ла на
станции  океанографом  и  была  знакома  почти  со всеми океанографами мира.
Татьяна  Свенсон  пожала  плечами,  давая  понять,  что  о  таком профессоре
океанографических наук она не слыхала.
     - Что вам здесь нужно?
      Свенсон  спрашивал  спокойным  тоном,  но  формой  вопросов явно мстил
посетителям-невежам  за  их  бесцеремонный  допрос  и за нежелание объяснить
цель своего визита.
     - Ветлугин - мой старый друг... - сказал старик.
      Японец  лишь  внешне  казался  смущенным.  Свенсон  угадывал,  что  он
чувствует  себя  здесь,  на  станции,  очень независимо. Гидрограф задал еще
несколько вопросов и велел спустить всех троих на лед.
      Они  спустились  вниз, добрались до своей воронки и полезли по трапу к
башенке подводного судна.



14
Водоход идет по дну бассейна

      Мерс  всхрапнул,  пожевал губами и открыл глаза. В комнате было темно;
только  розовые  огоньки радиевых часов светились на стене. Мере прищурился,
взглянул  на  часы  и  тотчас  же  вскочил. Заслонил рукой у окна тонкий луч
света,  направленный  на  катодную лампу, и послушное реле швырнуло вверх от
подоконника   к  потолку  темную  вуалетку.  Буйный  поток  утреннего  света
ворвался  в  комнату.  Мерс  фыркнул,  прикрыл  глаза и, словно слепец, стал
шарить  на  ночном  столике.  Наконец  нащупал очки-светофильтры, надел их и
только  тогда  спокойно огляделся вокруг. Затем напялил канареечную пижаму и
направился в смежную комнату.
      Гостиницы в поселке острова Седова не было, но зато здесь существовала
прекрасно  оборудованная  больница,  и  второй этаж жилого дома медперсонала
при  больнице заменял приезжающим гостиницу. По старой памяти, люди, живущие
в  Арктике,  считались  до  известной  степени  подвижниками, и им полагался
здесь,  в виде компенсации за злющие морозы, полугодовые ночи и пургу, такой
комфорт,  о  котором  советские  полярники  первых  десятилетий  Октябрьской
революции  даже  и  мечтать не могли. Полагался он и в той части жилого дома
больничного   персонала,   которая   была   отведена   для  корреспондентов,
профессора  Британова,  его  ассистентов  и  прочих  неожиданных  гостей  на
острове.  Каков  был этот комфорт, можно было судить хотя бы по той комнате,
в  которую  вошел  Мере.  Называлась  она "ванной". Здесь находились ванна и
великолепный   мраморно-зеркальный   умывальник,   с   потолка   свешивались
гимнастические  кольца,  в  углу  стояли  штанги,  с пола поднимался и вился
змеевиком  вверх  спиральный  душ.  Тут  же  в стене устроена была воздушная
ниша,  теплыми струями воздуха заменявшая простыню. Эта светлая, просторная,
сверху  донизу  выложенная фаянсовыми арабесками^13  комната как бы делилась
на  две  части:  в  одной  помещались все уже перечисленные блага гигиены, в
другой  изразцовый  пол  был  опущен на два метра в глубину, - таким образом
половина  комнаты,  отгороженная барьером и сообщавшаяся с верхней ее частью
небольшой лесенкой, превращена была в бассейн.
      Мерс  заглянул  в бассейн, отвернул один из пяти кранов и вышел. Затем
он  вызвал  по  внутреннему  радиофону буфет и попросил подать завтрак в его
комнату.
      Через  пятнадцать  минут  молодой,  необыкновенно белокурый и кудрявый
санитар  с  разбитными  глазами  остановился  у двери пятнадцатой комнаты и,
вежливо  улыбаясь  в  рамку  комнатного  стереовизора,  вделанную  вместе  с
микрофоном в дверь, сказал:
     - Вы, если не ошибаюсь, просили подать завтрак...
      Санитару никто не ответил. Парень переступил с ноги на ногу, покосился
вверх на репродуктор и уже громче повторил:
      -  Алло! Если не ошибаюсь, вы просили завтрак... Он уже поступил к вам
в комнату. Разрешите накрыть стол.
     Никто не отозвался.
      Санитар  тронул дверь, - она оказалась незапертой, - вошел, оглянулся:
никого.  На  столике  стоял  изящный портативный фонограф, похожий на флакон
духов с небольшим раструбом вместо горлышка.
      -  Накройте стол и можете идти, - сказал сухим, потрескивающим голосом
фонограф.
      Санитар  подмигнул  фонографу  и  открыл  в  стене  дверку  конвейера:
завтрак,  посланный из буфета, был уже в конвейерной нише. Затем он поставил
поднос  на  маленький  столик, расставил приборы и завтрак и хотел уже уйти,
но  в  этот  момент  из  ванной послышался плеск воды. Санитар прислушался и
сказал негромко:
     - Товарищ Мерс, завтрак в номере.
     Ответа не последовало. Из ванной опять послышались фырканье и плеск.
      Парень  постоял  в  раздумье.  Он  успел  уже  узнать,  что  жилец  из
пятнадцатой  комнаты отличается нелюдимым характером и неприятными манерами.
То,  что  Мерс и сейчас отмалчивается, очевидно входило в его обычную манеру
обращения  с  персоналом  больницы.  Подумав  с минуту, санитар решил все же
дать о себе знать Мерсу.
     - Стол накрыт. Вам больше ничего не нужно? - громко спросил он.
      Но  и  на  этот  раз в ответ раздалось только продолжительное сопенье.
Санитар  недоуменно взглянул на дверь ванной: странно, он никогда не слыхал,
чтобы  купающийся  человек  мог  так  долго и громко сопеть. Не случилось ли
чего?  Он  тихонько  толкнул  дверь  ванной,  -  эта  дверь  также оказалась
незапертой,  -  заглянул:  никого.  Шагнул  смелее, приблизился к бассейну и
испуганно  попятился  к двери... То, что он увидел, было так необычайно, что
санитар  на  минуту  остолбенел  от  неожиданности:  в  бассейне,  до  краев
наполненном  водой, на бледно-розовом мозаичном дне его, разбросав в стороны
руки  и  ноги,  лежал  великан  с  огромной  стальной  головой и с железными
клещами   вместо   кистей  рук.  На  поверхность  воды  головастое  чудовище
выбрасывало  с  громким  плеском  и сопеньем пенистый фонтан. Затем внезапно
сопенье прекратилось, и великан затих.
      Санитар выпрыгнул из ванной, растерянно метнулся по комнате, заколотил
кулаком  в  стену  соседней  комнаты,  а потом, видимо вспомнив о внутренней
сигнализации,  набросился на кнопку у кровати с надписью "Экстренный вызов".
Через  минуту  в  пятнадцатую  комнату  ворвались сразу трое: дежурный врач,
уборщица  и  старик  Андрейчик,  поселившийся  по  соседству  с Мерсом после
выписки из больницы.
      -  Там...  - заплетающимся языком сказал санитар и указал на ванную. -
Посмотрите...
      Дежурный  врач решительно шагнул вперед, а за ним двинулись остальные.
Вошли  и  застыли  с  изумленными  лицами:  великан  с металлической головой
продолжал  лежать  на  дне  бассейна.  Потом  он шевельнул железной клешней,
уперся ею в дно и сел.
      Для  всех  уже  было  ясно,  что  перед  ними  водолаз;  но кто именно
находится  в  скафандре  и  зачем  этому  чудаку  понадобилось  опускаться в
комнатный  бассейн  в  костюме  водолаза,  -  этого  ни врач, ни санитар, ни
уборщица   понять   не   могли.  По  лицу  старика  Андрейчика  трудно  было
догадаться,  понимает ли он что-нибудь в этой забавной истории, или нет: дед
Андрейчик  стоял,  опершись  на  барьерчик,  и с видимым интересом следил за
поведением водолаза.
      Водолаз  между  тем довольно легко встал в воде на ноги и пошел по дну
бассейна  к  ступенькам.  Тяжко ступая высокими свинцовыми подошвами, взошел
он   по   лестнице,  остановился  перед  изумленными  "спасателями"  и  стал
распадаться  у них на глазах. Сперва на пол упал один рукав с клешней, потом
другой,  затем,  повозившись  у подбородка, комнатный подводник, как крышку,
откинул   назад  тяжелый  шлем.  Под  шлемом  оказалась  круглая  фарфоровая
физиономия  Мерса  с неизменными желто-зелеными очками на носу. Сердито сопя
и  бросая  косые  взгляды  из-под очков на непрошеных гостей, антарктический
корреспондент отцепил укрепленный у него за плечами баллоновидный аппарат.
      Это  была  последняя  модель  скафандра,  выпущенная несколько месяцев
назад  заводом  подводных  приборов  и  механизмов  "Океанстрой".  Назывался
скафандр  "водоходом",  и  назывался так не случайно. Это была уже не только
защитная   одежда  водолаза.  Водоход  был  самостоятельным  механизмом,  он
передвигался  по  дну моря вместе с человеком, стоящим в нем. Двумя верхними
конечностями,  снабженными автоматически выдвигаемыми инструментами, водоход
мог  рыть  дно,  переносить различные предметы, сверлить, долбить, освещать,
фотографировать   и   делать   многое  другое.  Немного  похожий  внешне  на
гигантский   комплект   рыцарских   доспехов,   водоход   сооружен   был  из
высококачественной  легкой  стали,  способной  выдержать давление до трехсот
атмосфер  и  удар разрывной пули электронной "пращи Давида". Плотно закрытый
водоход   сохранял   внутри  себя  нормальное  давление  и  обогащал  воздух
необходимым   для   дыхания   кислородом   "собственного  производства":  он
электролизовал   и   разлагал   воду   при   помощи  компактной  аппаратуры,
заключенной   в   баллоне.   Выделяющийся  при  разложении  воды  газ  аргон
использовался  водоходом для освещения дна и для получения электроэнергии от
фотоэлемента,  которым был снабжен. Каскадный усилитель наделял это стальное
морское  чудовище  огромной силой. Это был скафандр и батисфера^14  в одно и
то  же  время. По желанию водолаза он мог моментально всплыть в любом месте,
даже  посреди  открытого  океана,  и  в случае надобности плыть по воде, как
закрытая   лодка,   при   помощи  винта.  Каучуковый  скафандр  со  стальным
креплением  и  с запасом сжатого воздуха, бывший в употреблении до водохода,
выглядел   по   сравнению   с   ним   так,   как   выглядел   бы   воздушный
шар Монгольфье^15   ,   случайно   залетевший   на   газопонтонную   станцию
"Арктания".
       Мерс  вылез  из  воды  и  тотчас  же  стал  освобождаться  от  своего
громоздкого одеяния. Освободившись, он поправил очки и холодно спросил:
     - Чем обязан?
     Врач и санитар переглянулись.
     - Мы думали, случилось что-нибудь...
     - Нас вызвали...
      -  Чепуха!  -  небрежно  сказал  Мерс  и  надул  свои  белые щеки. - Я
опробовал кислородный прибор в этом скафандре.
     - Вы подводник? - вежливо спросил врач.
      -  Любитель,  -  нехотя  ответил  Мерc. Он явно ждал, чтобы непрошеные
гости убрались восвояси.
      Уборщица  и  санитар, извинившись, вышли. Дежурный врач задержался. Он
наклонился  над  фаянсовыми  плитами  пола: некоторые из них были выщерблены
металлической обувью скафандра.
      -  Если  вы,  товарищ,  станете  когда-нибудь любителем-археологом, не
вздумайте  здесь  у  нас  в  доме  заниматься  опытными раскопками, - сказал
дежурный врач.
     - На этот счет можете быть спокойны, - ответил деревянным тоном Мере.
     - Постараюсь. - Врач критически взглянул на беспокойного постояльца.
      -  Хам!  -  сказал  Мерс,  когда  дверь  закрылась за врачом. Затем он
направился  к  себе  в  комнату.  Разложил  здесь  огромный  чемодан  и стал
упаковывать в него легкие стальные части скафандра.
Кто-то  кашлянул  за  его спиной. Мере быстро обернулся: перед ним стоял дед
Андрейчик.
     - Вы... вы разве не ушли? - спросил Мерс.
     - Нет, - кротко сказал старик. - А я вам уже надоел?
     - Я сейчас ухожу, мне некогда.
     - Я тоже ухожу. Гулять идете?
     - Да.
    - Где вы раздобыли этот скафандр?
    - Здесь. На острове...
    - Давно?
    - Вчера.
    - Купили?
    - Нет, взял для ознакомления.
    - У кого?
    - Это неважно.
     -  Знаете,  товарищ  Мерс,  о  чем я хочу вас попросить? Пока вы будете
гулять,  дайте мне рассмотреть данный подводный костюмчик. Это что-то новое.
Я тоже такого еще не видел. А? Как вы на этот счет?
      Старик  говорил  просительным  тоном,  но  смотрел он на своего соседа
отнюдь  не  просительно, скорее даже испытующе, словно проверял: даст или не
даст?
     - Нет, - резко сказал Мерс. - Я должен его сегодня вернуть.
     - Жалко...
     - Я сейчас буду переодеваться, - нетерпеливо сказал Мерс.
     - А-а... Ну-ну. Переодевайтесь.
     Старик пошел к двери.
     - Да, - вспомнил он. - Вы сегодня в больницу придете?
     - А что?
     Мерc насторожился.
       -   Интересный   сеанс   предстоит.  Известный  бразильский  языковед
дель-Грасиас будет по радио беседовать с ожившим мальчишкой.
     Дед Андрейчик взялся за ручку двери.
     - В какое время? - спросил Мерс.
      -  В  двенадцать  по  Гринвичу...  -  Старик постоял с минуту. - Ну, я
пойду. Вы здесь переодеваться хотели.
      Через  несколько  минут  после  ухода  старика  Мерс  уже спускался по
лестнице в вестибюль. В руках он держал тяжелый большой чемодан.
     - Съезжаете? - спросил дежурный.
     - Нет. Отлучаюсь. Прикажите подать аэросани. Поеду без водителя.
     Дежурный связался с гаражом и попросил подать к подъезду аэросани.
      Через  минуту  под  самую  дверь  больничного  дома  подкатил  изящный
пепельный   лимузин   обтекаемой   формы,  маленький  и  изолированный,  как
старинная  танкетка,  юркий  и тихий, как мышь. Это были аэросани последнего
выпуска  Горьковского автозавода. Вернее, это были ракетосани, но назывались
они   "аэросанями"   по   старой  памяти,  в  честь  пропеллеровых  снеговых
самокатов, появившихся еще в первые годы Октябрьской революции.
      Водитель  вылез  из  саней,  помог  Мерсу  укрепить  позади кабины его
чемодан,  закрыл  в  нем  дверку  и  отошел  в  сторону. Сани легким птичьим
полетом пошли по снеговой дорожке по направлению к берегу.
      Маршрутом  саней  Мерса  никто  не интересовался в тот день. Лишь один
человек  стоял  у окна на втором этаже жилого дома больницы и не выпускал из
поля  биноскопа  удалявшийся  к  морю изящный пепельный лимузин. Это был дед
Андрейчик.  Он  видел,  как  аэросани  Мерса, нырнув за темную, со снеговыми
отметинами  скалу,  выпрыгнули  прямо  на  береговой  лед  и  пошли прочь от
острова.  Отъехав  около  полукилометра,  Мерс  вылез  из саней и скрылся за
ближайшим торосом.
     Старик отнял от глаз свой телескопический бинокль.
     - Факты интересные, - сказал он и отошел от окна.



15
Мальчик говорит на языке племени "Золотая улитка"

      В  четвертой  палате больницы острова Седова ждали появления на экране
стереовизора  известного  бразильского  языковеда  Мартина  дель-Грасиас.  В
палате  присутствовали:  профессор  Британов, знаменитый ирландский психиатр
профессор   О'Фенрой,   главный   врач   островной  больницы  и  Ася.  Шесть
корреспондентов,  в том числе и Мере, помещались в смежной комнате. Открытая
дверь  и  дублетный  экран  стереовизора позволяли корреспондентам слышать и
видеть  все,  что  будет происходить в соседней комнате, и задавать в случае
необходимости вопросы.
Подлинным  виновником этого несколько необычайного собрания был, конечно, не
бразильский  языковед. Внимание всех в четвертой палате и в соседней комнате
приковано  было  к  загадочному  пациенту  профессора  Британова.  Он,  этот
пациент,  тоже находился в палате, и с ним должен был беседовать бразильский
языковед.
      Худенький  мальчик,  на  вид лет тринадцати, одетый в белое больничное
белье,  укрытый  до  груди  легким  шерстяным  одеялом,  полусидел на койке,
обложенный  подушками  со  всех  сторон.  Смуглое, будто подернутое табачным
загаром  лицо  его  казалось  сонным  и  усталым.  Большие черные глаза были
прикрыты  густыми  длинными  ресницами, - казалось, он дремал. Это и был тот
самый  мальчик,  которого  нашли  21 мая летчики противоштормового дивизиона
замерзшим  в  глыбе  льда.  Профессор  Британов блестяще довел до конца свой
исторический  опыт  оживления  замерзшего  человека; и вот он, этот первый в
мире  человек,  вырванный  из  холодного,  никогда  не разжимавшегося кулака
смерти,   тело   которого   всего   несколько   дней  назад  издавало  почти
металлический  звук  при  ударе,  -  этот человек сидел теперь на больничной
койке.  Он  дышал,  он видел, он слышал, он осязал, он обонял. Единственное,
что  отличало его от прочих людей, это общая слабость, постоянная сонливость
и  апатия.  Профессор  О'Фенрой тщательно изучил мальчика и пришел к выводу:
физически  мальчик вполне нормален, апатия и сонливость суть следствия общей
слабости,  которая  в свою очередь вызвана применением радия при реставрации
клеточной ткани.
      -  Вполне  возможно, что у мальчика отсутствует полностью или частично
память.  Но  это  мы  сможем  проверить  лишь  после  того,  как  кто-нибудь
побеседует  с  мальчиком,  -  сказал однажды профессору Британову ирландский
психиатр.
      Однако  побеседовать  с  мальчиком  оказалось  не  таким легким делом.
Мальчик  молчал  и  на  все  вопросы  на всех языках отвечал лишь удивленным
взмахом  своих  изумительных ресниц и долгим напряженным взглядом. Затем его
взгляд  рассеянно скользил по стенам комнаты, и мальчик впадал в дремоту. За
десять  дней  своего  пребывания в больнице острова Седова он не произнес ни
одного  слова.  Заговорил  молчаливый  пациент  профессора Британова три дня
назад,  то  есть на тринадцатый день своей жизни. Собственно говоря, он даже
не  заговорил,  он  только  произнес несколько слов. Случилось это благодаря
Асе.
      После  отъезда  Ветлугиных  Ася  и  дед Андрейчик не покинули острова.
Старик   воспользовался   отпуском   и   остался  здесь  по  каким-то  своим
таинственным   соображениям.   Асе   мать   разрешила  остаться  с  дедушкой
Андрейчиком при условии, если она будет его слушаться.
      Дочь  долговязого гидрографа полюсной станции, лишившись единственного
друга,  Юры,  всю  свою  привязанность  перенесла  на смуглого и молчаливого
обитателя  палаты  ‘  4.  И  потому  Ася  с большой радостью и безоговорочно
подчинилась  совету  деда  Андрейчика:  никуда  не отлучаться от мальчика из
четвертой  палаты  и  обо  всем вечером рассказывать ему, деду Андрейчику. В
первые  дни  врачам  не  нравилось, что рыжая курносенькая болтушка вертится
под   руками   у   знаменитых   профессоров,  съехавшихся  в  больницу  ради
невиданного  больного,  но,  после  того  как профессор О'Фенрой как-то шутя
сказал:  "Держу  пари,  что  эта щебетунья разговорит нашего молчальника", -
после  этого  Асю беспрепятственно стали допускать к ее молчаливому другу. И
он,  видимо,  узнавал  ее:  стоило  Асе куда-нибудь надолго отлучиться или с
утра  прийти  попозже,  мальчик  беспокойно  ворочал головой во все стороны,
отыскивая ее.
      Ася  вбегала  к  нему  в  палату  и,  не  обращая ни на кого внимания,
принималась  поправлять  постель,  поднимала  у  него  со лба тяжелые кудри,
щупала  лоб  и  говорила,  говорила:  о  каком-то  Андрюшке Голикове с Новой
Земли,  который  всякий  раз,  когда  она разговаривает по радио с учителем,
показывает ей на экране язык; о своей станции, о дедушке Андрейчике.
      Три дня назад произошла сцена, которая стала уже обычной для четвертой
палаты:  мальчику  принесли обед; он безразлично взглянул на янтарный бульон
и  устало  опустил  свои  удивительные ресницы. Тогда Ася приступила к своим
обязанностям:
      -  Почему  ты  не  хочешь кушать? - спросила она, забывая, что мальчик
может  не  знать  русского  языка.  - Не кушать - вредно. Ты больной, и тебе
нужно  кушать.  Вот  доктор  говорит,  что ты умрешь, если не будешь кушать.
Правда, доктор, он умрет?
      -  Обязательно, - ответил ирландский психиатр, с интересом наблюдавший
эту сцену.
      - Вот видишь, - тоном взрослой сестры сказала Ася. - Ты уже раз умер и
опять умрешь... Только теперь уже на самом деле.
      Мальчик поднял тяжелые веки, в глазах у него появилось выражение не то
недоумения,  не  то  внимания. Он следил за выразительной мимикой Аси, за ее
широко  открытыми  глазами,  в  которых  она  хотела отразить весь свой ужас
перед  его неминуемой голодной смертью. Обычно подобные увещевания кончались
тем,  что  Ася  насильно  всовывала  мальчику  в руку одну ложку, сама брала
другую  и,  причмокивая  и  закатывая глаза от наслаждения, которое ей якобы
доставляет  бульон,  показывала,  что она уже ест, что уже сыта и что теперь
очередь  за ним