о проведешь время.
     - Будьте уверены, я приду, - Я подумал о Киде Смерти. Я  странствовал
по бесконечной ночи. Я искал Челку. - Как ваше имя и  где  я  смогу  найти
вас?
     - Мое имя - Пистолет, но ты можешь забыть его.  Найти  меня  можно  в
"Жемчужине", там я занимаюсь своим бизнесом.
     - Жемчужина... звучит зачаровывающе.
     - Многие изумительные и зачаровывающие вещи хороши только  на  первый
взгляд, - скромно ответил он.
     - Что ты так поздно делаешь здесь, на дороге?
     - То же самое, что и ты - направляюсь в город.
     - А откуда ты едешь?
     - Мой странный друг, у тебя невероятные манеры. Я еду  от  друзей.  Я
привозил им подарки, а они в свою очередь тоже сделали мне подарки. Но это
не твои друзья и ты не должен расспрашивать о них.
     - Извини, - я слегка  обиделся  на  эту  формальность,  такого  я  не
понимал.
     - Ты не понимаешь всего этого? - спросил он мягче. -  Но  когда  тебе
придется одеть ботинки  и  прикрыть  пупок,  ты  получишь  гораздо  больше
ощущений. И еще, скажу тебе по секрету, что через год жизни в Браннинге ты
позабудешь мою болтовню.
     - Я не собираюсь оставаться там на год.
     - Ты можешь остаться там на всю жизнь. В Браннинге много чудес и  они
могут захватить тебя.
     -  Я  уйду,  -  настаивал  я.  -  Смерть  Кида  Смерти  завершит  мое
путешествие.
     Пистолет бросил на меня странный взгляд.
     - Я уже советовал тебе, парень, - наставительно сказал он,  -  забыть
грубые пастушеские разговоры. Лучше не божись ночными кошмарами.
     - Я вовсе не божусь. Красноголовый паразит  скачет  за  этим  стадом,
навлекая беды на меня и Зеленоглазого.
     Горбатый Пистолет решил, что учить дурака (которым был я) бесполезно.
Он засмеялся и хлопнул меня по плечу:
     - Желаю удачи, Ло Грязнолицый. И, может быть, этот иной, этот дьявол,
в самом деле скоро умрет от твоей руки.
     - От моего мачете, - сказал я и показал ему нож. - Напойте  про  себя
песню.
     - Что?
     - Вспомните,  какую-нибудь  мелодию.  Какая  музыка  играет  в  вашей
"Жемчужине"?
     Он нахмурился, а я заиграл.
     Глаза у него натурально полезли из орбит, потом он засмеялся.  Горбун
раскачивался в своей повозке, хлопая себя по коленям. Музыка  внутри  меня
смеялась и шутила. Я играл. Когда его юмор стал выше  моего  понимания,  я
опустил мачете.
     - Пастух, - проговорил он сквозь смех, - у меня  только  два  выбора:
посмеяться над твоим невежеством или заявить, что ты обманул меня.
     - Как вы говорили мне, не в обидном смысле слова. Но  объясните,  что
означает ваша шутка?
     - В другой раз. А ты настойчив. Держи свое иное _п_р_и _с_е_б_е_. Оно
должно быть только твоим достоянием и ничьим больше.
     - Но это только музыка.
     - Дружище, что ты подумаешь о человеке, который  встречается  тебе  и
после трехминутной беседы рассказывает, что у тебя происходит внутри.
     - Не понял.
     Пистолет постучал указательным пальцем по лбу:
     - Я должен был вспомнить, как начинал сам. Я был невежественен, как и
ты, и тоже божился, - он, кажется, начал раздражаться.
     - Послушайте, я не вижу никакой связи...
     - Это не для  твоих  суждений.  Ты  можешь  согласиться  с  этим  или
убираться прочь.  Но  нельзя  жить,  пренебрегая  обычаями  других  людей,
непристойно шутить и щеголять ругательствами.
     - Скажите мне _п_о_ж_а_л_у_й_с_т_а_, на какие  обычаи  я  не  обратил
внимания и что за ругательства я произнес? У меня что в голове - то  и  на
языке. Я говорю только то, что думаю.
     Его деревенское лицо посуровело (суровые деревенские лица - к  ним  я
должен был привыкнуть в Браннинге).
     - Ты говорил, что Ло Зеленоглазый скачет вместе с тобой среди ящеров.
Ты осыпал Кида Смерть проклятиями, как будто бы  сам  глядел  в  дуло  его
револьвера.
     - И где же ты думаешь, - я разозлился, - находится Зеленоглазый? - Он
спит у камина, вон там, наверху, -  и  указал  на  плоскогорье.  -  И  Кид
Смерть...
     Позади нас полыхнул  огонь.  Мы  оцепенели.  В  пламени  стоял  ОН  и
улыбался. Дулом пистолета он сдвинул шляпу на затылок, из-под нее выбились
красные волосы.
     - Как дела, приятели? - захихикал Кид. Его тень в  отблесках  пламени
металась по скалам. И от мокрой кожи, там, где ее лизали  огненные  языки,
валил пар.
     - Ааааааа-ааааа-ааааа-ииииии! - заорал Пистолет.  Он  рухнул  в  свой
экипаж с отвисшей челюстью. Замолчал, попытался сглотнуть, но  рот  так  и
остался открытым. Собака зарычала. Я замер.
     Огонь замигал, заколебался и потускнел  -  только  несколько  язычков
пламени в  листве.  От  ярости  в  моих  глазах  запульсировала  кровь.  Я
попытался осмотреться. Но в глазах рябило -  сплошной  пульсирующий  мрак.
Свет...  с  плоскогорья,  по   дороге,   освещенной   фонарями   спускался
Зеленоглазый. Кид исчез, как будто бы его и не было.
     Повозка позади меня тронулась.
     Пистолет пытался усесться и взять на себя управление; собака  неслась
сломя голову. Я подумал, что вот-вот, и горбун выпадет, но  он  удержался.
Они быстро скрылись из виду. Я направился к Зеленоглазому. Он посмотрел на
меня с... досадой?
     В свете фонарей заостренные черты его  лица  с  юношеским  пушком  на
щеках немного смягчились. Тень от него на земле была громадной.
     Мы пошли назад. Я лег у костра. Сон смежил мои веки, и мне приснилась
Челка.



                                    10

                     Вернулся домой рано. Они принесли  вина  для  встречи
                Нового  года.  Там,  внизу,  в  белом  городе,  они   были
                музыкантами. Я помню, как  полтора  года  назад,  когда  я
                закончил "Падение Башен", я говорил  себе:  тебе  двадцать
                один, скоро  будет  двадцать  два:  ты  слишком  стар  для
                вундеркинда; твои свершения более важны,  чем  возраст,  в
                котором они были сделаны; все таки образы  юности  до  сих
                пор  преследуют  меня.  Четтертон,  Гринберг,  Редигет.  С
                окончанием  работы   над   "Пересечением..."   я   надеюсь
                избавиться от них. Билли Кид идет последним.  Он  проходит
                через этот абстрактный роман, как один из  безумных  детей
                Критских холмов. Чудик настигнет тебя, Билли. Завтра, если
                позволит  погода,  я  вернусь  в  Делос,  чтобы  осмотреть
                развалины вокруг Трона Смерти в центре острова с видом  на
                некрополь и на воды Рении.
                                  Дневник автора. Муконос, декабрь 1965 г.

                     На  протяжении  почти   всей   истории   человечества
                осознавалась  важность  ритуала,  поскольку  именно  через
                ритуальные акты человек устанавливает свою идентичность  с
                восстановительными силами природы, и  это  способствует  и
                облегчает его переход  на  более  высокие  стадии  личного
                развития и опыта.
                   Мастерс и Хьюстон "Разнообразие психологических опытов"

     Огни Браннинга потускнели в предрассветном тумане. Повеяло прохладой.
На востоке загоралась алая полоса,  а  на  западе  еще  светились  звезды.
Волосатый раздувал огонь. Три дракона бродили внизу, на  дороге,  так  что
мне пришлось спуститься и пригнать их обратно. Мы молча поели.
     Засерело утро. Было видно, как вдали, от Браннинга  к  островам,  как
бумажные кораблики, плывут лодки. Мой МЛ мягко следовал за мной. Мы  стали
пинками поднимать драконов, и отовсюду слышалось их  недовольное  шипение.
Но вскоре драконы успокоились, и стадо тронулось в путь.
     Паук увидел их первым.
     - Кто это?
     По дороге бежали люди, за ними шла целая толпа. Фонари погасли.
     Подстегиваемый любопытством, я поскакал впереди стада.
     - Они поют, - крикнул я назад.
     Паук выглядел обеспокоенным.
     - Ты отсюда слышишь их музыку?
     Я кивнул.
     Он ехал с высоко поднятой головой, но было видно, как  его  пробивает
дрожь. Он перебрасывал бич из руки в руку; думаю, так Паук сдерживал  свое
нервное возбуждение. Я заиграл мелодию, неслышную для остальных.
     - Они все поют?
     - Да, нараспев.
     - Зеленоглазый, - позвал Паук. - Встань позади меня.
     Я опустил мачете.
     - Что-то не так?
     - Может быть. Это гимн семьи Зеленоглазого. Они узнали, что он здесь.
     Я вопросительно посмотрел на него.
     - Мы хотели вернуться в  город  незаметно,  -  Паук  похлопал  своего
дракона по жабрам.  -  Удивляюсь,  откуда  они  узнали,  что  он  прибудет
сегодня?
     Я взглянул на Зеленоглазого, но  он  не  смотрел  на  меня.  Все  его
внимание было направлено на толпу. Делать было нечего, и я снова  заиграл.
Очень не хотелось рассказывать Пауку о моей ночной встрече с  человеком  в
повозке.
     Голоса уже доносились до нас.
     И я решил, что лучше, все таки, рассказать. Но он  так  ничего  и  не
сказал мне по этому поводу.
     Неожиданно  Зеленоглазый  направил  своего   дракона   вперед.   Паук
попытался задержать его, но было поздно. Тревога  забилась  под  янтарными
бровями. Дракон Зеленоглазого мчался к толпе.
     - Он не должен был этого делать? - спросил я.
     - Он знает, что делает, -  людей  становилось  все  больше,  они  шли
плотной толпой. - Надеюсь на это.
     Я следил, как они приближаются, вспоминая Пистолета. Его ужас, должно
быть, ночью расползся по всему Браннингу, как нефть по воде. Пастухи стали
спускаться вниз по склону, а навстречу нам поднимались люди.
     - А что может произойти?
     - Сейчас они будут возносить ему хвалу, а позднее - кто знает?
     - Ко мне... Я имею в виду, что происходящее имеет отношение ко мне.
     Паук был удивлен.
     - Я ищу Челку. Ничего не изменилось. Я хочу уничтожить Кида.  А  пока
все на месте.
     Я вспомнил лицо Пистолета, когда он убегал от Кида. Я был потрясен  -
на лице Паука тоже отразился страх. Но на  его  лице  было  еще  множество
выражений. Да, Паук - сложный человек.
     - Меня не касаются дела Зеленоглазого или кого-нибудь еще.  Я  пришел
сюда за Челкой. И уйду, когда найду ее.
     - Ты... - начал Паук. Потом он утвердительно кивнул головой,  как  бы
соглашаясь со мной.  -  Желаю  тебе  удачи,  -  и  снова  посмотрел  вслед
Зеленоглазому, скачущему к толпе. - Когда мы будем в Браннинге, заходи  ко
мне домой за своим жалованием, - он остановился.
     - К тебе домой?
     - Да, домой... в Браннинге, - Паук щелкнул бичом, подгоняя дракона.
     Мы проехали  мимо  нового  плаката.  Беловолосая  Голубка  приветливо
смотрела на меня.
     ГОЛУБКА ГОВОРИТ: "ЗАЧЕМ ИМЕТЬ ДЕВЯНОСТО  ДЕВЯТЬ,  КОГДА  ЕСТЬ  ДЕВЯТЬ
ТЫСЯЧ?"
     Я отвернулся от нее и удивился  тому,  как  увеличилась  толпа.  Люди
выстроились на дороге в два ряда. Увидев молодого пастуха, они  захлопали.
Мы подъехали поближе.
     Джунгли состоят из миллиарда отдельных деревьев, но вы  воспринимаете
их, как единую зеленую массу. Восприятие толпы идет  так  -  сначала  одно
лицо, здесь (старая женщина, размахивающая зеленой шалью),  другие  -  там
(моргающий мальчик, улыбающийся, показывающий острые зубы) и несколько лиц
по порядку  (три  зевающие  девушки,  заслоняющие  друг  друга).  Потом  -
множество локтей, ушей, ртов: Двигай!.. Я не вижу... Где он? Что с  ним?..
Да!.. Нет...
     Спины драконов продвигались по морю голов. Люди  приветливо  кричали.
Люди махали руками. Я подумал о том, что моя работа закончена. Они толкали
моего дракона: "Это он? Это?.." Драконы были несчастны. Только спокойствие
Паука, его невидимое воздействие на них, позволяло стаду мирно  шествовать
через толпу. Мы въехали в Браннинг через ворота. И в это время совершилось
очень много всего.
     Я не понимал их всех. Первые несколько часов со  мной  было  то,  что
было бы с любым человеком, который никогда не  видел  более  пяти  человек
вместе, и вдруг попал на  узкие  улицы,  проспекты  и  парки,  запруженные
многочисленными толпами. Стадо драконов покинуло меня (или я его), и я шел
с открытым ртом, пошатываясь и спотыкаясь. Голова кружилась. Люди налетали
на меня и кричали: "Смотреть надо!" - что  я  и  делал,  только  некоторое
время я пытался смотреть на все сразу.
     А это было фактически  невозможно,  даже  если  бы  все  вокруг  было
неподвижным. Пока я смотрел на что-то одно, другое тут же исчезало из поля
зрения, и я толком ничего не успевал  рассмотреть  в  этой  бешеной  суете
городской жизни.
     Миллионы человеческих мелодий сливались в моих ушах в сплошной  звон.
В деревне я видел лицо человека и знал, кто это - его мать, отца,  работу,
как он  ругается  или  смеется,  какие  выражения  предпочитает,  а  каких
избегает. Здесь же: одно лицо зевает, другое жует, одно перепугано, другое
хохочет, на одном сияет любовь, а другое... - их тысячи, и ни одно из  них
не видишь больше одного раза. И ты пытаешься  уместить  все  это  в  своей
голове, начинаешь лихорадочно искать место для всех  этих  лиц,  для  этих
обрывков эмоций. Если вы побывали в Браннинге, а сами вообще-то  живете  в
деревне и собираетесь туда вернуться,  то  описать  Браннинг  вам  поможет
такой словарик: реки мужчин, потоки женщин, буря голосов, ливень пальцев и
джунгли рук. Но это будет не совсем честно по отношению и к Браннингу и  к
деревне.
     Я ходил по улицам  Браннинга,  с  болтающимся  на  боку  замолкнувшим
мачете, глазел на пятиэтажные здания, пока не  увидел  двадцатипятиэтажные
дома. Я рассматривал их, пока не увидел дом с таким числом этажей, что  не
смог их сосчитать; проносящиеся мимо люди  задевали  меня,  толкали,  и  я
сбился на полпути  (где-то  на  девяностом).  Кто  бы  мог  подумать,  что
существуют дома такой высоты.
     Попадались прекрасные широкие улицы, где над домами шелестела листва.
Встречались и такие улицы, где на тротуарах валялся мусор, и коробки домов
стояли вплотную, не оставляя пространства для движения воздуха, для людей.
Воздух стоял, и люди стояли. И то и другое было грязным.
     На стенах попадались изорванные плакаты с Голубкой. Тут были и другие
плакаты. Я прошел мимо нескольких подростков,  расталкивающих  друг  друга
локтями, чтобы получше рассмотреть плакат  на  заборе.  Протиснулся  между
ними.
     Из вихря красок смотрели две женщины с идиотическими лицами.  Надпись
гласила:
     "ЭТИ ДВА БЛИЗНЕЦА НЕ ОДИНАКОВЫ"
     Мальчики хихикали и  подталкивали  друг  друга  в  бок.  Очевидно,  я
чего-то в этом не понимал. Я повернулся к одному из них.
     - Не понимаю.
     - Что? - на носу у подростка были веснушки, а  вместо  одной  руки  -
протез. Он почесал голову пластмассовыми пальцами. - Что ты имеешь в виду?
     - Что смешного в этой картине?
     Он недоверчиво посмотрел на меня и рассмеялся.
     - Если они  не  одинаковы,  -  выпалил  он,  -  то  они  разные;  они
и_н_ы_е_!
     И все мальчишки засмеялись. Их сдавленные смешки были недобрыми.
     Я отошел от них. Я искал музыку, но ее нигде не было. Ты один, а  все
эти  тротуары  и  толпы  не  выносят  твоих  вопросов  -  вот,  что  такое
одиночество, Челка. Сжимая мачете, я шел через вечер, одинокий, как  будто
совсем заблудился и потерялся в городе.


     Ноты сонаты Кодали! Я  завертелся  на  пятке.  Здесь  каменные  плиты
тротуара были чистыми. На углах домов  росли  деревья.  Здания  стояли  за
высокими каменными воротами. Мелодия продолжала звучать у меня в голове. Я
переводил взгляд от одних ворот к другим, пытаясь  найти,  откуда  же  она
идет.  Нерешительно  поднявшись  по  мраморным  ступенькам,   я   постучал
рукояткой мачете по засову ворот.
     Грохот разносился по всей улице, но я продолжал стучать.
     В доме за воротами распахнулась обитая медными гвоздями дверь.  Потом
щелкнул замок, и  ворота  со  скрежетом  раскрылись.  Я  зашагал  к  дому,
заглянул в темный дверной проем и вошел,  ничего  не  различая  со  света.
Музыка продолжала звучать в моей голове.
     Вскоре мои глаза привыкли к полутьме. Высоко над головой  отсвечивало
окно. Над черным камином была мозаика, изображающая дракона.
     - Чудик?



                                    11

                     Но имею против тебя то, что ты оставил первую  любовь
                твою.
                                      "Откровение Иоанна". Глава 2, стих 4

                     Меня беспокоит,  что  такой  объект  нельзя  серьезно
                рассматривать без того, чтобы не сосредоточиться на  самой
                его сути, которая лежит за пределами моих или  чьих-нибудь
                еще писательских способностей... Пытаться писать  об  этом
                только в терминах моральных проблем  -  это  превыше  моих
                сил. Моя главная надежда - изначально сформулировать  суть
                предмета, и мое невежество...
                                           Джеймс Эйджи "Письмо отцу Флаю"

                     Где  эта  страна?  Как  туда  попасть?   Если   иметь
                врожденную склонность к философии, то туда попасть можно.
                                              Плотин "Разум, Идея и Бытие"

     За столом сидел Паук и, оторвавшись от чтения, смотрел на меня.
     - Так и думал, что это ты.
     В тени, за ним, я увидел книги.  У  Ла  Страшной  их  было  несколько
сотен. А у Паука книжные полки высились до потолка.
     - Мне нужны... я зашел... за деньгами.
     - Присаживайся. Я хочу поговорить с тобой.
     - О чем? - спросил  я.  Нашим  голосам  отвечало  эхо.  Музыка  почти
стихла. - Я продолжаю свой путь к Челке, еще нужно отыскать Кида.
     Паук кивнул.
     - Вот поэтому я и предлагаю тебе присесть.
     Он нажал на кнопку, и перед столом,  в  конусе  света  с  кружащимися
пылинками, неожиданно появился табурет.  Я  осторожно  присел,  поглаживая
мачете. Паук стал  перебрасывать  из  руки  в  руку  белый  хрупкий  череп
какого-то грызуна, как однажды перебрасывал из руки в руку рукоять бича.
     - Что ты знаешь о мифологии?
     - Я знаю только истории, которые рассказывала Ла  Страшная,  одна  из
старейшин моей  деревни.  Она  рассказывала  их,  когда  мы  были  детьми,
некоторые истории - по несколько раз. Потом  мы  пересказывали  мифы  друг
другу, пока они не засели в нашей памяти.
     - Повторяю, что ты знаешь о мифологии? Я не спрашиваю, какие  легенды
ты знаешь и кто тебе их рассказывал. Я спрашиваю, откуда мы их знаем и для
чего используем?
     - Я... не знаю. Когда я покидал деревню, Ла Страшная  рассказала  мне
миф об Орфее.
     Паук отложил череп и наклонился вперед.
     - Зачем?
     - Я не... - потом я задумался. - Это был совет? - Я больше ничего  не
мог придумать.
     Паук спросил:
     - Ла Страшная иная?
     - Она... - в  уме  у  меня  пронесся  грохочущий  смех  подростков  у
плаката, я не понимал, над чем они смеялись и до сих пор  чувствовал,  как
горят  мои  уши.  Я  вспомнил  Увальня,  Маленького  Джона,  Ло   Ястреба,
пытающихся развеять мою тоску по Челке, и Ла Страшную, ее  попытку  помочь
мне - да, она иная.
     - Да, - признался я. - Она иная.
     Паук кивнул и стал постукивать костяшками пальцев по столу.
     - Ты понимаешь, Чудик, что такое иное?
     - Я живу в мире, где многие обладают этим, а многие нет нет. В  самом
себе я обнаружил исключительные  способности  несколько  недель  назад.  Я
знаю, что мир движется к этому с каждым биением великого рока  и  великого
ролла. Но я не понимаю этого.
     На вытянутом лице Паука появилась улыбка.
     - В этом ты похож на остальных. Все вы знаете то, чего нет.
     - Чего нет?
     - Это не телепатия и не телекинез, хотя число таких феноменов растет,
как  растет  и  иное.  Чудик,  Земля,  мир,  пятая  планета  от  Солнца  -
биологический род, странствующий на двух ногах по влажной  земной  коре  -
все это изменяющееся. Это не одно и то же. Одни люди живут под  солнцем  и
допускают то, что ми