ойстве,  и   успокоился.   Конструкция   была
собственно, та же.
   Зная, что Василий Павлович наблюдает за мной, я одевался как можно  более
спокойно и неторопливо. Павлик помог мне укрепить  на  спине  два  увесистых
баллона. Запаса воздуха в них хватит на целых два часа.  В  воде  этот  груз
станет почти невесомым. К поясу я  пристегнул  металлические  ножны,  в  них
торчал кинжал с пробковой рукояткой, чтобы не тонул в воде,  а  всплывал  на
поверхность, если его нечаянно выронишь. "Зачем он нужен? -  подумал  я  про
себя, - Ведь акул в Черном море нет".
   На левую руку я нацепил часы в  герметическом  футляре,  а  на  правую  -
особый  маленький  компас,  Грузил  мы  не  брали,  потому  что  нырять  тут
приходилось неглубоко.
   Напялив на ноги неуклюжие  ласты,  я  стал  прилаживать  маску.  Ну  вот,
кажется, все готово.
   - Не  забывайте  прислушиваться  к  указателю  минимального  давления!  -
погрозил мне пальцем Кратов. - А то знаю я вас. Попадете в воду и  забываете
о времени.
   - Что вы, профессор, - солидно ответил я.
   Устройство указателя  мне  тоже  было  знакомо.  Так  называют  маленький
манометр, укрепленный над левым плечом водолаза. Посмотрев  на  него,  можно
всегда узнать, много ли воздуха еще  осталось  в  баллонах,  А  когда  запас
воздуха станет иссякать, указатель напомнит  об  этом  громким  щелчком  под
самым ухом.
   Профессор еще раз повторил, как мы должны вести поиски.  Собственно,  обо
всем  договорились  еще  вчера  вечером,  но  таков  уж  характер  у  нашего
начальника:
   обо всем напоминать по сто раз.
   А задача была простая: плыть недалеко  друг  от  друга  по  определенному
азимуту над самым  дном  и  смотреть,  не  попадутся  ли  обломки  кирпичей,
обтесанные камни или осколки древних глиняных сосудов.
   А я-то ожидал сразу найти на дне целый город...
   Наконец беседа закончилась, и мы один за другим полезли по трапу в  воду.
Я нырнул следом за Светланой и сразу пошел  на  глубину.  Волнующее  чувство
внезапного освобождения от земной тяжести сразу охватило меня.
   Я парил, как птица. Я мог кувыркаться, повиснуть вниз  головой  -  земное
тяготение больше не сковывало меня. К этому ощущению невозможно  привыкнуть.
Оно радует при каждом погружении.
   Пробыл я под водой два часа, пока хватило воздуха в баллонах, но не нашел
ничего - даже обломка кирпича, хотя так старательно разгребал ил на дне, что
все исчезало вокруг в облаке поднимавшейся мути.
   Было стыдно возвращаться с пустыми руками. Но, увидев, что  и  другие  не
удачливее меня, я успокоился.
   В этот день мы ныряли еще по три раза,  но  так  же  безрезультатно.  Мне
хотелось расспросить толком, что же именно мы ищем, но я  как-то  по-глупому
стеснялся.  Не  хотелось  лишний  раз  напоминать  другим,  что  вокруг  все
студенты, хорошо знакомые с историей, а я круглый неуч.
   Вечером у костра все разговоры вертелись вокруг наших бесплодных поисков,
и, слушая их, я сразу поумнел, точно побывал на лекции.
   Две с лишним тысячи лет назад, еще до нашей эры,  здесь,  в  Крыму,  жили
кочевники - скифы и другие племена. Потом сюда  разузнали  дорогу  греческие
мореплаватели. Сначала они приплыли из далекой  Эллады  торговать,  а  потом
греки построили здесь несколько своих колоний. Так на берегах Черного  моря,
которое они прозвали Понтом Евксинским - "гостеприимным морем", -  появилась
Ольвия возле нынешнего Николаева, Херсонес, развалины  которого  сохранились
неподалеку от Севастополя, и другие города.
   Особенно много греческих городов возникло по  обоим  берегам  Керченского
пролива. Он тогда  назывался  Боспором  Киммерийским.  Под  угрозой  набегов
скифов эти города объединились в Боспорское царство. Столицей его был  город
Пантикапей, на месте которого теперь стоит Керчь. Отсюда в  Грецию  вывозили
хлеб, рыбу, пушнину, закованных в цепи рабов.
   Боспорское царство существовало  почти  тысячу  лет,  пока,  наконец,  не
рухнуло под натиском кочевых племен. Древние города были  разрушены.  Теперь
их раскапывают археологи, восстанавливая по находкам
   жизнь и обычаи народов.
   За тысячелетия уровень моря повысился, и развалины некоторых этих городов
очутились на морском дне. Вот  их-то  и  разыскивала  экспедиция  профессора
Кратова, оказывается, уже не первый год. Удалось  найти  остатки  греческого
города  Гермонассы,  стоявшего  как  раз  на  месте  станицы  Таманской,   и
Карокондама - у основания Тузлинской косы. Возможно,  существовали  какие-то
поселения и на самой косе. Вот это-то и предстояло проверить.
   Теперь, когда я уже немножко разобрался в истории, я решился  спросить  у
Кратова:
   - Василий Павлович, а разве может что-нибудь уцелеть в морской воде? Ведь
тысячи, лет прошли. На-верное, все давно растворилось?
   - Что вы, голубчик!  -  ответил  он.  -  Камень,  глиняная  посуда,  даже
металлические изделия превосходно сохраняются...
   - О, мы в прошлом году такие чудные амфоры здесь нашли.
   - А ритон какой из слоновой кости! - вспоминали ребята.
   - Я бы даже сказал, что на дне моря древности  порой  сохраняются  лучше,
чем на суше, - продолжал профессор. - Люди копаются в  земле,  строят  дома,
вспахивают поля. Следы минувших веков при этом, конечно, стираются. А в море
развалины никто не тревожит. Их быстро заносит песком  и  илом,  и  так  они
лежат тысячелетия. На суше при раскопках  в  Тамани  нам  попадались  только
разрозненные  черепки  да  обломки  камня,  а  на  дне  мы   нашли   отлично
сохранившееся на  большом  протяжении  основание  крепостной  стены  древней
Гермонассы. Поэтому я и решил организовать подводную экспедицию...
   - Вот если  бы  греческий  корабль  найти,  -  задумчиво  сказал  Павлик,
помешивая в костре суковатой палкой.
   Целый рой огненных искр взвился в ночное небо.
   - Да, это было бы весьма заманчиво, - ответил Кратов и посмотрел на часы.
- Ну, а теперь спать! А то вы завтра у меня под водой носами клевать будете!
Спать, спать, отбой...
   "Ну и рыбка!"
   Мы ныряли уже целую неделю, пропустив только один день, когда  разыгрался
шторм, но найти так ничего не удалось. Один раз я,  правда,  откопал  в  иле
кусок кирпича, но меня подняли на смех: кирпич оказался современной выделки.
Наверное, просто упал с палубы парохода.
   Нам хотелось подвигов, приключений, настоящих открытий.
   И приключения неожиданно начались, дав  нашим  поискам  совершенно  новое
направление.
   В то утро мы отправились на катере к самому концу  косы.  День  начинался
чудесно. Стоял полный штиль, и море в этот утренний час, пока солнце еще  не
поднялось высоко, было жемчужно-серым, каким-то удивительно тихим, ласковым.
Вдалеке, там, где море незаметно сливалось с  небом,  маячили  три  рыбачьих
баркаса. Они, казалось, парили в воздухе.
   После вчерашнего небольшого шторма вода  сегодня  была  особенно  мутной.
Плавать в такой тьме не очень приятно. Все время кажется, будто сзади кто-то
подкрадывается, то и дело хочется оглянуться.
   Дно появилось так внезапно, что я едва не ткнулся маской в  серый  мягкий
ил. Стараясь не взмутить его, я не спеша поплыл по указанному  мне  азимуту.
Заметить что-нибудь среди серого ила в такой мутной воде, пожалуй, не легче,
чем найти иголку в сене.
   Я проплыл уже метров двести,  как  вдруг  услышал  звонкое  постукивание:
точка-тире-точка. Звук распространяется в воде в пять  раз  быстрее,  чем  в
воздухе, и мне показалось, будто сигналы подает кто-то совеем рядом со мной.
Но я уже знал, что источник звука может находиться за добрый километр, а все
будет казаться, словно он возле тебя.
   Тире-тире-тире-тире... Я остановился и расшифровал эти сигналы:  "Шестой,
я второй... Шестой, как у тебя дела?.."
   Шестой - это мой условный номер для вызова под водой. Второй - это  номер
Светланы. Видно, ей уже стало скучно и она решила поболтать со мной. Я вынул
из ножен  кинжал  и  постучал  по  баллону  с  воздухом:  "Дела  неважные...
Атлантиды пока не нашел..."
   "Я тоже, - ответила  Светлана.  -  И  мне  уже  надоело...  Очень  мутная
вода..."
   Точка-тире-тире-точка, - вдруг загремело  у  меня,  казалось,  прямо  над
самым ухом: "Прекратите болтовню, продолжайте поиск..."
   Ага, это Михаил скучает на катере и изображает начальника. Сейчас  я  ему
отвечу!
   Но кинжал выскользнул у меня  из  руки  и,  тускло  сверкнув,  провалился
куда-то вниз.
   Мне достался кинжал с  обломанной  пробковой  ручкой.  Все  собирался  ее
приделать, да так и не успел. Вот теперь расплачивайся!
   Мысленно обругав себя растяпой, я  попытался  найти  кинжал  на  дне.  Но
сколько ни шарил, ничего, кроме ракушек, не попадалось под руку.  Видно,  он
упал лезвием вниз и глубоко ушел в ил.
   Потеря была не так уж велика. Жалко только,  что  не  удастся  продолжить
беседу со Светланой.
   А она так и сыпала точки-тире, отвечая Михаилу, чтобы "он не мешал своими
глупыми замечаниями вести планомерный творческий поиск  затонувших  сокровищ
глубокой древности".
   Я тоже попытался добавить кое-что от себя, постукивая согнутым пальцем по
баллону. Но звук получался слабый и невнятный, я сам его еле слышал.
   "Шестой, шестой, - вызывала Светлана. - Почему не отвечаешь?"
   Я решил немного изменить свой курс и плыть навстречу ей, чтобы она  могла
услышать меня. Плыл я довольно быстро и внимательно смотрел по сторонам"
   И вдруг сильно ткнулся головой в какое-то препятствие. Оно было невидимым
и упругим, словно совершенно прозрачная стена, которая слегка  подалась  под
ударом, а потом, как резиновая, мягко спружинила  и  отбросила  меня  назад.
Сколько я ни всматривался, ничего различить не мог. Это было так  неожиданно
и, главное, непонятно, что я напугался.
   Я попробовал свернуть чуть правее. Невидимая  преграда  не  только  снова
оттолкнула меня, но вдобавок еще цепко ухватила за манометр, выступавший над
левым плечом. Я  дернулся  что  было  силы.  Но  невидимка  держала  крепко.
Попытался оттолкнуть загадочную преграду рукой и почувствовал, что она  тоже
в чем-то запутывается.
   Я стал вырываться как бешеный. Но  чем  больше  барахтался,  тем  сильнее
запутывался. Я поднял такую  муть,  что  уже  ничего  не  видел  вокруг.  От
волнения я начал  задыхаться,  и  мне  показалось,  будто  запас  воздуха  в
баллонах кончается. Теперь я понял,  как  должна  себя  чувствовать  муха  в
паутине.
   ...Паутина?! И вдруг  я  догадался,  что  случилось  со  мной,  на  какую
преграду я наткнулся. Конечно же, это была сеть,  поставленная  рыбаками!  Я
ведь видел вдали три баркаса, когда нырял. Уйдя со  своего  азимута,  я  дал
большой крюк и прямехонько заплыл в рыбачьи сети.
   Сообразив это; я стал  успокаиваться.  Мне  вспомнилась  первая  заповедь
подводника: никогда не  поддаваться  панике.  Стоит  только  испугаться  под
водой, как опасность возрастет во сто крат, - испуганный  человек  не  может
принимать правильных решений. Дыхание у него затрудняется, мутится разум.  Я
только что испытал это на собственном примере. Теперь мне стало стыдно, и  я
поспешил исправить ошибку: перестал барахтаться,  расслабил  мускулы,  начал
дышать спокойно и глубоко, выжидая, пока рассеется муть.
   Расходилась  она  страшно  медленно.  Мне   хотелось   начать   осторожно
выкарабкиваться из проклятой сети. Но пока сеть не было видно. Надо ждать.
   В этой мути я даже не мог рассмотреть часов на  руке  и  узнать,  сколько
времени  пробыл  под  водой.  Вероятно,  много,  потому  что  снова  услышал
настойчивый стук: "Шестой, шестой, выходи на поверхность! Немедленно  выходи
на поверхность!" Это с катера вызывал меня Михаил. Но ответить ему я не мог.
   Если бы не потерялся кинжал! С его помощью я бы уже давно освободился  из
этих злополучных сетей. Пока же мне оставалось одно: терпеливо ждать.
   И вдруг услышал под самым ухом сухой, негромкий щелчок. Он был  тревожнее
самого громкого взрыва. Это  указатель  минимального  давления  предупреждал
меня, что воздух в баллонах кончается. Надо немедленно всплывать!
   Противный, липкий страх начал овладевать мною. Забыв обо всем на свете, я
опять стал барахтаться, но только сильнее запутывался  в  тонких  капроновых
нитях.
   И тут я почувствовал, что  сеть  начинает  подниматься.  Она  суживалась,
смыкаясь вокруг меня, как мешок. На меня стали накатываться рыбы,  подавшие,
как и я, в плен и обезумевшие от страха. Одна из  них  сильно  ударила  меня
скользким хвостом по липу, едва не разбив маску.
   Еще несколько  мгновений  -  и  в  глаза  ударил  ослепительный,  веселый
солнечный свет.
   Упираясь ногами в сеть и расталкивая метавшихся  вокруг  рыб,  я  высунул
голову из воды.  Прямо  перед  моим  носом  покачивался  накренившийся  борт
рыбачьего баркаса. С него свесилось несколько загорелых  лиц.  Они  выражали
такую растерянность, что я едва не  расхохотался  и  не  выпустил  из  зубов
мундштук.
   - Вот так рыбка! - растерянно сказал один из рыбаков, молодой парнишка  в
выгоревшей тельняшке, и подтолкнул локтем соседа: - Что это, Петра?
   - А вот мы сейчас проверим, - мрачно ответил  склонившийся  рядом  с  ним
рыбак лет сорока, с черной гривой взлохмаченных волос, кривой на один  глаз.
Он взял в руки багор и встал во весь рост, чуть не опрокинув баркас.

   Я ожидал, что он протянет багор . мне и поможет вскарабкаться на борт. Но
он угрожающе поднял его над головой, явно замахиваясь на меня, и гаркнул:
   - Хенде хох!
   "Руки вверх!" - настолько-то я знал немецкий язык.  Да  и  так  все  было
понятно и без перевода, стоило только взглянуть  на  эту  грозную  фигуру  с
занесенным над головой багром. Но почему вдруг он решил беседовать  со  мной
по-немецки?! И как могу я поднять руки, если они запутались в ветке, а сам я
един держу голову над водой?
   - Брось, не валяй  дурака!  -  закричал  я,  забыв,  что  мой  рот  занят
мундштуком.
   Конечно, он сразу выпал изо рта, и я хлебнул мутной воды.
   - Петро, ты что, сдурел? Ведь он же тонет! - тонким  голоском  воскликнул
третий рыбак. Это явно  была  девушка,  хотя  и  одетая,  как  остальные,  в
брезентовую куртку и брюки и остриженная совсем как мальчишка.
   Свирепый  Петр  бросил  багор,  и  они  все  трое  ухватились  за  тросы,
подтягивая сеть поближе к борту. Потом паренек в тельняшке схватил  меня  за
ремень, которым крепят баллоны к поясу, и с трудом втащил в лодку.
   - Тяжелый какой, аж чугунный,  -  бормотал  он.  Рыба  билась  вокруг  и,
изловчившись, выскакивала за борт. Но  никто  не  обращал  на  нее  никакого
внимания. Все трое выжидательно смотрели па меня. А я сидел на дне  баркаса,
сгорбившись, как старик, под тяжестью баллонов, и никак не мог отдышаться.
   - Документы есть? - вдруг строго спросил меня Петр. - Паспорт!
   Повторялась та же глупая история. Но теперь уже со мной.
   - Тю, тю, сказился, - сказала девушка и звонко расхохоталась. - Да откуда
у голого человека паспорт? Где он его держать будет?
   Засмеялся неуверенно и парнишка в тельняшке. Но Петр был неумолим, хотя и
смутился немного.
   - Я порядки знаю, на фронте в разведке был, - сказал он. - Вот доставлю в
комендатуру, там пощупают, что это за рыбка.
   - Да что вы меня за диверсанта принимаете, что ли? - возмутился я.  -  Мы
же археологи, здесь работаем. Вон и катер наш стоит.
   Они  все  трое  послушно  посмотрели  в  ту  сторону,  где  виднелся  наш
экспедиционный катерок.
   Петр, сунув в рот два  пальца,  по-разбойничьи  свистнул,  потом,  сложив
рупором ладони, громко закричал:
   - Эге-ге-гей! На катере!
   На катере тоже закричали в ответ и замахали белым флажком.  Через  минуту
он снялся с якоря и двинулся в нашу сторону.
   - Сейчас проверим, какой ты археолог, - уже мирно сказал  Петр  и  лукаво
подмигнул мне единственным глазом.
   - А что же вы там ищете, под водой-то? - спросил паренек в тельняшке.
   Постукивая от холода зубами,  я  коротко  объяснил,  что  мы  ищем  здесь
остатки затопленных древних городов и амфоры, которые могли бы  нас  навести
на след затонувших греческих кораблей. Слушали они меня внимательно,  но  не
очень поверили, потому что, когда я кончил, Петр подозрительно посмотрел  на
меня, потом на приближающийся катер и буркнул:
   - Какие тут города под водой? Так, сказки одни. Я тут сызмальства рыбачу,
все дно, как полы в своей хате, знаю. Какие уж там города...
   - А может и правда, - вступилась девушка. - Вот в Тамани, гуторят, что-то
нашли...
   - А что это за амфоры такие? - перебил  Егор.  Я  снова  начал  терпеливо
объяснять, что в этих глиняных сосудах  древние  греки  хранили  и  вино,  и
масло, и даже зерно.  (Вот  каким  стал  специалистом!)  Для  наглядности  я
попытался нарисовать в воздухе очертания амфоры  с  заостренным  донышком  и
длинной горловиной. Все трое следили за моим пальцем...
   Мы так увлеклись, что не сразу заметили: катер с выключенным мотором  уже
покачивался рядом с нами. Я вздрогнул, когда раздался голос Светланы:
   - Полюбуйтесь, он тут лекции читает. А мы его на дне ищем...
   - Козырев, потрудитесь объяснить, что с вами произошло? - строго  спросил
Василий Павлович.
   - Да он в сетку нашу запутался, - ответил вместо меня  Петр.  -  Распугал
нам всю рыбу, рассказывает невесть что. А вы кто же будете?
   - Мы археологи, научная экспедиция из Москвы. А  я  руководитель,  Кратов
моя фамилия.
   - Очень приятно познакомиться. А моя фамилия Созинов, Петр Трохимович.  Я
тут вроде за бригадира.
   Он явно чувствовал себя виноватым, старался не смотреть в мою  сторону  и
незаметно  ногой  заталкивал  под  лавку  тот  самый  багор,  которым  хотел
встретить меня. На дне лодки билось несколько крупных рыбин -  все,  что  по
моей вине осталось от улова. Взяв две из них за хвосты, Созинов сказал:
   - Вот, товарищ руководитель, примите рыбацкий подарочек. На уху хватит.
   - Что вы, что вы! - замахал руками . Василий Павлович.
   Но Созинов, не обращая на это внимания, ловко Перебросил рыбу на катер.
   - Какая с той рыбы уха! - набросилась вдруг на  него  девушка-рыбачка.  -
Постыдился бы показывать людям, а не то что  дарить.  Вы  его  не  слухайте,
товарищ Кратов. А лучше приходите к нам вечером на стан - вон у  той  хатки.
Мы вас настоящей ухой угостим.
   Мы запустили мотор и отправились домой.
   - А теперь, Козырев, объясните нам толком, что же все-таки  произошло?  -
спросил Кратов, когда рыбачьи лодки остались за кормой.
   - Да вы же слышали, Василий Павлович, запутался в сети, - неохотно сказал
я.
   - А почему вы не  воспользовались  кинжалом?  Почему  вы  заставили  всех
волноваться и не отвечали на сигналы?
   - Да он потерял его, - весело сказала Светлана. - Посмотрите, у  него  на
поясе .пустые ножны болтаются, а кинжала нет и в помине.
   Испепелив ее презрительным взглядом,  я  рассказал  честно,  как  потерял
кинжал.
   - Растяпа, - поспешил вмешаться  Аристов.  А  Кратов  покачал  головой  и
сказал:
   - Козырев, Козырев, что мне с вами делать? Вроде взрослый уже человек,  а
ведете себя как мальчишка. Когда вы поймете, что у  каждого  из  вас  только
одна жизнь и глупо рисковать  ею  без  толку?  Придется  отстранить  вас  на
некоторое время от погружений. А всем остальным приказываю перед  спуском  в
воду  проверять  друг  у  друга  снаряжение.  При.  малейшей   неисправности
погружение отменю.
   До самого причала добирались молча. Молчали и за обедом. А после обеда  я
забрался в палатку и притворился спящим. Разговаривать ни с кем не хотелось.
Я  чувствовал  себя  обиженным:  еще  бы,  пережить  такую  опасность  и   в
благодарность получить выговор. Но еще обиднее будет, если  Кратов  выполнит
свою угрозу и отстранит меня от погружений.  А  я  уже  знал,  что  в  таких
случаях он тверже гранита.
   Не пошел я вечером и к рыбакам, хотя Светлана пыталась вытащить  меня  за
ноги из палатки. Признаться, пойти мне хотелось. Я  любил  слушать  рассказы
Василия Павловича. О событиях древней истории и жизни греческих  город