згнула  Келемити.  -  Ты   и   стадо
вооруженных лошадей-охранников, мистер Спесивость!
     Толпа выразила свое одобрение аплодисментами и  криками  "ура".  Зака
охватило страстное желание вырваться и убежать. Усилием  воли  он  подавил
это желание, хотя у  него  внутри  все  клокотало  от  страха.  Комическая
жестокость людей, стоявших на крыльце, в любой момент могла стать для него
ловушкой, из которой он не сможет выбраться. Белл  тоже  чувствовала  это.
Она тянула его за куртку, наполовину спрятавшись за его спиной.
     Последовало несколько грубых предложений о следующем этапе  разборки,
включая поджог Зака  и  кастрацию  его  тупым  охотничьим  ножом.  На  что
Арривидерчи Кид ответил отрицательно, потрясая  в  воздухе  длинным  дулом
револьвера почти  у  самого  лица  Зака.  -  Нет...  -  Кид  пощупал  один
навощенный ус. - Мне просто хочется заставить его сказать во всеуслышание,
что он тупица.
     Зак глубоко вздохнул: "Я не признаю этого никогда".
     - Давай привяжем его позади моей лошади  и  пусть  потащит  его...  -
начал Фритци, у которого лицо было обезображено шрамом. На этот  раз  рука
Кида описала в воздухе круг настолько быстро, словно он орудовал ножом,  и
Зак понял, что игра становится слишком опасной и не сулит ничего хорошего.
Эти люди действительно были уверены  в  том,  что  они  свободны  и  могут
подобным образом разрешать любые споры.
     Револьвер Кида дрожал у самого лица Зака. Он сказал очень мягко: "Ну.
Право выбора принадлежит мне, Рендольф!"
     - Я ничего не скажу такому человеку, как ты.
     - В таком случае, - побледнев сказал Кид, - я бросаю тебе вызов.
     Раздался взрыв аплодисментов.
     Филемон Ресмассен хотел было вмешаться, но потерял равновесие и  упал
в  пыль,  продолжая  хлопать  в  ладоши  в  состоянии   пьяного   веселья.
Аплодисменты не прекращались. Фритци Бонн выхватил  револьвер  из  кобуры,
бросил его Заку, так что он заблестел в свете желтой  луны.  Вместо  того,
чтобы протянуть обе руки и  схватить  его,  Зак  даже  не  пошевелился,  и
револьвер упал.
     Шум превратился в грохот и рев. Затем воцарилась тишина,  за  которой
последовал слабый возглас удивления. Зак чувствовал,  как  за  его  спиной
дрожит Белл.
     Кид сделал большой шаг вперед. Его серебряные  шпоры  блестели,  зубы
были стиснуты, в глазах застыл ядовитый блеск. Он  промолвил:  "Я  сказал,
что бросаю тебе вызов".
     Зак тяжело покачал головой. Он заставил себя не отводить  взгляда  от
лица Кида, но для этого ему пришлось собрать воедино  все  свое  мужество.
"Нет. Не думаю, чтобы убийство что-то решило или доказало".
     Послышались  ошеломленные  вздохи.   Келемити   Фазерингейл   сделала
непристойные намеки мужчинам, которые окружали ее.  Зак  вспыхнул.  Фритци
Бонн обозвал его сукиным сыном и выкрикнул еще какие-то ругательства в его
адрес. Сейчас Белл уже была не в состоянии что-то шептать, она дергала его
за руку и вопила, как все остальные: "Не позволяй им, Зак,  обзывать  себя
подобными словами. Почему ты терпишь все это?"
     - Глупые слова, Белл. Они ничего не значат.
     - Ты не смеешь позволять им издеваться над собой, Зак! - Белл чуть не
рыдала.
     - Очевидно, он может и будет, - раздался голос Келемити. Она выразила
свои сомнения по поводу того, к какому роду относится Зак.
     Его щеки из ледяных стали воспаленными от жара. Ногти глубоко впились
в мякоть ладоней. Но  он  продолжал  держаться,  отказываясь  отвечать  на
омерзительные обидные слова, сыпавшиеся на него отовсюду и доводившие  его
чуть ли не до безумия. Кид подошел  к  нему  еще  ближе.  Его  глаза  были
подобны маленьким очажкам, отражающим блеск желтой луны.
     - Подними железку, Рендольф.
     У Зака ныли челюсти. Ноги в подъеме горели. "Нет".
     - Ты... - Кид находился на грани срыва. - Я сказал, подними пистолет.
     - Ты и подними его, Кид. Тебе он  нужен  больше,  чем  мне.  Тебе  он
необходим для того, чтобы доказать что-нибудь.
     -    Я    предупреждаю    тебя...    -    Кид    произносил     слова
полушепотом-полусвистом, в конце фразы он весь задрожал и побелел.
     -  Я  предупреждаю  тебя,  что  до  тех  пор,  _п_о_к_а   _т_ы   _н_е
п_о_д_н_и_м_е_ш_ь _п_и_с_т_о_л_е_т_...
     - Ничего не выйдет, - отрезал Зак. - Я не играю по твоим правилам.  -
Он отвернулся.
     Испуганное лицо Белл вспыхнуло. Он направился  прямо  вдоль  улицы  и
повернул в направлении своего дома, а остальные были охвачены таким  шоком
от того, что произошло, что продолжали еще какое-то  мгновение  стоять  на
крыльце в тишине. Зак уже был далеко, быстро шагая при свете луны, когда у
пивной  "Последний   шанс"   раздались   возгласы   недоверия,   крики   и
ругательства.
     Белл догоняла его. Она рыдала.
     Он не поворачивал головы, потому что не хотел показывать ей выражения
облегчения, которое было написано на его мокром от пота лице.  Ему  просто
необходимо было принять ванну.
     - Зак, Зак, тебе следовало оказать им сопротивление! Тебе нужно  было
драться, теперь ты не сможешь больше находиться в этом городе.
     Он продолжал идти, глядя вперед. "Кто это говорит?"
     -  Они  оскорбили  тебя!  Они  назвали  твою  мать  старой   прыщавой
проституткой! Сказали, что у тебя нет яиц...
     Он развернулся и с такой яростью схватил ее за плечи,  что  даже  сам
испугался, потому что не ожидал от себя такого.
     - Белл, Белл ты родилась на этой мерзкой, испорченной, богом  забытой
планете, а я нет. И  я  не  собираюсь  ни  овладевать  ее  испорченными  и
омерзительными ценностями, ни хранить им верность, ни следовать им  ни  на
йоту! Я не собираюсь играть по их правилам, потому что для  цивилизованных
людей их философия ничего не значит...
     - О, - она остановилась, чтобы выплакаться. - Ты всегда рассказываешь
и читаешь мне об этой философии, меня это не волнует. Они набьют тебе  рот
лошадиным пометом и заставят съесть его,  Зак  Рендольф.  Неужели  же  это
ничего не значит для тебя по сравнению с этой твоей  философской  чепухой?
Неужели? - Луна осветила перламутром ее влажные глаза, сделав их  похожими
на драгоценные камни. Она вся тряслась, с головы до ног. - Неужели это для
тебя, как для мужчины, ничего не значит?
     - Н-нет, - солгал он. - На других планетах цивилизация выше подобного
поведения.
     Его слова прозвучали как-то бессмысленно. Обманчиво. Он хотел,  чтобы
его убежденность была чем-то подкреплена. Замечает ли Белл  его  сомнения?
Наверное, она все понимает, и это приводит ее в бешенство.
     - Белл, лучший способ справиться с ними - это игнорировать их.
     - Нет, это нужно для тебя самого, Рендольф. Если ты  хочешь  называть
себя человеком.
     - Я человек, потому что я думаю. Потому что  я  строго  придерживаюсь
закона логики, закона... - Напрасные слова. Он тяжело выдохнул,  попытался
говорить более резко. - Ты называла меня человеком с самого начала  нашего
знакомства. Что же изменилось так внезапно?
     - Такое как сегодня, еще никогда не  происходило,  вот  в  чем  дело.
Может быть, мы слишком долго знаем друг друга.
     - Да, может быть и так.
     -  Какое  прекрасное,  черт  возьми,   возвращение   домой!   -   Она
подпрыгнула, встала на цыпочки и подарила ему смешной отрывистый  поцелуй.
- Это все, что ты получишь сегодня ночью, а, может быть, и не только,  все
зависит от моего решения...
     Зак пришел в ярость: "До тех пор, пока ты решишь, что?"
     - Правы ли парни,  и  что  я  просто  несчастная  тупая  проститутка,
зачарованная твоими книжками и  длинными  рассказами  о  других  планетах.
Может быть, ты просто вскружил  мне  голову,  Зак  Рендольф.  Может  быть,
именно сейчас пора все изменить. О, как бы я хотела, чтобы ты не был таким
пылким, прекрасным любовником!
     Закончив на печально высокой ноте, она повернулась и убежала вверх по
узкому проходу между двумя магазинами  слишком  большими  шагами,  которые
выдавали ее происхождение.
     Зак стоял ошарашенный. Он чувствовал боль и злость. Он до сих пор еще
ощущал запах ее сиреневых духов. Чертова страсть, на  него  совершенно  не
подействовали  ее  грустные  слова,  так  же  как  совершенно  не   задели
ругательства и мерзости, которые  он  услышал  в  свой  адрес  на  крыльце
"Шанса".
     В  конце  Мейн  Стрит  темные  всадники  собирались  в  кружок.   Они
грохотали, рычали и бросали в воздух свои  шляпы.  Слышались  револьверные
выстрелы.  Раздавались  звуки  разбитых  окон.  Мелькали  бутылки.   Затем
компания хулиганов с ужасным грохотом помчалась вверх по пыльной улице  по
направлению к нему.
     Укрывшись в тени крыльца магазина  Рапопорта,  он  увидел  обнаженное
белое  тело.  Девочку  из  "Шанса",  совершенно  раздетую  и  пронзительно
визжавшую, везли на  лошади  Кида.  Когда  эта  темная  толпа  с  грохотом
пронеслась мимо, он услышал возглас "Подлец!". Его кто-то  заметил.  Топот
копыт прогремел и затих.
     Вскоре в свете луны показалась фигура начальника полицейского участка
Люка Смитта, который  ехал  на  лошади  в  направлении  улицы,  освещенной
стеклянными фонарями. Как всегда, слишком поздно.
     Какое-то время Зак пристально разглядывал револьверы, выставленные  в
витрине магазина Рапопорта. Затем он повернулся и побрел домой.



                                    11

     Ворота  были  закрыты.  Зак   потянулся   и   опустил   засов   легко
открывающегося Л-образного замка, который закрывал от людей его мир.
     Почти со сладострастной улыбкой он окинул пристальным  взглядом  свой
сад.
     Приятное сопрано звенящих колокольчиков донеслось до его ушей. Мягкие
тона разноцветных  огоньков  отражались  на  его  щеках,  когда  фороспоры
двигались   в   своем   собственном   ритме,   взволнованные    нежнейшими
прикосновениями легкого  ночного  ветерка,  проникавшего  сквозь  шламовый
кирпич,  из  которого  были  сделаны  стены  сада.  Он  вдыхал  аромат   и
наслаждался головокружительными красками, громко  причмокивая  губами.  Он
ощущал сладострастие, глядя на эти странные живые создания,  которые  дико
развивались и, при этом, были бесценными!
     Здесь,  среди  пятен  пастельных  тонов  -   голубого,   розового   и
бледно-желтого он становился самим собой. Вот где настоящая красота!
     Сад был небольшим. Стены, на голову выше Зака, окружали  его  с  трех
сторон, создавая естественные экраны, на которые  кристаллы  бросали  свои
отражения. Четвертой стеной сада  служила  наружная  стена  его  коттеджа.
Аккуратно проложенная дорожка вела  прямо  от  ворот  к  двери  дома.  Зак
осторожно прошел по этой дорожке, внимательно разглядывая то  место,  куда
он ступал. Ветви  фороспор  распространялись  от  центрального  ствола  на
высоту лодыжки. Одно кристаллизованное голубое формирование в конце  ветви
нависало над дорожкой. Его отблеск был особенно приятным.
     Зак встал на  колени  и  легонько  вздохнул.  Он  достал  из  кармана
миниатюрное приспособление из посеребренного металла. Инструмент напоминал
щипцы для сигар, которые использовали многие местные жители. Он  осторожно
отрезал голубое формирование с конца ветви.
     В тот момент, когда к нему прикоснулось лезвие,  формирование  издало
звон. Все фороспоры заволновались, реагируя на сообщение,  поступившее  из
их общей корневой системы. Зак поднял формирование, снял  его  с  ветки  и
снова почувствовал приятную боль. Он немного повредил живое существо.
     На самом деле,  фороспоры  представляли  собой  минералы  и  не  были
чувствительны. Но все же он всегда ощущал  себя  немного  садистом,  когда
отрезал концы веток. Что еще раз доказывало,  что  вопреки  всякой  логике
человек чаще доверяет своему желудку, чем своей голове.
     Он поднялся, нежно держа фороспору, получая удовольствие от опалового
цвета, которым сейчас светилась его рука. Он отнес ее  в  первую  из  трех
комнат своего коттеджа, пробираясь по дому на ощупь.
     Фороспора освещала лишь края его ладони. Он  положил  ее  на  ящик  и
пошел дальше. Его сапоги натыкались на деревянные предметы.  Они  трещали,
разламываясь. Пропади ты пропадом!
     Комната была так заставлена,  что  ему  едва  удавалось  не  задевать
дешевые вещи, которые были разбросаны то  здесь,  то  там.  Он  пошарил  в
карманах брюк, нашел спичку,  зажег  ее  и  протянул  руку  вперед,  чтобы
дотянуться до лампы, которая висела на стене.
     Сувениры, уже приготовленные к упаковке, лежали штабелями до потолка.
В  глаза  бросались  миниатюрные  грузовые  вагончики,   грубо   изогнутые
револьверы,  шатающаяся  башня  с  маленькими   деревянными   флигельками,
некоторые из которых уже развалились. Он наступил на них. Посмотрев  вниз,
он почувствовал какое-то жжение в животе.
     Шок прошел, хотя волнение  осталось.  Он  собрал  остатки  сувениров,
бросил обломки в упаковочный ящик и задумался о своих коммерческих  делах.
Шести сувениров уже нет. Это  наполовину  сократит  его  доход.  Привыкший
тяжело работать, он с горечью думал о том,  как  растрачиваются  последние
запасы серных спичек. Но, в  конце  концов,  ему  просто  необходимо  было
зажечь спичку.
     Он отнес фороспору во вторую комнату. Она  была  немного  просторнее,
чем широкий коридор без окон, и заставлена скамейками, которые  он  сделал
сам. На одной скамье, которая находилась рядом со всеми  его  паяльными  и
монтировочными  инструментами,  его  щипцами  и  зондами,  его  клещами  и
плоскогубцами,  его  дорогими   колбами   с   химикатами   и   абразивными
материалами, стояли два пустых ящика, напоминавшие грядки для растений. На
дне каждого из них находились упаковочные материалы, которые он стянул  из
местных магазинов.
     На этих упаковках лежали образцы его последней  коллекции.  Это  была
серия брошей и пряжек  для  поясов  с  аккуратно  срезанными  кристаллами,
вделанными в оправу в виде кактусов. Иностранные фирмы, которые закупали у
него небольшие партии драгоценностей - а  на  изготовление  каждой  партии
уходило пять-шесть месяцев, начиная от высадки кристаллов до окончательной
их  обработки  и  изготовления  изделий  -  всегда  требовали,  чтобы  его
ювелирные изделия были выполнены в фольклорном стиле планеты Миссури.  Они
заказывали револьверы и лошадей, и так продолжалось бесконечно. Ему больше
нравились естественные очертания планеты,  и  поэтому  другие  изделия  он
изготавливал только в том случае, если ему отчаянно нужны были деньги.
     Через проход находилась его  Листер  Кельн  (печь  для  обжига).  Она
стояла возле его драгоценного и очень дорогостоящего микротома. Он  открыл
щеколду рабочей камеры печи. Положил блестящее голубое образование внутрь.
Закрыл щеколду и  настроил  усовершенствованный  слабый  лазер  на  нужный
уровень. Довольный, что мерцающий диск указывает на то, что печь  работает
в  нужном  режиме,  он  снова  осмотрел   комнату.   Наконец,   его   лицо
разгладилось, и он успокоился.
     Через некоторое время он  направился  в  третью,  последнюю  комнату.
Самая большая, она была запущена из-за его нечистоплотности. Он зажег одну
из трех ламп, проверил ящик, куда ему опускали почту через наружную стену,
ничего не нашел там интересного, кроме еще одной безграмотной  записки  от
Делаханти, написанной от руки, в которой  ему  сообщалось  о  шестидневной
просрочке уплаты за квартиру.
     Ладно, Делаханти подождет девяносто  дней  или  даже  больше,  просто
потому, что Зак является агентом Косфеда. Как  только  из  Форта  Пропалшн
отправят его груз с миниатюрными грузовыми вагончиками, Зак получит ваучер
от своего руководства, офис которого находился на отдаленной планете.
     Зак  вздохнул  запах  несвежей,  неубранной  постели.  Он  перевернул
упаковочный контейнер и достал флягу с красочной  этикеткой.  На  ней  был
изображен дикарь, выпускающий огонь изо  рта  и  держащий  регистрационный
номер Бюро алкогольных напитков Косфеда. Выпивка  не  волновала  Зака,  он
налил себе просто, чтобы понежиться. Он присел на  упаковочный  контейнер,
получая мрачное удовольствие от мысли о том, с каким страхом и отвращением
жители  Шейна  воспринимали  появление  в   их   городке   таких   средств
галактической   цивилизации,   как   почтовый    робот-автомат,    который
приблизительно два раза в неделю появлялся в этих местах. Ему повезло, что
он стал сотрудничать с Косфедом, хотя бы потому, что он не утратил связи с
рационализмом и порядком, которые существовали на тех планетах, где  время
не остановилось.
     При первом же глотке спиртного - а это был дешевый напиток,  так  как
он не имел возможности  позволить  себе  что-то  получше  -  он  с  ужасом
почувствовал, что с его головой не  все  в  порядке.  И  дело  было  не  в
неприятностях последних дней. Значит, на него  действовали  его  маленький
дом и сад.  Они  словно  ограждали  его  от  уродства  внешнего  мира.  На
несколько минут он совершенно забыл о том, что может потерять  контакты  с
Косфедом, если не доставит Хенси Бонна Миколасу Сефрану.
     Вместо  того,  чтобы  ослабить  беспокойство  и  тревогу,   алкоголь,
казалось, еще больше усилил их. Он сидел, поддерживая обеими руками  флягу
и наблюдал, как тараканоподобное насекомое с длинными усиками  ползает  по
заплесневелому дощатому полу.  Перед  ним  снова  появились  живые  образы
участников ловушки у пивной "Последний  шанс".  Белл  была  права.  С  ним
обращались не лучше, чем с дворняжкой. И он вынужден  был  подчиняться.  В
его голове сверкали раскаленные красные и черные молнии. Какое унижение!
     Еще один глоток. Жарко, безвкусно. Он выпрямился. Стало прохладней.
     Он  не  ощущал  себя  мыслящим.  Он  чувствовал  омерзение,  растущее
унижение, потому что именно сейчас под воздействием Белл было  подвергнуто
сомнению  его  мужское  достоинство.  Но  как  может   случившееся   стать
унизительным, если ты отказываешься признавать правила этого общества?
     Для  человека,  который  верит,  что  поворот  стрелок  часов   назад
возвестил на Миссури возвращение к прекрасному идеалу, то, что  случилось,
должно быть унизительным. Но те, кто  надеялись  на  возвращение  общества
свободных, сильных людей должны понять,  что  они  заблуждаются.  Это  был
губительный философский  обман,  перед  лицом  которого  кучка  психопатов
доставляла себе удовольствие необузданными крайностями  в  то  время,  как
остальное городское население отказывалось открыто спрашивать с них то  ли
из-за  своего  невежества,  то  ли  потому,  что  реакционно-революционная
верхушка постепенно создала общество, в котором обыкновенный  человек  был
действительно  беспомощным,  запуганным  дикостью  очень  сильных   людей,
которых здесь мнимо считали идеалом.
     - Подонок и дерьмо! - Зак прополоскал рот содержимым фляги  так,  что
пролилось на грудь. Он даже не выругался. - Эти омерзительные,  чудовищные
сукины сыновья. - Его зубы блестели,  словно  клыки.  Он  закрыл  глаза  и
погрузился в забытье, представляя себя с кнутом в руках.
     Кнут был похож на один  из  тех,  которыми  пользовались  на  платной
конюшне в Шейне. Арривидерчи Кид лежал вниз животом  на  земле  совершенно
голый. Он лежал распластанный, со связанными  ногами  и  руками.  Келемити
Фазерингейл лежала рядом  с  ним,  точно  в  такой  же  позе,  раздетая  и
скованная.
     Зак поднял кнут и размахнулся. На спине Кида появилась  алая  полоса.
Кид захныкал.
     Зак продолжал бить Кида кнутом до  тех  пор,  пока  тот  не  закричал
пронзительным голосом и не взмолился о пощаде. Тогда он  обратил  внимание
на Келемити. Хлыст пронесся высоко у него над  головой,  выше,  чем  могла
достать его вспотевшая мускулистая рука.
     Зак открыл глаза.
     В дешевом зеркале для бритья, которое находилось напротив, он  увидел
свое перекошенное лицо. Пот стекал по усам. Он еще раз взглянул на ужасное
лицо и произнес: "О, боже". Зак поспешно отвернул голову и выпил.
     Затем он погасил лампу и медленно заполз в свою несвежую постель.  Он
д