ведь вы даже не знаете,  о чем речь,  - жалобно сказал робот. -
После моих подробных объяснений мне еще никто не отказывал.  Кстати,  вы
хорошо меня понимаете? Мартин засмеялся замогильным смехом.
    - Как бы не так! - буркнул он.
    - Прекрасно,  - с облегчением сказал робот. - Меня всегда может под-
вести  память.  Перед  тем как я начинаю темпорирование,  мне приходится
программировать столько языков!  Санскрит очень прост,  но русский  язык
эпохи средневековья весьма сложен,  а уйгурский... Этот эксперимент дол-
жен способствовать установлению наиболее выгодной взаимосвязи между  че-
ловеком  и его средой.  Наша цель - мгновенная адаптация,  и мы надеемся
достичь ее,  сведя до минимума поправочный коэффициент между индивидом и
средой. Другими словами, - нужная реакция в нужный момент. Понятно?
    - Нет, конечно! - сказал Мартин. - Это какой-то бред.
    - Существует,  - продолжал робот устало,  - очень ограниченное число
матриц-характеров,  зависящих,  во-первых,  от расположения генов внутри
хромосом,  а во-вторых,  от воздействия среды;  поскольку элементы среды
имеют тенденцию повторяться, то мы можем легко проследить основную орга-
низующую линию по временной шкале Кальдекуза. Вам не трудно следовать за
ходом моей мысли?
    - По временной шкале Кальдекуза - нет, не трудно, - сказал Мартин.
    - Я всегда объясняю чрезвычайно понятно, - с некоторым самодовольст-
вом заметил робот и взмахнул кольцом красной ленты.
    - Уберите  от меня эту штуку!  - раздраженно вскрикнул Мартин.  - Я,
конечно, пьян, ионе настолько, чтобы совать голову неизвестно куда!
    - Сунете,  - сказал робот твердо. - Мне еще никто не отказывал. И не
спорьте  со  мной,  а то вы меня собьете и мне придется принять еще одну
рюмочку напряжения.  И тогда я совсем собьюсь. Когда я темперирую, мне и
так хватает хлопот с памятью.  Путешествие во времени всегда создает си-
наптический порог задержки, но беда в том, что он очень варьируется. Вот
почему  я  сперва  спутал  вас с Иваном.  Но к нему я должен отправиться
только после свидания с вами - я веду опыт хронологически,  а тысяча де-
вятьсот пятьдесят второй год идет,  разумеется, перед тысяча пятьсот се-
мидесятым.
    - А вот и не идет,  - сказал Мартин, поднося бокал к губам. - Даже в
Голливуде тысяча девятьсот пятьдесят второй год не наступает перед тыся-
ча пятьсот семидесятым.
    - Я пользуюсь временной шкалой Кальдекуза,  - объяснил робот.  -  Но
только для удобства. Ну как, нужен вам идеальный экологический коэффици-
ент или нет?  Потому что... - Тут он снова взмахнул красной лентой, заг-
лянул в шлем, пристально посмотрел на Мартина и покачал головой. - Прос-
тите,  боюсь, что из этого ничего не выйдет. У вас слишком маленькая го-
лова. Вероятно, мозг невелик. Этот шлем рассчитан на размер восемь с по-
ловиной, но ваша голова слишком...
    - Восемь с половиной - мой размер, - с достоинством возразил Мартин.
    - Не может быть,  - лукаво заспорил робот.  - В этом случае шлем был
бы вам впору, а он вам велик.
    - Он мне впору, - сказал Мартин.
    - До  чего  же трудно разговаривай,  с дороботами,  - заметил ЭНИАК,
словно про себя.  - Неразвитость, грубость, нелогичность. Стоит ли удив-
ляться,  что у них такие маленькие головы?  Послушайте, мистер Мартин, -
он словно обращался к глупому и упрямому ребенку,  - попробуйте  понять:
размер этого шлема восемь с половиной;  ваша голова,  к несчастью,  нас-
только мала, что шлем вам не впору...
    - Черт побори! - в бешенстве крикнул Мартин, от досады и виски забы-
вая про осторожность. - Он мне впору! Вот, смотрите! - Он схватил шлем и
нахлобучил его на голову. - Сидит как влитой.
    - Я ошибся,  - признал робот,  и его глаза так блеснули,  что Мартин
вдруг спохватился,  поспешно сдернул шлем с головы и бросил его на стол.
ЭНИАК неторопливо взял шлем,  положил в сумку и принялся быстро  сверты-
вать ленту. Под недоумевающим взглядом Мартина он кончил укладывать лен-
ту, застегнул сумку, вскинув ее на плечо и повернулся к двери.
    - Всего хорошего, - сказал робот, - и позвольте вас поблагодарить.
    - За что? - свирепо спросил Мартин.
    - За ваше любезное сотрудничество, - сказал робот.
    - Я не собираюсь с вами сотрудничать!  - отрезал Мартин.  - И не пы-
тайтесь  меня  убедить.  Можете оставить свой патентованный курс лечения
при себе, а меня...
    - Но ведь вы уже прошли курс экологической обработки,  - невозмутимо
ответил ЭНИАК. - Я вернусь вечером, чтобы возобновить заряд. Его хватает
только на двенадцать часов.
    - Что?!
    ЭНИАК провел указательными пальцами от уголков рта,  вычерчивая веж-
ливую  улыбку.  Затем  он  вышел и закрыл за собой дверь.  Мартин хрипло
пискнул,  словно зарезанная свинья с кляпом во  рту.  У  него  в  голове
что-то происходило.
    Никлас Мартин чувствовал себя как человек,  которого внезапно сунули
под ледяной душ.  Нет,  не под ледяной - под горячий. И к тому же арома-
тичный.  Ветер, бивший в открытое окно, нес с собой душную вонь - бензи-
на, полыни, масляной краски и (из буфета в соседнем корпусе) бутербродов
с ветчиной.
    "Пьян, -  думал  Мартин  с отчаянием,  - я пьян или сошел с ума!" Он
вскочил и заметался по комнате,  но тут же увидел щель в паркете и пошел
по ней.  "Если я смогу пройти по прямой,  - рассуждал он, - значит, я не
пьян... Я просто сошел с ума". Мысль эта была не слишком утешительна.
    Он прекрасно прошел по щели.  Он мог даже идти гораздо прямее  щели,
которая,  как он теперь убедился, была чуть-чуть извилистой. Никогда еще
он не двигался с такой уверенностью и  легкостью.  В  результате  своего
опыта он оказался в другом углу комнаты перед зеркалом, и, когда он вып-
рямился,  чтобы посмотреть на себя, хаос и смятение куда-то улетучились.
Бешеная  острота  ощущений сгладилась и притупилась.  Все было спокойно.
Все было нормально.  Мартин посмотрел в глаза своему отражению. Нет, все
не было нормально.
    Он был трезв как стеклышко.  Точно он пил не виски, а родниковую во-
ду.  Мартин наклонился к самому стеклу, пытаясь сквозь глаза заглянуть в
глубины собственного мозга.  Ибо там происходило нечто поразительное. По
всей поверхности его мозга начали двигаться крошечные  заслонки  -  одни
закрывались почти совсем, оставляя лишь крохотную щель, в которую выгля-
дывали глаза-бусинки нейронов,  другие с легким треском  открывались,  и
быстрые  паучки - другие нейроны - бросались наутек,  ища,  где бы спря-
таться.
    Изменение порогов, положительной и отрицательной реакции конусов па-
мяти, их ключевых эмоциональных индексов и ассоциаций... Ага! Робот!
    Голова Мартина повернулась к закрытой двери. Но он остался стоять на
месте.  Выражение слепого ужаса на его лице начало медленно и  незаметно
для него меняться. Робот... может и подождать.
    Машинально Мартин  поднял руку,  словно поправляя невидимый монокль.
Позади зазвонил телефон.  Мартин оглянулся. Его губы искривились в през-
рительную  улыбку.  Изящным движением смахнув пылинку с лацкана пиджака,
Мартин взял трубку,  но ничего не сказал. Наступило долгое молчание. За-
тем хриплый голос взревел:
    - Алло, алло, алло! Вы слушаете? Я с вами говорю, Мартин! Мартин не-
возмутимо молчал.
    - Вы заставляете меня ждать! - рычал голос. - Меня, Сен-Сира! Немед-
ленно быть в зале! Просмотр начинается... Мартин, вы меня слышите?
    Мартин осторожно  положил  трубку на стол.  Он повернулся к зеркалу,
окинул себя критическим взглядом и нахмурился.
    - Бледно,  - пробормотал он. - Без сомнения, бледно. Не понимаю, за-
чем я купил этот галстук?
    Его внимание отвлекла бормочущая трубка. Он поглядел на нее, а потом
громко хлопнул в ладоши у самого микрофона. Из трубки донесся агонизиру-
ющий вопль.
    - Прекрасно,  - пробормотал Мартин, отворачиваясь. - Этот робот ока-
зал мне большую услугу. Мне следовало бы понять это раньше. В конце кон-
цов,  такая супермашина,  как ЭНИАК, должна быть гораздо умнее человека,
который всего лишь простая машина.  Да,  - прибавил он,  выходя в холл и
сталкиваясь с Тони Ла-Мотта,  которая снималась в одном из фильмов "Вер-
шины".  - Мужчина - это машина,  а женщина...  - Тут он бросил  на  мисс
Ла-Мотта  такой  многозначительный  и высокомерный взгляд,  что она даже
вздрогнула, - о женщина - игрушка, - докончил Мартин и направился к пер-
вому просмотровому залу, где его ждали СенСир и судьба.
    Киностудия "Вершина"  на  каждый  эпизод тратила в десять раз больше
пленки,  чем он занимал в фильме,  побив таким образом рекорд  "Метро  -
Голдвин-Мейер".  Перед началом каждого съемочного дня эти груды целлуло-
идных лент просматривались в личном просмотровом зале Сен-Сира - неболь-
шой  роскошной  комнате  с  откидными  креслами  и всевозможными другими
удобствами.  На первый взгляд там вовсе  не  было  экрана.  Если  второй
взгляд вы бросали на потолок, то обнаруживали экран именно там.
    Когда Мартин вошел,  ему стало ясно,  что с экологией что-то не так.
Исходя из теории,  будто в дверях появился прежний Никлас Мартин,  прос-
мотровый  зал,  купавшийся в дорогостоящей атмосфере изысканной самоуве-
ренности, оказал ему ледяной прием. Ворс персидского ковра брезгливо съ-
еживался  под  его  святотатственными подошвами.  Кресло,  на которое он
наткнулся в густом мраке,  казалось,  презрительно пожало спинкой. А три
человека,  сидевшие в зале, бросили на него взгляд, каким был бы испепе-
лен орангутанг, если бы он по нелепой случайности удостоился приглашения
в Бэкингемский дворец.
    Диди Флеминг (ее настоящую фамилию запомнить было невозможно, не го-
воря уж о том, что в ней не было ни единой гласной) безмятежно возлежала
в  своем кресле,  уютно задрав ножки,  сложив прелестные руки и устремив
взгляд больших томных глаз на потолок, где Диди Флеминг в серебряных че-
шуйках цветной кинорусалки флегматично плавала в волнах жемчужного тума-
на.
    Мартин в полутьме искал на ощупь свободное кресло.  В его мозгу про-
исходили странные вещи: крохотные заслонки продолжали открываться и зак-
рываться, и он уже не чувствовал себя Никласом Мартином. Кем же он чувс-
твовал себя в таком случае?
    Он на мгновение вспомнил нейроны,  чьи глаза-бусинки,  чудилось ему,
выглядывали из его собственных глаз и заглядывали в них.  Но было ли это
на самом деле?  Каким бы ярким ни казалось воспоминание,  возможно,  это
была только иллюзия. Напрашивающийся ответ был изумительно прост и ужас-
но логичен. ЭНИАК Гамма Девяносто Третий объяснил ему - правда, несколь-
ко смутно,  - в чем заключался  его  экологический  эксперимент.  Мартин
просто получил оптимальную рефлекторную схему своего удачливого прототи-
па,  человека,  который наиболее полно подчинил себе свою среду. И ЭНИАК
назвал  ему  имя  этого человека,  правда среди путаных ссылок на другие
прототипы, вроде Ивана (какого?) и безыменного уйгура.
    Прототипом Мартина был Дизраэли, граф Биконсфилд. Мартин живо вспом-
нил Джорджа Арлисса в этой роли. Умный, наглый, эксцентричный и в манере
одеваться, и в манере держаться, пылкий, вкрадчивый, волевой, с плодови-
тым воображением...
    - Нет, нет, нет, - сказала Диди с невозмутимым раздражением. - Осто-
рожнее,  Ник. Сядьте, пожалуйста, в другое кресло. На это я положила но-
ги.
    - Т-т-т-т,  - сказал Рауль Сен-Сир выпячивая толстые губы и огромным
пальцем указывая на скромный стул у стены.  - Садитесь позади меня, Мар-
тин.  Да садитесь же, чтобы не мешать нам. И смотрите внимательно. Смот-
рите,  как я творю великое из вашей дурацкой пьески.  Особенно заметьте,
как  замечательно  я  завершаю соло пятью нарастающими падениями в воду.
Ритм - это все, - закончил он. - А теперь - ни звука.
    Для человека, родившегося в крохотной балканской стране Миксо-Лидии,
Рауль Сен-Сир сделал в Голливуде поистине блистательную карьеру. В тыся-
ча девятьсот тридцать девятом году Сен-Сир, напуганный приближением вой-
ны,  эмигрировал в Америку,  забрав с собой катушки снятого им миксо-ли-
дийского фильма,  название которого можно перевести примерно так:  "Поры
на крестьянском носу".
    Благодаря этому фильму,  он заслужил репутацию великого кинорежиссе-
ра, хотя на самом деле неподражаемые световые эффекты в "Порах" объясня-
лись бедностью, а актеры показали игру, неведомую в анналах киноистории,
лишь потому,  что были вдребезги пьяны. Однако критики сравнивали "Поры"
с  балетом  и рьяно восхваляли красоту героини,  ныне известной миру как
Диди Флеминг.
    Диди была столь невообразимо хороша,  что по закону  компенсации  не
могла не оказаться невообразимо глупой.  И человек, рассуждавший так, не
обманывался. Нейроны Дидя не знали ничего. Ей доводилось слышать об эмо-
циях,  и свирепый Сен-Сир умел заставить ее изобразить кое-какие из них,
однако все другие режиссеры теряли рассудок, пытаясь преодолеть семанти-
ческую  стену,  за  которой покоился разум Диди - тихое зеркальное озеро
дюйма в три глубиной.  Сен-Сир просто рычал на нее.  Этот  бесхитростный
первобытный  подход  был,  по-видимому,  единственным,  который понимала
прославленная звезда "Вершины".
    Сен-Сир, властелин прекрасной безмозглой  Диди,  быстро  очутился  в
высших сферах Голливуда.  Он, без сомнения, был талантлив и одну картину
мог бы сделать превосходно.  Но этот шедевр он отснял двадцать с  лишним
раз - постоянно с Диди в главной роли и постоянно совершенствуя свой фе-
одальный метод режиссуры. А когда кто-нибудь пытался возражать, Сен-Сиру
достаточно было пригрозить,  что он перейдет в "Метро - Голдвин - Мейер"
и заберет с собой покорную Диди (он не разрешал ей подписывать  длитель-
ных контрактов,  и для каждой картины с ней заключался новый). Даже Тол-
ливер Уотт склонял голову, когда Сен-Сир угрожал лишить "Вершину" Диди.
    - Садитесь,  Мартин,  - сказал Толливер Уотт.  Это был высокий худой
человек с длинным лицом, похожий на лошадь, которая голодает, потому что
из гордости не желает есть сено. С неколебимым сознанием своего всемогу-
щества  он  на миллиметр наклонил припудренную сединой голову,  а на его
лице промелькнуло недовольное выражение.
    - Будьте добры, коктейль, - сказал он. Неизвестно откуда возник офи-
циант  в белой куртке и бесшумно скользнул к нему с подносом.  Как раз в
эту секунду последняя заслонка в мозгу Мартина встала на свое  место  и,
подчиняясь импульсу, он протянул руку и взял с подноса запотевший бокал.
Официант,  не заметив этого,  скользнул дальше склонившись,  подал Уотту
сверкающий поднос,  на котором ничего не было. Уотт и официант оба уста-
вились на поднос. Затем их взгляды встретились.
    - Слабоват, - сказал Мартин, ставя бокал на поднос. - Принесите мне,
пожалуйста,  другой.  Я  переориентируюсь  для  новой фазы с оптимальным
уровнем,  - сообщил он ошеломленному Уотту и, откинув кресло рядом с ве-
ликим человеком,  небрежно отпустился в него. Как странно, что прежде на
просмотрах он всегда бывал угнетен! Сейчас он чувствовал себя прекрасно.
Непринужденно. Уверенно.
    - Виски с содовой мистеру Мартину,  - невозмутимо сказал Уотт. И еще
один коктейль мне.
    - Ну,  ну, ну! Мы начинаем! - нетерпеливо крикнул Сен-Сир. Он что-то
сказал в ручной микрофон,  и тут же экран на потолке замерцал,  зашелес-
тел,  и на нем замелькали отрывочные эпизоды - хор  русалок,  танцуя  на
хвостах, двигался по улицам рыбачьей деревушки во Флориде.
    Чтобы постигнуть всю гнусность судьбы,  уготованной Никласу Мартину,
необходимо посмотреть хоть один фильм Сен-Сира.  Мартину  казалось,  что
мерзостнее  этого  на пленку не снималось ничего и никогда.  Он заметил,
что Сен-Сир и Уотт недоумевающе поглядывают на него. В темноте он поднял
указательные пальцы и начертил роботообразную усмешку.  Затем, испытывая
упоительную уверенность в себе, закурил сигарету и расхохотался.
    - Вы смеетесь? - немедленно вспыхнул Сен-Сир. - Вы не цените велико-
го искусства? Что вы о нем знаете, а? Вы что - гений?
    - Это, - сказал Мартин снисходительно, - мерзейший фильм, когда-либо
заснятый на пленку.
    В наступившей мертвой тишине Мартин изящным движением стряхнул пепел
и добавил:
    - С моей помощью вы еще можете не стать посмешищем всего континента.
Этот фильм до последнего метра должен быть выброшен  в  корзину.  Завтра
рано поутру мы начнем все сначала и... Уотт сказал негромко:
    - Мы вполне способны сами сделать фильм из "Анджелины Ноэл", Мартин.
    - Это художественно! - взревел Сен-Сир. - И принесет большие деньги!
    - Деньги?  Чушь!  -  коварно заметил Мартин и щедрым жестом стряхнул
новую колбаску пепла. - Кого интересуют деньги? О них пусть думает "Вер-
шинна".
    Уотт наклонился и, щурясь в полумраке, внимательно посмотрел на Мар-
тина.
    - Рауль,  - сказал он,  оглянувшись на Сен-Сира, - насколько мне из-
вестно,  вы приводите своих...  э...  новых сценаристов в форму.  На мой
взгляд, это не...
    - Да,  да,  да,  да! - возбужденно крякнул Сен-Сир. - Я их привожу в
форму! Горячечный припадок, а? Мартин, вы хорошо себя чувствуете? Палева
у вас в порядке? Мартин усмехнулся спокойно и уверенно.
    - Не тревожьтесь,  - объявил он. - Деньги, которые вы на меня расхо-
дуете, я возвращаю вам с процентами в виде престижа. Я все прекрасно по-
нимаю. Наши конфиденциальные беседы, вероятно, известны Уотту.
    - Какие еще конфиденциальные беседы?  - прогрохотал Сен-Сир и  густо
побагровел.
    - Ведь мы ничего не скрываем от Уотта,  не так ли? - не моргнув гла-
зом,  продолжал Мартин.  - Вы наняли меня ради престижа,  и престиж  вам
обеспечен,  если только вы не станете зря разевать пасть.  Благодаря мне
имя Сен-Сира покроется славой.  Конечно,  это может сказаться на сборах,
но подобная мелочь...
    - Пджрзксгл!  - возопил Сен-Сир на своем родном языке и,  восстав из
кресла,  взмахнул микрофоном,  зажатым в огромной волосатой лапе. Мартин
ловко изогнулся и вырвал у него микрофон.
    - Остановите  показ!  - распорядился он властно.  Все это было очень
странно.  Каким-то дальним уголком сознания он понимал, что при нормаль-
ных обстоятельствах никогда не посмел бы вести себя так, но в то же вре-
мя был твердо убежден,  что впервые его  поведение  стало  по-настоящему
нормальным.  Он ощущал блаженный жар уверенности, что любой его поступок
окажется правильным,  во всяком случае пока не истекут двенадцать  часов
действия матрицы. Экран нерешительно замигал и погас.
    - Зажгите свет!  - приказал Мартин невидимому духу, скрытому за мик-
рофоном.
    Комнату внезапно залил мягкий свет,  и по выражению на лицах Уотта и
Сен-Сира Мартин понял, что оба они испытывают смутную и нарастающую тре-
вогу.
    Ведь он дал им немалую пищу для размышлений - и не  только  это.  Он
попробовал вообразить,  какие мысли сейчас теснятся в их мозгу, пробира-
ясь через лабиринт подозрений, которые он так искусно посеял.
    Мысли Сен-Сира отгадывались без труда.  Миксо-Андиец облизнул губы -
что было нелегкой задачей, - и его налитые кровью глаза обеспокоено впи-
лись в Мартина.  С чего это сценарист заговорил так  уверенно?  Что  это
значит?  Какой  тайный грех Сен-Сира он узнал,  какую обнаружил ошибку в
контракте, что осмеливается вести себя так нагло?
    Толливер Уотт представлял проблему иного рода. Тайных грехов за ним,
по-видимому, не водилось, но и он как будто встревожился. Мартин сверлил
взглядом гордое лошадиное лицо,  выискивая скрытую слабость.  Да,  спра-
виться с Уоттом будет потруднее, но он сумеет сделать и это.
    - Последний подводный эпизод, - сказал он, возвращаясь к прежней те-
ме,  - это невообразимая чепуха.  Его надо вырезать. Сцену будем снимать
из-под воды.
    - Молчать! - взревел Сен-Сир.
    - Но это единственный выход, - настаивал Мартин. - Иначе она окажет-
ся не в тон тому, что я написал теперь. Собственно говоря, я считаю, что
весь фильм надо снимать из-под воды. Мы могли бы использовать приемы до-
кументального кино...
    - Рауль, - внезапно сказал Уотт. - К чему он клонит?
    - Он