ов  он
умел говорить так, словно сам был очевидцем.
   Все ушли веселой гурьбой, даже Шарик, а я остался сторожить лагерь. Когда
голоса затихли вдали, я вылез из палатки, насобирал сухого бурьяна, и развел
костер у самой  воды.  Пламя  жадно  охватывало  стебли,  и  они  с  треском
корежились и разбрасывали искры.
   Лежа у костра, я читал о древних городах, которые некогда стояли на  этих
берегах, об отважном Савмаке, поднявшем две тысячи лет назад восстание рабов
Боспора, о жестоком и хитром царе  Митридате,  который  захватил  Савмака  в
плен, а затем казнил его.
   Этот Митридат был отчаянным авантюристом.  Прежде  чем  стать  царем,  он
долго жил в изгнании, странствуя с  караванами  по  разным  странам.  Еще  в
юности он выучил двадцать два языка! А потом, заточив в темницу родную мать,
захватил Понтийский престол и начал завоевывать страны  одну  за  другой,  В
конце  концов  он  прибрал  к  рукам  и  Боспорское  царство.  Его  империя,
раскинувшаяся по берегам Черного моря, сорок лет угрожала Риму.  Даже  такие
полководцы, как Помпей и Юлий Цезарь, долго не могли перехитрить Митридата.
   Потом им  все-таки  удалось  разбить  его,  и  Митридат  убежал  сюда,  в
Пантикапей. Против него поднял мятеж его собственный сын. Митридат заперся в
крепости и отбивался до последнего. А когда понял, каким будет исход  битвы,
принял яд. Но яд на него не подействовал.  Он  всю  жизнь  боялся,  что  его
отравят враги, и ля профилактики принимал разные  яды  маленькими  порциями,
постепенно приучая к ним организм, вырабатывая в себе иммунитет, что ли, как
сейчас говорят. И это ему действительно удалось. Но  зато,  когда  он  решил
покончить с собой, яд оказался бессильным против его организма!
   И  тогда  Митридат  приказал  самому  сильному  из  своих  телохранителей
заколоть его кинжалом. Наверное, тот сделал это с удовольствием...
   Я сидел на теплом песке у затухающего костра и размышлял  о  судьбе  царя
Митридата Евпатора. Уже стало темно, и вдалеке, над  самой  водой,  сверкали
огоньки Керчи на том берегу пролива. И подумать только, что все эти  события
происходили не где-нибудь за тридевять земель,  а  именно  здесь,  в  Керчи.
Крепость, в которой погиб Митридат, стояла на горе над городом. Гора эта  до
сих пор носит его имя.
   Незаметно для себя я уснул и очнулся только от заливистого лая Шарика. Он
прыгал вокруг меня и норовил лизнуть в лицо.
   Ужинать  все  отказались,  видно,  уха  была  отменной.   Но   спать   не
расходились,  донимали  Василия  Павловича  расспросами  о  какой-то   банке
Магдалины.
   Я ничего не понимал и, отозвав Павлика в сторонку, спросил его, в чем же,
наконец, дело?
   - Понимаешь, рыбаки нам сказали, будто в одном месте им попадаются в сети
настоящие греческие амфоры.  Это  где-то  возле  банки  Магдалины,  как  они
утверждают. Говорят, как раз туда  должны  на  днях  отправиться  разведчики
рыбы.. Вот мы и уговариваем Кратова, чтобы связался с  ними  и  попросил  их
пошарить там на дне. Они, наверное, не откажут.
   Амфоры на морском дне... А вдруг там затонувший древнегреческий  корабль?
Теперь я жалел, что не пошел  с  ребятами  в  гости  к  рыбакам  и  вынужден
узнавать такие новости последним.
   Тем временем Василий Павлович сходил в свою палатку и вернулся к костру с
большой книгой в руках. Я узнал ее.  Это  была  лоция  Черного  и  Азовского
морей, изданная еще в прошлом веке.  Я  несколько  раз  брал  ее  у  Василия
Павловича и любил листать,  наугад  останавливаясь  на  красочных  описаниях
разных маяков и опасных скал. О них повествовалось  возвышенным,  суровым  и
мужественным языком, так не пишут ни в каких других книгах.
   Василий Павлович придвинулся поближе к огню я нашел нужную страницу.
   - Сейчас посмотрим. Вот, пожалуйста: "Близ устья реки Кубани, на зюйд-ост
48 градусов, в пяти милях от  Бугаза  лежит  четырехфутовая  каменная  банка
Марии Магдалины, в расстоянии от ближайшего берега одна и три четверти мили.
Между нею и берегом существует свободный проход  глубиною  от  пяти  и  трех
четвертей до шести с четвертью сажен и шириною в  одну  милю,  считая  между
линиями 30-футовой глубины на банке и у берега..."
   - Как у устья Кубани? - раздались удивленные голоса. -  Вы  же  говорили,
что это в Черном море?
   Вместо Кратова  ответил  Мишка  Аристов,  Он  любил  свою  образованность
показать:
   - В конце прошлого века Кубань впадала не в Азовское, а  в  Черное  море.
Только позднее она изменила свое русло, надо бы знать историкам.
   - Ну что же, - подумав, сказал Василий Павлович, - пожалуй, действительно
стоит поговорить с разведчиками рыбы. Может  быть,  и  помогут  нам.  Завтра
наведаюсь в Керчь.
   "Алмаз" ведет поиск
   Сначала Кратов предполагал отправиться в Керчь один. Но  выяснилось,  что
запас продуктов у нас на исходе. Значит, надо брать еще двух-трех человек. А
что делать остальным? Ведь катер уйдет в Керчь. А без него нельзя продолжать
поиски.
   Мы быстро свернули лагерь и двинулись в город все вместе, включая Шарика,
который всю дорогу сидел на носу катера, словно заправский впередсмотрящий.
   Нам удивительно везло. В управлении Василию Павловичу и Аристову сказали,
что разведчики тоже находили амфоры  у  банки  Магдалины  и  передали  их  в
местный музей и что один из кораблей отправляется завтра на  поиски  рыбы  к
берегам  Кавказа.  Он  будет  проходить  мимо  банки  Магдалины  и   немного
задержится, чтобы забросить для нас трал.
   Вести, принесенные Кратовым,  мы  встретили  радостными  воплями.  Но  он
поднял руку, требуя тишины, и сказал:
   - Подождите радоваться. Я возьму с собой не всех.  .Это  разведывательная
поездка, она может и не принести никаких результатов.  Нельзя,  чтобы  из-за
нее срывалась основная работа. Поэтому- со мной отправятся  только  Двое,  -
тут он остановился. - Ну, скажем, Борзунов и... Козырев. А остальные  должны
к нашему возвращению решить все  хозяйственные  проблемы.  Старшим  оставляю
Аристова.
   - Везет тебе, - буркнул стоявший рядом со мной Михаил.  -  Хотя  понятно:
старик боится, как бы ты без него еще чего не натворил.
   На  язвительный  выпад  я  ответил  ему:  пусть,  дескать,   не   слишком
огорчается, что не плывет с нами, все-таки его оставляют не просто так, а за
начальника...
   Утром мы отправились в порт искать судно разведчиков.
   Оно стояло на якоре метрах в  ста  от  берега,  напротив  гостиницы.  Это
оказался обыкновенный средний рыболовный траулер - "СРТ", как называют такие
суда моряки. На борту большими белыми буквами аккуратно выведено: "Алмаз".
   Мы подплыли к нему на шлюпке.
   На палубе нас поджидала чуть ли не вся команда.
   - Курбатов, Трофим Данилович, капитан, - представился один из моряков. Он
был  действительно  в  черной  фуражке  с  "крабом",  но  вид  имел   совсем
некапитанский: уже не молодой, толстый, в  тенниске  и  парусиновых  брюках.
Какой-то бухгалтер в отпуске, а не морской волк.
   Не очень моряцкий вид был и у остальных членов команды. Я ожидал  увидеть
их в чем-то вроде морской формы. А тут каждый одевался, как  хотел,  хотя  у
всех в разрезах воротников виднелись тельняшки...
   Нас развели по каютам.  Василия  Павловича  поселили  отдельно,  а  мы  с
Павликом попали в общий кубрик. Почти все койки в кубрике пустовали,  потому
что, как объяснили нам матросы, ночью здесь душно и все спали на палубе.
   - Да вы тоже сбежите, только вещички тут держать будете,  -  сказали  нам
они.
   Для вещей мы с Павликом получили один шкафчик на двоих. Но не  успели  их
рассовать, как басовитый низкий гудок поманил нас на палубу.
   Заработала машина, сотрясая переборки. По всем признакам мы  снимались  с
якоря, и пропускать такой момент никак не следовало.
   Берег медленно уплывал вдаль. Над коричневой вспененной водой носились за
кормой чайки. Они кричали жалобными, скрипучими голосами: "Дай, дай, дай..."
Все явственнее выступала над городом на фоне бледного, словно выгоревшего от
летнего зноя неба лысая гора Митридат.
   Полюбовавшись на  исчезающую  вдали  Керчь,  мы  с  Павликом  отправились
осматривать корабль. Заглянули сквозь открытый люк в машинное отделение,  но
оттуда пахнуло таким зноем, что мы отшатнулись.  С  завистью  посмотрели  на
капитанский мостик, где наш шеф оживленно толковал о чем-то с капитаном.
   Мы спустились в каюту и занялись раскладкой своих вещичек, но не прошло а
получаса, как прибежал матрос и сказал, что нас требуют на мостик.
   - Идите рыбу искать, - встретил нас капитан, когда мы поднялись по трапу.
   Я ожидал, что нам выдадут бинокли и предложат смотреть на море  с  высоты
мостика. Как же иначе искать рыбу? Но капитан открыл дверь и втолкнул нас  в
тесную рубку, где царила полная темнота.
   В разных  углах  рубки  зажигались  и  гасли  цветные  лампочки.  При  их
причудливом мерцании я постепенно разглядел, что все стены заняты  приборами
и металлическими шкафами. Глаза постепенно привыкли  к  этому  освещению.  Я
увидел, что впереди сидит на стуле Кратов и внимательно следит, как  молодой
моряк крутит рукоятки на приборном щитке, приговаривая:
   - Одну минуточку, профессор, сейчас настроюсь. В глубине  черного  оконца
на приборной доске засветилась красная шкала  -  треугольник  с  цифрами  по
бокам. Потом  раздался  протяжный  скребущий  звук.  Он  закончился  звонким
щелчком, словно у меня над ухом внезапно откупорили бутылку с квасом,  а  по
шкале быстро пробежала голубая точка, волоча за собой светящийся хвост.
   - Гидролокатор посылает вокруг судна в воду звуковые  импульсы,  -  начал
торопливо объяснять моряк. Я уже догадался, что это судовой гидроакустик.  -
Мы их слышим и в то же время можем  видеть  вот  на  этом  экране.  Мелькнет
вспышка - значит звуковые волны  встретили  какое-то  препятствие.  А  шкала
показывает расстояние до него в метрах...
   Протяжные  звуки  и  щелчки  повторялись  через  определенные  промежутки
времени.
   - Рыба? - шепотом спросил Кратов.
   - Нет, просто за  дно  задевают,  -  ответил  почему-то  тоже  вполголоса
акустик. - От рыбы звук другой. А тут, слышите, словно скребет.
   Мы глядели на экран пятнадцать минут, полчаса. Вспышка, скрежет,  щелчок.
Снова вспышка, скрежет, щелчок. Красная сетка шкалы начала двоиться у меня ,
в глазах.
   - А вот и рыба, - оживился акустик. -  Метров  двести  по  курсу,  сейчас
подойдет. Смотрите на эхолот.
   Он включил другой аппарат, висевший на стене. В сором ящичке поползла под
стеклом широкая  бумажная  лента.  Острое  колеблющееся  перышко  непрерывно
выводило на ней изломанную, кривую линию.
   - Это профиль дна под нами, -  продолжал  свои  пояснения  акустик.  -  А
сейчас звуковые волны нащупают и рыбу, смотрите.
   Признаться, я слушал  его  недоверчиво,  потому  что  не  уловил  никаких
перемен в таинственных негромких звуках, издаваемых гидролокатором.
   Но через несколько минут на ленте эхолота поверх линии морского дна  перо
действительно начало выводить какие-то слабые косые штрихи.
   - Ставрида на глубине семнадцати метров,  -  расшифровал  их  стоявший  у
двери капитан, о котором мы все забыли. - Слабый косячок, не промысловый...
   Косые штрихи на ленте скоро пропали. Значит,  стая  рыб  осталась  где-то
позади или свернула в сторону с курса нашего корабля.
   - Вот так и ищем рыбу, - сказал капитан. - Посидишь тут в  темноте  целый
день, глаза на лоб полезут. Зато можно нащупать косяки  за  сотни  метров  в
толще воды.
   - А потом? - спросил я. - Когда найдете рыбу?
   - Если косяки крупные, сообщаем о них по радио, вызываем  рыбаков.  Кроме
судов, есть у нас и разведочные самолеты. С воздуха  косяки  отлично  видно.
Самолет кружит над рыбным местом и по радио наводит рыбаков прямо на косяк.
   Один за другим, щурясь и спотыкаясь, мы вышли из рубки.
   Море сверкало под солнцем. За кормой кипела зеленоватая вспененная  вода.
Слева, у самого края неба, едва виднелся расплывчатый силуэт низкого берега.
   - Через часок придем на место, - сказал капитан, глянув на часы. -  Можно
готовить трал.
   Рыболовный трал - это сеть в виде громадного мешка. Когда ее  расстелили,
она заняла почти всю палубу. По краям сети прикреплены стеклянные поплавки -
кухтули. Они поддерживают в воде этот мешок  в  раскрытом  состоянии.  Судно
тащит его за собой на определенной глубине, и  вся  рыба,  встретившаяся  на
пути, попадает в широко разинутую пасть трала.
   Матросы надели брезентовые костюмы, высокие сапоги и взяли в руки  багры.
По команде капитана они разом перебросили сеть через борт.
   Судно заметно сбавило скорость под тяжестью тянувшегося за кормой  трала.
Через полчаса подали команду вытаскивать его обратно.
   Даже для бывалых матросов это было, видимо, увлекательное зрелище, потому
что все высыпали на палубу. Не у нас одних замирало  сердце  в  предчувствии
чего-то необычного, когда вскипела замутившаяся вода  за  бортом  и  всплыли
кухтули. Вот за ними уже тянется тяжелая, провисающая мешком сеть. Что  там,
в мешке?
   Он повис над бортом на стальных  тросах,  и  из  него  серебристым  живым
потоком хлынула на палубу рыба. Мы кинулись было рассматривать  ее,  но  нас
остановил грозным окриком тралмейстер.
   Каких только рыб тут не было! Мы уже не замечали мелочи. В  глаза  прежде
всего бросались крупные осетры. Они плясали по мокрой палубе и жадно глотали
воздух сморщенными старушечьими  ртами.  Тяжелыми  пластами  лежали  крупные
камбалы, словно надеясь обмануть людей своей неподвижностью.
   Тралмейстер вдруг  подцепил  багром  плоскую  рыбину,  очень  похожую  на
камбалу, только с длинным хвостом, и швырнул ее за борт.
   - Морской кот! - пояснил он нам через плечо. - Опасная рыба, не  дай  бог
повстречать ее под водой. Пока не подходите близко, надо их повыбрасывать...
   Так же решительно и быстро он подцепил своим острым багром еще  несколько
морских котов и отправил за  борт.  Я  даже  не  успел  рассмотреть  их  как
следует. А жаль: может  быть,  это  избавило  бы  меня  от  неприятностей  в
будущем...
   Когда улов был очищен от опасных рыб, матросы начали раскладывать его  по
корзинам. В одну сторону летели осетры, в другую - камбалы.
   Палуба постепенно пустела. В сети остались лишь груды  сорванных  со  дна
водорослей да бившиеся среди них мелкие  рыбешки.  Мы  натянули  брезентовые
рукавицы и вмиг переворошили эту кучу.
   Тщетно. Никаких амфор море нам не подарило.
   - Не сразу повезет,  не  огорчайтесь,  -  сказал  капитан.  -  Сейчас  мы
повторим траление, А я еще разок проверю, где мы находимся.
   Поднявшись на мостик, он долго колдовал с  пеленгатором,  наводя  его  на
различные возвышенности на берегу, которые служат морякам ориентирами. Потом
дал команду подойти поближе к берегу. Теперь банка Магдалины  пряталась  под
водой где-то совсем рядом.
   Мы забрасывали трал в этот день еще дважды; но  все  с  тем  же  успехом.
Опять попадались осетры, камбалы, морские  коты,  ракушки  и  всякая  рыбная
мелюзга. Но признаков затонувшего корабля сеть со дна моря не приносила.
   Капитан снял фуражку и обескураженно почесал затылок.
   - Попробуем последний разок, пока не стемнело, - нерешительно  сказал  он
таким тоном, словно чувствовал себя виноватым в нашей неудаче.
   Снова забросили трал. Василий Павлович следил за  всеми  манипуляциями  с
прежним интересом, но мне, признаться, это уже начинало надоедать.
   Когда трал подняли на борт, в нем опять ничего не было интересного, кроме
неистово бьющейся рыбы и раковин. Сначала  я  помогал  разбирать  добычу,  а
потом ушел на нос и улегся, закинув  руки  за  голову  и  бездумно  глядя  в
темнеющее небо.

   Шум возбужденных голосов заставил меня вскочить  на  ноги.  Вокруг  трала
собралась большая толпа. Я  бросился  туда  и  стал  расталкивать  матросов,
пробиваясь вперед, к Василию Павловичу. Он вертел в руках  большую  раковину
странной формы и внимательно рассматривал ее, сдвинув очки на лоб.
   - Судя по глине и качеству обжига... это явно не Пантикапей,  -  бормотал
он. - Но откуда же она?
   - Что вы нашли, Василий Павлович? - потянул я его за рукав.
   Он посмотрел на меня невидящими глазами:
   - Амфора, осколок амфоры.
   Теперь я и сам разглядел, что в руках у него была вовсе не раковина,  как
мне показалось сначала, а кусок изогнутой стенки амфоры,  обросшей  довольно
толстым слоем тончайших зеленовато-бурых водорослей.
   - Подержите-ка, только осторожно, - он подал мне осколок, а сам торопливо
полез в полевую сумку, с которой не расставался, по-моему, даже  во  сне,  и
достал скальпель. Острым кончиком  ножа  профессор  стал  осторожно  счищать
водоросли, и мне  вдруг  показалось,  что  на  глиняном  черепке  проступают
какие-то знаки.
   Когда  Кратов  расчистил  осколок,  стало  видно  отчетливое  изображение
уродливой головы с растрепанными длинными волосами,  оттиснутое  на  древней
глине!
   - :Медуза Горгона, очень. интересно, - пробормотал Василий  Павлович,  не
сводя глаз с изображения. Да, на осколке амфоры в самом деле была изображена
страшная голова мифической Медузы Горгоны. Даже я узнал ее, я  читал  миф  о
подвиге Персея, отрубившего эту голову, на которую не мог смотреть никто  из
смертных. И то, что я принял сначала за растрепанные волосы, были  на  самом
деле ядовитые шипящие змеи, как и рассказывалось в мифе.
   Но что означал, этот рисунок?
   - Трудно сказать, - ответил Василий Павлович, пожимая плечами и все вертя
перед глазами черепок. - Пожалуй, просто  фабричный  знак,  клеймо  мастера,
который сделал эту амфору, или личный знак ее владельца...
   Меня немного огорчило столь прозаическое объяснение. Но то, что я услышал
дальше, снова заинтересовало меня.
   - Если мне не изменяет память,  мы  не  находили  еще  амфор  с  подобным
знаком. В городах  Боспора  амфоры,  как  правило,  вообще  не  клеймили,  -
продолжал профессор. - Надо будет порыться в книгах, и тогда  мы,  вероятно,
узнаем, откуда плыл этот корабль...
   - Какой корабль? - не понял я.
   - Греческий, который нам, очевидно, посчастливилось найти.
   -  Так  вы  думаете,  что  тут  действительно   затонувший   корабль?   -
прерывающимся голосом спросил Павлик, до сих пор молчавший и  только  тяжело
сопевший у меня над ухом.
   - Конечно, корабль, - сказал Василий Павлович. -  Мы  слишком  далеко  от
берега, чтобы допустить столь значительное погружение суши. И потом... Какая
тут глубина, Трофим Данилович?
   Оказывается, капитан давно спустился со своего мостика и  стоял  рядом  с
нами в толпе притихших матросов. На мостике остался один рулевой, да  и  тот
по пояс высунулся из окошка, чтобы слышать все до единого слова.
   - Сейчас проверим, - сказал капитан, отыскивая
   в толпе акустика. - Ну-ка, Костя, включи эхолот.
   Акустик помчался в свою рубку. Мы все молча ждали его возвращения.
   - Восемнадцать метров, товарищ капитан! - крикнул он.
   Теперь все как по команде перевели взгляд на профессора.
   - Ну вот, видите, - сказал он. - Конечно, берег  не  мог  опуститься  так
далеко от своей нынешней  кромки  и  на  такую  глубину.  Значит,  здесь  не
затопленный город. Могло случиться, что эта амфора упала  за  борт  корабля.
Но,  учитывая,  что  амфоры  находили  в  этом  районе   и   раньше,   такое
предположение  исключается,  Видимо,  действительно,   нам   посчастливилось
наткнуться  на  затонувший  корабль.  И  за  это  мы  прежде  всего   должны
благодарить вас, дорогие друзья!
   Тут он церемонно начал раскланиваться во все стороны. А  капитану  крепко
пожал руку.
   Я решил схватить быка за рога.
   - Василий Павлович, разрешите готовиться к погружению?
   - Какому погружению? - он сделал вид, что не понимает.
   - Разве мы не будем искать затонувший корабль?
   - Будем, но не сегодня. Надо дождаться, когда прибудет вся экспедиция.
   - Но хотя бы один спуск, разведывательный! - взмолился я.
   Василию Павловичу явно не меньше моего хотелось  поскорее  нача