таинственной  Лилиан и ее
шпионской "епархии святого духа".
       Но   надежды  апостола  крестовиков  на  реставрацию  капитализма  не
оправдались  - народ Франции в несколько дней ликвидировал реакционный мятеж
в своей стране.
      Рума  оказался  смышленым  мальчиком: прежде всего он рассказал о том,
что  белые  люди  племени  Апо-Стол  убили  всех  курунга,  которые  строили
"большую  хижину  в  воде" (так говорил Маро, его отец). Они не убили только
Лоду,  Таго,  Мытто,  Мума,  Харо,  Кунгу,  мать  Румы  Миду и отца Маро. Но
вставленные  для  черной  работы  индейцы  не  захотели жить в неволе, когда
убедились,  что  их  не отпустят обратно в лес. Они сами стали себя убивать.
Лода  перерезал  себе  ножом  горло,  когда  работал  на кухне. Мытто и Харо
повесились.   Двое   пытались   спрятаться   в   подводной   лодке,  которая
отправлялась  за  запасами  продовольствия, закупленного в Аргентине агентом
Лилиан.  Они  выкрали водолазные костюмы и вышли вместе с командой субмарины
в  воду  из  шлюзовой  камеры главного входа, но вода залила их скафандры, и
они  захлебнулись. Отец Румы Маро говорил, что Мум и Кунга не умели надевать
"тяжелую  одежду"  и  вода  убила  их.  Таго  узнал,  что в железной банке у
белого,  по  имени  Хи-Мик,  хранится  жидкость,  которая  сжигает людей. Он
выкрал  банку  и  хотел  бросить  ее  в  вождя  белых,  в  самого бородатого
Апо-Стола,  но  умер,  как только открыл ее. Белые разбежались. Лишь один из
них  не  испугался,  -  это  был Хи-Мик. Он издали подул на огненную воду из
какого-то  большого  твердого  шара  (по-видимому, направил из баллона струю
дегазирующего вещества), и все белые остались живы.
      Мать  Румы  худела-худела  и  умерла. Не умерли только отец Маро и он,
Рума.  Что  случилось  дальше  с  его  отцом, Рума не мог сказать. Он только
знал,  что  отец  Маро ушел из подводной тюрьмы и, наверное, погиб, иначе он
вернулся  бы  за  своим  сыном  и  привел  бы с собой людей "могущественного
племени  Больше-Вик",  которое  победило  племя Апо-Стол. Надо полагать, что
отцу  Румы  удалось  наконец  найти  какую-то очень сложную по своей технике
тайную  лазейку  из штаба-храма; он, видимо, долго к ней приглядывался, пока
наконец  не  разобрался,  как  можно  через  нее  убежать. Маро, несомненно,
представлял  себе, какому риску он подвергался, уходя через этот тайный люк,
и  потому  не взял с собой сына. Он решил добраться до поверхности океана, а
потом  и до земли, привести других людей и выручить сына. О том, что над его
головой  стояла  сплошная кора ледяных полей, Маро, видимо, не знал, так как
ни  разу  в  жизни  не  видел  льда.  Если  он  и всплыл в своем скафандре и
выбрался  благополучно  на  лед  через  какую-нибудь  полынью,  он неминуемо
должен  был  погибнуть  от  холода,  ибо,  по  словам мальчика, под "тяжелой
одеждой"  (скафандром)  у  Маро  была  одна  только набедренная повязка. Но,
уходя,  он  подвел сына к стене в подводном тоннеле и ногтем сделал царапину
на камне:
      -  Если  ты  вырастешь  на четыре твоих пальца выше этой метки, а твой
отец  еще  не  приведет людей племени Больше-Вик, чтобы тебя увести отсюда в
лес,  тогда  знай,  что  он  умер. Тебе тогда незачем жить здесь. Жди, когда
можно  будет  выкрасть  из  склада  другую  тяжелую  одежду,  и уходи той же
дверью,  что  и  я.  Если  ты не умрешь в дороге, ты придешь в лес, где жили
курунга.  Если  умрешь,  ты  попадешь  в дом "Золотой улитки", где живут все
умершие курунга. И так и так будет хорошо...
      Затем  Маро долго учил сына, каким образом он может уйти от злых людей
племени Апо-Стол...
      Но  тут  рассказчика и разоблачителя крестовиков охватил глубокий сон,
внезапный,  как  обморок.  Рума  умолк  на полуслове; он так и не рассказал,
каким  же  образом  ему  удалось  уйти  из  штаба  Петера  Шайно и что с ним
случилось   дальше.  Мальчик  заснул,  откинувшись  на  подушку,  окруженный
небольшой   группой   людей,  потрясенных  невероятной  повестью  маленького
курунга, переведенной Мартином дель-Грасиас.
      Сколько  их  там  засело  в  подводном  штабе?  Как они вооружены? Что
замышляют  Петер  Шайно и его архиепископы, отсиживаясь вот уже девятнадцать
лет  подо  льдами  и  водой  Ледовитого  океана?  На  эти вопросы, очевидно,
ответит  самое ближайшее будущее. А пока Свенсон и Ирина с Владимиром должны
помалкивать  и никому не говорить ни слова из того, что им рассказал он, дед
Андрейчик.  Все  сведения,  полученные  от  Румы,  держатся пока в тайне, до
приезда  ответственного комиссара милиции из Северограда. Все присутствующие
при  разговоре мальчика с Мартином дель-Грасиас, в том числе и радиофонистка
станции   острова  Седова,  обязались  честным  коммунистическим  словом  не
разглашать  услышанного.  Только  ему, деду Андрейчику, разрешено по особому
личному  передатчику  Ветлугина  уведомить  мать и отца Юры обо всем, что он
узнал.
      -  Кстати,  -  сказал  в  заключение старик, - какую мы дичь упустили,
оказывается!  Ведь  этот  толсторожий  агент  подводных крестовиков вовсе не
Мерс, это...
      Старик  тревожно  оглядел с экрана кабинет Ветлугина и показал глазами
на  репродуктор  личного  радиофонного  приемника Ветлугина, по которому шел
разговор.
     - Подойдите поближе...
      Все  трое  -  Свенсон,  Ирина  и  Владимир,  -  недоумевая,  подошли к
диффузору  репродуктора,  похожему  на  большой  белый  венчик  магнолии,  и
старик,  гримасничая  и делая большие глаза, едва слышно прошептал несколько
слов.
     То, что он сказал, ошеломило всех троих. Они удивленно переглянулись.
     - Факт, - сказал дед Андрейчик и выключил свой стереовизор и радиофон.
      Все,  что  Ветлутиным и Свенсону пришлось узнать в эти несколько минут
от  деда  Андрейчика, совершенно озадачило их. Это было похоже на сказку, на
фантастический  роман  о  каком-то  новом капитане Немо и о его таинственном
подводном   обиталище   "Наутилусе",  с  той  только  разницей,  что  гордый
подводный  навигатор  Жюль  Верна  сам  отверг  мир  насилия  и зла и ушел в
глубины  морей  и океанов, а здесь авантюрист Шайно и его банда соучастников
были  отвергнуты  миром как враги человечества, как носители зла и насилия и
укрылись на дне океана...


17
 "Арктания" летит

      Ветлутин  убрал  в свою фонотечку моток пленки с звуковым фельетоном о
крестовиках  и  вновь  отправился  в  прерванное  путешествие  по крохотному
кабинетику: два шага вперед, два шага назад.
     Свенсон несколько минут сидел молча, потирая руки.
      - Теперь я понимаю, какие гости вынырнули тогда к нам из-подо льда. Ты
помнишь, Владимир? - сказал наконец гидрограф.
      -  Я  думаю  о  них.  Что  им  здесь  нужно было? - в раздумье ответил
Ветлугин.
      Он  остановился,  прикрыл  глаза  и стал раскачиваться, как человек, у
которого болит зуб.
      Свенсон  все  еще  потирал  руки  и  старался  представить  себе,  что
последует  за  разоблачением  мальчика-курунга,  как  вдруг издалека донесся
гул. Все трое переглянулись.
     Свенсон бросился вон из комнаты. Ветлугины последовали за ним.
      Механик  Хьюз  и  Татьяна  Свенсон  уже стояли подле стеклянного борта
станции и оживленно разговаривали о чем-то.
     - Что случилось, товарищи? - крикнул еще издали Свенсон.
     - Хелло, Свенсон! - сказал Хьюз, - Старые знакомые нас не забывают.
     - Вы думаете, Хьюз, это те, что уже были здесь? - спросил Ветлугин.
      -  Держу  пари,  что  это  вторая океанографическая экспедиция. - Хьюз
весело  подмигнул  океанографу Татьяне Свенсон. - Вам везет, Татьяна, вы еще
раз увидите профессора Осуду.
      -  Глупости!  Океанография  не  знает  профессора  с  таким  именем, -
серьезно сказала Татьяна Свенсон.
      Подошло  еще  несколько  человек: мать Аси, ненец Гынко, два механика,
моторист.
     - Эрик, ты видишь кого-нибудь? - спросил Ветлугин.
      -  Да,  один  человек идет сюда, - ответил Свенсон, не отнимая от глаз
телескопического бинокля.
      -  Володя! - воскликнула Ирина, разглядывая в биноскоп приближающегося
маленького человека. - Это он! Тот самый, что называл себя Мерсом.
     - Ты не ошибаешься? - спросил Ветлугин.
     - Нет, нет! Я его прекрасно помню. Это он!
     - Он тоже океанограф? - спросил Хьюз.
     - Нет, он крестовик, - сказал Ветлугин.
     - Любопытно! Забытая специальность, - сострил Хьюз.
      - Поднимите его, Хьюз, - сказал Ветлугин. - Всем остальным механикам и
мотористам  разойтись  по  ракетным  камерам,  к  двигателям,  и  ждать моих
распоряжений.  Предупреждаю:  станция должна быть готова ко всему. Ты, Эрик,
встретишь  его  и проводишь ко мне в кабинет. Разговаривать буду только там.
Я иду установить тихую связь с островом Седова.
     - Есть, товарищ начальник.
      Хьюз,  насвистывая,  направился  к подъемнику, остальные разошлись, не
дожидаясь  появления  Мерса  на  борту  станции.  На  месте  остался  только
Свенсон.
      Мерс  в  сопровождении  Хьюза  подошел к Свенсону минут через пять. Не
доходя  нескольких  шагов  до  гидрографа,  крестовик  остановился  и сказал
угрюмо:
     - Мне нужен ваш начальник.
     Свенсон с интересом разглядывал коротконогого человечка в серой меховой
куртке.   Перед  ним  стоял  живой  крестовик,  представитель  апостольского
штаба-храма,  какого-то таинственного подводного форта, все еще надеявшегося
повернуть  вспять  историю человечества. Это был редкий экземпляр, и Свенсон
старался разглядеть его хорошенько.
    - Кто вы такой? - спросил наконец долговязый гидрограф по-английски.
     - Я скажу вашему начальнику, кто я.
      На  лице  у  представителя  "апостола  Петра"  были царапины и вздутая
нижняя губа.
     "Следы схватки в больнице", - подумал Свенсон и сказал:
    - Хорошо. Идите за мной. Я провожу вас к нему.
     - Я хочу говорить с ним здесь, - глухо сказал крестовик.
     - Начальник здесь не принимает.
     - Скажите, что у меня очень важное дело.
     - Все равно. Начальник станции принимает только в своем кабинете.
       Свенсон   и  очкастый  крестовик  пощупали  друг  друга  внимательным
взглядом.   Свенсон   не   видел   глаз   своего   собеседника,   защищенных
очками-светофильтрами,   но   он   чувствовал,  что  Мерс  разглядывает  его
настороженно и подозрительно.
     - Где помещается его комната?
     - Здесь недалеко.
      - Хорошо. - Мерс снял перчатку и опустил руку в карман своей куртки. -
Вы идите вперед... показывайте мне дорогу.
     Свенсон зашагал к квартире Ветлугиных. За ним осторожно двинулся Мерс.
      -  Итак,  ты,  Джеф,  слушаешь все, о чем я с ним здесь буду говорить.
Понятно?  Я  постараюсь  его  задержать.  Кроме  того,  как мы условились, в
случае  надобности,  ты  действуешь по своему усмотрению, не дожидаясь конца
нашей с ним беседы.
      Ветлугин, сидя в кресле перед кабинетным столом, казалось, говорил сам
с собой, - никого в кабинете не было.
     - Правильно, - неожиданно ответил кто-то гулким басом.
     - Все, - сказал Ветлугин.
     - Все, - подтвердил невидимый Джеф.
     Минуты две Ветлугин сидел в абсолютной тишине.
     - К вам можно, товарищ начальник? - спросил за дверью Свенсон.
     - Можно, - не глядя на визитный экран, сказал Ветлугин.
     Вошел Свенсон, за ним бочком протиснулся в дверь Мерс.
      -  Вот  этот...  -  Свенсон  замялся,  подыскивая  для своего спутника
соответствующее обращение, - этот человек хотел с вами говорить.
     Необъятная спина Ветлугина шевельнулась.
     - Да, я вас слушаю. Садитесь.
     - Нет. Я постою.
      Ветлугин  пожал  плечами,  мельком  заметив  руку  Мерса,  засунутую в
карман.
     - Как хотите. Я вас слушаю.
     - Вам известно, кто я? - спросил Мерс.
     Ветлугин глянул на него удивленно.
     - Я надеюсь, мы с вами познакомимся.
      -  У  меня  к  вам  поручение,  - глухо сказал Мерс. - Но прежде всего
должен  предупредить  вас, что ни на какие вопросы, касающиеся моей личности
и  того,  кто  меня  послал,  я не отвечу. Не имею я права также отвечать на
вопросы о мотивах поведения лиц, меня сюда направивших.
      Ветлугин  многозначительно  глянул  на Свенсона и снова пожал плечами,
как бы желая сказать: "Воля ваша".
      -  Вы,  очевидно,  знаете,  что  на  острове  Седова  Сейчас находится
мальчик-индеец? - осторожно спросил Мерс.
     - Да, знаю.
     - Вам также известно, что у мальчика отсутствует память?
      Ветлугин помолчал. Что бы это могло значить? Притворяется апостольский
парламентер,   что   не   слыхал   о  возвращении  памяти  к  мальчику,  или
действительно ничего не знает?
      "Хотя...  откуда  ему  знать,  если  агентов крестовиков на острове не
осталось,  а  сам  он  удрал оттуда часа три назад?.." - размышлял Ветлугин,
внимательно разглядывая Мерса.
     - Известно, - сказал он наконец и вдруг понял:
      "Да  ведь  он у меня выпытывает! Мальчик его опознал, это он помнит, а
что было дальше - не знает. Однако дешевый прием..."
      Свенсон презрительно усмехнулся. Долговязому гидрографу очень хотелось
сказать:  "Шпионаж  в  "епархии  святого духа" когда-то был лучше поставлен,
чем  сейчас.  Красивая  немка Лилиан явно постарела". Но Свенсон воздержался
от   замечаний   и   внимательно  продолжал  слушать  разговор  Ветлугина  с
бледнолицым крестовиком.
      -  Теперь  слушайте  меня внимательно, - почти тоном приказания сказал
Мерс.  - У этого мальчика есть отец. Он хочет, чтобы сын его вернулся домой.
Он  предлагает  вам,  чтобы  вы  были посредником между ним и администрацией
острова  Седова.  Поясняю:  вы  должны уговорить кого следует, чтобы мальчик
был  отвезен  на  то  же  самое  место,  где он был найден. Там его подберет
отец...
      -  Почему  отец  мальчика  не  переговорит  с островом Седова лично? -
перебил его Ветлугин.
    - Я вам уже сказал, что не имею права отвечать на подобные вопросы.
       -   Почему   этот   таинственный  отец  мальчика  избрал  меня  своим
посредником?
     - Потому что взамен того мальчика вы получите другого мальчика.
     - Какого?.. - чуть задохнувшись, спросил Ветлугин.
     - Вашего сына, - твердо сказал Мерс.
      Наступила  пауза.  Все  трое  молчали.  Свенсон настороженно глянул на
своего   друга.   Мерс,   казалось,   внимательно  разглядывал  фонограф  на
кабинетном столе.
     - Значит, Юра... Значит, мой сын... - сказал Ветлугин.
     - Жив, - спокойно докончил Мерс.
     Ветлугин недоверчиво поглядел на крестовика.
     - Вы что, морочите меня?
     -  Нет. Я явился сюда с серьезным деловым поручением. И потому не будем
терять времени. Как, почему - это вы узнаете потом.
     Ветлугин еще раз внимательно и испытующе поглядел на Мерса.
     - Так, - сказал он наконец. - Значит, вы предлагаете...
     - Обмен, - подсказал Мере и склонил голову набок.
     - От имени отца ожившего мальчика?
     - Да.
     - Сына за сына?
     - Сына за сына.
      -  Та-ак...  -  еще  раз сказал Ветлугин. - А почему вы руку в кармане
держите?
     - Привычка, - невозмутимо сказал Мерс.
      - Меня раздражает ваша привычка, - повышая голос, сказал Ветлугин. - А
ну-ка, выньте руку из кармана. Живо!
      Мерс  отступил  к двери, но Свенсон уже крепко держал его сзади за обе
руки.
       Ветлугин   встал   и,   как  огромный  полярный  зверь,  двинулся  на
коротконогого  крестовика,  парализованного,  словно  током, могучими руками
Свенсона.
     - Выпусти револьвер! - сказал Ветлугин, подходя вплотную к Мерсу.
     Крестовик презрительно скривил губы:


     - Отпустите руку и возьмите его сами.
      Свенсон  тотчас  же  вытащил  у  него из кармана новенькую электронную
"пращу Давида", точно такую же, какую когда-то нашел на льду Юра.
      -  Так  оно  будет  лучше,  - сказал Ветлугин и спокойно уселся в свое
кресло. - А теперь выслушайте мое предложение.
       Мерс  молчал,  независимо  поглядывая  сквозь  свои  светофильтры  на
широкоплечего начальника станции.
     - Вы тоже являетесь чьим-то сыном. Не так ли?
     - Допустим...
      -  Допускать  нечего,  - резко сказал Ветлугин. - И дальше разыгрывать
эту  комедию тоже нечего. Мы все знаем. Вы сын бывшего венгерского дезертира
и  политического  авантюриста  Петера  Шайно,  основателя контрреволюционной
Лиги крестовиков и организатора бандитского налета на Советский Союз.
      Презрительная  усмешка  медленно  сползла  с  губ Мерса. Он смотрел на
Ветлугина испуганно.
      -  Так вот, - продолжал Ветлугин, наклонив вперед голову и глядя прямо
в  бледную скопческую физиономию крестовика, - меняться сыновьями мы будем с
Петером  Шайно,  а  не  с тем несчастным индейцем, который ушел от вас шесть
лет назад и, наверное, погиб во льдах Арктики. Понятно вам, Золтан Шайно?
      -  Понятно,  - спокойно сказал парламентер апостольского штаба. Он уже
овладел  собой,  голова  его вновь склонилась набок. - Но из этого ничего не
выйдет.
     - Посмотрим! - сказал Ветлугин и отвернулся от него.
      Мерс,  который  внезапно  превратился в Золтана Шайно, поднял глаза на
розовые огоньки часов.
      -  Если  я  через  пять  минут  не  спущусь на лед, ваша станция будет
разгромлена  снарядами  моей субмарины, а остров Седова взлетит на воздух, -
он минирован.
      Ветлугин  быстро  обернулся  и несколько секунд внимательно смотрел на
бледную  физиономию  крестовика  с  желто-зелеными очками. В его голосе и во
всей  фигуре  было  что-то  такое,  что  заставляло верить в серьезность его
угрозы.
    "Ася... Британов... Люди..." - вспомнил Ветлугин.
     - Джеф! - окликнул он. - Ты слыхал?
     - Все, - отозвался невидимый Джеф.
      -  Скажи,  Джеф,  ты  сможешь поднять в воздух всех людей с острова за
четыре минуты? - снова спросил Ветлугин своего собеседника-невидимку.
     - Смогу. Я уже отдал распоряжение о посадке, - спокойно сказал Джеф.
      -  В  добрый  час!  -  Ветлугин  взглянул на Свенсона. - Эрик, свяжись
сейчас  же  с Хьюзом, прикажи от моего имени снять станцию с якорей, набрать
высоту и идти с максимальной скоростью к материку ...
     - Что вы хотите делать? - спросил Золтан Шайно.
      -  Это  вас  не  касается,  - небрежно ответил Ветлугин и направился к
приемнику.
      Крестовик  ринулся  к  двери, но костлявый кулак Свенсона опустился на
его  меховой малахай раньше, нежели он успел выпрыгнуть. Удар, очевидно, был
так  силен,  что  даже  мех  не  защитил Золтана Шайно. Он взмахнул руками и
повалился на диван.
     - Звони Хьюзу! - крикнул Ветлугин. - Я его свяжу сам.
      Через  девяносто  секунд  огромная,  полукилометровая площадка станции
"Арктания"  чуть  качнулась и, медленно набирая высоту, стала уходить к югу.
В  тот же момент над нею, завывая, пронесся снаряд. Он пролетел над станцией
и  разорвался  на  льду  километрах  в  трех,  подняв  целый  фейерверк ярко
освещенных солнцем ледяных обломков.
      В  кабинете Ветлугина, держа палец на спусковой кнопке "пращи Давида",
сидел  Гынко и, не мигая, смотрел припухшими раскосыми глазами на связанного
сына  Петера  Шайно.  Сам  Золтан  Шайно  полулежал на диване и, не глядя на
деревянное  лицо  Гынко,  прислушивался  к завыванию снарядов и к далеким их
разрывам.
      Где-то  во  льдах,  почти  невидимая,  стояла субмарина и обстреливала
уходящую  станцию.  Выстрелов  не было слышно, но взрывы снарядов отдавались
оглушительным  грохотом  над  молчаливыми  льдами.  Два  снаряда прошли мимо
станции,  и  лишь  один  разорвал  борт и повредил два ракетных якоря. Затем
субмарина притихла.
      Ветлугин  и  Свенсон  стояли  на  аэрологической  вышке  и в биноскопы
наблюдали  за  врагом.  Они  видели,  как  тонкая пушка спряталась в башенке
субмарины. Затем крышка люка задвинулась, и субмарина стала погружаться.
     - Уходят, - сказал Свенсон.
      -  Боюсь, что нет, - ответил Ветлугин. - Они вынырнут впереди под нами
и  пустят  нам снаряд в упор. Эрик, крикни в усилитель, чтобы все немедленно
надели  кислородные  пр