мягче сказал Римодал,  -- пока ничего страшного.
Возьми  себя  в  руки  и  немедленно  отправляйся  в  операционную.   Может,
понадобится твоя помощь.
     Когда  тело  Сергея,  подталкиваемого  Кэллом,  медленно  подплывало  к
выходному люку, Лемма, вскочив с кресла, метнулась к двери и исчезла за ней.


Глава 8. У ЦЕЛИ



     Сознание  к Сергею  возвращалось  медленно.  Оно  было  очень  хрупким,
трудноуловимым, исчезающим и  появляющимся вновь в виде непоследовательных и
постоянно   меняющихся  кадров  хроники   пережитых  событий.   Он  спокойно
вспоминал,  оценивал свои  действия и поступки. И он вспомнил почти все, что
произошло  с  ним до  того момента, как вошел  в силовой отсек корабля.  Что
произошло дальше, этого он не помнил.
     "Ладно, -- думал  он, -- оставим  это. Разберемся позже. Проанализируем
конкретную ситуацию. Итак,  сознание работает, значит я жив. Это уже хорошо.
Далее. Где я? Почему темно и так тихо? Где Лемма? Где остальные? Что с ними?
Надо открыть глаза. Странно, почему я ничего не вижу? Может, я ослеп?" -- От
этой мысли по телу Сергея волнами прокатилась нервная дрожь.
     Шли уже третьи сутки, как Лемма не отходила от  Сергея,  пытаясь  всеми
средствами помочь ему выйти из состояния анабиоза. Уже неделю, как все члены
экипажа приступили к исполнению своих обязанностей на втором, заключительном
этапе  полета.  Все  чувствовали  себя  после  сна  хорошо,  системы корабля
функционировали нормально. Вот только Сергей...
     -- Господи, помоги ему и мне, -- неустанно  шептала Лемма, в  очередной
раз пытаясь помочь ему включить сознание.
     Обстоятельства   для   Сергея   сложились    очень    неудачно.   Из-за
катастрофического отсутствия времени (корабль был уже готов к прыжку в  иное
измерение) в режим анабиоза вводить его пришлось в бессознательном состоянии
после тяжелейшей операции по пересадке кости и  тканей на пораженном участке
тела.  Поэтому  ни  научно,  ни методически  к  этому сложному  процессу  он
оказался не подготовлен.
     --  Лемма, -- Кэлл  осторожно  тронул ее  за плечо. -- Мне кажется,  он
начинает приходить в себя. Ты видишь?
     -- Тише, Кэлл,  тише, дорогой.  Все вижу и знаю. Ты  иди, иди,  займись
чем-нибудь, -- она погладила Кэлла по плечу и легонько подтолкнула к выходу.
Кэлл тихо вышел из комнаты, размышляя о потрясающих изменениях в характере и
поведении Леммы с того момента, как к ней пришла земная любовь. Сам  Кэлл не
знал, что же это  такое -- земная любовь, хорошо это или  плохо, счастье это
или несчастье.  Зато он твердо  знал, что Сергей хороший человек.  Он должен
жить. И Кэлл страстно желал этого.
     Сергей продолжал упорно восстанавливать события последних дней и часов,
но каждый  раз  нечто  главное ускользало от  него.  И  вдруг  он  отчетливо
услышал:
     -- Ангел мой, любовь моя, жизнь  моя, ты меня слышишь, это я, Лемма! --
нежные руки гладили его волосы, щеки, лоб.
     -- Я  здесь, Лемма!  Я  люблю  тебя! --  Он  думал,  что кричит  на всю
галактику. Но у него еле-еле шевелились губы.
     Но Лемма  все поняла до  последнего  слова и была бесконечно счастлива,
потому что знала -- кризис миновал, теперь  все  будет хорошо. Она осторожно
пошлепала ладошками по его щекам и сказала:
     -- Спокойно, мой  любимый.  Все хорошо, все очень хорошо.  Ты абсолютно
здоров. Просто долго спал и пора просыпаться. Осторожно открой глаза. Я знаю
-- трудно, очень трудно, но надо, обязательно надо.
     Продолжая поглаживать его  руки,  она  напряженно  всматривалась  ему в
лицо. Лемма  просто  физически  ощущала накал  психологического  напряжения,
огромные затраты мышечной энергии и воли, которые прилагал Сергей, казалось,
для самого элементарного действия -- открыть глаза.
     Наконец, веки  Сергея  дрогнули раз, другой и  медленно приоткрылись. В
первое мгновение выплыло, как бы из  тумана, бледное пятно,  постепенно  оно
превратилось в  силуэт  человека, который  медленно,  словно  проявляясь  на
фотопленке, превращался в Лемму.
     Огромные,  бездонные   глаза   Леммы  были   полны  слез.  Их   взгляды
встретились. Еще некоторое  время они  смотрели друг на друга, пока Лемма не
склонилась  к  его  груди и  не зарыдала  от  великой радости  и  безмерного
счастья.
     Огромнейшее напряжение, которое пришлось вынести  им  обоим,  сказалось
быстро. Их глаза медленно закрылись и они уснули глубоким и спокойным сном.
     В дверь осторожно просунулась голова Кэлла.
     -- Лемма! Тебя спрашивает командир!
     Ответом ему  была полная  тишина. Кэлл  осторожно  вошел в "анабиозную"
(так между  собой  они  называли эту комнату),  отодвинул ширму, за  которой
лежал  Сергей, и  замер.  Затаив  дыхание,  он долго  смотрел  на спящих. Их
дыхание было чистым  и ровным, и  лица  такими  светлыми, одухотворенными  и
счастливыми,  что  можно  было  подумать,  будто  весь  мир,  вся  Вселенная
принадлежат только  им двоим. Кэлл вздохнул и  осторожно, на цыпочках, вышел
из комнаты, где был явно лишним.
     Путешествие  подходило  к  концу,  оставался  ровно  месяц  полета   и,
казалось, что уже оставшиеся дни не принесут никаких осложнений.
     Жизнь  внутри  корабля  протекала  в  спокойном  ритме. Основное  время
уходило  на  исполнение  каждым  своих   обязанностей.   Но  чем  ближе  они
приближались  к намеченной цели, тем отчетливее ощущали напряжение,  которое
словно  витало в  замкнутом  пространстве  корабля  и которое  проявлялось у
каждого из членов экипажа по-разному.
     У Кэлла  это выразилось в появлении  какой-то  непонятной суетливости в
движениях и речи, у Римодала, наоборот, появилась большая сосредоточенность,
молчаливость,  сдержанность. И только, казалось, Лемма  и Сергей  оставались
необремененными  заботами  о предстоящей  встрече  с  Лоуэ,  но  это  только
казалось.  В последнее  время  Сергей  не раз замечал, как  вдруг,  надолго,
умолкала Лемма,  ее глаза покрывались туманной поволокой, а  взгляд  делался
невидящим.  В  такие  мгновения  на душе Сергея  становилось  тревожно и  он
старался  сделать все, чтобы  ничем  не  потревожить Лемму,  оградить ее  от
лишних забот. И она это хорошо чувствовала и была ему безмерно благодарна.
     В  один  из  таких вечеров,  когда  каждый  был занят  своим  делом,  к
командиру вошел Кэлл.
     -- Командир. В течение двух последних дней я наблюдаю странную картину,
которую не могу объяснить. И вот пришел за советом.
     -- Докладывай,  --  Римодал  указал  Кэллу на  кресло  и  сам устроился
напротив него.
     -- Два  дня  назад я  заметил,  что приборы  выдают возрастание  уровня
внешнего  гравитационного  поля.  Трасса знакома, здесь гравитационные  поля
были всегда фоновыми. Вчера  этот уровень  понизился, а  сегодня вновь  стал
стремительно нарастать и есть  вероятность, что скоро подойдет к критической
отметке.  Пока  корабль  идет  по  расчетному   курсу.  Но  если  так  будет
продолжаться,  придется  делать  коррекцию  траектории  полета,  расходовать
топливо. Но самое главное  --  я не пойму причины возникновения столь мощной
гравитационной силы?!
     Кэлл  закончил  доклад.  Наступила  продолжительная  пауза,  в  течение
которой  Римодал, откинувшись на спинку  кресла и устремив взгляд в потолок,
долго не подавал  признаков жизни.  Наконец  он  резко  поднялся  и  коротко
сказал:
     -- Пошли.
     В зале центрального пульта электронные приборы  бесстрастно  показывали
возрастание  уровня  гравитации.  Этот  уровень  подбирался   к  критической
отметке.  Вот-вот корабль произвольно,  под  воздействием  колоссальной силы
притяжения начнет менять траекторию полета.
     Ридомал подошел к  пульту  управления,  выключил свет и переключил  все
экраны  с  внутренних отсеков  на  внешний  обзор.  Перед  ними запылала  их
галактика. Зрелище  было  настолько  прекрасным,  что даже  Римодал и  Кэлл,
бывалые  космолетчики, видавшие все это не  один раз, зачаровано смотрели на
весь этот сверкающий мир. После долгого и внимательного осмотра межзвездного
пространства Римодал задумчиво сказал:
     -- Кэлл, посмотри внимательно вон туда.
     Он указал на нижнюю левую часть экрана внешнего обзора.
     -- Что ты видишь?
     Кэлл не менее долго  вглядывался  в указанный  квадрат и, наконец, тихо
сказал:
     --  Невероятно!  Совершенно другая  картина!  Посмотри,  командир!  Там
появилась мертвая зона!
     --  Да, Кэлл. Видимо, в этом  причина возрастания силы  гравитационного
поля  на этом  участке. Черна дыра. Самая  страшная ловушка для  космических
аппаратов, да и не только  для них.  Ты ведь хорошо знаешь, что  есть черные
дыры, которые проглатывают не только планеты, планетные системы,  но и целые
галактики. Мне думается, то, что мы сейчас с тобой наблюдаем, и есть главная
причина вызова всех кораблей на Лоуэ.
     -- Ты  считаешь, что нашей планете  угрожает опасность? -- встревожился
Кэлл.
     --  Будь реалистом, Кэлл,  посмотри внимательно.  Эта проклятая яма уже
начала обгладывать  нижний  край  нашей галактики.  И аппетит ее теперь  уже
ничем  не унять.  Орион  при громадной плотности  звезд и  планетных  систем
становится  прекрасной  питательной средой для этого прожорливого  чудовища.
Она будет проглатывать  планету за планетой,  систему за системой, наращивая
свою массу до  невероятных пределов,  пока не доберется до центра галактики.
Но даже  если  она не  успеет  добраться  до  нас, ее  масса  может  достичь
критической и произойдет такой силы взрыв,  который сродни всеобщему взрыву,
но   только   в  миниатюре.  Что  будет  после  такого  взрыва,   думаю,  ты
догадываешься сам. А это значит, при любом исходе наша галактика обречена.
     Римодал и Кэлл были  мужественными  людьми. Но после  всего сказанного,
после того вывода, к которому они пришли, оба были настолько потрясены,  что
долго не  могли придти  в себя от  ужасной, поистине трагической реальности,
неожиданно обрушившейся на них.
     Они  продолжали молча сидеть  у экрана  внешнего  обзора, а  перед ними
весело поблескивали родные звезды, словно соревнуясь друг с другом в яркости
и красоте. Наконец Римодал тяжело поднялся, выключил экран  и, включив свет,
повернулся. Перед  ним стояли  Сергей  и Лемма. Они молча  смотрели друг  на
друга. Наконец Сергей произнес:
     -- Мы все знаем. Мы находились в зале и слышали весь разговор.
     -- Ну что ж, по крайней мере не будет трудных объяснений, раз уж вы все
знаете, -- ответил Римодал и тут же властно приказал:
     --  Внимание!  Всем по местам. Включить двигатели. Произвести коррекцию
траектории полета звездолета. Прошу всех быть готовыми к  встрече с Родиной.
Перед нами Орион!


Глава 9. ОТЕЦ И ДОчЬ



     В  центре  управления  межгалактическими  экспедициями  Энрат  Кэлледал
внимательно  просматривал   данные  уже  возвратившихся  экспедиций,   делал
какие-то пометки в своем древнем, как мир, блокноте.
     В кабинет неслышно вошел Рой.
     -- Кэлледал. РА-1  вышла на прямую связь, -- доложил он. -- ты  желаешь
говорить?
     Какое-то время Кэлледал  молча смотрел на вошедшего, с трудом сдерживая
волнение. Еще несколько  минут он  молча сидел в  кресле  у своего  рабочего
стола, а затем, овладев нахлынувшими на него чувствами, спокойно сказал:
     -- Не будем делать исключение, Рой, как там у них?
     --  На  РА-1 все  в порядке,  шеф.  Все живы, здоровы,  системы корабля
функционируют  нормально.  Отклонения  были.  Подробности по  возвращению. Я
успел переговорить со всеми четверыми.
     -- Четверыми?
     -- Да, Кэлледал. С  ними человек  с планеты  Земля. Я видел его. Первое
впечатление  приличное. Свободно  говорит по-нашему. Через  три дня РА будет
здесь.  Прием  на  основной  космопорт к  причалу два. Прислать  гвилет  или
сублет?
     --  Спасибо, Рой. Ничего не надо. Я встречу  их здесь, в Центре. Можешь
быть свободен. Да, вот  еще что. Передай  Римодалу: он  должен быть готов  к
подробному докладу о результатах экспедиции.
     -- Твоя воля, Энрат, -- пожав плечами, сказал Рой. -- Но  ведь там твоя
дочь!
     Кэлледал  вскинул брови  и сурово посмотрел  на  помощника.  Тот  снова
неопределенно пожал плечами  и, что-то бормоча себе под ном,  молча вышел из
кабинета руководителя межгалактических экспедиций.
     Ровно  в  12:00  по  местному времени  опоры звездолета РА-1  осторожно
коснулись поверхности Лоуэ. Экспедиция завершилась.
     Но  еще  целых две  недели,  самых  утомительных  и продолжительных две
недели, всем членам экипажа, пройдя через санпропускники, эпидемиологические
ловушки, придется жить в комнатах "биологической защиты".
     И  вот время их заточения подошло к концу.  Все  было  готово к  приему
экспедиции в Центре.
     Гвилет бесшумно опустился у главного входа. Все члены экипажа, соблюдая
установленный   ритуал,   вошли  в  святилище  космической   науки   и  были
торжественно приняты Советом межгалактических экспедиций  и ее руководителем
Энратом Келледалом.
     Лемма, с трудом  сдерживая волнение, ожидала окончания церемониала. Она
почти  не  слышала  доклада Римодала.  Ее мысли были  поглощены  предстоящей
встречей с отцом. Как он воспримет ее любовь к землянину? Что скажет в ответ
на признание? Ответы на  эти вопросы она скоро получит. И оттого, какими они
станут, во многом будет зависеть ее судьба, их судьбы.
     Осознавая  возможные последствия своего  поступка, Лемма, тем не менее,
твердо знала:  ни  при  каких обстоятельствах  она не  предаст своей  любви.
Сознание настойчиво  сверлила  одна  и та же мысль  "О, если бы отец смог ее
понять! Если бы смог!.."
     Он долго не выпускал дочь из объятий, приговаривал:
     --   Ну,  наконец-то!..  Доченька  моя,   моя   доченька!..   Доченька,
доченька...
     Кэлледал  был крупным ученым, талантливым организатором. Его  не просто
все  знали, его  любили  и  уважали.  За  огромную силу  воли,  твердость  в
отстаивании  убеждений,  непреклонную  решимость в  достижении цели,  многие
называли его "алмазом  галактики".  И никто не  подозревал,  что  за суровой
внешностью этого великого человека скрывалось нежное сердце любящего отца.
     -- Отец, скажи, это очень серьезно?  Может, еще можно  как-то  избежать
опасности? Неужели ничего нельзя сделать?
     Лемма  смотрела  на  отца широко  раскрытыми глазами,  пытаясь  заранее
предугадать его ответ.
     -- Это  не  опасность, дочка,  это даже  не беда, которую можно было бы
пережить --  это катастрофа, надвигающаяся на нас невозвратно и альтернативы
ей  нет. Вы  правильно  разобрались  в ситуации  при полете над  этой дырой.
Единственное, что  могу  добавить  -- времени  у  нас  осталось относительно
немного. А дел и проблем столько, что их и перечислить сложно.
     -- Но выход ведь какой-то есть?
     -- Выход единственный, -- Кэлледал  вышел на середину зала, повел рукой
и   над  головой  засияла  Вселенная.  Это   уникальное  сооружение  лоуэтян
создавалось  многие  тысячелетия  и впитало в себя самые  последние  научные
достижения в области космологии.
     -- Смотри, дочка. Вот планеты,  которые  на  сегодня способны  приютить
осиротевшую, но  великую  цивилизацию.  В этих галактиках,  путь  к  которым
высвечен особо, ты это  видишь,  есть планеты и планетные системы идентичные
по своим физическим  характеристикам нашей системе или близки к ней. Но, как
сама понимаешь, там везде  свой разум, свой уровень цивилизации. И далеко не
каждая из  них гостеприимно распахнет двери своего дома.  А  вон, видишь,  в
самом уголочке и твоя Зея.
     -- Земля, отец. Люди называют ее Землей!
     --  Да, да, я знаю. Знаю и то, что это чудесная планета. Райский уголок
во Вселенной. Матушка-природа поработала здесь на совесть, создав уникальные
условия жизни, достойные великого разума.
     --  Ты  прав, отец. Дивная планета. Она  достойна Великого  Разума,  --
медленно проговорила Лемма. Затем с грустью добавила:  -- Только вот достоин
ли  Разум ее? Велик ли он? На этот  вопрос  пока сложно ответить. И  в  этом
отчасти  виноваты  мы, затеяв  этот сложнейший эксперимент. Ты  не  подумай,
отец,   я  не  обвиняю  предков.  Нет.  Я  хорошо  понимаю   важность  этого
эксперимента, его суть. А если  учесть обстоятельства, в которых оказались в
настоящее время  мы,  смысл  его  становится еще  более значим. Слава  Богу,
первая  часть эксперимента уже завершена, и завершена успешно. Биологической
разницы между  людьми  не существует.  Что  касается всего остального, здесь
намного   сложнее.  Тем  не  менее,  я  верю  --  земляне   станут   великой
цивилизацией.
     -- Лемма, ты долго работала на Земле, жила среди  людей. В чем  главное
отличие  их  от  нас? Совет,  конечно,  располагает всеми сведениями об этой
планете. Есть ответ и на этот вопрос. Ну а ты, лично ты, как бы ответила?
     -- Ты знаешь, отец, на первый  взгляд они  почти не отличаются  от нас.
Люди  настолько неоднородны по своему этническому,  рассовому, национальному
составу,  что  нам  не   составило  никакого  труда  затеряться  среди  них.
Происходит постоянное движение и  преобразование  народов. Ассимиляция одних
другими, исчезновение целых этнических групп  и появление новых. Наблюдать и
изучать   это  явление  чрезвычайно  интересно.  Казалось,  что  оно  должно
неминуемо привести к необратимым процессам, значительным подвижкам в области
психики людей.  Но к счастью, а может к несчастью, я еще не могу определенно
ответить на этот вопрос, этого не произошло. Душа и сердце у людей настолько
раскрепощены, подвержены таким  эмоциональным  всплескам, что порой кажется,
будто Разум в эти мгновения полностью  покидает их, подчиняя все  действия и
поступки  только  чувствам.  Так смеяться  и страдать,  сердиться,  прощать,
ненавидеть и любить может только человек с планеты Земля. В этом их основное
отличие от  нас.  В этом их величайшее счастье и  преимущество перед нами. В
этом беда их. Скажи, отец, тебе ведома Любовь?
     Кэлледа внимательно слушал дочь, напряженно всматривался в родные черты
и  неожиданно  сделал поразительное открытие  -- Лемма стала другой.  В  ней
что-то изменилось. Нет, это, конечно, его дочь.  Но  совсем не похожа на ту,
которую он отправил в экспедицию на Зею.
     Они сидели напротив друг друга. И  Кэлледал все отчетливее понимал, что
в Лемме  появилось нечто такое, чему он, при всем своем богатом  интеллекте,
не  мог  подыскать даже названия. Это  была  одухотворенность,  свойственная
только  людям, не знакомая лоуэтянам.  Во всем -- в  походке, в движениях, в
выражении лица  -- это была не  женщина  Лоуэ. Но  самое  поразительное:  из
мраморной  статуи   богини,  сверкающей  красотой  холодного  камня,   Лемма
превратилась в живой цветок, излучающий тепло и радость жизни.
     -- Ты спрашиваешь, ведома ли мне Любовь?  -- Кэлледал чувствовал, что в
этом  вопросе заключено  нечто  большее,  чем праздное любопытство.  Тем  не
менее, он  спокойно ответил. -- Конечно, ведома. Я  очень люблю  свой народ,
планету, нашу галактику и абсолютно не представляю себя вне Родины.
     Последняя фраза  была  произнесена им с  какой-то  великой  грустью, но
Лемма не  заметила этого.  Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, нежные пальчики
стали нервно вздрагивать.
     -- Отец!  Я люблю его больше  жизни.  Нет  во вселенной силы, способной
заставить меня отказаться  от  своей любви. Разве  только смерть. В ней  мое
счастье, мое будущее.
     Произнесла  эту  фразу  Лемма  тихо, но с  таким  достоинством, с такой
убежденностью,  что  невозможно  было  усомниться  в  искренности  ее  слов.
Кэддедал  хорошо знал характер  своей дочери. Это  был  его характер. Однако
дело  было  даже  не в этом.  Он вдруг почувствовал в этом  хрупком создании
величайшую силу духа, способную или поднять плоть и  разум  на неведомую ему
вершину или заставить исчезнуть навсегда.
     -- Я не очень тебя понимаю, дочь моя. О какой любви ты говоришь?
     -- Я люблю человека, отец. Землянина.