пояс-патронташ  чуть  отвисал  на  животе,  за
плечами  висел  рюкзак.  Человек  этот давно не брился и зарос до глаз
клочковатой рыжей бородой.  У него  было  худое,  изможденное  лицо  и
горящие нездоровым, нервным блеском глубоко запавшие глаза.
     Неожиданно он улыбнулся.
     - Так это вы? - сказал он. - Я слышал, что здесь у Коронной сопки
работает геологическая партия. Я ведь вас искал...
     Он подошел  и  пожал  руку  Берсеньеву,  Майгину и Пете и ласково
потрепал по щеке Нэнэ.
     - ...Но я не ожидал,  что найду вас...  - он оглянулся, - в такой
необычайной обстановке.
     - А с кем мы имеем честь? - спросил Берсеньев.
     Незнакомец неловко поклонился и отрекомендовался:
     - Константинов.   Охотник.  Направлялся  на  собственном  боте  к
Командорам.  На траверзе мыса Олютинского шторм разбил о камни мой бот
в  щепки.  На  шлюпке  я  добрался до берега,  а затем с ламутами и до
вас...  Думаю до  ближайшего  порта  шествовать  посуху,  -  помолчав,
добавил он.
     Берсеньев и  Майгин  переглянулись:  этот  неожиданный  гость  не
входил  в  их  планы и сулил в ближайшем будущем нашествие на чудесный
город начальства,  праздных любопытствующих обывателей,  а может быть,
даже и жуликов. А они уже полюбили этот город и шаг за шагом открывали
все новые страницы в его тайне.
     - Но  я все-таки не понимаю,  - шумно заговорил охотник и зашагал
по комнате,  с удивлением разглядывая мебель и светящиеся стены.  - Вы
говорите,  что обнаружили этот город в земле. Каким образом? Откуда он
тут взялся?..
     - Мы  дорого  дали  бы,  если  бы могли ответить на последний ваш
вопрос,  - сказал Майгин.  - Но...  может быть,  мы выйдем  на  свежий
воздух, Клавдий Владимирович?..
     - Да, поднимемся на поверхность, - согласился Берсеньев. - Раз уж
вы  побывали  здесь,  мы  принуждены,  господин  Константинов,  многое
рассказать вам и кое о чем с вами договориться.
     - Отлично!  -  сказал охотник и,  в последний раз окинув взглядом
комнату, зашагал впереди всех к выходу.
     ...В тот  же  день,  сидя у костра подле палатки,  они рассказали
своему гостю все и показали (к величайшему ужасу  Нэнэ)  <метаморфозы>
шарообразных аппаратов.
     Неожиданное вторжение  этого  странного   человека   вначале   не
понравилось  Берсеньеву,  особенно обескуражило его намерение охотника
тотчас же шествовать к югу, в порт. Но Майгин успел ему шепнуть:
     - А знаете,  он,  кажется,  неплохой парень.  Не балаболка. С ним
можно договориться.
     Берсеньев согласился  с этим:  Константинов уже успел внушить ему
доверие.
     Когда охотник     выслушал    рассказ    Майгина,    перебиваемый
восторженными  репликами  Пети,  и  стал  свидетелем  давно   минувших
событий,    воспроизведенных    <иллюзионом>   (так   Майгин   называл
шарообразные  аппараты),  он  долго  молчал,  устремив  взгляд  широко
раскрытых глаз в тлеющие угли костра.  Наконец, вскинув голову и глядя
в глаза Майгину, он сказал:
     - Вы рассказали и показали мне поразительные вещи. Но я не отвечу
вам,  что это не укладывается в моей  голове.  Наоборот,  все,  что  я
узнал,  хорошо согласуется с...  С чем согласуется, разрешите мне пока
не говорить вам.  Я боюсь,  что вы меня примете за  сумасшедшего...  Я
должен проверить одну невероятную мысль,  которая пришла мне в голову,
когда вы рассказывали...
     В эту минуту он был похож на одержимого:  лохматый,  небритый,  с
горящими глазами.
     - Но,  для  того  чтобы  проверить,  нужно время,  а вы,  если не
ошибаюсь,  собирались вскорости шествовать на юг?  - осторожно спросил
Берсеньев.
     - Нет!  - воскликнул он, но спохватился. - То есть я хочу просить
у  вас  разрешения  остаться пока здесь,  чтобы вместе с вами заняться
изучением вашего открытия.
     Майгин крепко сжал его руку:
     - Мы от души будем рады...
     Берсеньев дружески улыбнулся и кивнул головой.  Но Петя и Нэнэ не
удержались от проявления своих чувств.
     Студенту охотник  сразу  же показался в высшей степени интересным
человеком,  и,  пожимая руку Константинову,  он  произнес  срывающимся
голосом:
     - Я уверен,  что мы вместе с вами разгадаем эту  загадку  древней
северной цивилизации!..
     А Нэнэ сунул охотнику  в  руку  конфету  из  подвалов  подземного
города и, осклабившись, сказал:
     - Кушай... кароши... сахар...
     Ночью, когда   ложились  спать  и  Константинов  ушел  в  палатку
(геологи все еще не  решались  переехать  на  жительство  в  подземный
город), Берсеньев тихо сказал Майгину:
     - А знаете, Андрей, он совсем не похож на охотника.
     - А кто же он, по-вашему? - спросил Майгин.
     - Не знаю, кто он, но только не охотник...


     ...Прошла еще неделя. В течение этих дней Константинов не выходил
из  подвалов  подземного  города.  Он  открыл  там  какие-то  обширные
отделения, уставленные машинами и огромными аппаратами. Когда Майгин и
Берсеньев  однажды  спустились  к  нему,  он  показался  им водолазом,
осматривающим заглохшие машины потонувшего корабля. Переходя от одного
механизма  к другому и поглядывая время от времени в какие-то чертежи,
извлеченные им из рюкзака,  он записывал что-то и  производил  сложные
вычисления.   Заглянув  в  его  блокнот,  испещренный  математическими
формулами, Майгин сказал:
     - Ого! Высшая математика...
     Константинов строго взглянул на молодого геолога и ответил:
     - Да.  У меня здесь высшая. Но зато это, - он указал на машины, -
математика высочайшая.
     Геологи не  докучали  ему  никакими преждевременными расспросами.
Они чувствовали,  что этот  неожиданный  пришелец  знает  о  подземном
городе  что-то  такое,  чего  не знают они,  и потому решили запастись
терпением и подождать,  когда  он  кончит  свои  изыскания.  Сами  они
распределили  между  собой  разные  объекты в подземном городе и также
ежедневно изучали их.
     Наконец однажды  Константинов  объявил,  что он закончил изучение
механизмов в подвалах города.
     - Помните,  друзья  мои,  когда  вы в первый раз рассказывали мне
историю  вашего  открытия   и   показали   первые   объемные   картины
иллюзионного  аппарата,  я  сказал  вам,  что  должен  проверить  одну
невероятную  мысль.  Я  закончил  проверку.  Моя  невероятная  догадка
подтвердилась. И об этом я завтра доложу вам.
     - Но почему не сегодня? - спросил Петя.
     - Сейчас ночь.  Если я вам скажу это сегодня, вы не будете спать.
А спать вам надо.  Вон до чего меня бессонные ночи довели,  -  показал
Константинов на свои провалившиеся щеки.  - А кроме того, - добавил он
улыбаясь,  - мне хотелось бы сделать свое сообщение нашему  маленькому
научному обществу в более торжественной обстановке.
     - Согласен! - сказал Майгин.
     - Я тоже, - сказал Берсеньев и добавил, лукаво улыбаясь: - Но все
же я должен признаться, что первый раз встречаю охотника, таскающего в
своей  сумке чертежи,  знакомого с интегралом Эйлера и с торжественной
обстановкой научных обществ.
     Константинов рассмеялся  странным хриплым смехом,  не изменив при
этом ни на секунду сурового выражения своего аскетического лица.
     - Вы сомневаетесь,  Клавдий Владимирович,  в том,  что я охотник?
Напрасно.  Я охотник.  Только дичь моя не от мира сего. Об этом я тоже
расскажу вам завтра. А теперь разрешите пожелать спокойной ночи.
     И он направился к своей палатке.


     На другой день Берсеньев, Майгин, Петя и Константинов собрались в
голубом коттедже с <саркофагами>. Петя поставил на круглый стол чаши с
пунцовым  напитком,  конфеты  и  цветные лепешки,  принесенные Нэнэ из
подвала дома. Константинов разложил подле себя свои чертежи и блокноты
и подождал, пока Майгин и Берсеньев усядутся за стол.
     - Если мои коллеги ничего не будут иметь против, - сказал он, - я
предложу повестку нашего заседания.
     Берсеньев утвердительно  кивнул  головой.  Майгин  не  выдержал и
расхохотался:
     - Анафема!    До   чего   же   пышно!   Настоящая   академия.   И
дальневосточный  Дон-Кихот  в  роли   президента   подземной   научной
ассамблеи.  Слушайте,  Константинов,  вы или немножко, или очень много
сумасшедший. Но, честное слово, вы мне нравитесь!
     - Вы тоже, - улыбаясь, ответил Константинов.
     - Сумасшедший?
     - Нет.  Нравитесь  мне.  Но  мы  еще  успеем с вами объясниться в
любви,  милый Майгин.  А  сейчас  приступ,им  к  делу.  Первым  должен
выступить  наш  юноша.  -  Константинов  взглянул  на  Петю.  -  Пусть
расскажет,  что за яства он поставил на этот.  стол.  Потом  уважаемый
Клавдий  Владимирович доложит нам о своих наблюдениях над немеркнущими
светилами этого подземного мира,  а затем  вы,  Майгин,  расскажете  о
новых картинах <иллюзиона>, виденных вами. Последним доложу уважаемому
обществу о своих изысканиях я...
     - Хорошо, - начал Петя. - Я скажу. Но вы ешьте, это очень вкусные
штучки.  Я назвал их <А-о>, их так называла женщина, что в <иллюзионе>
угощала  своих  гостей.  Запивайте  их  <витном>.  Это  какой-то очень
питательный и освежающий напиток,  похожий вкусом на вино. Вот я и дал
ему имя <витно>, от слова <вита> - жизнь. Конечно, эту еду и питье еще
должны исследовать химики,  и самое главно - узнать,  почему  они  так
долго  хранятся  и  не  портятся...  Но я убедился,  что одной лепешки
достаточно,  чтобы утолить голод чуть ли не на  целый  день.  Нэнэ  за
несколько дней, проведенных в подвале, совсем переродился. Вы помните,
каким он был?  Я сам,  например, раньше всегда болел животом, а теперь
вот ем эти лепешки, и все как рукой сняло.
     - Это что же, слабительное, что ли? - смеясь, спросил Майгин.
     - Нет,  -  смущенно  ответил Петя.  - Но как-то очень хорошо себя
чувствуешь, когда поешь их.
     - Все? - спросил Берсеньев.
     - Все.
     - Доклад слабо обоснован с научной стороны, - резюмировал Майгин,
наливая себе стакан пунцового <витна>. - Но что делать? Петя не химик.
С него взятки гладки.
     Константинов отнесся к информации студента очень серьезно.
     - И тем не менее он сказал много. Его наблюдения свидетельствуют,
что пища и напиток,  найденные вами в этом доме,  обладают неоценимыми
качествами. За вашу счастливую жизнь, юноша!
     Константинов поднял стакан и осушил его одним духом.
     - Я не мог близко наблюдать светящиеся шары над городом,  - начал
Берсеньев,  - но я воспользовался биноклем и подзорной трубой.  Я  так
же,   как  и  Петя,  ничего  определенного  сказать  о  предмете  моих
наблюдений не могу, однако кое-что я понял и кое о чем догадываюсь.
     Берсеньев отхлебнул  из своего стакана,  забрал в горсть бороду и
продолжал спокойно и размеренно:
     - В  шарах  светится  газ.  Непрерывное свечение его поддерживает
какой-то неиссякаемый источник энергии. Возможно, что источник энергии
здесь  один,  действует он без проводов,  на расстоянии,  и питает все
механизмы:  лампы,  белые  зеркала  <саркофагов>,  подъемники,  двери,
воздухоочистительные машины... Что это за <вечный двигатель>?.. Трудно
сказать.  Но если уж анализировать здесь все, то, видимо, без фантазии
не обойтись...  Мне кажется,  что <вечное движение> здесь поддерживает
какой-то  неизвестный  нам  вид  энергии,  возможно  -   внутриатомная
энергия. Вот и все, пожалуй.
     Константинов кивнул. Глаза его блестели.
     - Вы, Майгин, - повернулся он к молодому геологу.
     Майгин неторопливо наполнил свой стакан.
     - Я  наблюдал  при  помощи  своего  и трех других найденных здесь
<иллюзионов> разные бытовые сценки,  - сказал он.  - Все это,  видимо,
мелкие и непонятные мне делишки бывших жителей подземного города. Одна
сцена показалась мне  интересной.  Дело  происходило  в  обсерватории.
Некто,   по-видимому   астроном,   рассматривал   звездное  небо,  но,
представьте себе,  не в телескоп,  а в огромном зеркале. Отсюда, между
прочим,  вывод: значит, лампы эти они умели гасить, когда город был на
поверхности.  Иначе как они могли  наблюдать  ночное  небо  при  таком
освещении?  - Майгин отпил глоток <витна>. - Я астрономию помню только
по гимназии,  а это очень немного,  но мне показалось...  В общем, мне
кажется,  что  в  этом  зеркале  отражался  не  какой-нибудь маленький
участок неба,  а целое полушарие.  Проекция целого полушария  небесной
сферы.  Как будто наблюдение велось с высокой горы или... с воздушного
шара.
     - Вот!  -  крикнул  Константинов.  -  Купол  неба,  наблюдаемый с
полета!  Спасибо,  Майгин!  Если у меня и оставалась капля сомнений  в
моей идее, вы окончательно высушили эту каплю.
     Он окинул всех горящим  взглядом  и  сказал,  отчеканивая  каждое
слово:
     - Этот город когда-то парил высоко  в  небе,  в  темном  глубоком
звездном небе.  Да-да!  Это было так.  Люди, что жили в нем, построили
его не на нашей  планете,  ибо  город  этот  есть  не  что  иное,  как
огромный,  прекрасно  оборудованный  межпланетный  корабль.  Много лет
назад люди из какого-то другого,  далекого мира прилетели на  Землю  и
погибли здесь во время извержения вулкана. <Иллюзион> показал нам этот
трагический момент. Их корабль был залит лавой и засыпан землей...
     Он на минуту умолк и взглянул поочередно в глаза каждому из своих
слушателей.  Изумление,  граничащее с  испугом,  увидал  он  в  глазах
студента,  тревогу  прочел в глазах Майгина и настороженность уловил в
глазах Берсеньева.
     - Нет,  нет,  я не сумасшедший,  - усмехнулся он. - Отбросьте эту
мысль.  Вот  мои  чертежи.  Я  пятнадцать  лет  работал  над  проектом
межпланетного корабля, движимого мощными ракетами. Такого же ракетного
корабля, на каком мы с вами находимся сейчас...
     - Вы Арнаутов! - воскликнул Майгин.
     - Да...  Я Константин Арнаутов,  конструктор ракетного  летающего
корабля.
     - Теперь я понимаю,  как вы сюда попали. То есть я догадываюсь...
- тихо сказал геолог.
     - Вы не ошиблись,  Майгин.  Я бежал из  Якутского  острога.  Меня
сослали  за  то,  что  один высокопоставленный чинуша,  затиравший мой
проект,  умер с перепугу, когда ночью со всех углов загорелся его дом.
Загорелся  же  он  по  той  причине,  что  в  него угодила моя ракета,
посланная мною как доказательство моей правоты.  Я хотел доказать, что
ракеты могут летать и падать туда,  куда пошлет их изобретатель...  Об
этом писали во всех газетах. Меня осудили на десять лет, но я бежал. Я
хотел попасть в Америку.  Я уже устроился на одно китобойное судно, но
шторм разбил его и привел меня сюда.  Я благословляю этот шторм и вас,
открывших  в земле живое воплощение моих замыслов,  это доказательство
жизненности моей идеи...  На каторге я восстановил все  свои  чертежи,
отнятые у меня...
     Напряженность, сквозившая  в  глазах  у  геологов,   таяла.   Они
вспомнили  этого  человека,  об  удивительном  проекте и о трагической
судьбе которого много слышали пять лет назад.
     - Выпейте это, - сказал Петя, подвигая Константинову стакан.
     - Спасибо,  Петя.  Когда вы,  Майгин,  рассказывали мне  о  своем
открытии, у меня мелькнула лишь смутная догадка. Нет, это была даже не
догадка,  не мысль,  а какая-то тень мысли:  <А что, если...> Даже мне
это казалось невероятным. Шутка ли - целый город! Но на другой же день
я  нашел  мощные  ракетные  камеры  в  глубоком  донном  отделении   и
утвердился  в  своей  мысли.  Я  осмотрел эти чудесные механизмы,  они
неизмеримо совершеннее  всего,  что  я  знаю  о  реактивных  проектах.
Многое,  очень многое осталось мне неясным. Я не знаю, например, какой
источник энергии  питал  их  в  полете,  какие  силы  освобождали  эту
энергию,  но  я  уже бесповоротно убежден,  что мы с вами находимся на
звездном корабле,  залетевшем к нам из далекого,  пока еще  неведомого
нам мира.


     В тот  день  Берсеньев,  Майгин   и   Петя,   до   глубины   души
взволнованные  сообщением  Арнаутова,  ходили словно оглушенные.  Если
месяц назад реальность подземного города лишь с  большим  трудом  была
воспринята  их  сознанием,  то сейчас,  когда этот город перестал быть
городом и превратился в межзвездный  корабль,  они  были  окончательно
сбиты с толку.
     Но Арнаутов говорил так страстно,  так убедительно,  что невольно
хотелось верить.  Да и какое иное  логическое  объяснение,  по  правде
говоря, можно было дать этому чуду в недрах вулканического полуострова
на Тихом океане?
     Понемногу геологи  стали  свыкаться  с мыслью,  что действительно
нашли у  подножия  вулкана  залетевший  на  нашу  планету  межзвездный
корабль.  Правда, Берсеньев еще допускал возможность ошибки Арнаутова,
но большую долю вероятности он отводил  и  его  <космической>  теории.
Зато  Майгин  и  Петя  поверили  в астральное происхождение подземного
города  безоговорочно,  а  некоторые  сцены,  воспроизведенные   вновь
найденными   <иллюзионами>,   окончательно  развеяли  всякие  сомнения
относительно природы подземного города.
     Прошло шесть  дней  после  <заседания  научного общества>,  и вот
однажды в лагерь пришел запыленный, усталый ламут.
     - Ты начальник? - спросил он, обращаясь к Берсеньеву.
     - Да, - ответил Берсеньев.
     - Тебе письмо.
     Ламут подал смятый конверт.
     Берсеньев вскрыл   письмо   и   стал   читать.   Майгин  и  Петя,
присутствовавшие тут же, выжидательно смотрели на него.
     - Письмо  от  Нины  Росс,  -  сказал Берсеньев,  передавая письмо
Майгину.  - Нина,  Григорий  Николаевич  и  доктор  Васенькин  в  двух
переходах отсюда. Будут здесь послезавтра.
     - Вот и отлично! - обрадовался Майгин. - Наконец-то... - Он вдруг
озадаченно нахмурился. - Господи, а доктор-то зачем сюда потащился?
     - Я, кажется, понимаю, - медленно проговорил Берсеньев.
     Геологи переглянулись и расхохотались.


                  Может ли летать рожденный ползать


     Все это  время  геологи  и  Арнаутов  продолжали  исследования  и
поиски.  Изобретатель  и  Майгин  погрузились  в  механические   недра
города-звездолета, а Берсеньев с Петей занялись <иллюзионами>. Нэнэ не
отходил  от  них  ни  на  шаг.  <Иллюзионы>  обнаруживались  в   самых
неожиданных  местах:  в  подвалах,  среди  приборов в лабораториях,  в
переплетах странных решетчатых башен,  стоявших по  периферии  города,
даже  на  крышах зданий.  Просматривая картину за картиной,  Берсеньев
однажды наткнулся на любопытную и красивую  сцену:  Эа,  золотоволосый
мужчина и мальчик весело плескались в большом овальном,  видимо, очень
глубоком бассейне.  Берсеньев был теперь уверен,  что  мальчик  -  его
звали  Суо - являлся сыном Эа и золотоволосого.  Посадив на одно плечо
Эа,  а на другое - Суо,  золотоволосый гигант с необычайной  легкостью
плыл  стоя  через бассейн.  Посредине бассейна он неожиданно опрокинул
подругу и сына в воду,  но те сейчас же вынырнули и с  веселым  смехом
снова  вскарабкались  на  его  плечи.  А  на  краю  бассейна  стоял  и
бесстрастно взирал на эту возню монументальный Уру. Вдруг смех замолк,
бассейн   заволокло   туманом,   и  Берсеньев  увидел  сидящего  возле
<музыкальной  пагоды>  одинокого  мальчика.  Суо  плакал.  Перед   ним
возвышался  металлический  гигант,  держа  в  вытянутой крюкастой лапе
тускло отсвечивающий <иллюзион>.  И Берсеньев  догадался,  что  Суо  с
помощью  Уру воспроизвел сцену,  заснятую,  когда его отец и мать были
еще живы.
     Тот же  <иллюзион> показал Берсеньеву и Пете еще одну сценку,  но
главным действующим лицом в ней был уже...  Уру. Этот человекоподобный
механизм,  напоминавший  Берсеньеву  статую  Командора  из  <Каменного
гостя> Пушкина,  неожиданно повел себя,  как живой человек. Он положил
<иллюзион>  рядом  с  окаменевшим  от  горя  Суо  и  быстро  зашагал к
<пагоде>. Через минуту загремела бодрая, мажорная музыка. Уру вернулся
и  принялся  маршировать  перед  мальчиком.  Музыка  напоминала  марш.
Железный  великан  энергично  передвигал  свои   трубоподобные   ноги,
размахивал   руками,   раскачивался   всем   своим   гладким  округлым
корпусом... Даже у хладнокровного Берсеньева мураш