не
берет...
     Плоский ключик на шнурке был виден сквозь тонкую майку.
     - Ром, если хочешь, пойдем в обход...
     Но я уже не хотел. Как-то не по себе было.
     - Пойдем лучше к Мельничному болоту... - Мне  захотелось  посмотреть,
есть ли на песке барабан от кабеля, с которого мы прыгали во сне.
     - Сегодня суббота, - смущенно возразил  Сережка.  -  Чуки  не  любят,
когда их тревожат по субботам. Они в это время ремонтируют мостки. Ну, тот
тротуар, что от коллектора идет...
     Я не стал больше ни спорить, ни сомневаться. Что-то новое - страшное,
но уже не сказочное, не придуманное входило в мою жизнь.  Спокойно  так  и
неуклонно. Словно и впрямь коснулось меня  какое-то  иное  измерение...  Я
сделал глубокий вдох...
     Пусть все идет как идет! Главное, что рядом Сережка!
     - Тогда давай просто попетляем по переулкам!
     Он обрадовался:
     - Давай!
     И мы долго бродяжничали по улочкам и пустырям окраины.
     Потом Сережка доставил меня к дому.
     Еще от угла мы увидели, что мама стоит у подъезда.
     - Я побегу домой, - заторопился Сережка. -  Тетушка  просила  сегодня
капусту купить в магазине. И надо отцу помочь рундук сколотить в сарае...
     - Значит, до завтра? - спросил я с моментально выросшей тревогой.
     Сережка замялся:
     - Наверно, до понедельника. Завтра на огород надо...
     И я вспомнил опять, что, кроме нашей общей жизни - с ее сказкой  (или
не  сказкой)  про  загадочные  пространства  -  есть  у  Сережки  своя.  С
житейскими заботами, с  огородом,  с  неласковой  тетушкой  и  "поддающим"
отцом. И эта жизнь в конце концов могла  запросто  отодвинуть  Сережку  от
меня...
     Он топтался рядом, подержал меня за плечо.
     - Ну, я пошел...
     - Костюм-то возьми, - сумрачно сказал я. Потому что он  так  и  гулял
теперь в трусиках и майке -  как  многие  пацаны,  не  озабоченные,  чтобы
выглядеть представительно.
     - Ой... - он засмеялся, взял сверток. - Ну, пока, Ромка...
     И пошел. Как-то странно пошел - словно тая и уменьшаясь  в  солнечном
свете. Вот-вот исчезнет совсем.
     И мне вдруг почудилось, что я вижу его последний раз.
     - Сережка-а!!
     Нет, я не закричал. Это лишь внутри меня возник такой отчаянный крик.
А на самом деле я сказал одними губами:
     - Лопушок...
     Он оглянулся. Неужели услышал? Или догадался?.. Подбежал.
     - Ромка, ты что?
     Я дышал почти со слезами.
     Он вдруг наклонился надо мной. Тепло прошептал мне в ухо:
     - Ром, я знаю, чего  ты  боишься.  Не  бойся...  Я  тебя  никогда  не
брошу... - И умчался за угол.
     А я сидел пристыженный и счастливый, пока не подошла мама.




                     ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НИКТО НЕ РАЗБИЛСЯ...


                               ПУТЬ В ВЫСОТУ

     Я надеялся, что Сережка-самолет появится в моем сне. Однако всю  ночь
проспал без всяких сновидений.
     Воскресный день  мы  провели  с  мамой.  Сперва  она  возила  меня  в
парикмахерскую. Я эту процедуру  не  терпел.  Мастерицы  всегда  шептались
между собой: "Такой симпатичненький и такой несчастный..." А со мной  были
приторно ласковыми. Но пришлось вытерпеть.  Потом  заехали  к  тете  Наде,
которая должна была поселиться у нас, когда мама  уедет  в  профилакторий.
Тетя Надя угощала нас молоком и свежими капустными пирожками - я их  люблю
так, что мама каждый раз боится: "Ты лопнешь по швам".
     Дома до вечера занимались мы уборкой. И я опять улегся рано.  Сказал,
что устал после всех дневных дел.
     Я долго не засыпал. Уже и мама легла, и стихли на дворе  все  голоса,
умолкла  Гришина  гитара.   Ночь...   Даже   далекие   трамваи   перестали
погромыхивать. Ни звука...
     Но нет, один звук я различил. На балконе...  Когда  же  это  я  успел
уснуть? Я быстро сел.
     - Это ты, Сережка?
     И тут же - знакомый веселый полушепот:
     - А кто же еще? Я ведь обещал быть в понедельник, а  сейчас  уже  час
ночи, воскресенье кончилось.
     Он был привычный, в своей  бейсбольной  кепке,  клетчатой  рубашке  и
разлохмаченных у колен штанах.  От  него  пахло  теплой  уличной  пылью  и
велосипедной смазкой.
     - Ромка, ты готов?..
     И все было, как в прошлый раз!
     Лестница, велосипед, стадион... Самолет. Кабина... Старт!
     И редкие огоньки города внизу. И желтое небо  на  севере,  и  розовая
луна - теперь уже совсем круглая.
     - А спускаться будем у болота? Чуки разожгут костры?
     - Да, -  отозвался  Сережка  из  динамика.  -  Но  не  сразу.  Сперва
потренируйся в другом месте.
     - Где?
     - Вот здесь. Внизу...
     К тому времени мы опять летели  среди  светлых  облачных  столбов,  а
землю скрывала от нас курчавая, освещенная луной пелена. Словно  усыпанное
хлопком поле.
     - Вот на это поле и садись... Не бойся, там под туманом сразу твердая
поверхность.
     Я послушался. Убрал газ.  Полого  вел  самолет  вниз.  Клочья  тумана
понеслись мимо кабины. Колеса толкнулись и побежали по  чему-то  гладкому.
Все тише, тише. И машина замерла.
     - Выбирайся, - велел Сережка.
     Я откинул дверцу. Самолетные колеса прятались в  клочковатом  тумане.
Спускаться в этот туман было страшновато.
     - Трусишка зайка серенький... - насмешливо  пропел  динамик.  И...  я
оказался сидящим по грудь среди  облачных  хлопьев.  На  чем-то  ровном  и
твердом.
     А Сережка - не самолет, а мальчишка -  бежал  ко  мне,  разгоняя  эти
хлопья ладонями. И смеялся.
     Он сгреб меня, отработанным приемом кинул себе на спину,  я  обхватил
его за плечи.
     - Сережка, мы где?
     - На седьмом небе! Или на двадцать седьмом, не знаю!.. Здесь Туманные
луга! Хочешь погулять?
     - Без кресла? Тебе же тяжело!
     - Нисколечко! В тебе теперь... облачная легкость! - И он заскакал  со
мной, как старший брат с малышом на закорках.
     А в клочьях тумана мерцали искры лунного света.
     - Сережка! Значит, мы на высоте?
     - Еще бы! На высотище!
     - Здесь тоже Безлюдные Пространства?
     - Конечно! Только другой слой!
     - Четвертое измерение?
     - Не знаю! Может, сороковое! - Он все скакал, вскидывая ноги  -  так,
что из тумана выпрыгивали его блестящие под луной  коленки...  И  вдруг  -
скользящее торможение! Словно Сережка проехался по льду.
     - Ой!! - завопил я. Потому что перед  нами  открылся  черный  провал.
Бездна. Все ухнуло и задрожало во мне. А Сережка осторожно качался на краю
пропасти. Вместе со мной.
     - Упадем ведь!!
     - Не бойся, Ром... Смотри, чуки внизу разожгли костры!
     Я боязливо глянул из-за  Сережкиного  плеча.  Две  цепочки  оранжевых
огоньков мерцали далеко-далеко внизу.
     - А вон и главный знак, - озабоченно сказал  Сережка.  В  стороне  от
цепочек горел составленный из костров пятиугольник.
     - Почему он главный? - прошептал я, замирая. Уже не от страха,  а  от
предчувствия новой сказки.
     - Потому что чуки починили тротуар... Скорей!
     Сережка оттащил меня от  провала.  Довольно  бесцеремонно  ссадил  со
спины на твердое. И...  я  без  всяких  карабканий  очутился  в  пилотском
кресле.
     - Ловко я научился? - довольно спросил Сережка из динамика.
     - Ага, ловко... А что теперь?
     - Запускай! Полетели...
     Я вел самолет над Туманными лугами, пока Сережка не разрешил  пробить
облачный слой. Я опять увидел посадочные огни.
     - Садись, Ромка...
     Я умело, уже без опаски, посадил машину у Мельничного болота. И сразу
оказался на прохладном песке. Темные мохнатые чуки бросились  было  прочь,
но один робко задержался.
     - Иди сюда, мой хороший, - сказал я ему, словно  знакомому  коту.  Он
подковылял на лапах, похожих на корни выкорчеванного  пенька.  Я  погладил
его по косматой макушке. Чука пофыркал и заспешил прочь.
     Подбежал Сережка. Встал надо  мной,  переступил  на  песке  и  сказал
глуховато, словно издалека:
     - Ромка... Хочешь теперь в Заоблачный город?
     - Конечно хочу! Летим!
     - Туда нельзя лететь. Надо пешком. Вон там...
     Он показывал на знакомый тротуар, тянувшийся  от  коллектора.  Теперь
другой конец тротуара не прятался в темном саду. Светящейся ломаной лентой
доски поднимались над черной чашей и наклонно уходили в  небо.  Оно  стало
темно-зеленым, с редкими  звездами.  Тротуар  вдали  делался  тонким,  как
нитка, и терялся среди звезд.
     - Это же очень далеко, - прошептал я.
     - Не очень... - Сережка взял меня на руки. Не  посадил  на  спину,  а
держал перед собой. Я левой рукой обнял его за шею.
     Сережка ступил на упругие доски. За спиной у нас потрескивали костры.
Я чувствовал, как чуки смотрят нам вслед.
     Сережка подхватил меня поудобнее и понес. Вверх, вверх...
     И скоро земля осталась далеко внизу.



                              ЗАОБЛАЧНЫЙ ГОРОД

     Теперь это был  не  тротуар,  а  повисший  в  пустоте  дощатый  мост.
Бесконечный. Узенький, шаткий, без перил. Сережка балансировал  и  качался
на нем. И я качался - на руках у Сережки.
     Но большого страха не было. Так,  некоторое  замирание  под  сердцем.
Скоро все стало привычным. И чтобы показать, что мне вовсе  не  боязно,  я
спросил небрежным тоном:
     - Как же они тут держатся, доски-то? Совсем без подпорок...
     Земля была далеко внизу,  она  угадывалась  там  сгущенной  тьмой,  в
которой дрожали одинокие огоньки. Внизу, вверху и со  всех  сторон  висели
просвеченные луною кучевые  облака  (а  самой  луны  я  не  видел,  где-то
пряталась).
     Сережке было тяжело, поэтому он ответил не сразу:
     - Местами есть подпорки... Посмотри...
     И правда, я тут же разглядел, что снизу  из  облаков  торчат  кое-где
всякие сооружения. Иногда - решетчатые стрелы кранов, иногда  -  кирпичные
заводские трубы или верхушки похожих на домны башен. А  в  двух  местах  я
увидел светлые (наверно, мраморные) колонны - вроде  тех,  какие  окружают
греческий Акрополь...
     Но, конечно, эти опоры были не по правде, а для видимости. Может, для
того, чтобы путь не казался очень опасным...
     Сережка споткнулся, остановился на миг.
     - Ты ведь уже измучился, вон сколько идем... идешь  то  есть.  Посади
меня на доски, отдохнем.
     - Нельзя здесь отдыхать, Ромка. Такое правило...
     - А долго еще идти?
     Я понимал, что долго. Конца у дощатого пути не было видно, он терялся
в лунном мерцании.
     Но Сережка вдруг отозвался весело, будто и не уставал ни капельки:
     - Не-а! Еще десять шагов. Считай! Раз!.. Два!..
     Я тоже начал считать - громко, обрадовано, хотя  не  видел,  где  тут
может быть остановка.
     - Десять! - сказали мы вместе, и сразу я заорал: - А-ай!!
     Потому что Сережка  прыгнул  с  доски  в  сторону!  В  пустоту!  Жуть
неизбежного падения стиснула меня. Но Сережкины ноги толкнулись о твердое.
Он поудобнее перехватил меня и шагнул среди лунного тумана.
     - Сережка, где мы?
     - Как где? На Туманных лугах. Не узнал, что ли?
     Я... да,  я  узнал!  Сережка  стоял  по  колено  в  светлом  пушистом
колыхании. Вокруг поднимались облачные столбы, похожие на  кудлатых  белых
великанов и на мохнатые крепостные башни. Из-за одной такой башни  выплыла
наконец луна. Этакий громадный пятнисто-серебряный шар.
     Сережка опустил меня с рук, я  опять  оказался  сидящим  по  грудь  в
пересыпанном искрами тумане.
     - Сережка! А почему нельзя  было  прилететь  сюда  самолетом?  Как  в
прошлый раз!
     Сережка сделался строгим:
     - Потому что этот луг - перед  Заоблачным  городом.  К  Городу  можно
приходить только пешком. Такой здесь закон. Если нарушишь - дорога тебя не
пустит.
     - Как между башнями? - вспомнил я.
     Сережка кивнул.
     Он стоял надо мной - серьезный такой, даже отчужденный. Лицо казалось
очень бледным, в глазах горели лунные точки. Но почти  сразу  он  привычно
нагнулся ко мне:
     - Ну, как ты? Отдохнул?
     - Да я-то что! Это ты отдохни!
     - А я - уже... Давай, теперь недалеко...
     И Сережа снова понес меня по Туманным лугам. Иногда он обходил черные
провалы, в которых видны были ужасно далекие земные  огоньки  (и  тогда  у
меня холодела душа).
     Прямо перед нами возникало облачное завихрение. Оно  было  похоже  на
стометровую скособоченную  шахматную  фигуру.  Основание  фигуры  медленно
клубилось и впитывало лунные лучи. Я думал, Сережка свернет, но  он  вошел
прямо в эти клубы.
     Нас   охватило   рассеянное   фосфорическое   свечение.   Туман   был
волокнистым, и эти волокна защекотали мне лицо. Я засмеялся, стал отдувать
их, зажмурился. А когда открыл глаза, увидел, что мы на Бульваре.
     Это был именно Бульвар - с большой буквы. Такой, о каких  я  читал  в
книжках  с  описаниями  старинных  приморских   городов.   Рядами   стояли
высоченные и развесистые дубы и  липы,  под  ними  -  чугунные  решетчатые
скамейки. Вскидывал струи фонтан, а посреди него  вздыбился  черно-зеленый
бронзовый конь с рыцарем на спине...
     Впрочем, сначала я увидел не только Бульвар, но и весь Город - словно
несколько очень прозрачных слайдов наложились  друг  на  друга.  Разглядел
путаницу улиц с мостами и  арками,  башни  и  колокольни,  музейного  вида
трамваи,  бодро  взбегавшие  на  холмы;  длинное  здание  с   куполами   и
колоннадами. А  еще  -  толчею  корабельных  мачт  и  пароходных  труб  за
парапетом набережной. И памятники  на  перекрестках.  И  речку,  каскадами
бегущую к морю...
     Здесь не было ночи и луны, а был  вечер  -  такой,  когда  солнце  не
спряталось, но стоит совсем низко, и лучи горизонтально пробиваются сквозь
листья, зажигают в воздух золотую пыльцу.
     Вот  такая  картина  возникла  перед  нами  сначала.  Со   множеством
подробностей. Сквозь деревья была видна эстрада,  где  музыканты  в  белой
форме играли неторопливый вальс. Ими дирижировал гибкий  офицер  в  пышных
эполетах.
     Потом картина Города растворилась  в  воздухе,  зато  Бульвар  с  его
могучими деревьями, с фонтаном, с музыкой и публикой  сделался  совершенно
настоящим.
     Сережка усадил меня на решетчатый чугун скамейки.
     - Подожди немного, я сбегаю за креслом...
     - Где ты его возьмешь?
     - В пункте проката! Здесь недалеко...
     Я не успел ни встревожиться, ни заспорить: возьми, мол, меня с собой.
Он исчез. А вдруг - навсегда? Как я тут один-то?
     Но боялся я  не  сильно.  Во-первых,  верил,  что  Сережка  вернется.
Во-вторых... ну, проснусь в крайнем случае... Хотя все это  мало  походило
на сон. Очень уж подробно, по-настоящему. Вот зеленая гусеница  ползет  по
чугунному завитку. Вот желудь толкнул меня по макушке и скатился на песок.
(Неужели созрели желуди? Ведь еще и середины лета нет. Или  здесь  -  иное
время?)
     Полузнакомый  вальс  все  звучал  за  деревьями.   Такой   спокойный,
ласковый. Я совсем перестал тревожиться и  разглядывал  горожан.  Их  было
много на Бульваре. Мужчины в светлых сюртуках и клетчатых брюках,  женщины
в длинных платьях и шляпках с букетиками. И ребят здесь  было  не  меньше,
чем взрослых. Тоже все одетые как сто лет назад.  Мальчики  в  костюмах  с
матросскими воротниками, в длинных чулках и в широких соломенных шляпах  с
летами; девочки в платьях с оборками и в чепчиках из кружева.  Одни  чинно
гуляли с мамами-папами,  другие  резво  носились  с  обручами  и  пестрыми
вертушками среди публики.
     Неподалеку была площадка с белой балюстрадой и скульптурой старинного
трубача. С десяток мальчишек и  девчонок  перебрасывали  там  разноцветный
большущий мяч. По-моему, это была всем известная игра "Вышибала". Несмотря
на свой нарядный вид, играли ребята азартно, с криками, смехом  и  даже  с
переругиваниями. Вполне по-нынешнему. У мальчишек съехали чулки и  сбились
воротники, у девчонок развязались ленты и растрепались волосы.
     Я загляделся - так же, как со своего балкона, когда на  дворе  играют
наши ребята. Даже про Сережку почти забыл. И вдруг заметил, что девчонки и
мальчишки то и дело поглядывают на меня. С чего  бы  это?..  Одна  девочка
легко скакнула  через  низкие  перила,  подошла  ко  мне.  Остановилась  у
скамейки, поправила на груди голубой  атласный  бант,  наклонила  к  плечу
голову.
     - Мальчик... - На щеке у нее была царапина,  в  светлых  кудряшках  -
травинки, а глаза - того же цвета, что бант. Ну, прямо фея после стычки со
злой соперницей.  А  голос  такой  чистый,  словно  его  пропустили  через
специальный фильтр.
     - Мальчик... Вы не согласились бы поиграть с нами? В нашей группе  не
хватает одного человека, и силы неравные. Так обидно...
     Я невольно поддался ее тону. Без всякой насмешки.
     - Извините, девочка, я, к сожалению, не могу.
     - Отчего же? - Она склонила голову на другой бок. - Вы не знаете  эту
игру? Но она очень простая, вы быстро научитесь.
     - Дело не в этом, - сказал я честно. - Дело в  том,  что  у  меня  не
ходят ноги.
     Маленький рот и глаза у нее разом сделались круглыми.
     - Вы... наверно, пошутили, да?
     - Отнюдь... У меня был поврежден позвоночник, и вот...
     Девочка насупила брови. Медленно провела по мне взгляд - от  лица  до
кроссовок. Я даже застеснялся, что у меня такие длинные голые  беспомощные
ходули. А она сказала полушепотом:
     - Как жаль... - И вдруг села рядом. И я увидел, что лицо у нее  вовсе
не кукольное, как показалось вначале. Славное  такое  лицо  с  несколькими
веснушками на курносом носу, с оспинкой  на  подбородке.  А  в  зрачках  -
темная тревога. - Но почему же тогда вы здесь один?
     - Скоро придет мой друг. С креслом на колесах...
     - Простите... - Она встала, быстро пошла прочь,  почти  побежала.  На
площадке ее окружили ребята. Опять заоглядывались на меня,  но  сдержанно.
Потом вновь началась игра, а один мальчик - такой насупленный толстячок  в
бархатном костюме и  шляпе  с  георгиевской  лентой  -  торопливо  побежал
куда-то. Я подумал было, что мальчишку выставили, чтобы уравновесить силы.
Но он скоро примчался обратно, принес что-то вроде толстой белой свечки. С
этой свечкой девочка снова подошла ко мне.
     - Мальчик, возьмите это... чтобы вам не скучно было  ждать  друга.  -
(Она сказала "не скушно", на старинный  манер.)  Я  взял.  Оказалось,  это
эскимо на гладкой  закругленной  с  конца  палочке.  На  обертке  -  синяя
картинка: два забавных пингвина.
     Вроде бы пустяковое дело - эскимо, но у меня вдруг в глазах  защипало
от такой вот доброты незнакомых ребят. Однако я сказал солидно  (сипловато
только):
     - Благодарю вас.
     - На здоровье... - Девочка  присела  в  поклоне,  который  называется
"книксен". Сделала шаг от меня. И вдруг оглянулась.
     - Простите... а вы обращались к врачам?
     Я сказал, разворачивая шелестящую обертку:
     - Много раз... Но это неизлечимо.
     - Как жаль... - Она опять шагнула. И оглянулась вновь. -  Простите...
но разве и Старик сказал, что неизлечимо?
     Я сразу почувствовал, с каким значением это слово - "Старик".
     - А кто он такой?
     - Как? Вы даже не слышали про Старика?!
     - Я... не здешний. Я совсем недавно приехал...
     - Это самый знаменитый колдун! Но не простой  колдун,  не  сказочный,
а... научный. Он лечит такие болезни, от которых отказываются врачи...
     Я лизнул мороженое и вздохнул. Не объяснишь ведь  этой  замечательной
девочке, что я совсем из других краев и, наверно, даже из другого времени.
Что скоро я проснусь и...
     - Мальчик, вы непременно должны сказать про Старика своим  родителям!
Он живет на улице Веселых маляров, дом пять.
     - Спасибо, я обязательно...
     Она присела опять  и  убежала  -  туда,  где  мелькая  красно-желтый,
гудящий под ударами ладоней мяч.
     А я взялся за эскимо.
     Вкус  был...  ну,  прямо  как  в  рекламе  по  телевидению:  "райское
наслаждение". И я половину порции сам не заметил как сглотал. И только тут
спохватился: надо ведь оставить Сережке!.. А чего это его так  долго  нет?
Где застрял?
     Но тревожиться всерьез пока было некогда:  морож