пятьсот  метров он внимательно стал следить за ледяным паком,
ползущим  по  экрану.  "Полярный жук" почти висел на одном роторе, - раструб
его  ракеты  едва  дышал,  продвигая  машину  вперед  со  скоростью двадцати
километров в час.
      Юра  уже  дважды  вернулся назад и пересек в поперечном направлении, с
востока  на  запад  и обратно, то место, где, как он предполагал, они с Асей
вчера  нашли  револьвер.  Но  нигде  не  было  видно темной туши моржонка, -
покрытый  льдом  океан  лежал  внизу  равнодушно  и  безмолвно,  похожий  на
бесконечную пелену облаков под самолетом.
      Сравнение  с облаками промелькнуло в голове Юры случайно, оно породило
мысль  о  движении, и мальчик ясно и отчетливо понял, почему моржонка нет на
старом  месте:  лед  дрейфует  на  юго-запад,  и моржонка следует искать уже
гораздо  южнее.  Он вспомнил, как Свенсон при нем третьего дня говорил отцу,
что   льды   движутся   сейчас  со  скоростью  полутора  километров  в  час.
Следовательно,  за эти двенадцать часов моржонок "уехал" со своей льдиной на
юго-запад километров на восемнадцать - двадцать, не больше.
      Юра  направил  машину  на  юго-запад  и  уже через две минуты, мельком
заглянув  на  экран, увидел, что какая-то пылинка медленно катится по белому
квадратику   экрана.  Он  дунул,  -  пылинка  осталась  на  месте  и  только
передвинулась  ближе  к центру экрана. Юра дождался, когда это едва заметное
пятно  окажется  как  раз в центре, и, даже не увеличивая его, стал опускать
машину на роторе.
      Посадил  он "Полярного жука" на лед метрах в тридцати от туши моржонка
так  же  отвесно  и уверенно, как и вчера. Выскочил из кабины, вытащил кирку
и,  прыгая  через  ледяные ухабы и заусенцы, побежал к яме во льду. Здесь он
остановился  в  минутной  нерешительности:  где  рыть?  Револьвер он нашел в
нескольких  шагах  вправо  от  моржонка. Значит, надо начинать с того места.
Если  там  ничего не будет, тогда надо рыть ощупью в разных местах. Затем он
вертикально  приставил  кирку  ко  льду,  налег  на  нее  и нажал рычажок, -
ледяной фонтан вырвался из-под блестящей лопатки.
      Орудуя  киркой,  Юра  не переставал внимательно наблюдать за обломками
льда.  Волнение,  с  которым он приступил к работе, уже улеглось, он работал
упорно,   но   спокойно,   как   обыкновенный  землекоп  на  археологических
раскопках.  Ему  пришло  в  голову,  что  вгрызаться  киркой  в лед круто не
следует:  наткнувшись  на  труп,  он  может сильно повредить его. (Юра ни на
минуту  не  забывал о профессоре Британове, который должен оживить Амундсена
или  Гильбо.)  Он тотчас же уменьшил угол между киркой и льдом и стал уже не
рыть, а срезать лед.
      За  временем  Юра  не  следил,  но когда, наконец, площадка размером в
добрых  тридцать  могил  была  вспахана,  ему  показалось, что работал он не
менее  полутора  часов.  Ладони  у  него  горели;  от толчков кирки ломило в
плечах,  дышал  Юра порывисто и шумно, мех электродохи и лицо были влажными.
Юра  не  чувствовал усталости, и только тревога все больше овладевала им: он
разворотил  уже  несколько  тонн  льда  вокруг  моржонка,  но никаких следов
человека во льду не нашел.
      Юра  опустил  рычажок  кирки,  сдвинул  со  лба  малахай  и рассеянным
взглядом  обвел  угрюмые  торосы,  обступившие  его со всех сторон: молчание
пустыни  стояло  над  ним.  На  минуту Юре показалось, будто он находится на
самой  макушке  пустой,  необитаемой  холодной  планеты:  мать,  отец,  дед,
станция,  весь  мир  будто  остался  где-то  в прошлом... Но Юра взглянул на
"Полярного  жука",  и  тотчас  минутное  ощущение  одиночества  улетучилось:
автожир,  как  живое  близкое  существо, стоял тут же, - терпеливый и верный
"Жук",  с  мощной  камерой  ракеты, с теплой кабиной, которая примет и умчит
его,  Юру,  отсюда,  как  только  он  сам того пожелает. Но Юра уже не желал
этого,   он  успел  передохнуть,  и  ему  захотелось  еще  порыться  в  этом
скользком, рыхлом льду.
      Он  должен  искать!  Надо  рыть! Рыть во что бы то ни стало! Настоящие
полярники,  герои  Арктики, никогда не отказывались от тяжелого труда. Разве
не  читал он, как когда-то, много лет назад, челюскинцам приходилось долбить
и  перетаскивать  тысячи  тонн  льда, чтобы устроить посадочную площадку для
летчиков.  Разве  сам  Амундсен и Эльсворт^10  не долбили вот так лед, когда
их самолет сделал вынужденную посадку среди торосов и трещин?
      Юра  приладил кирку и снова налег грудью на рукоятку. Несколько кусков
льда  метнулось  в  сторону.  Юра  хотел  долбить  лед  дальше, но вдруг ему
показалось,  что  в  ямке  что-то  темнеет.  Юра  отбросил  ледышку, разгреб
ледяную  пыль  и  застыл  на  месте:  изо  льда торчала темная кисть руки со
скрюченными пальцами...


      Юра  отполз  назад, но тотчас, еще не доверяя себе, бросился плашмя на
лед  и  вплотную  приник  лицом ко льду. Темная ладонь и судорожно сведенные
пальцы  стояли  перед  его  глазами. Казалось, тот, кто был под ним во льду,
хотел  сжать  кулак и ударить Юру в лицо, но лед сковывал его страшную руку,
не  давал  ей сжаться в кулак. Юра отвел лицо в сторону, мурашки побежали по
всему  его  телу.  Юра  видел  мертвых  людей;  он не представлял, как можно
бояться  их. Он сам сейчас искал во льду мертвеца, он только обрадовался бы,
если  бы  вдруг  этот мертвец появился перед его глазами. Но при виде темной
скрюченной руки, вдруг высунувшейся изо льда, мальчику стало страшно...
      Юра  отполз  в  сторону и остался лежать на льду животом вниз, не смея
подняться.
      Так  он  лежал  несколько  минут.  Перед  глазами  у  него валялась ею
собственная  перчатка,  которую  он  бросил,  когда  долбил  лед. Юра искоса
поглядел  на  нее:  это  была обыкновенная, простенькая меховая перчатка; ее
привычный,  домашний  вид немного успокоил мальчика. Он хотел было протянуть
руку,  чтобы  взять  ее,  но  внезапный порыв ветра понес перчатку прочь Юра
вскочил  и  погнался за нею. Прыгая через куски льда, он наконец наступил на
нее  ногой,  нагнулся,  поднял,  надел, и в этот момент сильный удар ветра в
лицо  отбросил  его  на  несколько  шагов.  Едва  удержавшись  на ногах, Юра
остановился  и  оглянулся:  яростный ветер крутил вокруг него густую снежную
кашу.  "Полярный  жук"  виднелся  впереди,  как  сквозь белый полупрозрачный
занавес.  Машина  вздрагивала  и  раскачивалась  из  стороны в сторону. Юра,
ослепленный  снегом, защищаясь руками от ветра, пошел к машине. Но чем ближе
он  к  ней  подбирался,  тем  больше  увеличивалось  расстояние  между ним и
автожиром.  Юра  остановился  и  стал вглядываться: "Полярный жук" уходил от
него.  Ветер  выл  и  крутил над ним снежное месиво. Все еще не отдавая себе
отчета,  откуда  взялся  этот  ветер,  Юра  побежал  к  машине,  но и машина
прибавила  ходу,  -  она  будто  убегала  от него. Наконец Юра понял: ураган
гонит  автожир,  "Полярный  жук"  мчится  от  него  прочь  на  своих  лыжах,
подгоняемый ветром.
      Уже  выбиваясь  из  сил,  сам  не  зная, зачем он это делает, Юра стал
кричать тонким голосом:
    - А-а-а-а-а!..
      Ветер зажимал ему рот и бил в лицо охапками снега, но Юра все еще брел
вперед.  Затем  он  услышал  глухой удар и, сгребая снег с глаз, увидел, что
"Полярный  жук"  лежит  на  боку  подле  высокого  тороса. Тогда Юра стал на
четвереньки  и  пополз  обратно.  Так  он прополз в водовороте взбесившегося
воздуха  метров  двадцать.  Вдруг над его головой раздался чудовищный треск.
Юра  споткнулся, на мгновение повис в воздухе, почувствовал сильный толчок в
грудь, и на глаза его медленно опустилась тьма...



7
"Спасать сына должен я..."

       Ирина   открыла  глаза  и  прислушалась:  в  комнате  стояла  тишина,
нарушаемая  далеким  шмелиным  гудением  ракетных  якорей  станции. Время от
времени  за  окном  бился  яростный ветер, и снова ровно и настойчиво гудели
раструбы ракетных двигателей.
      Это  была  та  самая  буря  в  районе  полюса,  о  которой Ирина вчера
предупредила  аэропорты  на  континентах.  Она  взглянула на розовые огоньки
радиевых  часов:  2  часа 15 минут по гринвичскому времени. Да, она вчера не
ошиблась;  именно  в  это  время,  по  ее  прогнозу,  должен был разразиться
ураган.   Ирина  была  совершенно  спокойна:  аэропорты  предупреждены,  все
ракетные  якоря  станции  тщательно  осмотрены  Владимиром и механиками, все
закреплено,    убрано    в   помещения.   Владимир   сейчас,   очевидно,   в
конденсаторной,  -  следит  за  равномерной подачей и распределением по всей
поверхности   станции   нагретого   воздуха,   которым  снег  и  корка  льда
превращаются  в  пар. У Владимира много забот. Буря будет свирепствовать всю
ночь.
      "Юра,  наверное,  спит - подумала она, - иначе он давно уже перебрался
бы поближе ко мне".
      Ирина  улыбнулась. Странно, почему это буря поселяет тревогу в детях и
животных? Не потому ли, что дети еще не утратили первобытных инстинктов?
     Но надо посмотреть, спокойно ли спит этот первобытный человечек.
      Она  оделась  и  направилась  к  Юриной  комнате.  По  дороге обратила
внимание, что буфетная ниша раскрыта.
     "Наверное, Владимир взял что-нибудь и забыл закрыть".
     Прикрыла нишу и вошла в Юрину комнату.
     Постель была пуста. Ирина оглянулась по сторонам, позвала:
     - Юра!
     Ей никто не ответил. Она прошла в гостиную. Там тоже никого не было.
      "Странно! Где же он?"
     Ирина вышла в переднюю, вновь обошла все комнаты. Никого.
     Еще раз окликнула:
     - Юра! А Юра!..
     Молчание.
      Тогда  она  подошла к внутреннему радиофону, включила конденсаторную и
спросила:
     - Володя, ты здесь?
     Ветлугин тотчас же отозвался:
     - Да. Это ты, Рина?
     - Юра с тобой? - спросила она.
     - Нет. По-моему, он спит.
     - Нет его. Обыскала весь дом.
     - Не понимаю. А у деда? Постой, я его вызову.
     Через минуту она снова услышала голос мужа:
      -  Ты  слушаешь?  Нет  его  там.  Не  понимаю. - Ветлугин уже, видимо,
сердился. - Куда он мог уйти в такую погоду? Ты у Свенсонов справлялась?
     - Нет. Они, наверное, спят.
     - Эрик дежурит. Сейчас я его спрошу.
     Опять наступила тишина, нарушаемая яростными рывками ветра за окном.
      -  Ты  слушаешь?  -  спросил  Ветлугин  спустя  короткое время. - Эрик
говорит, что Ася с матерью легли спать еще в десять часов.
     - Что же делать?
     В голосе Ирины уже явно слышалась тревога.
      -  Ты  не  волнуйся.  Я  его  постараюсь отыскать, - сказал Ветлугин и
выключил радиофон.
      Она  пошла  к себе в комнату, взяла с ночного столика книгу, рассеянно
прочла  название:  "Находки  во  льдах", вспомнила револьвер, найденный Юрой
(ради  него  она  вечером и книжку эту стала читать), вспомнила лицо сына во
время  разговора  в  кабинете  (он  сидел,  боясь шелохнуться, и с жадностью
ловил  каждое  слово,  сказанное  по  поводу  его  находки),  и  вдруг у нее
мелькнула тревожная, еще не вполне ясная ей самой мысль.
    "Неужели он?.. Нет. Этого ему в голову не могло прийти".
      Но  неясная мысль уже стала отчетливой и настойчивой, и Ирина не могла
от  нее  избавиться.  Еще  вечером, ложась спать, она сказала Владимиру, что
следовало  бы  слетать  туда,  где  Юра нашел револьвер, и поискать во льду.
Ведь  это  же  естественно  -  где  револьвер,  там  может  оказаться и труп
человека,  которому он принадлежал. Неизвестно, кем он может оказаться, этот
человек:  полярником,  погибшим  во  льдах, крестовиком, убитым при разгроме
Северной  армады,  -  так  или  иначе, поискать следовало бы. Но неужели эта
мысль  пришла  в  голову и мальчику? Он мог тайком ночью вылететь туда. Ведь
он же ничего не знал о надвигающейся буре...
     Ирина вскочила и побежала к радиофону.
     - Володя! - крикнула она. - Володя!
     - Да, да, я слушаю, - ответил Ветлугин.
     - Сейчас же узнай, в ангаре ли "Полярный жук".
     - Что?.. - Голос у Ветлугина дрогнул, он, видимо, тотчас же понял все.
      Через  десять  минут  тревожная  весть  разнеслась  по  всем служебным
помещениям станции: исчез Юра вместе с автожиром.
      Ветлугин  ворвался  в  спальню.  Одежда  его  была  мокрой. Он казался
растрепанным,  наскоро  одетым.  Ирина стояла посреди комнаты. Она молчала и
широко открытыми глазами смотрела на мужа.
     - Надо лететь! - крикнул он, - Немедленно!
     Вошел Свенсон. За ним, сутулясь и сопя, вполз дед Андрейчик.
      -  Владимир,  -  сказал Свенсон, - нужно сейчас же связаться с восьмой
авиабазой. Через двадцать минут машины будут там.
     Ветлугин мотнул головой.
      -  Я не имею права поднимать машины с острова. Мой сын терпит бедствие
по моей вине. Спасать его должен я сам.
      -  Факт, - посапывая, сказал дед Андрейчик. - Сами управимся. В ангар!
Запрягай машину!
      - Вы с ума сошли! - крикнул Свенсон. - Владимир, ты погубишь себя и не
спасешь ребенка...  Ирина! - Свенсон шагнул к Ирине.
     Она села на стул и стала ладонью тереть висок.
     - Я ничего не соображаю.
      - Я должен попытаться, - упрямо сказал Ветлугин. - Ты, Эрик, замещаешь
меня на станции. Если со мной что случится, сделаешь доклад Северограду.
     Ирина растерянно взглянула на него.
    - Я не знаю, Володя... постой... Володя, куда же ты?
      Но  Ветлугин  уже  выбежал  из  комнаты.  За  ним  трусцой побежал дед
Андрейчик.
     Свенсон подошел к Ирине, опустил руку ей на плечо.
     - Они очень рискуют. Надо сейчас же сообщить в восьмую базу.
     Она вскочила, бросилась к двери:
     - Эрик! Скорее! Вызывайте остров!.. Я побегу. Так нельзя...
     Свенсон подошел к радиофону и вызвал остров Георгия Седова.



8
Машины идут сквозь пургу

     - Остров Седова слушает, - сказала радиофонистка.
     - Говорит "Арктания". Дайте начальника авиабазы.
      Через  секунду  между  "Арктанией" и островом Георгия Седова произошел
следующий разговор:
     - Я начальник восьмой авиабазы.
      -  Я  Свенсон.  Замещаю  начальника  станции. В районе полюса попала в
шторм  машина  с  сыном Ветлугина. На помощь вылетел сам Ветлугин. Положение
угрожающее.  Прошу  выслать противоштормовой отряд. Координаты - восемьдесят
шесть  и  двадцать  минут  широты,  семнадцать  и  тридцать  минут восточной
долготы.
     - Сколько машин штормует?
     - Две. Прогулочный автожир и роторная молния.
     - Сколько людей?
     - В автожире один мальчик. В молнии двое: Ветлугин и старик Андрейчик.
     - Площадь штормового района?
     - Двадцать три тысячи квадратных.
      - Высылаю дивизион. Сноситься с машиной командора можно через двадцать
пять минут. Волна и позывные известны?
     - Известны.
      -  Вызовите  меня,  Свенсон,  через  пять  минут.  Расскажите, как это
случилось.
     - Вызову.
     - Все?
     - Все...
       Через   пятьдесят  секунд  корреспонденты  Арктики  сообщили  в  свои
радиогазеты  о  людях,  застигнутых  ураганом  у  полюса.  Еще  через минуту
поступило    сообщение,    что    противоштормовой   дивизион,   вооруженный
гаубицами-излучателями  и  мощными обводнителями, вылетел к полюсу. Затем, с
разрешения    Свенсона    и   начальника   восьмой   арктической   авиабазы,
корреспонденты слушали их второй разговор.
     Но  и сам Свенсон не мог объяснить, как случилось, что тринадцатилетний
сын  начальника полюсной станции оказался со своей машиной в момент пурги за
четыреста  километров  от  станции.  Это  казалось тем более непонятным, что
мать   мальчика,  Ирина  Ветлугина,  работала  на  той  же  станции  старшим
метеорологом  и  знала  о  надвигающемся  шторме. Объяснить это могла только
сама  Ирина  Ветлугина.  Но  ни  Свенсон,  ни  начальник  авиабазы,  ни даже
корреспонденты  не  решались  обращаться  с  расспросами  к  этой  женщине в
момент, когда над нeю нависла угроза потерять сына, мужа, отца.
      В  городах  и  поселках  радисты-любители  не  разлучались  со  своими
комнатными  и  карманными  приемниками:  они  хотели непосредственно поймать
сигналы  терпящих  бедствие.  Но  даже  эти беспокойные следопыты эфира пока
ничего не могли сообщить.
      Ровно  через  восемнадцать  минут  после  отлета  дивизиона  с острова
Георгия  Седова  радиогазеты  сообщили,  что  воздушные  крейсера вступили в
полосу шторма.
      В четырехстах километрах от станции "Арктания" в это время происходило
следующее.
       Дивизион,  перейдя  из  стратосферы  в  тропосферу,  строем  по  три,
журавлиным  углом  несся  навстречу  урагану.  Головастые,  почти бескрылые,
противоштормовые  машины  походили  на вороненые браунинги, обращенные дулом
назад.  Впереди пилотских рубок, подобные огромным глазам глубоководных рыб,
укреплены   были   куцые  жерла  гаубиц-излучателей.  Эти  гаубицы  являлись
артиллерийскими  орудиями  в  полном  смысле этого слова; их назначение было
расстреливать  взбунтовавшиеся  массы  воздуха. Но только снаряды не рвались
при  подобном  расстреле:  беснующаяся  воздушная  стихия усмирялась звуками
высочайших и самых низких частот и амплитуды колебания.
      Когда  пурга  рванула  кверху  головную  машину,  в  пилотских  рубках
крейсеров прозвенел голос командора:
     - В боевую позицию! Дистанция пять километров! Стройся!
      В несколько секунд машины сломали журавлиный угол и растянулись ровным
фронтом на сто пятьдесят километров.
     Затем раздалась другая команда:
      - На сменные частоты и колебания! От пяти миллионов до одной тысячной!
Орудия включить!
      Уменьшив  скорость, крейсера пошли навстречу шторму, посылая вперед не
ощущаемые  человеческим  ухом  звуки. Высокое звуковое мерцание, постигаемое
умом  человека  лишь  как  математическая  формула, потрясло воздух и тотчас
сменилось   низкими   инфразвуками.   Затем  снова  последовал  залп  звуков
высочайших  частот  и колебаний, за ним - опять мощные, низкие окрики. И так
на  всем пути сквозь бурю. Эго походило одновременно и на бомбардировку и на
заклинание   музыкой.   В   воздухе  гремела  необычайная,  стремительная  и
торжественная  музыка,  но  ни  одному человеку не дано было ее слышать, ибо
фантастическая ее мелодия находилась за порогом слышимости.
      Яростный  ветер падал плашмя на лед, разгребал могучими лапами снежные
сугробы,   конвульсивно   вздрагивал   и   замирал...   Умерщвленный   ветер
превращался  в  мертвый,  неподвижный  воздух,  и  сквозь  него свободно шли
головастые  вороненые  машины,  похожие  на  огромные  браунинги, обращенные
дулом назад. Позади машин мягко и отвесно ложился снег.
       Сквозь  весь охваченный пургой район в двадцать три тысячи квадратных
километров   дивизион   пролетел   в   семь   минут,  то  есть  с  быстротой
приблизительно    шестьдесят    пять    километров   в   минуту.   Начальник
противоштормовых  авиаотрядов  в разговоре со Свенсоном не ошибся ни на одну
секунду:  шторм  был  ликвидирован спустя ровно двадцать пять минут после их
разговора.  Дивизион  пронесся  над  станцией "Арктания" и вернулся обратно.
Когда  он  вновь  появился  над  станцией,  машины уже шли строем по четыре,
сохраняя   дистанцию   между   шеренгами  приблизительно  в  один  километр.
Командорская  машина  шла впереди. Словно обессиленные и усталые после боя с
пургой,  машины  медленно  и низко скользили над льдом: в обратном рейсе они
уже  искали  людей.  Казалось,  эту вторую часть задачи воздушному дивизиону
осилить  не  удастся:  глубокий  покров снега лежал на огромном пространстве
внизу   и   вокруг   станции  "Арктания".  Однако  как  раз  в  этот  момент
корреспонденты из Арктики сообщили всему миру:
      "Шторм  ликвидирован  в  семь  минут. Сейчас противоштормовой дивизион
идет  низко  над  льдом  в  обратном направлении. Передовые машины обводняют
снег;   следующие  за  ними  внимательно  наблюдают  за  поверхностью  льда.
Передаем    панораму   с   командорского   самолета   через   североградскую
стереовизионную установку".
      И  действительно,  усми