Анжеле лучше лететь с нею.

- Когда? - спросила Анжела.

- Как только папа возьмет билеты. Завтра.

- И я пропущу соревнования Пони-клуба?

Анжеле этим  летом  купили  пони - маленького шотландца с отвратительным
характером,  по кличке Принц.  Он дважды кусал меня и все время старался
лягнуть,  но  Анжела сходила из-за него с ума.  Она уже несколько недель
готовилась к соревнованиям Пони-клуба.

- Я забыла о Пони-клубе, - сказала Ильза.

- Если ты хочешь, чтобы я летела ...

- Нет, оставайся. Если дедушке не станет хуже, я скоро вернусь.

Анжела обняла маму.  Она умела добиваться своего без всяких  неприятнос-
тей, в отличие от меня.

Я подумал о Швейцдеде. Плотного сложения, краснолицый, он всю жизнь про-
вел на высоте более 1500 метров над  уровнем  моря.  Он  хорошо  говорил
по-английски,  потому что содержал гостиницу, но я никогда с ним подолгу
не разговаривал. Совсем другое дело Анжела; я чувствовал, что он радует-
ся ей даже больше, чем Ильзе. Жаль, что ей больше нравится пони.

У людей разные приоритеты.  Я сожалел о его сердечном приступе,  но не о
том,  что улетает Ильза.  Конечно, лучше бы она взяла с собой Анжелу, но
нельзя иметь все сразу.















Через неделю  после  отъезда Ильзы в Швейцарию я наконец посмотрел Трип-
пи-шоу. Папа отсутствовал, и Марта взяла Анжелу с собой в магазин. Анже-
ла вначале отказалась идти,  потому что хотела смотреть телевизор; чтобы
она тут не болталась,  я пообещал ей записать шоу. Я включил телевизор и
стал смотреть.

Шоу представляло собой смесь мультипликации,  игрыживых актеров, реклам-
ных кадров и абстрактных кадров,  в которых использовались все старые  и
некоторые новые компьютерные приемы.  Мультик очень живой и реалистичный
- почти ожившие картинки,  а в абстрактных кадрах полно изображений тре-
ножников.  Все сопровождалось музыкой,  казавшейся вначале хаотичной, но
потом постепенно резкие звуки как-то увязывались друг с другом.

Я слышал,  что это комическое шоу,  где триподы выступают как глупые ги-
ганты,  которые бродят повсюду и попадают во всякие недоразумения - нап-
ример,  ноги их запутываются и они падают, такого рода штуки. Сначла все
так и было,  но позже отношение изменилось.  Во второй части рассказыва-
лось о девушке, плененной и связанной отвратительным драконом, и о рыца-
ре,  который пытается освободить ее. Похоже на исторический комикс, он в
сверкающем вооружении,  она в длинном платье,  а на голове такая  штука,
которую, кажется, называют поркывало.

Попытки рыцаря все кончаются нелепой неудачей. Некоторые из них забавны,
я раз-два рассмеялся.  Но постепенно зрелище становилось не забавным,  а
пугающим.  На лице девушке отчаяние,  рыцарь дрожит от страха,  а дракон
становится зловещим и вдвое увеличивается в размере.

В кульминационной сцене дракон прижимает рыцаря лапой,  пробивает когтем
его вооружение,  в пыль льется самая настоящая кровь,  а челюсти дракона
движутся к голове девушки.  Музыка становится отрывистой и резкой и соп-
ровождается барабанным боем - как смертная казнь.  Крупный план лица ры-
царя - он мертвее самого мертвого. У меня мурашки побежали по коже.

И тут на горизонте появляется трипод - на фоне рассвета,  музыка меняет-
ся.  Появляется тема триппи с добавочными ответвлениями,  играет оркестр
со всеми инструментами - от органа до охотничьего рога. Звучит это энер-
гично и обнадеживающе.  Серебряные щупальца мягко сверкают, вовсе не тем
жестким металлическим блеском,  который я так хорошо помнил, они слетают
с  неба  - одно освобождает девушку,  другое поднимает рыцаря,  а третье
пронзает копьем раздутую грудь дракона.

Девушка свободна,  рыцаря возвращают к жизни, и вдвоем на его лошади они
уезжают в рассвет.  Дракон вначале распадается до костей, а потом просто
в пыль. А трипод господствует в сцене, и восходящее солнце образует оре-
ол вокруг его капсулы.  Опять тема триппи и громкий голос,  повторяющий:
"Да здравствует трипод!  Да здравствует трипод!  Да здравствует трипод!"
Снова и снова.

Я просмотрел все шоу,  и оно определенно не скучное, но никакого желания
смотреть следующее у меня не было.  Я знаю,  что многие с ума сходят  от
этого зрелища.  Как Анжела - впрочем, и многие взрослые тоже стали фана-
ми.

Я перемотал ленту и включил воспроизведение, чтобы проверить запись. На-
чалась  передача об антиквариате,  которую записывала Марта.  Я подумал,
что перемотал слишком много,  но какой-то человек продолжал  мямлить  об
изъеденном червями письменном столе.  И тут я понял,  что случилось.  Со
мной такое случалось и раньше. Я нажал кнопку записи, но не настроил ви-
дик на нужную программу.

Когда они вернулись,  я был в своей комнате.  Я слышал, как остановилась
машина,  хлопнула дверца,  Анжела позвала меня. Я подумал, что лучше по-
кончить с этим сразу. И пошел в гостиную.

- Где она? Кассета? Ты не надписал ее?

- Нет, я пропустил передачу. Прости.

- Что?

- Я смотрел по телевизору и забыл переключить программу.

- Это не забавно, Лаури. Где кассета?

Я покачал головой, и она поняла, что я говорю серьезно.

- Ты не можешь! - Голос ее перешел в вой. - Не можешь! Не можешь! Нельзя
быть таким противным!

Вошла Марта, увидела, что Анжела плачет, и спросила, в чем дело.

Я сказал: "Я забыл записать Триппи-шоу. Вернее, не забыл..."

Марта холодно сказала: "Ты ей пообещал".

- Знаю.  Я хотел записать. - Плач становился все громче и отчаяннее; мне
пришлось говорить очень громко.  - Но я думаю,  что детям не стоит смот-
реть эту программу.  И тебе не понравилось бы,  если бы  ты  видела.  Ты
всегда была против насилия на экране и ...

Лицо у Анжелы было бледное и напряженное. Без всякого предупреждения она
кинулась на меня , как маленький, но свирепый бык.Я схватил ее, чтобы не
упасть,  и бык превратился в дикую кошку,  отчаянно царапающуюся. Я слы-
шал,  как Марта потрясенно говорила:  "Анжела ..." - и после  этого  был
слишком  занят,  защищаясь.  Глупо  - ей ведь только семь лет,  и она не
слишком велика для своего возраста, - но мне понадобилась вся сила, что-
бы  удержать ее.  В конце концов я умудрился прижать ее к лестнице.  Она
еще какое-то время боролась и кричала, потом обмякла.

Анжела продолжала лежать, я встал.

- Что ты ей сделал? - спросила Марта.

- Ничего. Только постарался не дать ей убить меня.

Я почувствовал,  как что-то стекает по щеке,  поднял руку - она в крови.
Марта склонилась к Анжеле. "Анжела, что с тобой?"

Анжела не ответила, но рыдания возобновились, на этот раз не яростные, а
жалкие. Марта сказала, что нужно уложить Анжелу в постель. Мы практичес-
ки отнесли ее.

Вечером Марта обсудила происшествие с папой. Анжела все еще была в своей
комнате, и папа сходил ее проведать.

Вернувшись, он сказал: "Кажется, все в порядке".

- Я беспокоюсь, - сказала Марта. - Она была ... ну, в ярости.

Папа ответил:  "У детей бывают срывы - без всяких причин. - Он улыбнулся
мне. - У Лаури в этом возрасте тоже были".

Я вспомнил  случай,  когда  он  пообещал  поиграть со мной в футбол и не
стал. Когда он наконец пришел, я пнул его вместо мяча и продолжал ярост-
но пинать.  Но у м