работали и снабжают вас пищей? А также  обслужить  и  развлечь  беседой?
Нет, вы уже готовили для меня обед. Не надо _т_о_л_к_а_т_ь_с_я_,  девушки!
Нет, не ты, другая. Ты умеешь готовить  приправу?  Ах-ах,  я  помню  тебя,
Стрихнин-Лиззи. О'кей! Да, ты. Пойдем.
     Он вернулся в сопровождении милой плешивой девушки.  Я  раньше  видел
ее, но никогда с ней не разговаривал, и не знал как ее зовут.
     - Это Маленький Джон,  Чудик,  а  я  -  Увалень,  -  представил  всех
Увалень.
     - А как зовут тебя?
     - Зовите меня Родинка.
     Нет, я никогда раньше с  ней  не  разговаривал.  Какой  позор  -  эта
ситуация не менялась в течении двадцати трех  лет.  Ее  голос  шел  не  из
гортани. Не думаю, чтобы она вообще была у Родинки. Звуки рождались где-то
глубже.
     - Меня ты можешь называть, как только захочешь, - сказал я.
     Она засмеялась и смех ее, похожий  на  перезвон  колокольчиков,  тоже
звучал необычно.
     - Давайте еду и нужно найти очаг.
     Внизу, возле ручья, мы сложили из камней очаг. У Родинки была с собой
большая сковородка, так что нам пришлось занять только соль и корицу.
     - Пойдем, - сказал Маленький Джон, - прогуляемся вдоль  берега,  -  А
ты, Чудик, пока развлек бы гостью. Побеседуйте.
     - Нет, эй... погодите, - я лег на спину и  заиграл.  Ей  понравилось,
потому что она улыбнулась мне, продолжая готовить.
     - У тебя есть дети? - спросил Увалень.
     Родинка смазала сковородку куском жира, отрезанного от окорока.
     - Один в Вересковой клетке. Двое с мужчинами в Ко.
     - Ты много путешествовала, да? - спросил Маленький Джон.
     Я заиграл потише, и она улыбнулась мне, складывая кости  в  кастрюлю.
Жир шипел и трещал на раскаленном металле сковороды.
     - Я путешествую, - улыбка, дыхание и насмешка в голосе  Родинки  были
прелестными.
     - Ты найди мужчину, который тоже путешествует, - посоветовал Увалень.
     У него всегда имелся для каждого совет на все  случаи  жизни.  Иногда
это действовало мне на нервы.
     Родинка пожала плечами.
     - Я так однажды и сделала, мы с ним, наверное, больше не  встретимся.
Это его ребенок в клетке. Парня звали Ло Анджей.  Прекрасный  мужчина.  Он
никогда не задумывался, куда идти. И всегда шел туда, куда  я  не  хотела.
Нет... - она помешала в кастрюле. -  Я  мечтаю  о  постоянном  решительном
мужчине, который бы ждал моего возвращения.
     Я заиграл старый гимн "Билли Байли, вернись,  пожалуйста,  домой".  Я
выучил его с сорокапятки, когда еще был ребенком.  Родинка,  похоже,  тоже
знала его, потому что засмеялась, разрезая персики.
     - Точно, - сказала она. - Билли Ла Байли. Это  прозвище  дал  мне  Ло
Анджей.
     Она разложила мясо по краям сковороды, а в середину положила орехи  и
овощи, посолила и налила немного воды.
     - И далеко ты заходила? -  спросил  я,  положив  мачете  на  грудь  и
потягиваясь. Сквозь кленовые листья над нашими головами проглядывало небо.
На западе оно алело в свете заходящего солнца, а на востоке  уже  взлетало
ночное темно-синее покрывало, расшитое звездами.
     Родинка разложила фрукты на листе папоротника.
     - Однажды я дошла до города. И не раз  бывала  под  землей,  исследуя
пещеры.
     - Ла Страшная говорила, что мне тоже надо отправиться в  путешествие,
потому что я иной.
     Она кивнула.
     - Поэтому и Ло Анджей  путешествует,  -  сказала  Родинка  и  закрыла
сковородку  крышкой.  Из-под  крышки  начали  вырываться  струйки   вкусно
пахнущего пара. - Большинство путешественников  -  иные  люди.  Ло  Анджей
говорил мне, что я слишком иная, но не говорил в чем.
     Увалень и Маленький Джон притихли.
     Теперь Родинка посыпала сковородку корицей. Несколько крупинок попало
в  огонь,  лижущий  края  сковородки,   и,   затрещав,   они   разлетелись
разноцветными искрами.
     - Да, - сказал я. - Ла Страшная мне тоже не объяснила, почему я иной,
чем я отличаюсь от других.
     - Ты не знаешь? - удивилась Родинка. Я покачал головой.
     - О, но ты же можешь... - она прикусила язык. - Ла Страшная - одна из
ваших старейшин?
     - Да.
     - Может быть, у нее есть причины не говорить тебе? Я поговорю  с  ней
немного позже. Она очень мудрая женщина.
     Я подкатился к ней.
     - Если ты знаешь, то расскажи мне.
     Родинка смутилась.
     - Хорошо. Только что тебе говорила Ла Страшная?
     - Она сказала, что мне нужно готовиться к путешествию, что  я  должен
убить убийцу Челки.
     - Челки?
     - Челка тоже была иной, - я начал рассказывать ей о Челке.
     Через  минуту  Увалень,  голодно  рыгнув,  забарабанил  по  груди   и
пожаловался, что он зверски голоден.  Похоже,  Увалень  ничего  не  понял.
Маленький Джон поднялся и пошел по берегу.
     Увалень последовал за ним, проворчав:
     - Позовите меня, когда все закончите. Я подразумеваю ужин.
     Родинка внимательно выслушала меня  и  задала  несколько  вопросов  о
смерти Челки. Когда я сказал, что перед путешествием должен  зайти  за  Ле
Навозником, она кивнула:
     - Хорошо, теперь я догадываюсь... Обед готов.
     - Ты не объяснишь мне...
     Она покачала головой.
     - Ты не должен этого знать,  тебе  не  нужно  понимать  всего  этого.
Поверь, я путешествовала гораздо больше тебя. Много иных людей погибло так
же, как и Челка. Я слышала, что это происходит последние три года.  Что-то
ищет их и убивает. По-видимому, нам лучше уходить куда-нибудь.
     Она приподняла крышку и из-под нее вылетело облако пара.
     Увалень и Маленький Джон, возвращавшиеся по берегу, побежали.
     - О, Элвис Пресли! - воскликнул, переводя дыхание Маленький  Джон.  -
Какой приятный  запах!  -  Он  стоял  над  огнем  и  облизывался.  Увалень
энергично раздувал ноздри.
     Мне  еще  нужно  было  расспросить  Родинку,  но  я  не  хотел  злить
Маленького Джона и Увальня и решил спокойно поесть вместе с ними.
     Вид окорока, овощей,  фруктов  и  приправ,  разложенных  на  листьях,
быстро поставили точку на моих размышлениях, и я понял, что причиной  моей
метафизической меланхолии был голод.
     Много разговоров, пищи, шуток. Мы  улеглись  спать  прямо  здесь,  на
папоротниках. Около полуночи, когда стало прохладно, все сбились  в  кучу.
За час до рассвета я проснулся.
     Я высвободил голову, она покоилась под  мышкой  у  Увальня  (плешивая
голова Родинки тоже приподнялась), и встал. В звездной темноте я  заметил,
как под головой Маленького Джона, возле моей ноги,  что-то  блеснуло.  Это
было мое мачете. Маленький Джон пристроил его вместо подушки. Я  осторожно
вытащил мачете из-под щеки друга и направился к клетке.
     Шагая, я посматривал вверх, на ветки, по которым от силовой хижины  к
ограде клетки тянулась проволока. С полпути я заиграл, и кто-то  стал  мне
подсвистывать. Я замолчал. Но насвистывать не перестали.



                                    4

                           Где он был потом? В песне?
                           Жан Жене "Экраны"
                           Бог сказал Аврааму:
                           - Убей мне сына.
                           Авраам сказал:
                           - Боже, пощади меня!
                                            Боб Дилан "Проверьте 61 шоссе"

                     Любовь это  то,  что  умирает  и  умерев,  оживает  и
                превращается в душу новой любви... Таким образом на  самом
                деле она бессмертна.
                                                   Пер Лагерквист "Карлик"

     - Ле Навозник? - позвал я. - Навозник?
     Я здесь, - донесся из темноты голос. - Это ты, Чудик?
     - Ле Навозник, где ты?
     - В клетке.
     - О! Что это за запах?
     - Беленький, - сказал Навозник. - Брат Увальня. Он умер. Я копаю  ему
могилу. Ты помнишь, брат Увальня...
     - Помню. Я вчера видел его у изгороди. Он выглядел очень больным.
     - Он не долго мучился. Входи и помоги мне копать.
     - А изгородь...
     - Выключена. Перелазь через нее.
     - Мне не нравиться бывать там, внутри.
     - Когда мы были детьми, ты ни о чем подобном не заикался,  пробираясь
ко мне. Иди сюда, я хочу вытащить этот камень, помоги.
     - Это было, когда мы были детьми. А в детстве мы делали очень  многое
из того, чего ни за что в жизни не сделаем сейчас. Это твоя работа,  ты  и
копай.
     - Челка  приходила  и  помогала  мне,  она  мне  всегда  о  тебе  все
рассказывала.
     - Челка приходила... - переспросил я. - Рассказывала???
     - Хорошо, некоторые из нас могли ее понимать.
     - Да. Некоторые из нас могли...
     Я взялся за проволоку возле столба, но перелезать не стал.
     - Действительно, - сказал Навозник. - Я все время огорчаюсь,  что  ты
не заходишь ко мне. Мы бывало веселились. И я  очень  рад,  что  Челка  не
забывала сюда дороги. Мы бывало...
     -  ...делали  массу  вещей,  Навозник.  Да,  я  знаю.  Послушай,   до
четырнадцати лет мне никто не говорил, что ты не девушка. Извини,  если  я
тебя обидел.
     - Да, нет. А Челке никто не рассказал, что я не  мальчик.  Я  отчасти
рад этому, хотя и не думаю, что это оттолкнуло бы ее.
     - Она часто приходила сюда?
     - Когда не была с тобой.
     Я влез на изгородь и спрыгнул с другой стороны.
     - Где этот проклятый камень?
     - Здесь...
     - Не прикасайся ко мне. Покажи.
     - Здесь, - повторил из темноты Навозник.
     Я обхватил камень и потащил его из грязи. Корни  затрещали,  чмокнула
грязь, и я выкатил глыбу на ровное место.
     - Кстати, как ребенок?
     (Я замер. Проклятый Навозник,  я  надеялся  услышать  вовсе  не  это.
Почему твои слова меня так задели?)
     Возле столба лежала лопата, я поднял ее и  стал  выбрасывать  из  ямы
гравий. Проклятый Навозник.
     - Мой и Челкин... - он на секунду замолчал, - Я собираюсь  где-то  на
следующий  год  показать  девочку  докторам.  Ей  необходима   специальная
подготовка, воспитание и обучение, но она вполне работоспособна. Вероятно,
она никогда не будет Ла, но, по крайней мере, она не  останется  здесь,  в
клетке.
     - Я имел в виду не этого ребенка.
     Лопата лязгнула о камень.
     - Ты же не уточнил, а здесь они все мои,  -  в  его  тоне  прозвучали
ледяные нотки. Потом Навозник слегка, явно нарочито, толкнул меня в бок. -
А... ты имел в виду твоего и моего. (Ах  ты  гермафродитный  ублюдок,  как
будто ты не понимаешь о ком идет речь, как будто  ты  не  в  курсе...)  Он
живет здесь, но он счастлив. Хочешь пойти посмотреть на него...
     - Нет, - ответил я, с ожесточением выбросив из ямы лопаты три  грязи,
- Давай поскорее похороним Беленького.
     - Куда?
     - Ла Страшная, это она сказала... мы должны побыстрей  отправиться  в
путешествие, чтобы найти и уничтожить того, кто убил Челку.
     - Ох, - вздохнул Навозник, - да. - Он подошел к изгороди и  нагнулся.
- Помоги.
     Мы подняли распухший мягкий труп и подтащили  его  к  яме.  С  глухим
стуком он скатился в могилу.
     - Ты собирался подождать, пока  я  сам  приду  за  тобой?  -  спросил
Навозник.
     - Да. Но я не могу больше ждать. Надо отправляться прямо сейчас.
     - Если мы идем вместе, тебе придется подождать.
     - Почему?
     - Чудик, я же сторож клетки и должен ее охранять.
     - Да пусть она хоть заплесневеет и сгниет, эта ваша клетка. Меня  это
не волнует. Я хочу идти!
     - Мне надо обучить нового сторожа, инвентаризовать пищу и разработать
специальное меню. Подготовить убежище для...
     - К черту, пошли...
     - Чудик, у меня здесь три младенца. Один из  них  твой,  от  девушки,
которую ты любил раньше. И все они мои.  Двое  из  них  -  если  терпеливо
заботиться о них, уделять побольше времени, окружить любовью и вниманием -
через некоторое время могут выйти отсюда.
     - Двое из них, да? - у меня перехватило  дыхание.  -  Но  не  мой.  Я
пошел.
     - Чудик!
     Вскарабкавшись на изгородь, я остановился.
     - Послушай, Чудик. Мир,  в  котором  ты  живешь  -  реален.  Он  идет
откуда-то, он идет куда-то, и он - изменяется. Но все получается правильно
и неправильно, независимо от того, хочешь ты этого или нет. Ты никогда  не
хотел этого принять, даже когда был  ребенком.  Но  пока  ты  не  изменишь
своего отношения, ты не будешь счастлив.
     - Ты рассказывал мне об этом, когда мне было четырнадцать лет.
     - Я рассказываю тебе теперь. Челка рассказывала мне множество...
     Я спрыгнул и пошел к деревьям.
     - Чудик!
     - Что? - я продолжал идти.
     - Ты испугался меня?
     - Нет.
     - Я покажу тебе...
     - Ты  прекрасно  показываешь  кое-что  в  темноте?  Это  то,  чем  ты
отличаешься, да? - крикнул я через плечо.
     Я пересек ручей и полез на скалы, не хуже самого  Элвиса.  На  луг  я
заходить не стал, а обошел его  поверху,  натыкаясь  в  темноте  на  ветки
деревьев и кустарников. Потом я услышал,  как  кто-то,  насвистывая,  идет
сквозь сумрак.



                                    5

                    Там  не  было  никого,  кроме   сумасшедшего;   и   те
                немногие, знающие этот  мир  и  то,  что  это  он  пытался
                пробить пути в другие миры, но ничего не  добился,  потому
                что  никогда  ничего  не  имел,  кроме  лишений,  не  были
                уверены, что он, мудро  рассуждающий  днем,  не  поддастся
                безумству ночью.
                    Николо Макиавелли "Воспоминания о Французской победе".

                    Эксперимент показал, что во всех объектах присутствует
                что-то еще.
                                      Жан-Поль Сартр "Святой Жене-мученик"

     Я остановился. Шорох шагов приблизился и утих.
     - Это ты, Чудик?
     - Ты изменил свои намерения?
     Вздох:
     - Да.
     - Тогда пойдем. - Мы зашагали. - Почему?
     - Кое-что случилось. - Навозник не сказал, что именно, а  я  не  стал
расспрашивать.
     - Навозник, - сказал я немного погодя. - Я чувствую  по  отношению  к
тебе что-то очень близкое к отвращению. Это настолько близко к  ненависти,
как то, что я испытывал к Челке, было близко к любви.
     - Сейчас незачем  об  этом  беспокоиться.  Ты  слишком  эгоцентричен,
Чудик. Надеюсь, пройдет время - и ты повзрослеешь.
     - И ты пришел показать мне, как  это  делается?  -  спросил  я.  -  В
темноте?
     - Я показываю тебе сейчас.
     Пока мы шли, заалел рассвет. Глаза  мои  слипались,  веки  набухли  и
стали тяжелыми, а голова - просто чугунной.
     - Ты работал всю ночь, - обратился я к Навознику, - да и я сам поспал
только пару часов. Почему бы нам не прилечь чуток поспать?
     - Подожди до тех пор,  пока  не  будет  достаточно  света,  чтобы  ты
убедился в том, что я здесь.
     Это был странный ответ. Серый силуэт Навозника вырисовывался  впереди
меня.
     Когда восток сплошь закраснел, не затронув синевы в  остальной  части
неба, я стал высматривать место, куда бы упасть. Я был  совсем  измучен  и
прикрывал глаза от солнца; все начинало плыть у меня перед глазами.
     - Здесь, - сказал Навозник. Мы подошли к неглубокому оврагу у  скалы,
на дне которого лежал плоский камень. Я  спрыгнул  на  него.  Навозник  за
мной. Мы легли, мачете я положил между нами. Я запомнил, что перед тем как
я заснул, золотой лучик успел перебраться с моей руки на спину.
     Я поднял руку и протер глаза. Они опять слипались.
     - Навозник?..
     Ко мне подбежала Родная.
     Я попытался дотянуться до подола ее платья. Она испуганно  посмотрела
на меня.
     - Увалень! - крикнула она вверх. - Маленький Джон! Он здесь!
     Я сел:
     - Куда ушел Навозник?
     К нам спускался Увалень, а за ним бежал Маленький Джон.
     - Ла Страшная, - приблизившись, сказал Увалень, - хочет поговорить  с
тобой... перед твоим уходом. Она и Ло Ястреб хотят поговорить с тобой.
     - Эй, никто не видел Ле Навозника? Странно, убежал...
     Тут я увидел выражение лица Маленького Джона.
     - Ле Навозник умер, вот поэтому-то они и хотят поговорить с тобой.
     - Что?
     - Перед восходом, внутри клетки, - сказал Увалень. - Он  лежал  возле
могилы моего брата Беленького. Помнишь моего брата?..
     - Да, да, - сказал я. - Я помогал его хоронить... Перед восходом? Это
невозможно. Когда мы с ним легли здесь спать, солнце уже взошло. - Потом я
переспросил с сожалением. - Умер?
     Маленький Джон кивнул.
     - Так же, как Челка. Это сказала Ла Страшная.
     Я вскочил, сжимая мачете.
     - Но это невозможно! Ведь кто-то говорил мне: "ПОДОЖДИ  ДО  ТЕХ  ПОР,
ПОКА НЕ БУДЕТ ДОСТАТОЧНО СВЕТА,  ЧТОБЫ  ТЫ  УБЕДИЛСЯ,  ЧТО  Я  ЗДЕСЬ".  Ле
Навозник был вместе со мной после восхода. Потом мы легли спать.
     - Ты спал с Ле Навозником _п_о_с_л_е_ того, как он умер? -  изумленно
спросила Родная.
     Сбитый с толку, я пошел в деревню. Ла Страшная и Ло Ястреб  встретили
меня возле пещеры с родником. Мы заговорили о мелочах; я смотрел  на  них,
глубоко задумавшись о явлениях, которых не понимал,  обо  всей  творящейся
неразберихе. Потом мы заговорили о быке, убитом мною.
     - Ты хорошо поохотился Ло Чудик, - сказал наконец Ло Ястреб. - И хотя
при дележе мяса  мне  достался  кусок  поменьше,  ты  -  образец  честного
мужчины. Тебя кругом подстерегало множество опасностей. Я все-таки многому
научил тебя. Помнишь, как ты удивлялся зарождению утра среди ночи?
     (Очевидно, смерть Ле Навозника убедила Ло Ястреба, что подозрения  Ла
Страшной о смерти Челки обоснованы, правда, я не  понимал,  что  связывает
эти две смерти. А они так и не просветили меня.)
     - Используй  то,  чему  я  тебя  учил,  когда  будешь  странствовать.
Постарайся выжить и вернуться.
     - Ты иной, - сказала Ла Страшная. - Ты видишь, что это очень опасно и
это очень важно. Я пыталась расширить твой кругозор. И  ты  должен  будешь
еще многому научиться. Пусть тебе пригодятся знания, которые я тебе дала.
     Не имея ни малейшего представления, куда идти, я повернулся и зашагал
прочь, все еще не придя в себя после  смерти  Ле  Навозника.  По-видимому,
тройняшки Блой почти всю ночь провели в этой пещере, ловя в  ручье  слепых
раков.  Они  возвращались,  когда  еще  было  темно.  Размахивая  палками,
мальчишки брели по берегу реки. Они-то и увидели - Ле  Навозник  лежал  за
изгородью клетки в круге света,  уткнувшись  лицом  в  кучу  гравия.  Это,
похоже, было как раз тогда, когда я только ушел.
     Я продирался через  ежевику,  по  направлению  к  солнцу,  и  в  моем
сознании, как изображение на  незамутненном  дне  родника,  вырисовывалась
одна единственная мысль: "Если Навозник умер, и в то же время шагал вместе
со мной через дрок,  огибая  камни  ("Я  показываю  сейчас,  Чудик"),  то,
наверное, и Челка сможет вернуться ко мне. Если бы мне удалось  обнаружить
того, кто убивает нас, иных... но чье иное возвращает нас  к  жизни  после
смерти..."
     Из мачете полилась медленная мелодия для умершего Навозника; и глухие
удары моих ступней о землю поддерживали ритм. Примерно  через  час  такого
своеобразного похоронного танца в невыносимой  жаре,  я  весь  блестел  от
пота.
     Солнце уже клонилось к закату, когда я наткнулся  на  красные  цветы,
громадные - величиной с мое лицо, похожие на кровавые капли, разбрызганные
между  шипов.  Они  часто  растут  на  голых  камнях.  Возле  них   нельзя
останавливаться. Плотоядны.
     Чуть позже я присел отдохнуть на плоский, покрытый трещинками,  кусок
гранита. Улитка шевелила рожками - глаз в крохотной лужице величиной с мою
ладонь. А через полчаса я пробирался по каньону. Небо стало темнеть. Уже в
глубоких  сумерках  я  увидел  в  скале  вход  в  пещеру  и,   решив   тут
переночевать, нырнул в нее.
     Особый запах человека и смерти. К лучшему. Хищные  животные  избегают
таких мест. Пол, покрытый землей, заросший мхом. Снаружи  наступила  ночь,
затрещали сверчки и завыли осы. Я  не  стал  играть,  мне  было  хорошо  в
темноте. Тут же я обнаружил рельсы и пошел по ним, нащупывая металл  рукой
с