на кого-то она была
похожа, но на кого?.. Маша, вернувшись к столу, поинтересовалась у  Атоса,
кто это была, но тот ответил, что впервые ее видит: попросила прикурить.
     Потом Маша в порыве хмельного  умиления  возжелала  вдруг  выпить  на
брудершафт с вредным дядькой  Копченым  (которого  она  почему-то  немного
побаивалась) и, подойдя,  случайно  подслушала  обрывок  его  разговора  с
молодым и патологически жадным головорезом Али-Бабой.
     - ...Да с какой  радости?  Какая,  к  черту,  благотворительность?  -
говорил  Али-Баба.  -  Это  же  деньги  в   задницу!   Сиротки   какие-то,
понимаешь...
     Маша с рюмкой в руках стояла  за  его  спиной,  и  он  не  видел  ее,
Копченый же не видел ее всегда.
     - Сынок, - отвечал он Али-Бабе презрительно, - работай  ты  в  другом
месте, все равно больше ты бы не имел, а здесь - риска нет. За два  месяца
- двести пятьдесят штук, где ты видел? А с Марусей - еще и побольше будет.
Это дело верное.
     - А может, нет сироток-то? Может, все - Шахине в  карман?  ("Это  они
меня так прозвали", - умилилась Маша).
     - Молчи, сука, - зашипел Копченый, - ты что, забыл? -  И  он  понизил
голос до шепота: - Нет Шахини, понял? Нету.
     "Не ясно, - подумала Маша, - как это - меня нету?"
     А Копченый сказал снова в полный голос:
     - А если и в карман, тебе-то что за забота? Чего ты в  чужом  кармане
считаешь?
     - Ей-то не жалко, заслужила. А вот Киса - Кис-Кис-Киса... Кто  пахан?
Он пахан? Это ж чистый шестой номер. Я таких давил, как клопов в  щели  на
нарах...
     - Тупой. Тупым тебя мама родила. Завалишь ты все. Это же  театр.  Без
Кисы нет Маруси...
     "Опять меня почему-то нет", -  совсем  запуталась  Маша  и  влезла  в
разговор:
     - Кто тут Марусю вспомнил?
     Спорщики подпрыгнули от неожиданности,  а  она  полезла  к  Копченому
обниматься, хватая его за усы:
     - Ну, Копченый, ну, почему ты меня не любишь? Все меня любят, а ты  -
не любишь. Давай на брудершафт?
     - С привидениями не пью, - огрызнулся тот, - уйди отсюда.
     Но в конце концов разомлел и выпил-таки с ней "за дружбу".
     Потом Атос забашлял музыкантам, и  они,  вместо  однообразной  попсы,
заиграли битловское "Let It  Be",  и  Маша  с  Атосом  пошли  танцевать  и
целоваться. И случился маленький, но забавный  эксцесс.  Неожиданно  перед
ними выросла большая, похожая, благодаря габаритам и толстому  слою  белой
пудры, на памятник самой себе, женщина и заявила:
     - Немедленно покиньте наш ресторан. Как  вы  себя  ведете?  У  нас  -
культурное учреждение. В театре вы себя так же ведете? Отправляйтесь домой
и делайте там все, что вам угодно. К тому же женщин  в  штанах  мы  вообще
сюда не допускаем. Тем более - в таких старых и рваных.
     Атос хотел ответить ей что-то резкое, но Маша стала  нашептывать  ему
на ухо, он сперва запротестовал,  но  она  на  чем-то  настаивала,  и  он,
засмеявшись, сказал: "Ну, ладно. Давай." Затем обернулся к администраторше
Софье Львовне (а это была именно она):
     - Где вы видите женщину в штанах?
     - А это что, - почти радостно возопила  та,  вперив  в  Машу  толстый
морщинистый палец с массивным перстнем.  А  Маша  внимательно  и  протяжно
посмотрела ей в глаза. И Софья  Львовна  увидела,  как  пьяная  девочка  в
старых джинсах тихонько растворилась в душном воздухе полутемного зала.
     - Извините, - сказала  Софья  Львовна  и  с  огромными,  как  блюдца,
глазами решительным шагом  прошла  в  свой  кабинет.  Чтобы  запереться  и
просидеть  там  до  конца  вечера,  уныло  таращась  в  стену.  Армагеддон
продолжается. На кого ж ты нас покинул, Деев Сергей Ильич?..



     - ...Слушай, давай смоемся отсюда, - шепнул Атос Маше.
     - Давай, - согласилась она. Эта толстая тетка была у нее  третьей  за
сегодняшний день,  и,  хоть  с  утренних  инкассаторов  прошло  уже  много
времени, в ушах у нее звенело, а голова побаливала. И она уже  пожалела  о
своей выходке.
     Чтобы заглушить головную боль,  она,  вернувшись  с  Лешей  к  столу,
налила себе полный фужер коньяку (Леша пытался остановить ее, но не успел)
и залпом жахнула его.
     Она не помнила, как Атос садил ее в машину, как вез. Она очнулась уже
на хате, в ванне с прохладной водой. И она услышала неразборчивые голоса -
Атоса и женский. Кое что она сумела разобрать; видимо, говорили  прямо  за
дверью. Атос: "Нет, нет, ничего не выйдет. Она здесь..." Голос: "О! Я хочу
посмотреть, как это в воде..."  После  чего  дверь,  как  будто  чуть-чуть
приоткрылась, но Маше уже было не до того: ее вдруг дико затошнило, и  она
наполовину вылезла из ванны, чтобы не превратить в помои воду,  в  которой
сидит...
     Появился Атос и долго и нежно приводил ее в норму.  И  она  спросила:
"Кто у тебя был?" "Никого". "Но я же слышала. И кто-то  заглядывал  сюда".
"Тебе  привиделось".  И  Маша   поняла,   что   это   действительно   была
галлюцинация.
     Потом ее рвало еще и еще, и она плакала,  а  Атос  ухаживал  за  ней.
Потом он вытер ее огромным полотенцем и укутал в свой  махровый  корейский
халат. Потом он заставил ее проглотить  две  таблетки  аспирина  и  напоил
крепким-прекрепким чаем, от которого во рту стало горько и вязко. И,  хоть
ее и начало знобить, ей стало намного лучше. А потом он налил себе и ей по
пятьдесят граммов коньяку. Она пить не могла, но Атос сказал, что нужно, и
она выпила. И вправду ей снова стало совсем хорошо, и перестало знобить. И
Атос включил тихую музыку.
     От выпитого сегодня алкоголя и пережитой психической нагрузки все  ее
чувства были слегка притуплены; но, несмотря  на  это,  с  ними  случилась
такая сумасшедшая,  такая  красивая  ночь,  после  которой  женщина  может
чувствовать себя счастливой целую неделю.



                                    4

     И она чувствовала себя счастливой целую неделю. К тому же после  этой
ночи было еще и утро, и была еще следующая ночь, а за ней  -  другая.  Они
отдыхали на всю катушку, но без напряжения, которое, случается,  возникает
у того, кто решает отдохнуть "на всю катушку".  Они  объехали  все  лучшие
питерские рестораны, они гуляли по ночному городу и курили, кидая  огоньки
окурков в темную маслянистую Неву. Они взахлеб рассказывали друг  другу  о
своих чувствах, делясь  маленькими  секретами  собственной  физиологии.  А
после  -  проверяли  все  это  на  практике,  занимаясь  любовью  в  самых
неожиданных местах, где, всегда врасплох, заставал их щекочущий  магнетизм
взаимного влечения.
     Легко на душе у  нее  было  еще  и  потому,  что  Атос,  не  особенно
утруждаясь, решил ее проблему с отцом. Неизвестно  где  и  за  какую  цену
добыл  он  бумагу,  с  солидной  подписью  и  круглой  печатью,   в   коей
удостоверялось, что Маша является работником  совместной  франко-советской
фирмы  "Кристиан  Диор  в  России".  Наиболее  охотно  люди  верят   самым
беспочвенным и невероятным выдумкам.
     - Шеф говорит, что мой папа - ювелир, -  объявила  она  отцу,  вручая
бумагу;  самое  удивительное,  что  при  этом  она  испытывала   искреннюю
гордость, - на моей  внешности  фирма  зарабатывает  миллионы.  Ну  и  мне
кое-что перепадает.
     - Что только они находят в такой кобыле? - откликнулся отец, вертя  в
руках фирменный бланк. - Я так понимаю,  что  натурщица  или,  как  сейчас
говорят,  "фотомодель"  должна  быть  сексуальна.  А  ты?..  Клубника   со
сливками. - Но было видно, что ему приятно, да он и сам знал, что  дочь  у
него красивая. - Тебя уже где-то печатали?
     - Да, они только после этого платят гонорар.
     - Ты бы хоть фото принесла, что  ли.  Или,  еще  лучше,  результат  -
журнал или, там, плакат, что вы делаете-то?
     - О, папочка, их еще и в Союзе нету. И вообще, в твоем возрасте такие
вещи смотреть вредно.
     - Ты что там - голая?!
     - Нет. В пояске.
     Услышав это, отец принял, в  воспитательных  целях,  чопорный  вид  и
прошествовал в свою комнату; а Маша кричала ему вслед:
     - Да шучу, я, шучу! Принесу я тебе фотографии, сам посмотришь!
     "Так, так, так - подумала она,  придется  Атосу  попыхтеть  еще  и  с
фотографиями..." И тут же вспомнила про фотографа - дружка Лизы Деевой.  И
подумала: "Какого черта Атос не позволяет мне поработать с ней?"
     ...В  эти  же  дни  она,  не  имея  теоретического   знания   законов
диалектики, на практике  познала  абсолютную  верность  во  всяком  случае
одного из них: закона перехода количества в качество. Их с  Атосом  деньги
перестали быть деньгами, а стали чем-то совершенно иным, как бы  новым  их
ЛИЧНЫМ КАЧЕСТВОМ, превращающим их в полубогов  или  волшебников.  Когда  у
тебя в кармане - мелочь, ты можешь выпить стакан газировки; когда рубль  -
несколько стаканов... Но когда  у  тебя  по  карманам  рассовано  тридцать
тысяч, которыми ты не особо и дорожишь, для тебя нет закрытых дверей,  нет
дефицитных товаров, нет ГАИ, нет проблем с комнатой  "на  часок"  в  любой
гостинице, нет  проблем  с  транспортом,  нет  проблем  со  связью...  НЕТ
ПРОБЛЕМ. И кажется уже, стоит лишь захотеть, как следует напрячься,  и  ты
взмоешь в небо и полетишь безо всяких глупых приспособлений.
     ...В субботу, часа в четыре телефон на  журнальном  столике  у  Атоса
зазвонил, он, не одеваясь, спрыгнул с дивана, снял трубку,  что-то  в  ней
услышал, бросил беглый взгляд на нежащуюся на пуховой перине Машу,  сказал
в трубку - "Минуточку", - взял аппарат в другую руку и прошлепал с ним  за
дверь комнаты. До того у него от нее  секретов  не  было,  и  она,  слегка
обидевшись, старалась не прислушиваться к бормотанию  за  стенкой;  но  не
могла  не  разобрать  слова  "бабки",  произнесенного  дважды,  громко   и
отчетливо.
     Атос с телефоном вернулся в комнату.
     - Черт, -  сказал  он,  -  срочное  дело.  Часа  через  полтора  надо
выезжать.
     Она не стала спрашивать - куда; хотел бы, сказал бы сам. Но обиделась
еще сильнее и отвернулась носом к стене.
     - Ну, перестань, - стал уговаривать он, забираясь на постель, - потом
я тебе все расскажу. А пока - это  не  моя  тайна.  -  Говоря,  он  губами
касался ее шеи, плеч, спины, ягодиц...  И  они  пробарахтались  в  постели
почти час, и на смену утоленной приходила новая жажда, а на  смену  той  -
новая...
     - Ты надолго? - крикнула Маша из ванной одевающемуся Атосу.
     - Да. Мне сначала в контору надо заехать, взять кое-что, а потом уж -
по делам. Ты здесь будешь?
     - Нет. Ты домой меня сможешь закинуть?
     Он глянул на часы:
     - Давай, тогда, бегом! - и хлопнул входной дверью.
     Маша    выскочила    из    ванны,    наспех    вытерлась,    натянула
паутиново-шелковые  плавочки  (не  имея  возможности  разнообразить   свой
верхний туалет, она брала реванш  на  белье),  ковбойку,  джинсы,  свитер,
кроссовки, схватила сумку (в ней -  лишь  почти  пустой  уже  баллончик  и
трубка-передатчик) и бегом скатилась вниз, где, сидя  за  рулем,  ее  ждал
Атос.
     Возле ближайшего цветочного ларька он тормознул, вышел  на  минуту  и
вернулся с огромным букетом роз. Он вручил ей цветы,  чмокнул  в  щечку  и
продекламировал экспромт: "Ты не плачь, моя Маруся, я к тебе еще вернуся".
     -  Ты  мне  позвонишь  завтра?  -  спросила  она;  не   потому,   что
сомневалась, а потому, что ей было приятно услышать утвердительный  ответ.
И она услышала:
     - Хорошо, часов в двенадцать.
     "Что  я  буду  делать  до  завтрашнего  полудня?"  -  подумала   она.
Настроение у нее сейчас было хорошее, и омрачал его лишь этот вопрос - как
убить сегодняшний вечер? Ведь она уже напрочь отвыкла жить без Атоса.
     И вдруг появилась отличная идея.
     - Атос, не надо меня домой, выруливай сразу  в  контору.  А  меня  по
дороге высадишь, я тебе скажу, где остановиться.
     -  Семь  пятниц  на  неделе,  -  констатировал  он.  -  Куда  это  ты
намылилась?
     - Я потом тебе  все  расскажу,  -  мстительно  передразнила  она  его
интонацию, - а пока это - "не моя тайна".
     Атос хмыкнул, а она добавила:
     - Да, слушай, цветы придется оставить у тебя. Мне же с ними нельзя по
улице ходить: вдруг кто-то из моих старых клиентов встретится. Ну, чего ты
насупился? Мне самой жалко. Классные цветы. Спасибо тебе... Но не ехать же
мне домой только из-за них.
     - Ладно, - буркнул Атос. - Меня иногда вышибает твой рационализм.
     - Ничего, еще подаришь.
     В этот момент они добрались до нужного ей перекрестка, она  попросила
остановиться, попрощалась и отправилась  претворять  в  жизнь  свою  новую
идею. Которая заключалась в том,  чтобы  посвятить  сегодняшний  свободный
вечер слежке за Лизой Деевой. Сколько раз она  говорила  Атосу,  что  пора
этим заняться, но он все отнекивался, уверяя, что пока  не  время,  что  с
самого начала, когда они затевали эту операцию,  они  не  рассчитывали  на
помощь невидимки, и Слон с Вадиком не прекращают вполне сносную слежку  за
вдовушкой. А пускать на такие элементарные дела Марусю, которая за полчаса
работы может приносить сотни тысяч - крайне непрактично. Если будет нужно,
они непременно попросят ее о помощи, но пока в этом необходимости нет...
     Может быть, и нет, но Маша соскучилась  по  "тонкой"  работе,  когда,
находясь в одной квартире с хозяевами,  только  скользя  между  ними,  она
ухитрялась сутками ничем себя не выдать. А ведь надо  было  как-то  спать,
есть, справлять естественные надобности. Бедняга  Штирлиц  поседел  бы  от
такой задачи.
     ...Вот и знакомая дверь. Маша  нажала  кнопку  звонка  и,  дождавшись
шагов (ура! дома!), поднялась на несколько  ступенек  вверх  по  лестнице,
сняла кроссовки и сунула их в  сумку,  а  достала  оттуда  подобранную  по
дороге консервную банку, которую приготовилась бросить вниз, в  лестничный
пролет. Что она и сделала в тот момент, когда Лиза  открыла.  Оглядевшись,
укутанная в шелковое японское кимоно,  фиолетовое  с  золотым  огнедышащим
драконом, Лиза шагнула от двери и заглянула вниз, в пролет: что гремело? И
этого было достаточно, чтобы Маша скользнула в квартиру.
     В спальне играла мягкая музыка - как бы делясь друг  с  другом  самым
сокровенным,  вели  неспешный  диалог  саксофон  и   гитара;   на   экране
телевизора,  подключенного  к  видеоплейеру,  мерцали  плавные  сумеречные
блики. Лиза сбросила кимоно и принялась за,  похоже,  прерванную  звонком,
гимнастику. Маша уже не в первый раз залюбовалась линиями ее тела.  Она  и
раньше ловила себя на том, что красивое женское тело впечатляет ее больше,
чем мужское, но не видела в этом патологии: она  ведь  не  испытывала  при
этом влечения, наслаждалась чисто эстетически.
     Невольно она принялась сравнивать Лизу с собой. Фигура  у  той  была,
конечно, более женственна: бедра шире, а талия - тоньше. Ноги  -  длинные,
ровные и красивые; но ногами могла похвастаться и Маша. Грудь, хоть  и  не
вздымалась так бойко, как у Маши, зато  сохраняла  правильные  сферические
формы, была больше, чем у  Маши  и  приковывала  взгляд  крупными  темными
сосками.
     Закончив занятия и приняв душ, Лиза вновь  накинула  кимоно,  присела
возле огромного зеркала  и  принялась  за  макияж.  "Вот  и  еще  одно  ее
преимущество, - подумала Маша,  инстинктивно  пытаясь  запомнить  названия
всех этих ослепительно красивых коробочек и флакончиков, -  никогда  я  не
научусь пользоваться косметикой так, как она... Да, но у меня есть то, что
перевешивает все ее достоинства - моя молодость, - успокоила  она  себя  и
тут  же  укорила:  что  за  натура,  почему  это  в  любой  женщине  нужно
обязательно видеть соперницу? Нам ведь с ней делить нечего".
     Один из париков, покоящихся на болванках вдоль края зеркала, черный и
густой, с короткой стрижкой,  что-то  напомнил  Маше,  но  она  не  успела
собраться с мыслями, потому что часы пробили  шесть,  и  тут  же  раздался
звонок в дверь. "Кто это у нас  такой  пунктуальный?  -  подумала  Маша  с
неприязнью. - Хорошо, если  это  -  ее  фотограф.  А  если  не  он?  Лучше
спрятаться заранее". И она юркнула под обширную кровать четы Деевых, где в
свое время ей пришлось коротать пару, надо заметить, спокойных ночей.
     - О, какие цветы! Ты как всегда на  высоте,  милый,  -  услышала  она
приближающийся голос Лизы. Вот скрипнула дверь  спальни.  Они  уже  здесь,
догадалась Маша,  и  тут  сердце  ее  заколотилось  так  бешено,  что  она
схватилась за грудь, словно не давая ему вырваться наружу:  в  ответ  Лизе
прозвучал голос... АТОСА(!!!):
     - Весь Питер объехал, чтобы найти самый лучший букет.
     - Очень, очень мило с твоей стороны. Ну, что ты встал,  как  истукан?
Раздевайся. - И Маша увидела, как на пол к их ногам упало сначала  кимоно,
а затем - одежда Атоса (час назад она видела, как  он  одевал  все  это!).
Она, чтобы не закричать от отчаяния и стыда, что есть силы впилась  зубами
себе в руку.
     - Что-то нечастым гостем стал ты у меня, - продолжала Лиза нежно и  в
то же время - недобро, - ты бы  и  сегодня  не  появился,  если  бы  я  не
позвонила. Так?
     - За два месяца мы сделали десять миллионов.  Думаешь,  у  меня  есть
свободное время?..
     - Не трепыхайся, Киса, перебила его Лиза, я  все  прекрасно  понимаю.
Как наша Маруся?
     - Она все делает как надо.
     - И в постели?
     - Мне обязательно ЭТО  нужно  обсуждать  С  ТОБОЙ?  В  конце  концов,
Шахиня, не я все это придумал.
     - Куда уж тебе, Киса. Точно, это Я придумала. Только  ты  должен  был
влюбить  в  себя  девчонку,  а  не  наоборот.  Вот,  что  ты  лежишь,  как
деревянный? Люби меня. Делай хоть что-нибудь. Делай! - угрожающе повторила
она. И он принялся ДЕЛАТЬ. Да так, что кровать чуть не прыгала по комнате,
Лиза то блаженно стонала, то кричала во весь голос, а  Маша,  забившись  в
угол, ревела навзрыд и до крови кусала руки. Ей  казалось,  она  сходит  с
ума. В то же время в единое четкое знание ПРАВДЫ соединилось в ее сознании
множество фактов и неясностей - и почему  Атос  не  давал  ей  следить  за
Лизой, и - кто подходил к нему в ресторане, и - кто заглядывал в ванную во
время ее приступа дурноты...
     Наконец, они затихли, и Маша услышала томный лизин голос:
     - Вот это ты умеешь, Киса. Тут ты - Бог.
     - Паршиво у меня на душе...
     - Видно, ты и вправду влюбился в эту дурочку.
     - Она совсем не дурочка.
     - Нужно быть полной идиоткой, чтобы поверить в эту нашу сказочку  про
благотворительность. Киса - Робин Гуд!.. Умора!
     - Она просто добрая. Вот и верит в чужую доброту... Я ведь ее немного
знал раньше.
     - И еще большей идиоткой нужно быть, чтобы поверить в то,  что  ты  -
двадцатилетний сопляк - главарь банды.
     - Она меня любит.
     - Да, тут ты хорошо поработал. Но вот обратная картина мне  вовсе  не
нравится. Только не  думай,  что  я  ревную.  Если  ты  не  будешь  к  ней
равнодушен, тебе потом будет сложно убрать ее.
     - Разве это обязательно?
     - А тебе сильно хочется иметь врага-невидимку?  Ты,  наверное,  плохо
представляешь, на что способна обманутая женщина. Даже обыкновенная.
     - Шахиня, давай отпустим ее с Богом. Сейчас. Ну, я прошу.
     - Сейчас?! Пять миллионов ты роздал или пустил в оборот, так?
     - Да.
     - Значит, осталось у нас с тобой - столько же.  От  Деева  и  то  мне
больше перешло. Пять  миллионов,  Кисонька,  это  -  слезы.  Что-то  около
двухсот тысяч долларов. Разве вы банки грабили? Вы брали КАССЫ в банках, а
это - не одно и то же. Вот когда наша Маруся доберется до  золотого  фонда
или хотя бы до сокровищ Эрмитажа, тогда я, может, успокоюсь. И тогда-то ты
и уберешь ее. Понял?
     - Да. Слушай, Шахиня, а я-то тебе зачем?
     -  А  мне  нравятся  вот  такие  крепенькие  мальчики.  Как   грибки.
Груздочки. На базаре такими бабки торгуют. Кстати, бабки-то где?
     - В машине.
     - Ох, кретин. Быстро сюда их!
     Атос спрыгнул  на  пол  и  стал  торопливо  натягивать  одежду.  Маша
чувствовала, как ее отчаяние превращается в ярость. Атос оделся и вышел из
спа