Григорий ГРЕБНЕВ
    Арктания


ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1
"Труп Амундсена должен сохраниться во льдах"

     Это  был обычный утренний выпуск хроники для школьников. Не показываясь
на экране, дикторша говорила:
      -  Первого  мая  ребята  пойдут  на  традиционные уличные карнавалы. А
второго мая дети будут путешествовать.
      Юра  взглянул  на  экран:  белое  сафьяновое  полотно экрана, мягкое и
нежное,  опущенное  во  всю  длину  и ширину одной из стен комнаты, внезапно
превратилось  в  голубой  квадрат  неба. В этом небе тоненькой цепочкой плыл
стратосферный поезд: один ракетный стратоплан и девять буксирных планеров.
      -  Стратопланы...  -  перечисляла дикторша. - Подводные электроходы...
Подземные сверхскоростные поезда...
      На  экране  мелькали,  мчались, всплывали, причаливали и вырывались из
тоннелей  разнообразные машины. Их движение сопровождалось легким шелестом и
ровным естественным голосом женщины:
      -  Все это для детей! Второго мая дети будут кататься по всему земному
шару! Дети Арктики смогут взобраться на кокосовые пальмы в Африке!
      Юра  с восхищением рассматривал тонкие пальмы на экране и негритянскую
детвору Ему нестерпимо захотелось путешествовать.
      - Дети с берегов Конго будут играть в снежки и кататься на аэросанях с
гор Новой Земли, - продолжала дикторша.
     На экране возник знакомый снежный пейзаж.
      -  Дети  степей  будут  охотиться  в сибирской тайге. Дети тропических
лесов  и  тайги  будут  седлать  лошадей  и  скакать  верхом  в американских
прериях...
       Очарование   окончилось   внезапно.  Юра  с  минуту  сидел  в  полной
растерянности,  потом  выхватил из кармана свой карманный фонограф и крикнул
в эбонитовую ракушку:
     - Не забыть! Второго мая непременно полезть на пальму!..
      Затем  дикторша  сообщила,  что  скоро  в  Париже созывается всемирная
конференция  лингвистов.    Конференция собиралась выработать единый алфавит
для всех народов.
       На   экране   появился   какой-то   старенький  лингвист,  сияющий  и
улыбающийся.
      Московский  профессор  Британов  отлично  поставил опыт оживления двух
искусственно  замороженных  обезьян.  Обе  мартышки  уже сидели на экране, и
одна из них искала насекомых у своей подружки.
      Французский профессор и инженер О. Ливен при помощи подземной торпеды,
заряженной  радием,  собирался  поднять  затонувшую  десятки тысяч лет назад
горную  гряду  на дне Гибралтарского пролива. Естественная плотина - высотой
в  пятьсот метров и длиной в семнадцать километров  - должна была преградить
путь  постоянному  течению  из  Атлантического  океана  в Средиземное море и
вооружить  человечество космической по мощности энергией. Эта энергия должна
была  в  недалеком  будущем  электрифицировать  все средиземноморские страны
вместе с Малой Азией и оросить водами Конго пустыню Сахару.
      Перед  глазами мальчика происходили работы по сооружению шлюзов где-то
на  южном побережье Испании и в северном Марокко. С экрана задумчиво смотрел
начальник   гибралтарской  экспедиции  профессор  Ливен,  старомодно  одетый
француз,  похожий  на  Ромена Роллана. Юра с уважением и завистью смотрел на
человека, который мог создавать новые острова, горы и моря.
      Последним  появился  на  экране  Роальд  Амундсен.  Мужественный облик
норвежского  полярного  исследователя  воспроизводился  по  старым  музейным
кадрам  кинохроники,  плоским,  немым  и  одноцветным. Приближалась памятная
дата,  которая  напоминала  людям,  что много лет назад из бухты Кингсбей^1
вылетел  в  свой последний полет Амундсен, вылетел - и не вернулся больше. В
ознаменование    этой   годовщины   правительство   Норвегии   устанавливало
неугасаемую  мемориальную  световую  надпись  на  небе  над бухтой Кингсбей.
Гигантскими   буквами,  подобными  ленте  северного  сияния,  над  бухтой  с
сегодняшнего  дня  должны  засверкать  слова  на  трех  языках - норвежском,
английском и русском:
                             "ПОМНИМ АМУНДСЕНА"

       О   мартышках   профессора   Британова,   о  парижских  лингвистах  и
гибралтарской  плотине Юра вскоре перестал думать, но об Амундсене не забыл.
Каждый  день  он  включал  фонограф  и  выслушивал  свою  собственную фразу,
сказанную им в тот день, когда он узнал о надписи над бухтой Кингсбей:
      "Я  мало  знаю  об  Амундсене. Прочесть все книги о нем. Выслушать все
звукозаписи о нем. Не! Прэ! Мен! Но!.."
      С  этого и началось. Юра перерыл всю отцовскую библиотеку, связался по
радио  с центральной детской фонотекой в Москве и просил каждый день от трех
до  четырех  часов  дня  передавать  ему  самые  интересные  звукозаписи  об
Амундсене.
      Однажды  Юра  сидел  у  себя в комнате и листал книгу, изданную в 1940
году  по  старому  летосчислению.  Называлась книга скучно: "Высказывания об
Амундсене",  но  мысли  и  слова ученых, литераторов, политических деятелей,
рабочих  и колхозников, напечатанные в этой книге, были очень интересны. Юра
то  и  дело  поворачивал  голову  к  своему фонографу и произносил отдельные
понравившиеся  ему фразы. Вдруг он умолк. Отложил книгу. Удивленно оглянулся
вокруг,  потом  снова  взял  книгу.  Он  прочел всего несколько слов, но эти
слова ошеломили его.
Вот что напечатано было там:

      "Когда  искали пропавшего без вести Амундсена, мне хотелось сказать во
всеуслышание:  "Если  найдете  живым,  привезите  его  нам;  если же найдете
мертвым,  не  берите  с  собой,  похороните  его  тело во льдах Арктики. Там
вечный  холод,  там  мало бактерий, - тело погибшего Амундсена сохранится во
льдах   до   той  поры,  когда  мы,  ученые,  сможем  оживить  его,  вернуть
человечеству одного из самых замечательных героев Арктики..."
Доктор С. С. Брюхоненко
 Москва, 1935 год".
                                     2
"Дедушка, вы будете моим помощником..."

     Шестого мая Юра продиктовал в свой фонограф:
      -  Говорил  со  Свенсоном.  Он сказал: с холодным течением льды должны
были   продвинуться  от  восточных  берегов  архипелага  Амундсена  прямо  к
Исландии,  потом  пойти  вниз, мимо Гренландии, идти, идти все время рядом с
Гренландией,  на  юг,  а  потом  повернуть направо (если смотреть от нас, от
полюса),   то  есть  на  запад.  Дальше  льды  очень  медленно  должны  были
пробираться  Северо-Западным  проходом.  Значит,  если Амундсен замерз в тех
льдах,  он  во  второй  раз  прошел,  как  когда-то на яхте "Йоа"^2 , сквозь
Северо-Западный  проход.  Свенсон  говорит:  течения  и  ветры  за это время
десять  раз  выносили его к Аляске, а потом к Врангелю, а потом к архипелагу
Вейпрехта  - Пайера, к бывшей Земле Франца-Иосифа, и сейчас, если льды с его
трупом  не  растаяли, они должны быть на восемьдесят шестом градусе северной
широты  и  девятнадцатом градусе восточной долготы... Я сам догадывался, что
он  где-то  близко от нас. Это очень хорошо... Теперь у меня все готово. Нет
только  кирки...  Вчера  осмотрел  раструб  ракеты  у  своего "Жука". Теперь
выброска  газа  идет  хорошо...  Мама  все  время спрашивает, что я задумал.
Обещал  ей  сказать  потом. Скажу, и она не пустит. Не сказать - нельзя, это
будет обман. Как быть? Поговорю с дедом...
      Вечером  в тот же день Юра позвонил у двери маячной рубки. Репродуктор
над дверью засопел, покряхтел, наконец скрипучий старческий голос спросил:
     - Кто?
      Там,  у  себя  в  рубке,  дед  отлично  видел  на визитном экране Юру,
стоящего  за  дверью,  но  по обыкновению, прежде чем впустить кого-нибудь в
маячную, задавал этот неизменный вопрос.
     - Это я, дедушка, - ответил Юра.
     - Сын начальника станции?
     - Да, дедушка.
     - Сын старшего метеоролога станции?
     - Да, дедушка.
      - А разве сын начальника станции и сын старшего метеоролога станции не
знает, что в рубку входить посторонним воспрещается?
      Юра уже привык к подобным вопросам. Дед был веселым человеком. И имя у
него  тоже  было  веселое  -  Андрейчик. Собственно говоря, это была фамилия
деда,  а  имя  и отчество - Степан Никитич, но все привыкли называть деда по
фамилии,  и  это больше шло к нему. Несмотря на свои семьдесят три года, дед
Андрейчик  ходил  почти  бегом,  всегда  хитровато подмигивал и разговаривал
преимущественно в шутливом или ироническом тоне.
     - Я не посторонний, я ваш родной внук, - кротко ответил Юра.
      Юра  ясно  представлял  себе,  как  там за дверью щуплый маленький дед
прячет улыбку в седые, оттопыренные, как у моржа, усы:
      -  Предупреждаю родного внука - войдя в данное помещение, он обязуется
ничего не трогать и вести себя сознательно, - сказал старик.
     - Есть вести себя сознательно! - крикнул Юра.
      Дверь  поползла в стену. Юра шагнул в рубку. Дед сидел перед оранжевые
яхонтовым  щитом,  на котором мерцали разноцветные светящиеся точки, линии и
пунктиры.  Это  был  график  трансарктических  воздушных  трасс  и подводных
линий.  В  рубке  на  стенах  и  на  потолке  вспыхивали и гасли контрольные
огоньки  радиомаяков, которыми управлял дед: стратосферных, тропосферных^3 ,
подводных.
     Юра посмотрел на коричневую морщинистую шею деда, кашлянул и сказал:
     - Здравствуйте, дедушка
      Дед  повернулся  на  своем  вертящемся стуле и поднес к уху кулак. Это
было  старинное  революционное  приветствие,  от которого дед никак не хотел
отвыкать,  хотя  в мире уже не было ни одного капиталиста и фашиста, которым
адресовался когда-то этот традиционный кулак.
     - Здравствуй!
     - У меня к вам, дедушка, серьезное дело.
     Дед отвернулся к щиту.
     - С серьезным делом приходи ко мне домой.
     Юра встревожился
     - Не совсем серьезное. Его можно рассказать здесь.
     - Значит, вопрос не животрепещущий. Говори.
       Дед   Андрейчик  часто  употреблял  смешные  старинные  слова,  вроде
"данный",  "упомянутый", и постоянно повторял слово "факт" Особенно веселило
Юру одно выражение деда: "животрепещущий вопрос".
     - Мне нужна ваша кирка, дедушка.
    - Для какой надобности?
    - Сейчас - чтобы научиться ею работать.
     - А впоследствии?
     - А потом...
      Юра замялся говорить или нет? Хотя деду можно сказать, даже нужно. Юра
знал,  что дед уважает смелых и решительных людей. Он не раз рассказывал Юре
увлекательные  истории  из  жизни  первых  полярных исследователей, из эпохи
гражданских  войн.  Дед  сам  когда-то  участвовал  в  ледовом походе против
Северной армады крестовиков.
     - ..а потом она мне нужна для одной важной экспедиции!
     Дед пошевелил бровями и сделал вид, что страшно озадачен.
     - Для какой экспедиции? Гм... интересно. Полет на Луну?
     - Нет.
     - Экспедиция на Эверест?


     - Нет.
     Юра приблизился к деду и шепотом спросил:
     - Вы, дедушка, знаете об опытах профессора Британова?
      Дед  пожевал губами. С минуту он уже с подлинным удивлением смотрел на
внука.
      -  Слыхал...  Это тот, который собирается умерших воскрешать? Так, что
ли?
      -  Нет,  не  вос...  не  то, что вы говорите, а оживлять. Я узнал, где
лежит  один умерший... один герой Арктики. Он замерз. Я его откопаю во льду.
Профессор Британов его оживит.
    Дед отстранился от него.
    - Постой, ты про кого говоришь?
    - Угадайте, - тихо сказал Юра.
    - Про... Амундсена?
    - Да.
    - Какие у тебя данные, что его труп сохранился?
     - Знаю. Читал. Он замерз. Как Андрэ и Скотт^4 . Я все знаю.
      Дед  улыбнулся,  привлек  к  себе Юру, снял с него шапку и погладил по
белой вихрастой голове.
      -  Идея  благородная.  Вопрос  об  Амундсене  всегда  был  и останется
животрепещущим.  Но  ты ошибаешься, мальчик. О гибели Амундсена мы ничего не
знаем.  Одни говорят, что он разбился, другие - что замерз после вынужденной
посадки,  третьи - что упал вместе с самолетом на чистую воду и утонул. Вряд
ли мы узнаем. Факт.
     Юра упрямо мотнул головой.
     - Я найду труп Амундсена.
     Старик вновь плутовато прищурил глаза.
      -  Ну,  что  ж, если ты так уверен, желаю тебе удачи. Только где же ты
будешь его искать?
     Юра вынул из кармана ленту фонографа.
      -  Вот.  Здесь  все  записано.  Я проследил дрейф льдов за много лет и
определил:  сегодня  искать  нужно  в  районе  восемьдесят  шестого  градуса
северной широты и девятнадцатого восточной долготы.
      -  Так. Значит, сын начальника воздушной станции "Арктания" собирается
в экспедицию?
     - Да.
     - А сам начальник станции и его жена знают об этом?
     - Они узнают потом.
     Дед покачал головой.
     - Кто еще будет участвовать в данном предприятии?
     - Вы, дедушка, - не сморгнув, ответил Юра.
     Дед взглянул на своего решительного внука сбоку.
     - Ты в этом уверен?
    - Да, дедушка, вы будете моим помощником.
     - Гм... благодарю за честь. Ты думаешь, двоих достаточно?
     - Вполне, дедушка.
     - Трудновато двоим.
     Дед старательно поддерживал серьезный тон.
     - Настоящие полярники не должны бояться трудностей.
      Фраза  была  чужая, - Юра вычитал ее в книге. Тем не менее произнес он
ее самым торжественным тоном.
      Дед  сделал  вид,  что  нахмурился,  а  на  самом  деле  лишь заслонил
смеющиеся глаза густыми бровями.
      -  Факт.  Но  настоящие полярники готовились к своим экспедициям очень
тщательно и досконально.
      Юра  на  мгновение  смутился.  В  тщательности своей подготовки он был
уверен, а вот насчет "досконально"... Надо будет узнать, что это значит.
     - Я подготовился, - неуверенно сказал он.
      -  Все  равно,  я в этом деле не могу участвовать. Занят, да и годы не
те, чтобы соваться в такие затеи.
     Юра заговорил быстро; пришептывая и глотая слова от волнения:
      -  Ну,  что  вы,  дедушка!  Какие  трудности?  Это недалеко. Четыреста
километров. Мы туда на моем "Жуке" в один день слетаем и вернемся.
     Он неискренне улыбался и заглядывал в глаза деду:
      - Полетим, дедушка! Это же очень интересно. А вдруг найдем? Полетим, а
то меня одного не пустят. Гулять пускают, а в экспедицию не пустят.
      Дед  иронически  взглянул  на  юного  дипломата:  вот  оно что! Теперь
понятно, зачем он понадобился Юре в помощники.
     - Ну, ладно. Разве что в один день. Попробую.
     Юра просиял и сразу же переменил тон:
      -  Вот  и хорошо. Вы, дедушка, смелый и решительный человек. Я одобряю
ваше  решение.  А теперь давайте кирку. Я лечу гулять. Хочу опробовать ее на
льду.
     Дед отвернулся к оранжевому щиту.
     - Возьми. Она у меня в инструментарии. Только не испорти.
     - Есть не испортить! - крикнул Юра и выскочил из рубки.


3
Сорок папанинцев, сорок арктанинцев

      Юра  вылетел в солнечную, безветренную погоду. Его прогулочный автожир
"Полярный  жук"  поднялся  над  станцией  на  высоту двести метров и повис в
воздухе. Снизу он и впрямь был похож на темно-зеленого жука.
     Лопасти ротора над кабиной машины вращались так быстро, что их почти не
было  видно:  лишь  следяной  кружок  в  воздухе  мерцал над Юриным "Жуком".
Автожир  почти  неподвижно  парил над станцией. Глушители умерщвляли шум его
ракетной камеры.
      В  кабине  было  тепло,  уютно;  кроме  того,  в  кабине...  находился
пассажир.  Вернее  - пассажирка. Это была Ася, десятилетняя дочка гидрографа
станции  "Арктания"  Эрика  Свенсона и закадычный друг Юры. Детей на станции
было  двое:  Юра  и  Ася. Жили они очень дружно, несмотря на то, что Юра был
старше  своей  подруги на три года. Ася часто летала вместе с Юрой гулять, и
сейчас она занимала свое обычное место - позади Юры.
      Юра  полностью  включил  камеру  ракеты,  убрал  ротор, и автожир стал
набирать высоту, кружась над станцией.
      Ася взглянула через окно вниз. Перед нею был укреплен небольшой экран;
ей  достаточно  было  глянуть на него - и вся панорама станции и ледяного то
поля  внизу  была  у нее перед глазами. Больше того, - регулируя изображение
при  помощи  небольшого  колесика  у  правого  локотника своего сиденья, она
могла  приближать,  увеличивать  изображение на экране и при желании с любой
высоты  прочесть  газету,  брошенную  на  лед.  Но  Ася  предпочитала экрану
непосредственное наблюдение.
     - Как высоко! - сказала она, плюща нос о гибкое стекло окна.
     Юра взглянул на альтиметр: стрелка показывала тысячу метров высоты.
      - Это еще не настоящая высота, - внушительно сказал Юра. - Вот мы туда
подальше заберемся, тысячи на три. Тогда будет высоко.
     - Юра, а если плюнуть, слюни долетят до льда?
     - Долетят в виде... града. Только ты не открывай окна.
      - Какая наша "Арктания" красивая! - искренне изумилась Ася и тоненьким
голоском затянула, бойкую ребячью песню о папанинцах-арктанинцах.
      Смысл песни был тот, что когда-то, много лет назад, на Северном полюсе
поселились  первые  зимовщики;  течения  и  ветры  унесли  льдину с четырьмя
героями-папанинцами   далеко  к  югу.  Но  большевики  перехитрили  ветры  и
течения:   они  создали  над  полюсом  висящую  в  воздухе  большую  станцию
"Арктания",  которую  не  унесут  никакие  ветры  и льды. И теперь на полюсе
живут и работают уже не четыре, а сорок папанинцев, сорок арктанинцев.
      "Арктания"  висела  в  воздухе, далеко внизу под автожиром. Сверху она
напоминала  большой  желток в яичнице-глазунье, посыпанный крупной солью. Но
только  сверху. Вблизи это была круглая плоская площадка диаметром в пятьсот
метров - целый воздушный городок.
      Эта  станция  была  сооружена  из золотистого сплава магния, кальция и
алюминия.  Жилые  и  служебные  строения на этой площадке, казавшиеся сверху
крупными  кристаллами  соли,  возведены  были из легкой пластмассы стального
цвета.
      Вся  станция парила в воздухе, поддерживаемая огромными газопонтонами,
подведенными  под  ее  дно.  Рвущийся  прочь  от  земли  газ  гелий наполнял
резервуары  под  станцией,  и она неподвижно висела на высоте ста метров над
той   географической   точкой  земного  шара,  которая  называется  Северным
полюсом.
      Тридцать  якорей,  или,  вернее,  ракетных  двигателей, в полых бортах
площадки   придавали   ей  устойчивость  и  неподвижность.  Стоило  хотя  бы
легчайшему  ветерку  коснуться  бортов  станции  -  и  электронные двигатели
ракетных  якорей  бесшумно  несли  станцию  навстречу  ветру. Станция как бы
летала  в  направлении, противоположном ветру, со скоростью, равной скорости
ветра.  Но, летя вперед... она оставалась на месте. Стоило ветру усилиться -
и  в  равной  степени  убыстрялся неподвижный полет воздушной станции. Ветер
менял  направление  -  и тотчас автоматически включались и начинали работать
противоположные   и   донные  ракетные  раструбы,  выталкивая  мощные  струи
электрического  ветра.  Никакие  бури  не  могли  поколебать  эту  огромную,
парящую  в  воздухе станцию, ибо бури автоматически вызывали такие же бури в
раструбах  двигателя  -  боковых,  верхних  и  донных. И "Арктания" стояла в
воздухе, не испытывая даже самых легчайших толчков и колебаний.
      Ее  строили в окрестностях Мурманска, в огромном эллинге^5 . На берегу
Ледовитого  океана большевики сооружали воздушный остров. И когда все работы
были  закончены,  большевистская Лапута^6  из магния и сверхлегкого алюминия
поднялась  в  воздух  и, сопровождаемая тучами самолетов и "Интернационалом"
оркестров всего мира, ушла к полюсу.
      Долетев  до  полюса, первая в мире летающая станция "Арктания" замерла
над океаном в неподвижном своем полете на многие годы.
      И  недаром  девочка  в  прогулочной  авиетке тоненьким голоском пела о
папанинцах-арктанинцах.  Этот  второй  спутник  Земли  был  прямым  потомком
дрейфующей черной палатки первых обитателей Северного полюса - папанинцев.
      Над  станцией  "Арктания"  на  высоте  пятидесяти  километров, подобно
метеорам,  неслись  стратопланы  с исполинскими планерами на буксире. Внутри
стратопланов  люди  беседовали,  слушали  деловые  записи  своих фоногр