Эта музыка звучит у меня в голове несколько  недель.  Я  слышал  ее
прошлым летом на побережье, за ночь до того, как отправился в  путешествие
к Болоту с оплодотворенными яйцами.  Тогда  я  откопал  часть  музыкальной
секции в развалинах античной библиотеки в Хайфе.
     - Так значит, этой музыке я научился у тебя?  -  внезапно  все  стало
ясно... все разговоры с Ла Страшной, встреча с  Родной,  когда  я  заиграл
"Билли, Билли". - Музыка. Так вот откуда  я  получаю  музыку,  вот  чем  я
отличаюсь от остальных, вот почему я иной - я воткнул  мачете  в  землю  и
присел рядом.
     Паук пожал плечами.
     - Я не знал, что получаю  ее  от  других  людей,  -  я  нахмурился  и
пробежал пальцами по отверстиям рукоятки.
     - Я тоже иной, - сказал Паук.
     - Как?
     - Вот так, - он закрыл глаза и на  всех  его  плечах  вздулись  бугры
мускулов.
     Мачете вылетело из моей руки, протащилось по земле  и  завертелось  в
воздухе. Потом оно вонзилось в бревно и задрожало.
     Я захлопнул в прямом смысле отвисшую челюсть.
     Все это было настолько захватывающим...
     - То же самое я могу проделывать и с животными.
     - С какими?
     - С драконами. Я могу успокаивать их, сгонять вместе, отгонять от них
опасных зверей.
     - Челка, - сказал я. - В этом вы похожи на Челку?
     - Кто это?
     Я посмотрел на мачете. Мелодия, которой  я  оплакивал  ее,  была  моя
собственная.
     - Никто. Не спрашивайте меня о ней.
     (Мелодия была моя собственная). Потом я спросил:
     - Вы что-нибудь слышали о Киде Смерть?
     Паук отложил еду, сложил руки на  груди  и  склонил  голову.  Длинные
ноздри раздувались. Я отвернулся, чтобы  не  спугнуть  его.  Но  остальные
смотрели на меня так, что я снова перевел взгляд на Паука.
     - Зачем тебе Кид Смерть?
     - Я хочу найти его и... - я подбросил  мачете  и  завертел  его,  как
Паук, но только руками. - ...я хочу найти его. Расскажи мне о нем.
     Они засмеялись. Сначала Паук,  потом  Вонючка  и  Ножик,  а  потом  и
Зеленоглазый.
     - Ты отправился в трудное время, - в конце концов сказал Паук, -  но,
- он поднял вверх палец, - идешь в правильном направлении.
     - Расскажи мне о нем, - еще раз попросил я.
     - Минуты на это не хватит, а нам сейчас нужно работать.
     Он встал, порылся в холщовом мешке и бросил мне кнут. Я поймал его за
середину рукоятки.
     - Отложите мачете, он будет петь потом, - над моей  головой  свистнул
кнут.
     Он подошел к  своему  верховому  дракону  и  из  мешка,  висящего  на
чешуйчатом горбе, достал узду и стремена. Потом я понял,  почему  Паук  не
заставил меня садиться  на  неоседланного  дракона.  Это  было  трудно,  а
полуседло и ножные ремни делали верховую езду на драконе почти приятной.
     - Направляй его за нами, - крикнул Паук, и я стал подражать движениям
пастухов, двигавшихся рядом со мной.
     Драконы толпились в солнечном свете.
     Над горбами заблестели и защелкали смазанные жиром кнуты, и весь  мир
сосредоточился для меня в покачивающемся подо мной звере. Деревья,  холмы,
можжевельник, валуны и земляника - все было в движении.
     Драконы стонали. Это значило, что они счастливы.
     Иногда свистели. Это значило, что надо быть поосторожней.
     Ворчанье, проклятия и крики. Это значило, что пастухи тоже счастливы.
     Этим  утром,  носясь   взад-вперед   среди   драконов,   я   научился
невероятному количеству вещей. Пять или шесть драконов  были  вожаками,  а
остальное стадо следовало за  ними.  Главной  задачей  было  -  направлять
вожаков. Драконы свернули вправо. Ими легко управлять,  пощелкивая  кнутом
по заднему бедру - этому я научился позднее - там находятся нервные  узлы,
превосходящие величиной даже мозговой центр.
     Один из вожаков все время норовил вернуться, беспокоясь о своей самке
(она была отягощена неоплодотворенными яйцами, как  объяснил  Паук)  и  мы
делали все, что могли, чтобы удерживать этих животных порознь. Я  потратил
кучу  времени  (подражая  Зеленоглазому),  помогая  пастухам  следить   за
драконами, которых волновали совсем другие вещи.
     Я начал понимать, что мне,  например,  надо  делать,  когда  двадцать
драконов  попадут  в  мятное  болото  (_б_о_л_о_т_а_  из  сыпучего   песка
зарастали   громадными   кустами   мяты.    Поэтому    их    и    называют
"_м_я_т_н_ы_м_и_", верно? Мятное  болото).  Паук  объезжал  стадо,  хлопая
тремя кнутами, и следил, чтобы ящеры не  проваливались  в  зыбучие  пески.
Наконец, мы вывели драконов из болота.
     - В этих местах болот не  очень  много,  -  заметил  Паук,  когда  мы
выбрались на твердую землю. - Скоро доберемся до города, если, конечно, не
собьемся с пути.
     Рука болела от постоянных взмахов кнутом.
     Некоторое время я ехал, слушая Зеленоглазого: "Не это ли самый глупый
способ потратить свою жизнь, парень?"
     Он усмехнулся.
     Потом два очень дружелюбных дракона запрыгали между нами. Пот заливал
мне глаза, тело ныло, хотя упряжь несколько  смягчала  тряску.  Неожиданно
меня окликнул Паук.
     - Смотри, Город над головой!
     Я посмотрел наверх, но глаза залил свежий  пот,  а  воздух  рябил  от
жары.
     Я подстегнул  дракона.  Заросли  дрока  стали  пореже,  и  мы  начали
спускаться.
     Земля крошилась под ногами ящеров. Солнце вонзало золотые иглы в наши
шеи, от земли веяло жаром. Начался песок. Драконы  пошли  медленнее.  Паук
остановился возле меня и тыльной стороной ладони вытер пот с глаз.
     - Мы  обычно  останавливаемся  на  Мак-Клеллан-авеню,  -  сказал  он,
взглянув на дюны. - Но сегодня, я думаю, мы дойдем до  Майн-стрит,  это  в
пяти километрах от Мак-Клеллан. Остановимся на перекрестке и  отдохнем  до
сумерек.
     Драконы шипели в песках Города. Болотные создания, они не  переносили
сухости. Когда мы проходили по этому древнему  месту,  я  вдруг  с  ужасом
ощутил себя окруженным  толпой.  Узкие  улицы,  сажа,  дым,  странный  шум
погибшей планеты старой расы.
     Я пару раз хлестнул кнутом, чтобы избавиться от наваждения.
     Солнце спускалось к горизонту. Два дракона стали кусать друг друга, и
мне пришлось пощелкать кнутом, чтобы разогнать их в разные стороны.  Ящеры
в негодовании попытались вырвать его и погрызть.  Горячий  воздух  царапал
горло. Когда драконы отбежали, я заметил, что усмехаюсь. В  этот  день  мы
остались довольны своей работой.



                                    7

                     Выскользнув из ночных вод Адриатики,  мы  устремились
                по узкому проливу к Пирею. На горизонте, слева  и  справа,
                прекрасные  исполинские  горы  заслоняли  небо.  По   утру
                корабль  идет  легко.  Из  колонок   звучит   французская,
                английская и греческая  поп-музыка.  Солнце  серебрит  еще
                мокрую, надраенную палубу, пылает над  трубой  с  клочками
                дыма. Я купил билет на  палубный  проезд,  но,  набравшись
                наглости, в первую же ночь,  забрался  в  пустую  каюту  и
                прекрасно  выспался.  Сидя  на  палубе  сегодня  утром,  я
                размышлял, какое влияние Греция окажет  на  Пересечения...
                Эта музыка так подходит к миру, по  которому  я  плыву.  Я
                осознавал, насколько она подошла бы  для  замкнутой  жизни
                Нью-Йорка. Ее мчащиеся гармонии даже больше  сочетаются  с
                покоем. Как я смогу взять Чудика в центр этого блестящего,
                движущего звуками хаоса? Прошлой ночью пил с с  греческими
                матросами. На ломаном итальянском и еще  худшем  греческом
                мы говорили о мифах. Таики узнал историю Орфея не в  школе
                и не из книг, а от  своей  тети.  Матросы  моего  возраста
                хотели послушать по  транзисторному  приемнику  английскую
                или французскую поп-музыку. А  кто  постарше  -  греческие
                народные песни.
                     - Традиционные песни - заявил  Демо.  -  Все  молодые
                парни мира хотят  побыстрее  умереть,  потому  что  им  не
                повезло в любви. - Все,  но  не  Орфей,  -  сказал  Таики,
                немного таинственно и немного возвышенно. Хотел  ли  Орфей
                жить  дальше  после  того,  как  во  второй  раз   потерял
                Эвридику? Он поступил очень  современно,  когда  он  решил
                оглянуться. Какова музыкальная сущность этого поступка?
                       Дневник автора. Коринфский залив. Ноябрь 1965 года.


                     Я мчусь на великолепных драконах,
                     Как их чудесный господин,
                     Господин замечательных драконов,
                     Целого драконьего стада.

     Зеленоглазый тихо запел, когда мы ехали на наших драконах. Впервые  я
понял  слова  так  же  хорошо,  как  и  мелодию.  Это  удивило   меня   и,
повернувшись, я посмотрел на него. Но он замолчал  и  поправил  упряжь  на
своем звере.
     Небо потемнело,  и  напоминало  синее  стекло.  На  западе  клубились
грязно-желтые облака. От драконов по песку потянулись длинные тени. В  тут
же сооруженном камине пылали угли, Волосатый уже готовил еду.
     - Это перекресток Мак-Клеллан-авеню и Майн-стрит, -  сказал  Паук.  -
Здесь мы и остановимся на ночлег.
     - Откуда вы знаете?
     - Я здесь не первый раз.
     - А...
     Наконец мы согнали более ли  менее  всех  драконов.  И  остановились.
Многие драконы легли.
     Мой верховой дракон (по небрежности, я еще не дал ему клички, поэтому
про себя называл его: Моя Лошадь - МЛ) нежно потерся о мою  ногу,  опустил
меня на землю, согнув передние лапы, потом уткнулся подбородком в песок  и
подогнул ноги. Обычно драконы так и делают. Садятся, я имею в виду.
     Мне удалось сделать не более десятка шагов. Отекшие ноги гудели и  не
слушались меня. Стремена и другое снаряжение я положил рядом с собой. Паук
улегся на вожаке и свесил вниз одну из рук.  Я  рассматривал  ее  в  свете
пламени, падающего от очага, и кое-что понял о Пауке.
     Рука была широкой, с  запястьями,  покрытыми  шишечками.  Кожа  между
большим и указательным пальцами потрескалась, а в бороздках под костяшками
скопилась размякшая от пота грязь. На  пальцах  и  на  ладони  от  тяжелой
пастушьей работы вспухли мозоли. На среднем пальце тоже  была  мозоль,  но
такие мозоли образуются при  частом  использовании  пишущих  инструментов.
Такую мозоль я видел однажды у Ла Страшной.  А  на  кончиках  пальцев,  за
исключением большого, кожа была задубевшей и гладкой  до  блеска  -  такие
отполированные пятна бывают от игры  на  струнном  инструменте  -  гитаре,
скрипке или, может быть, виолончели. Я замечал такие же пятна и на руках у
других музыкантов.
     Значит, Паук пасет драконов. И он пишет. И он играет  на  музыкальных
инструментах...
     Пока я так сидел, размышляя обо всем этом,  дыхание  мое  становилось
все размеренней и глубже.
     Я начал думать о деревьях.
     Тут вдруг меня на минуту одолел ночной  кошмар,  будто  бы  Волосатый
притащил нам гору каких-то несъедобных крабов и пышущих паром артишоков.
     А потом, привалившись к плечу спящего Зеленоглазого, я тоже заснул.
     Проснулся я, когда Волосатый снял  крышку  с  котелка,  где  тушилось
мясо. Аромат защекотал ноздри, я невольно открыл рот, втягивая  дурманящий
запах - и желудок свело спазмами. Я приподнялся, наклонился вперед, оперся
на песок и так заработал челюстями, что у меня заболело горло.
     Волосатый  зачерпывал  ложкой  мясо  и  раскладывал  его   по   нашим
кастрюлям, тряся волосатой головой. Я заметил, что в в мясе  много  волос,
но не стал обращать на это внимания. Он передал всем костяные кастрюли, от
которых валил пар. Я сидел скрестив ноги - оптимальная  поза  для  отдыха.
Ножик взял буханку хлеба, надрезал его, и мягкий аромат мякиша  хлынул  из
рыхлой полоски в золотистой корочке. Я был слишком утомлен ожиданием еды и
отчаянно хотел спать. Парадоксально, но сон и еда перестали быть приятными
занятиями, а превратились в тяжкую необходимость. Я обмакнул кусок хлеба в
подливку и затрепетал.
     Половину порции я проглотил до того, как  заметил,  что  еда  слишком
горячая. Ножик запихивал куски мяса в рот большим пальцем.
     Получив второе, я огляделся и  стал  есть  медленнее.  Смогли  бы  вы
описать, как выглядят люди во время еды? Я вспомнил  обед,  приготовленный
для нас Родной, тогда мы ели совсем по другому. Когда же это было?
     - Имейте в  виду,  -  сказал  Волосатый,  наблюдая  за  тем,  как  мы
поглощаем его стряпню, - что еще будет десерт.
     - Где? - спросил Ножик, дочавкивая второе с куском хлеба.
     - Вы слишком увлеклись первым, - продолжил Волосатый,  -  я  прокляну
каждого, кто откажется от  десерта.  -  Он  огляделся  и  долил  бульон  в
опустевшую кастрюлю Ножика. Серые руки жадно схватились за край кастрюли и
вместе с нею исчезли в темноте. Послышалось чавканье.
     Паук,  сидевший  до  этого  молча,  оглянулся,  и  сверкнув  глазами,
подмигнул Волосатому.
     - Отлично приготовил мясо, кок.
     Волосатый искоса посмотрел на него.
     Паук, который пасет драконов;  Паук,  который  пишет;  Паук,  который
носит в сердце музыку Кодали - хороший человек похвалил.
     Я взглянул на Паука и снова перевел взгляд на Волосатого. Я сам хотел
похвалить стряпню Волосатого, потому что она заслужила этого и потому, что
этим я заставил бы Волосатого хоть чуть-чуть улыбнуться, но Паук  опередил
меня, поэтому я только спросил:
     - Что на десерт?
     Я предполагал, что Паук более важная персона, чем я, и робел.
     Волосатый взял тряпку и снял блюдо с огня.
     - Ежевичный пудинг. Ножик, подай мне ромовый соус.
     Зеленоглазый  учащенно  задышал.  Сглатывая  слюну,  я  с   жадностью
наблюдал, как Волосатый раскладывает по кастрюлям политый соусом пудинг.
     - Ножик, убери лапу!
     - ...я хотел только попробовать.
     Но серая рука уже отодвинулась. В неярком свете было видно, как Ножик
облизывается.
     Волосатый поставил перед ним кастрюлю. Мы подождали, пока  не  начнет
есть Паук.
     - Ночь... песок... и драконы, - пробормотал Вонючка. - Да... - (очень
к месту).
     Я взял мачете и заиграл, но Паук неожиданно спросил:
     - Ты утром спрашивал о Киде Смерти?
     - Верно, - я  положил  мачете  на  колено.  -  Вы  можете  что-нибудь
рассказать о нем?
     Остальные молчали.
     - Одно время я относился к Киду доброжелательно, -  задумчиво  сказал
Паук.
     - Когда он жил в пустыне? - спросил я, удивляясь, как  этот  человек,
так отличающийся от Кида, мог доброжелательно относиться к нему.
     - Когда он пришел из пустыни в Город.
     - Какой город?
     - Ты знаешь, что такое деревня?
     - Да. Я сам из деревни.
     - И ты знаешь, что есть города, - Паук обвел  вокруг  себя  рукой.  -
Деревни становятся все больше и больше, растут,  пока  не  превращаются  в
города.  Города  тоже  растут,  пока  не  становятся  большими   городами,
центрами, мегаполисами. Но Кид пришел в призрачный город. Это значит,  что
город был очень старым. Город старых людей  планеты,  город  Старой  Расы.
Город остановился в  своем  развитии.  Здания  были  разрушены,  заброшены
энергетические станции, канализация осела, мертвые этажи  возвышались  над
вымершими  улицами,  обломки  светильников   валялись   на   тротуарах   -
заброшенные здания, крысы, змеи, склады,  в  которых  хранилось  множество
вещей. Древние люди были созданиями, которых вы не  поместили  бы  даже  в
клетку.
     - Что вы для него сделали?
     - Я убил его отца.
     Я нахмурился.
     Паук скрипнул зубами:
     - Он был отвратительным трехглазым трехсотфунтовым червем.  Я  узнал,
что он убил, по меньшей мере, сорок шесть человек.  Он  три  раза  пытался
убить и меня, когда я был в городе. Один раз с  помощью  яда,  другой  раз
пытался свернуть мне шею, а третий раз - с помощью гранаты. Каждый раз  он
промахивался и убивал других. Он породил пару  дюжин  отпрысков.  Однажды,
когда мы еще не враждовали, он угостил меня одной из своих дочерей, убив и
приготовив ее на обед. Свежее мясо тогда было редкостью в  городе.  Он  не
считал количества своих детей, которых покинул в клетке, за сотни миль  от
города, в  пустыне.  Он  не  предполагал,  что  его  дети  станут  гениями
преступности, психотиками и существами ужасающе различных форм. С Кидом мы
встретились в этом городе - в навозной куче, где  обитал  его  отец.  Кид,
кажется, лет на десять моложе меня.
     Я сидел в баре, слушая состязание хвастунов. Проигравший  должен  был
угостить победителя обедом. Тощий путешественник, зашел в  бар  и  сел  на
кучу тряпок. Он большую часть времени смотрел вниз,  но  его  глаза  можно
было увидеть через прозрачные  золотистые  веки.  Кожа  была  ослепительно
белой. Он сидел и смотрел на огонь, слушая речи состязавшихся, и один  раз
что-то начертил пальцем на земле. Слушая длинную и скучную историю  одного
из  хвастунов,  он  почесывал  локоть  и  кривился.  Когда   рассказ   был
увлекательным, диким и очаровательным, он замирал,  переплетая  пальцы,  и
наклонял голову. Как только состязание закончилось,  этот  странный  юноша
вышел из бара. Кто-то прошептал: "_Э_т_о _б_ы_л _К_и_д _С_м_е_р_т_ь_" -  и
все замолчали. У него уже тогда была определенная репутация.
     Зеленоглазый подвинулся ко мне; становилось прохладно.
     - Попозже, когда я вышел из города  прогуляться  по  окрестностям,  -
продолжил Паук, - я увидел Кида, плавающего в озере Городского Парка.
     - Э_й_, _П_а_у_к_! - позвал он меня из воды. Я  подошел  к  берегу  и
присел на корточки.
     - Привет, Кид!
     - Ты должен убить моего старика, для меня, - он высунул руку из  воды
и схватил меня за лодыжку. Я попытался вырваться. Кид  извивался  в  воде,
так чтобы его лицо оставалось над водой и пускал пузыри.
     - Ты должен оказать мне эту небольшую услугу.
     Лист вонзился ему в руку.
     - Это ты так говоришь, Кид.
     Он встал в воде, лицо в обрамлении длинных волос,  тощий,  бледный  и
мокрый:
     - Да, я так говорю.
     - Ты не возражаешь, если я спрошу _з_а_ч_е_м_? - я  протянул  руку  и
откинул волосы с его лба, желая убедиться, не иллюзия ли все это.
     Он улыбнулся, бесхитростный, как труп:
     - Н_е  _в_о_з_р_а_ж_а_ю_,  -  губы  его  пересохли.  -  В  этом  мире
существует масса отвратительных вещей, Паук. Ты  сильней  меня,  ты  более
восприимчив к воспоминаниям об этих горах, реках, морях и  джунглях.  И  я
силен!  О,  мы  не  люди,  Паук.  Жизнь  и  смерть,   действительность   и
иррациональность никогда не станут для нас такими,  какими  они  были  для
бедной расы, завещавшей нам этот мир. Они рассказывали мне, что задолго до
наших прапрадедов владели этим миром и что  мы  не  имеем  ровно  никакого
отношения к любви, жизни, делу и движению.  Но  мы  завладели  этим  новым
домом, и их прошлое утомит нас прежде, чем мы успеем  покончить  со  своим
настоящим. Мы выживем, если только  будем  двигаться  в  свое  собственное
будущее. Прошлое ужасает меня. Вот почему мне нужно убить отца  -  поэтому
ты должен убить его для меня.
     - Ты связан с прошлым древних людей через мозг своего отца?
     Он кивнул:
     - Освободи меня от него, Паук.
     - Что случится, если я не сделаю этого?
     Он пожал плечами.
     - Я убью вас всех, - он вздохнул. - В  море  так  тихо...  так  тихо,
Паук. Убей его, - прошептал Кид.
     - Где он?
     - Он появляется на улице ночью, когда освещенные лунным светом комары
кружатся над его головой. Его пятна скользят в  струйке  воды  водосточной
канавы,  проходящей  под  старой  церковной  стеной.  Он  останавливается,
наклоняется, пыхтит и снова...
     - Он умрет, - сказал я. - Я уберу из под бетонной стены балку  и  она
соскользнет вниз...
     - Оглядывайся иногда, - Кид улыбнулся и погрузился в  воду.  -  Мож