дождя. Она стала карабкаться вверх, таща  за  собой  бич.  На  один
короткий миг прекрасная  Челка  пробудилась  от  смертельного  сна,  чтобы
спасти мою жизнь. Она хотела вытащить меня. Я крепко ухватился за бич.
     Кид Смерть продолжал хихикать. Он протянул руку к  вершине  согнутого
дерева.
     - Сломайся! - прошептал он.
     Оно сломалось.
     Челка покатилась вниз, цепляясь за камни. Схватилась за  конец  бича,
потом выпустила его, чтобы не увлечь за собой и меня.
     - Бееее... бееее... - проблеял Кид, имитируя овцу. И захохотал.
     Я прижался лицом к скале.
     - Ч_е_л_к_а_!!!
     Нет, вам не понять, почему я стонал.
     Музыка ее мозга, грохочущая во мне, доносившаяся из каньона, смолкла.
     Скалы. Камень. Мне хотелось стать скалой, камнем, на котором я  опять
повис. Она погибла, пытаясь спасти меня. Я должен был погибнуть  вместе  с
ней. Но я не должен был допустить этого.
     Мое сердце окаменело. Мое сердце колотилось.
     Оцепеневший, я повисел еще немного, и руки стали соскальзывать...
     - Все в порядке, вылезай!
     Что-то  схватило  меня  за  запястья  и  потащило  наверх.  В  плечах
запульсировала боль. Я сидел на гравии,  пытаясь  перевести  дыхание.  Кид
Смерть как-то вытащил меня наверх, на уступ, где он сидел.
     - Я спас твою жизнь. Разве плохо, что ты знаешь меня?
     Я задрожал, теряя сознание.
     - Сейчас ты будешь кричать, что я убил ее. Да, я  снова  ее  убил.  И
могу снова сделать это, и еще раз, пока у тебя не возникнет идея...
     Я метнулся, пытаясь вырваться и спрыгнуть вниз. Но он крепко  схватил
меня, мокрой рукой, и шлепнул другой. Дождь прекратился.
     Может быть, он сделал что-то большее, чем просто шлепнул.
     Кид повернулся и стал карабкаться вверх, к  тропе.  Я  отправился  за
ним.
     Я выбрался.
     Все пальцы были в грязи. Хорошо, что я обгрызал  ногти,  иначе  бы  я
сорвал их, когда летел вниз. Кид прыгал и скакал. А я полз.
     Забыв  обо  всем;  такие  состояния  бывают.  Вы   движетесь-вдох   -
остановились-отдохнуть-опять-вперед   с    одной    единственной    мыслью
"доползти". Этим я сейчас и занимался. В основном - на животе.  Задерживая
дыхание. Я уже не понимал, куда и зачем я ползу. Вдруг  впереди  я  увидел
две фигуры - влажную белую красноволосую и...  черные  волосы...  это  был
Зеленоглазый.
     Кид стоял над пропастью, положив руки на  плечи  Зеленоглазого.  Небо
над ними бурлило.
     - Смотри, - говорил Кид. - Мы сошлись,  чтобы  заключить  соглашение.
Вряд ли ты думаешь, что я проделал такой длинный путь, чтобы украсть пяток
драконов у моего друга Паука. Пусть он думает, что я  где-то  до  сих  пор
бегаю. Мы с тобой имеем кое-что общее. Мы - гаплоиды! Ты вне  сферы  моего
восприятия. Ты нужен мне. Очень нужен, Зеленоглазый.
     Грязный пастух пожал плечами.
     - Смотри, - сказал Кид и обвел руками безумствующее небо.
     На небе вспыхнула картина и повисла среди туч.  Равнина,  огороженная
колючей проволокой (клетка?). Внутри ограды вздымалась металлическая  игла
с подпорками. Я осознал, как она огромна, когда понял, что каменные  блоки
у ограждения - это дома, а крошечные точки между ними - это люди.
     - Звездолет, - сказал Кид. - Эти люди  открыли  то,  с  помощью  чего
человечество может достигнуть звезд  и  попасть  на  другие  планеты.  Они
разыскали в старых развалинах  чертежи,  немного  проволоки  и  металла  и
работали почти десять лет. Ракета почти закончена.
     Кид махнул рукой. Картина сменилась. Теперь на ней был океан. На воде
находилось плавучее поселение, расположенное  на  металлических  понтонах,
между которыми сновали лодки. Краны сбрасывали в воду металлические ящики.
     - Замеры глубины, - объяснил  Кид.  -  Вскоре  мы  сможем  не  только
мечтать об иле океанского дна.
     Опять взмах - и мы  увидели  подземелье.  Сегментными  металлическими
червями управляли женщины в касках.
     - Скальный бур, движется сейчас в то место, которое люди Старой  Расы
называли Чили.
     Последний  взмах  -   и   мы   увидели   миллиарды   людей,   занятых
разнообразнейшей  работой.  Кто-то  молол  зерно,  кто-то   управлялся   с
какими-то блестящими инструментами...
     - Все эти люди, - сказал Кид Смерть, - создают огромные богатства.  Я
могу вручить их тебе, Зеленоглазый.
     Глаза Зеленоглазого были широко открыты.
     - Я могу тебе гарантировать это. Ты же знаешь, что я это  могу.  Тебе
просто нужно присоединиться ко мне.
     Зеленоглазый снова пожал плечами.
     - Какой силой ты сейчас обладаешь? - спросил Кид. -  Как  ты  сможешь
использовать то, что ты иной? Разговаривать с мертвыми, проникать в  мысли
идиотов? - я внезапно понял, что Кид  очень  расстроен.  Он  очень  хотел,
чтобы Зеленоглазый заключил с ним соглашение.
     Зеленоглазый отвернулся от него и пошел прочь.
     - Эй, Зеленоглазый! - окликнул  Кид.  Он  задыхался,  сжав  когтистые
пальцы.
     Зеленоглазый обернулся.
     Кид шел к обрыву.
     - Ты уже год пасешь драконов. Ты спишь,  положив  под  голову  бревно
вместо мягчайших подушек во дворце твоей матери.  Ты  принц  Браннинга,  а
воняешь драконьим пометом. Моешься в грязной луже вместо ониксовой ванны с
пятью регуляторами температуры. Ты заработал мозоли  на  ладонях,  а  ноги
твои стали кривыми от верховой езды. Где танцовщицы, пляшущие для тебя  на
нефритовых  террасах?  Где  музыканты,  каждый  вечер  убаюкивающие   тебя
музыкой? Вернись на место, достойное тебя.
     Тут Зеленоглазый посмотрел вверх и увидел меня, лежащего на  каменном
уступе тропы. Он взобрался ко мне и наклонился, чтобы подобрать мачете.
     На краю пропасти остался стоять  только  Кид  Смерть.  Он  дрожал  от
ярости, стиснув зубы  и  сжав  кулаки.  Внезапно  Кид  свистнул  и  что-то
прокричал.
     Загрохотал гром.
     Меня ударило и отбросило в сторону. Зеленоглазый, не обращая никакого
внимания на взбесившуюся природу, пытался помочь мне подняться.
     Кид потрясал кулаками. Тучи полыхали огнем, черные листья  лаванды  в
камнях, побелели от молний. Потом снова громыхнуло, и послышался  всплеск,
как будто кто-то бросился в воду.
     Зеленоглазый помогал мне спускаться по тропе. А  внутри  меня  что-то
происходило. Дождь был холодным. Я дрожал. Как-то все это расслабило меня,
и мир неудержимо понесся...
     Зеленоглазый тряс меня за плечо. Я открыл глаза и первое, что увидел,
это мачете. Зеленоглазый держал его и пристально смотрел на меня.
     - А?.. Что?.. - онемевшие пальцы покалывало. - Что случилось?
     Дождь хлестал по губам.
     Зеленоглазый кричал, губы его двигались, обнажая  белые  зубы.  Дождь
вымыл светлые дорожки на его грязном лице и пригладил волосы. Он продолжал
трясти мое плечо, несчастный и разъяренный.
     - Что случилось? - снова спросил я. - Я потерял сознание?
     - Т_ы _у_м_е_р_! - Зеленоглазый сердито и изумленно смотрел на  меня.
- Черт побери, Лоби! Почему ты умер! Ты позволил  сердцу  остановиться,  а
мозгу опустеть! Ты умер, Лоби! Ты умер!
     - Но я сейчас жив...
     Да.  Он   помог   мне   подняться.   _И   _с_н_о_в_а   _м_у_з_ы_к_а_.
П_о_й_д_е_м_.
     Я взял у Зеленоглазого мачете. С ним я чувствовал  себя  лучше.  Вода
заполнила всю рукоятку и сейчас на нем нельзя было играть. У несущегося по
камням потока мы нашли наших драконов и, обрадовавшись, бросились  к  ним.
Остальное стадо двигалось выше, по потоку.
     К нам подскакал Паук.
     - Где вы были? Я уже думал, что потерял вас! Езжайте по краям стада и
следите, чтобы драконы не забредали в  заросли  колючих  груш.  Они  тогда
опьянеют и станут неуправляемыми.
     И мы поскакали в разные стороны стада. Я  обдумывал,  как  рассказать
Пауку  о  том,  что  произошло.  Когда  мне  стало  невмоготу   сдерживать
напряжение, я повернул дракона и направил его через грязный поток к Пауку.
     - Босс, Кид Смерть появился с...
     Я ошибся. Обернувшийся был не Пауком. Красные волосы  обвивали  белый
лоб. Он оскалил  свои  игольчатые  зубы  и  захохотал.  Голый,  верхом  на
драконе, он размахивал над головой черной, с серебром, шляпой. Два древних
пистолета, с блестящими белыми рукоятками, висели у него на  поясе.  Когда
его дракон встал на дыбы (мой тоже запрыгал), я смог рассмотреть его голое
тело, обвитое ремнями. Когтистые  ноги  -  в  металлических  стременах,  к
пяткам привязаны вращающиеся металлические шипы, которыми он  безжалостно,
как хищные цветы, колол бока своего дракона.
     Ошеломленный, я  потер  глаза.  Но  иллюзия  (с  исчерченным  жилками
виском, светящимся в дожде)  исчезла.  Онемев  от  изумления,  я  поскакал
назад, через поток, к стаду.



                                    9

                     Джин Харлоу? Христос, Орфей, Билли-Кид - этих троих я
                могу понять. Но зачем рядовые молодые  писатели,  как  вы,
                делают все, чтобы догнать Великую Белую Суку.  Конечно,  я
                полагаю, это вполне очевидно.
                                                    Грегори Корсо "Беседы"

                     Дело не в том, что любовь иногда совершает ошибки,  а
                в том, что она неотъемлема от них. Мы загораемся  любовью,
                когда   наше    воображение    наделяет    несуществующими
                достоинствами  другую   персону.   Однажды   фантасмагория
                исчезает, и любовь умирает.
                                                   Ортега Гассет "О Любви"

     Усталость сковала  меня;  однообразная  изнуряющая  работа  полностью
вымотала. Дождь закончился где-то за час до  того,  как  я  это  понял.  И
рельеф изменился.
     Слева тянулись скалы. Драконы  с  треском  продирались  через  мокрые
кусты. Справа - какая-то ровная голая серая земля. Я спросил Вонючку:
     - Мы будем спускаться здесь, по этому серому камню?
     Он хихикнул и ехидно спросил:
     - Держу пари, Чудик, что это первая  вымощенная  дорога,  которую  ты
видел. Правда?
     - Да. Что значит _в_ы_м_о_щ_е_н_н_а_я_?
     Ножик, скакавший рядом с нами, заржал. Вонючка отъехал от  меня,  ему
нужно было еще что-то сделать. И больше я об этом  ничего  не  слышал.  На
дороге неожиданно, одна за другой, появились три или четыре повозки.  Меня
это поразило. Очень ловко. Это было после полудня. Но я был  так  утомлен,
что если бы даже все чудеса мира предстали передо мной, мой мозг бы их все
равно не воспринял.
     Большинство повозок тащили четырех или  шестиногие  животные,  смутно
знакомые  мне.  Я  редко  пугался  новых  животных,  потому  что  в   моем
собственном стаде часто рождались чудовищные монстры. Но при виде одного я
вздрогнул от страха.
     Оно было огромно, из черного металла, совсем  не  похожее  на  других
животных, бегущих рядом. Мчалось оно быстрее всех и было почти неразличимо
в черном дыму. Некоторые драконы, не обращавшие ровно никакого внимания на
другие повозки, при виде этой отскочили и зашипели.
     Едва я оправился от изумления, меня окликнул Паук.
     - Это одно из чудес Браннинга.
     Я стал успокаивать своего дракона, своего МЛ.
     А когда снова взглянул на дорогу,  увидел  картину,  нарисованную  на
широкой подставке, установленной возле дороги,  чтобы  все,  кто  проезжал
мимо, могли ее хорошо рассмотреть. На картине было изображено лицо молодой
женщины, с льняными белыми волосами, с детской улыбкой на губах. У нее был
маленький подбородок, широко  раскрытые  и  несколько  удивленные  зеленые
глаза, а улыбка обнажала маленькие ровные зубы.
     ГОЛУБКА ГОВОРИТ: "БУДЕТ ЛИ ПРИЯТЕН  ОДИН?  ДЕВЯТЬ  ИЛИ  ДЕСЯТЬ  БУДУТ
НАМНОГО ПРИЯТНЕЕ!"
     Я по буквам прочитал заголовок и нахмурился! Я  окликнул  Волосатого,
скакавшего неподалеку.
     - Эй, кто это такая?
     - Голубка, - крикнул он, откидывая волосы на  плечи.  -  Чудик  хочет
знать, кто такая Голубка!
     Остальные захохотали. Чем ближе  мы  приближались  к  Браннингу,  тем
больше и больше шуток сыпалось в мой адрес. Я старался держаться поближе к
Зеленоглазому: он один не смеялся  надо  мной.  Первый  вечерний  ветерок,
подувший в спину и шею, высушил пот. Я наблюдал, как драконы спускаются по
дороге, когда Зеленоглазый остановился и указал вперед. Я посмотрел вверх.
Точнее, вниз.
     Мы находились на вершине горы. Если то, что  я  видел,  находилось  в
двадцати метрах от нас - это была огромная игрушка.  Если  же  в  двадцати
километрах, то это было что-то грандиозное.  Дорога  вела  прямо  к  этому
белокаменному и алюминиевому сверкающему клубку над багряной водой. Кто-то
задумал и начал строить город, но потом он рос сам по  себе  и  жил  своею
собственной жизнью. Там было  множество  парков,  украшенных  кактусами  и
пальмами. Деревья и ряды газонов возле одиноких зданий покрывали  случайно
уцелевшие холмы зеленой шапкой. Многочисленные маленькие дома сливались  в
извивающиеся улицы. Вдали  из  застекленных  зданий  выплывали  корабли  и
становились в гавани на якоря.
     - Браннинг-у-моря, - сказал Паук. - Это он.
     Я заморгал.  Солнечные  лучи  игрались  на  земле  с  нашими  тенями,
согревали спины и отсвечивали в громадных окнах города.
     - Он огромен, - сказал я.
     - Посмотри направо, - указал Паук, - туда мы  гоним  стадо.  Вся  эта
сторона города города живет пастушьим бизнесом.  На  побережье  занимаются
рыболовством и торговлей с островами.
     Мы  проехали  еще  несколько  плакатов.  Снова  показался  плакат   с
Голубкой, подмигивающей сквозь сумерки:
     ГОЛУБКА ГОВОРИТ: "ХОТЯ ДЕСЯТЬ ПРИЯТНЫ, ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ ИЛИ СТО БУДУТ
НАМНОГО ПРИЯТНЕЕ!"
     Когда я взглянул на него, плакат  осветился.  Наверное,  у  меня  был
удивленный вид, потому что Паук сказал:
     - Плакаты освещаются всю ночь, чтобы любой прохожий мог прочесть, что
говорит Голубка, - он  усмехнулся  так,  как  будто  сказал  что-то  очень
смешное, и свернул бич в кольцо. - Мы переночуем здесь, на плоскогорье,  а
в Браннинг въедем на рассвете.
     И через двадцать минут мы уже сгоняли драконов, а  Волосатый  готовил
ужин. Над океаном небо стало черным, а над нашими головами оставалось  еще
темно-синим. Над городом  вспыхивали  огни  фейерверков  и,  рассыпавшись,
падали на землю, на берег. То ли местность была  такой  спокойной,  то  ли
Паук позаботился (вы же помните, он умел), но драконы вели себя совершенно
тихо.
     Позже, я прилег, но заснуть не мог. Скоро нужно было  подниматься  на
дежурство с Ножиком. Подошел Зеленоглазый, пнул меня ногой в  плечо,  и  я
тут же вскочил: пережитое возбуждение все еще не отпускало меня. Я  должен
буду покинуть пастухов, куда мне идти дальше?
     Мы стали объезжать стадо с  разных  сторон.  Как  я  уже  говорил,  я
размышлял: остаться одному в лесу - это вполне приятная  ситуация.  А  вот
остаться одному среди стекла,  бетона  и  нескольких  миллионов  людей....
Четыре пятых стада спало. Несколько драконов стонало,  повернув  головы  к
Браннингу, в котором  светилось  все  меньше  огней.  Я  натянул  вожжу  и
пристально посмотрел...
     - Эй, наверху! Пастух!
     Я  посмотрел  вниз,  на  дорогу.  На  ней  остановилась  двухколесная
повозка, которую тащила собака. В повозке сидел горбун.
     - Гоните ящериц в Браннинг? - он усмехнулся, потом  откинул  клеенку,
которой была накрыта повозка, покопался внутри и вытащил дыню.
     - Ты голоден, пастух? - он разрезал дыню пополам и хотел уже  бросать
мне половину.
     Но я слез с МЛ и спустился вниз. Он подождал.
     - Спасибо, Ло-незнакомец.
     Горбун засмеялся.
     - Не называй меня Ло.
     Собака впереди повозки завыла.
     - Мне. Мне. Мне голодная. Мне.
     Он протянул мне половину дыни и потрепал собаку за ухо.
     - Ты же уже обедала.
     - Я дам ей половину своей доли, - сказал я.
     Горбун покачал головой.
     - Она работает на меня, и кормить ее обязан я.
     Он отрезал кусок от своей доли и бросил собаке.
     - Откуда ты, пастух?
     Я назвал свою деревню.
     - Ты будешь в Браннинге впервые?
     - Да. Что вы можете рассказать о нем?
     - О! - горбун засмеялся, показав желтые зубы. - Я сам там  был  очень
давно. В тебе есть то, что отличает тебя от горожан, да и вообще  от  всех
пару штрихов, которые делают тебя иным...
     - Иным?
     Он поднял руку.
     - Не в обидном смысле.
     - Да я ничего и не...
     Я прикусил сладкую и мокрую от дыни  губу,  и  горбун  захихикал  еще
больше.
     - В  навозе  встречаются  алмазы,  -  произнес  он  поговорку.  -  Не
сомневайся в том, что говорит Голубка.
     - Голубка, - сказал я. - Она Ла Голубка или нет?
     - Ла, Ло или Ле перепутаны там, - он отшвырнул дынную корку. - Алмазы
и навоз. Я собираю алмазы в городах так, как это делается в рудниках.  Ло,
Ла и Ле - вы называете так тех, кто нормален или нет?
     - Так принято.
     - Было. Так же было и в Браннинге. Но сейчас по-другому. Очень  мало,
кто знает, про то, как принято в деревне, и никто не сердится,  когда  его
так называют.
     - Я сам иной. Почему же я буду сердиться? Просто, так принято.
     Ну вот, опять. Я повторяю, так было и в Браннинге. Но сейчас  все  по
другому. Сейчас  третья  стадия  -  алмазы  и  навоз.  Надеюсь,  что  твоя
неотесанность  не  доставит  тебе  особого  беспокойства.  Мне-то   самому
несколько раз досталось, когда я впервые посетил Браннинг, лет  пятнадцать
назад. Тогда город был намного меньше, чем теперь.
     Он посмотрел на дорогу.
     Я вспомнил, что Паук рассказывал мне о пастушьем бизнесе.
     - Как сейчас обстоит дело с пастушьим бизнесом? Я имею в виду  здесь.
В Браннинге.
     Горбун сцепил пальцы на животе.
     - В Браннинге пять семей контролируют все,  что  поступает  в  город,
владеет всеми кораблями и сдает в аренду половину домов города.  Вероятно,
они и купят всех ваших драконов. Из этих семей выделилось  пятнадцать  или
двадцать знаменитостей, таких как Голубка,  которых  ты  с  полным  правом
можешь называть Ла или Ло. И среди них можно найти и  неработоспособных  с
такими же званиями.
     - Как я могу узнать таких людей?
     - Ты узнаешь их, если попадешь в их  круг  -  но  вряд  ли  ты  этого
захочешь. Ты можешь всю жизнь прожить в Браннинге и не встретить человека,
достойного звания Ло или Ла. Но,  если  ты  будешь  так  называть  каждого
встречного, или дергаться, когда тебя  так  называть  не  будут,  то  тебя
просто  сочтут  дураком,  помешанным,  грубияном  или,  в  лучшем  случае,
деревенщиной.
     - Я не стыжусь своей деревни!
     Он пожал плечами.
     - Я этого и не говорил. Просто я пытался ответить на твои вопросы.
     - Да, я понимаю. Но что же все таки с иным?
     - В Браннинге иное - частное дело.  Иное  в  основаниях  зданий,  оно
нагромождается в доках, запутывается в корнях  деревьев.  Половина  города
построена на нем. Другая половина может жить без него. Но не рассуждай  об
этом вслух, иначе тебя назовут невоспитанным и вульгарным.
     - Но они говорят об этом свободно, - я показал на стадо. - Я  имею  в
виду пастухов.
     - И они вульгарны. Но с пастухами ты можешь беседовать на любые темы.
     - Но я иной... - начал я снова.
     Но его это явно больше не интересовало.
     - ...но я думаю, что мне лучше не говорить об этом никому.
     - Неплохая идея, - строго ответил он.
     Мог ли я рассказать ему о Челке? Как я смогу вести  поиски,  если  из
наша принадлежность к иному - тайна?
     - Вы, -  спросил  я  после  непродолжительного  молчания,  -  Чем  вы
занимаетесь в Браннинге?
     Вопрос, судя по всему, был ему приятен.
     - Я еду в то место встреч, где уставший может отдохнуть,  голодный  -
наесться, жаждущий - напиться, а человек, которому скучно - развлечься.
     - Я нанесу вам визит.
     - Хорошо, - задумчиво сказал горбун. - Немногие пастухи  приходят  ко
мне. Но ты впервые в  Браннинге  и  думаешь,  что  сумеешь  обойти  все  с
несколькими серебряными монетами в кошельке? Хотя, если я помогу тебе,  ты
хорош