га?.." "Выходит, так. А  я  искал  тебя.
Столько времени...")
     В июне, перед отъездом на вступительные экзамены он дважды заходил  к
ней домой, чтобы узнать ее питерский адрес, и дважды никого  не  заставал.
Уехал. А поступив, вновь вернулся домой - до начала занятий.  В  сентябре,
отправляясь на учебу, опять  зашел  к  ней.  Открыл  ему  толстый,  слегка
"датый" дядька и на вопрос, где теперь живет Маша, ответил, что "не  знает
и знать не желает, где сейчас эта сучка". ("Отчим, - подумала Маша, - гад.
")  Только  под  Новый  год,  приехав  из  Ленинграда   на   свои   первые
университетские каникулы, он застал дома  мать  Маши,  которая  дала  ему,
наконец, нынешний адрес дочери. Каково же было его  разочарование,  когда,
вернувшись в Ленинград, он не нашел-таки ее по этому  адресу.  ("Мы  тогда
как раз только переехали, - объяснила Маша, - а маме об  этом  написать  я
еще не успела".) И он окончательно бросил поиски.
     С самого начала учебы он чувствовал, что здесь он - чужой.  Точнее  -
"бедный родственник". Родители и представить себе не могли,  что  если  бы
даже они высылали сыну до копеечки всю свою зарплату, он все равно не смог
бы одеваться, как одевались многие его сокурсники, не мог бы, подобно  им,
проводить вечера в ресторанах, не смог бы избежать  кошмара  общественного
транспорта... Конечно, он прекрасно  сложен,  очень  силен  и  великолепно
умеет драться... Прекрасно сложенный, очень сильный,  великолепно  умеющий
драться плебей. Любой талант тут, если он не  зачехлен  в  модную  тряпку,
выглядит не таким уж и ярким.
     И все-таки именно  его  бросающееся  в  глаза  атлетическое  сложение
помогло ему "выбиться в люди". Как-то в перерыве  между  лекциями  к  нему
подкатила  мужиковатая  приблатненная  пятикурсница,  по  имени  Вера,   и
прокуренным кокетливым баском поинтересовалась, не  желает  ли  он  своими
мышцами заработать стольник за  один  вечер.  (Видно,  прослышала  об  его
успехах в секции атлетов.) Естественно, он согласился. Но  что  он  должен
делать? Сопроводить одного человека от дома до аэропорта, только и всего.
     Дело оказалось и правда недолгим и непыльным.  Клиент  -  лет  сорока
грузин, по имени Георгий. Напарник Леши - качек-пятикурсник,  по  прозвищу
Медведь. На занятиях секции Леша всегда замечал, что Медведь не такой, как
все. Занимался он с ожесточением, грубо обрывал любые попытки других ребят
сблизиться с ним, даже просто поболтать. Казалось, он пропитан ненавистью,
как губка водой. Вот и за время операции они перекинулись друг с другом от
силы двумя-тремя словами. Зато Георгий балагурил не прекращая: рассказывал
о своих дочках, о жене, о грузинских девушках, вине и настоящем  хлебе  и,
конечно, о цветах, которыми он с товарищами торговал.
     Задача Леши с Медведем была более чем проста - охранять Георгия и его
объемистый чемодан-дипломат. И они прибыли  в  аэропорт  без  приключений.
Когда был объявлен рейс, они втроем зашли в туалет и заперлись там.
     - Вай, ребята, смотрите, не шутите, - сказал им там Георгий,  -  если
со мной  что  случиться,  хорошие  люди  вас  из  под  земли  достанут.  И
прихлопнут ладошкой, как нежных мотыльков.
     Говоря это, он набрал шифр на замке дипломата, тот раскрылся, и  Леша
увидел, что весь он заполнен плотно сложенными заклеенными пачками  денег.
Леша никогда не был жадным, но  у  него  перехватило  дыхание.  Он  просто
прикинул, сколько пришлось бы вкалывать его родителям, чтобы скопить такую
сумму, Выходило что-то около полутора  тысяч  лет.  При  условии,  что  из
заработанного они не тратили бы ни копейки, а  складывали  бы  все  вот  в
такой чемоданчик.
     Георгий отсчитал пятнадцать пачек (в дипломате при этом не  убавилось
ни на йоту, и подал их  Медведю.  Тот  рассовал  их  по  карманам,  и  они
отправились в посадочный зал. На прощание Георгий  позвал:  "Эй,  джигиты,
приезжайте в Тбилиси, спросите Георгия Чаривадзе; у кого угодно  спросите,
любой меня для вас найдет; будем пить вино, петь песни и любить прекрасных
девушек..."
     - Хоть и жулик, наверное, а приятный мужик, правда? - поделился  Леша
впечатлением с Медведем,  когда  они,  после  того,  как  самолет  Георгия
взлетел, выходили из здания аэровокзала. Но тот пропустил его  слова  мимо
ушей, только квадратное его лицо стало еще более непроницаемым.
     На остановке автобуса-"экспресса" Медведь сунул руку в карман, достал
одну заклеенную пачку и отдал ее Леше. На перекрещивающейся бумажной ленте
шариковой ручкой было написано число 100. "Так?" - спросил  Медведь.  Леша
кивнул, хотя все в нем и вскипело от обиды: он ведь видел, какую сумму дал
Георгий. Он не стал дожидаться автобуса, а, просадив  половину  полученных
денег на тачку, через час с лишним стоял перед дверью квартиры, которую  с
подружкой снимала Вера.
     - Она мне и открыла. Я не стал  темнить,  а  сразу  выложил  ей  свои
претензии: "Почему я получил стольник, а Медведь - больше тысячи? За  одну
работу!" Она тоже ничего не скрывала: "Нам троим причиталось  по  пятьсот,
такса такая, но раз ты на сотню согласился,  нам  с  Медведем  по  семьсот
вышло". "Но ведь  я-то  не  знал  вашу  таксу!"  "Это  -  твои  проблемы".
"Выходит, ты меня обманула?" "Почему это? Я что тебе больше обещала?  Нет.
Я  предложила,  ты  согласился.  И  свое  получил.  В  следующий   раз   -
поторгуешься".
     - И следующий раз был? - спросила Маша.
     - Сейчас расскажу. В ту ночь я почти не спал. Ты знаешь, я не жадный.
Но меня мучила мысль, что вот такие жулики, как Вера,  Георгий  и  Медведь
имеют все, что пожелают, а мои родители, которые за  всю  жизнь  не  взяли
чужой копейки, на пару хороших ботинок  отцу  копят  целый  год,  а  то  и
больше... И я - кончу универ, стану адвокатом, и буду таким же нищим.  Вот
тут-то мне и пришла в голову  мысль,  что  будь  мы  с  Медведем  хорошими
друзьями, взяли бы мы за жабры этого  хлипкого  Георгия  в  два  счета.  И
никакие "хорошие люди" ничего бы нам не сделали - с такими  бабками  можно
ничего не бояться. Кто  нас  нашел  бы,  тот  сам  бы  и  пожалел.  "Грабь
награбленное", - Ленин еще сказал.
     - Ну и чем же ты был бы лучше того жулика, которого обворовываешь?
     - А вот чем. Я сразу решил не все, а только  часть  себе  забирать  -
чтобы  не  быть  нищим  и  иметь  все,  что  нужно  для  работы:   оружие,
транспорт... А остальную, большую, часть  денег  -  определять  честным  и
обездоленным людям: в  детские  дома,  старикам,  талантливым,  но  бедным
музыкантам, художникам...
     - Ужасно глупо. Но красиво. Именно так  и  должен  был  бы  поступать
Атос, которого я себе придумала. И что же дальше?
     - Дальше. Дальше я собрал группу ребят-качков, которым я доверял  как
себе (потом, правда, в группу вошли и опытные рецидивисты, без них было бы
трудно), и мы, через Веру, стали напрашиваться на участие в разных, сперва
мелких, операциях.  Она  оказалась  опытной  наводчицей  с  богатой  сетью
контактов. Через нее я многое  узнал.  Что  называется,  "проник  в  недра
преступного мира". А потом мы начали проворачивать свои дела.
     - И  все-таки,  с  точки  зрения  закона,  ты  -  самый  обыкновенный
преступник.
     - Я пошел на юрфак, чтобы бороться за справедливость. Но  понял,  что
законы-то наши созданы вовсе не для того. Но это не значит, что  я  должен
отказаться от борьбы.
     - И чего же справедливого  в  том,  что  вы  убили  Деева?  По-моему,
неплохой был дядька.
     - Неплохой? А знаешь, как его дружки окрестили? Прорва. Это был  гад,
каких мало, Из "генералов". И заметь - никаких телохранителей. Это  шушера
разная за свою шкуру боится,  а  Прорва  был  спокоен.  Ведь  все  у  него
делалось через сеть посредников, они-то свои шеи и подставляли; и никто не
догадывался, куда, в конце концов, стекаются деньги... Я очень рад, что мы
его убили.
     - Да ты - монстр. Между нами, монстрами, говоря, я все понимала, пока
дело касалось денег. Но от Деева-то вы ни копейки не получили.
     - Пока. Но мои люди сейчас следят за его Лизой, и рано или поздно она
выведет нас к его сбережениям. Я бы даже сказал, к сокровищам.
     - Не проще ли было следить за ним самим?
     - В том-то и дело, что за ним следить было совершенно  бесполезно.  А
Лиза не так осторожна. К тому же, и план-то этот у нас появился в процессе
выполнения ее "заказа".
     - Это  так  ты  называешь  убийство?  И  много  ли  у  вас  уже  было
заказчиков?
     - Это - первая "мокруха". И первое  дело  связанное  с  действительно
крупной суммой. До того - все больше мелочь была.
     - И кому вы уже помогли, кого спасли, кому давали деньги?
     - Честно сказать, пока никому. Сами  только-только  встали  на  ноги.
Вот, машины купили, вооружились,  хату  сняли...  Ты  знаешь,  сколько,  к
примеру, стоит несгораемый сейф, если ты -  не  представитель  официальной
организации?.. Теперь-то я уже понял, что помогать людям, то  есть  делать
то, ради чего я все это затеял,  мы  сможем  лишь  тогда,  когда  создадим
по-настоящему крепкую организацию с очень солидной базой. То  есть,  когда
научимся грабить самого главного и самого богатого жулика нашей страны.
     - Кого это?
     - Государство. И теперь-то мы сможем его грабить.
     - Почему?
     - Потому что нам поможешь ты.
     - Не поняла.
     - А что тут непонятного? Человек-невидимка - это  чего-то  да  стоит,
если он - не одиночка, а член хорошо сбитой команды.
     - Как ты узнал?
     - Что может быть проще? Все трое моих людей,  которые  участвовали  в
последней  операции,  абсолютно  не  воспринимают  тебя.  Мы  тут   слегка
поэкспериментировали, пока ты была без сознания.  И  теперь  твоя  очередь
рассказывать.
     Маша нахмурилась. Не понравилось ей все это. Если бы не то, что  Леше
она готова доверять  беззаветно,  она  бы  заподозрила,  что  ее  пытаются
использовать. Но, поддавшись осторожным ласкам, после часа любви, она  все
о себе ему рассказала. И закончила:
     - Ладно, я буду вам помогать. Но у меня будет несколько условий.  Вот
первое: звать я тебя буду Атос.
     Леша засмеялся, он ведь уже знал, что так она уже давно называет  его
про себя.
     - Ладно, валяй. Вообще-то меня тут Кисой называют. Кислицин  -  Киса.
Не очень уважительно, зато по-свойски. Ну, Атос так Атос. Но я  тебя  буду
звать Марусей.
     - Это еще почему? - возмутилась она.
     - В каждой порядочной банде должна быть своя Маруся. Даже еще лучше -
Маруха...
     - Ну уж нет! На Марусю я еще согласна.
     - Порядок. Какие еще будут условия?
     - Не все сразу,  Атос.  Я  буду  предъявлять  свои  условия  по  мере
возникновения желаний.
     Он снова засмеялся:
     - Каприз, возведенный в закон? Что ж, придется терпеть.
     - Придется, Атосик. Да ты  обязан  терпеть  мои  капризы  уже  только
потому, что любишь меня. Или не так?
     - Так, так.
     - И все-таки, я никак не пойму, почему мы с тобой встретились?  Питер
- огромный город...
     - Все просто. - Он перевернулся на живот. - Оба мы - провинциалы, оба
- чужаки в большом городе. Оба - обладаем силой:  я  -  физической,  ты  -
сверхъестественной. Нас обязательно должна была прибрать к рукам  СИСТЕМА.
А работая в одной системе, даже по разные ее стороны, мы неминуемо  должны
были встретиться.
     - Не совсем тебя поняла, но я очень рада, честное слово.
     - Я тоже.
     ...Домой она явилась через неделю. Она открыла дверь ключом. На  звук
из комнаты в коридор вышел отец. Вид у него был неважный.
     - Где ты шляешься? - тихо спросил он, не глядя ей в глаза. -  К  тебе
мама приехала.
     Маша испугалась: если мама приехала несколько  дней  назад,  что  она
подумала?
     - Давно?
     - Сегодня днем.
     - И что ты ей сказал?
     - Что ты куда-то с утра убежала.
     У нее отлегло от сердца.
     - Спасибо, папа, - потерлась она щекой о его щеку.
     В этот момент из комнаты выглянула мать. И они  бросились  в  объятия
друг друга.




                                  МАРУСЯ


                                    1

     Хоть и летнее, но промозглое питерское утро.  Желтый  газик  с  синей
полосой посередине корпуса и с надписью "вневедомственная охрана" по  этой
полосе остановился перед обитой серой  жестью  дверью.  Маленький  мрачный
человечек по фамилии Ляхов в милицейской форме, с кобурой на правом боку и
объемистым кожаным портфелем в левой руке  выбрался  наружу  и,  поправляя
густые унылые усы, огляделся. Перед дверью стояла девочка в  джинсовке,  с
большой цветастой сумкой через плечо. Что-то шевельнулось у Ляхова в  душе
- какая-то смутная тревожная  ассоциация,  но,  зная  себя,  как  человека
неоправданно мнительного, он не придал этому значения и бодро  прошагал  к
двери. Поравнявшись с девчушкой, он бросил:
     - Иди-ка, девонька отсюдова, не мешайся под ногами.
     - А вы, дяденька, инкассатор? - спросила та.
     - Да, да, - раздраженно ответил Ляхов. Топай, говорю, отсюдова.
     Но та и не думала  уходить.  Склонив  голову  набок,  она  улыбнулась
Ляхову безмятежной улыбкой и сказала проникновенно:
     - Тогда я вас сейчас грабить буду.
     И тут он вспомнил.  Саня  Вахромеев,  у  которого  неделю  назад  без
единого выстрела шпана двести тысяч отняла, прежде чем его в  СИЗО  увели,
все о какой-то девке в джинсах кричал. "Была, - кричал он,  -  и  вдруг  -
нету!.." Все думали - бредит. Или под психа косит, чтоб не посадили. А вот
она - ДЕВКА.
     Ляхов схватился за пистолет... Никого перед ним не было. Он стер  пот
со лба, вернулся и сел в машину.
     - Ты чего? - спросил его напарник-водитель Колька - жирный,  рыжий  и
конопатый.
     - Да ничего. Так. Показалось.
     - Крестись, - недоверчиво хохотнул Колька. - Ты давай  быстрее,  обед
провозимся. Заболел что ли? Слышь, давай, я, а?
     - Иди ты, - огрызнулся Ляхов, - у тебя ж допуска  нет.  Случись  что,
кто отвечать-то будет?
     Отерев еще раз испарину, он спросил осторожно:
     - Коль, ты девку в джинсах видел?
     - Хиппарьку что ли? Вон там стояла.
     - Ну, а потом?
     - Что потом?
     - Куда делась?
     - Че ты тюльку гонишь? - надулся напарник и отвернулся.  Ляхов  вдруг
схватил его за грудки, развернул, притянул к себе нос к носу и рявкнул:
     - Куда девка делась?!
     - Ты че, белены объелся? (Ляхов рубаху не отпускал.) Ты че,  серьезно
что ли?.. Куда, куда... Вы чего-то с ней побакланили,  она  повернулась  и
вон туда, за угол зашла. А чего?
     Ляхов отпустил рубаху.
     - Ладно. Смотри внимательнее. Не нравится мне тут что-то. Пошел я.
     - Ну, ты - артист, - хохотнул жирный, облегченно поправляя  воротник.
Но Ляхов так глянул на него, что тот сразу осекся.
     Инкассатор, озираясь и  выставив  зажатый  в  правой  руке  пистолет,
кошачьей походкой достиг  двери  и  позвонил.  Дверь  служебного  входа  в
магазин Ювелирторга отворилась. Сигнализация сработала,  но  тут  же  была
отключена изнутри тем, кто открыл. Ляхов скользнул внутрь.
     И в этот момент рыжий Колька увидел ту самую  "хиппарьку",  выходящую
из-за угла. Уставившись на нее, он распахнул дверцу и  выполз  наружу.  Он
понял, что с ней что-то не ладно, но не мог понять, ЧТО. А потому и не мог
испугаться по-настоящему, и не знал, что следует предпринять.
     Она остановилась в нескольких шагах от него, и  с  минуту  они  молча
разглядывали друг друга. Потом лицо ее вдруг исказилось гримасой  боли,  и
она вскинула руки к вискам. Конопатый Колька вздрогнул: на том месте,  где
она только что стояла - никого  не  было.  (Два  исчезновения  за  день  -
большая, конечно, нагрузка, но терпимая.  Несколько  часов  головной  боли
окупятся с лихвой.)
     И тут дверь магазина отворилась, и вышел Ляхов.
     - Лях, сюда! - закричал ему, остро почуявший надвигающуюся опасность,
Колька. - Бегом! Она была тут! И пропала! Скорей!
     Ляхов мигом понял, о ком идет речь, побежал, но тут перед  его  носом
мелькнуло что-то  маленькое,  разноцветное  и  яркое,  а  в  легкие  вошло
сладостно-одуряющее... И он, еще крепче сжав ручку  портфеля,  воспарил  в
бездумную голубизну...
     Его напарник увидел, как ноги Ляхова  подкосились,  и  он  с  размаху
ударился головой об асфальт... Затем Колька,  выдергивая  из  кобуры  свой
пистолет, увидел еще, как портфель,  отделившись  от  тела  Ляхова,  взмыл
примерно на метр над ним и словно бы растворился в воздухе, не  оставив  и
следа. (Портфель составил компанию  баллончику  с  газом  и  дистанционной
трубке-передатчику в цветастой сумке "хиппарьки"-Маруси.)
     Леша, наблюдавший всю эту сцену из окна дома напротив (дверь подъезда
этого дома выходит на обратную сторону), увидел,  как,  пошатываясь,  Маша
странными зигзагами побежала в сторону ПРОТИВОПОЛОЖНУЮ той,  где  ее  ждет
машина. И свернула за угол; за тот, из-за которого только что вышла.
     Жирный Колька набрался храбрости (или наоборот - окончательно  ошалел
от страха), и сделал  несколько  выстрелов  наугад,  куда  попало,  благо,
переулок был пуст, и полез в машину - к рации.
     Трубка-передатчик в руках Атоса заверещала как раз в тот  миг,  когда
он сам собирался делать вызов.
     - Да! - крикнул он.
     - Атос, - раздался искаженный  радиосвязью  голос  Маши,  -  что  мне
сейчас делать?
     - Куда тебя понесло, Маруся?!
     - Я не знаю... Голова... Даже идти не могу.
     - Оставайся там, где ты есть! Сейчас за тобой подъедут! Не  волнуйся,
все нормально. Потерпи. Помаши для Гоги передатчиком.
     Он отключился и набрал код. Зеленый огонек на трубке вспыхнул и сразу
погас.
     - Ее что-то до сих пор нет, - прозвучал голос Гоги, лучшего шофера  в
банде.
     - Знаю. И не будет, - быстро ответил Леша. - Давай за ней  в  объезд.
Понял куда?
     - Понял.
     - Давай, быстрее, сейчас тут  менты  будут,  а  она,  похоже,  совсем
расклеилась, не может передвигаться.
     - Не суетись, Киса, все будет в ажуре.
     - Возьмешь ее, и - за мной. Как договаривались.
     - Порядок.
     - И, смотри, не наедь на нее. Она, возможно, прямо на  дороге  сидит.
Или лежит. Она тебе трубкой помашет. Гляди в оба.
     Через несколько минут бежевая "волга" с лысоватым и мешковатым  Гогой
в десантном комбинезоне за рулем уже удалялась  от  проклятого  места;  от
того места, куда сейчас, воя сиренами, неслись милицейские  машины;  а  на
заднем сидении Леша Кислицин, целуя, успокаивал плачущую Машу:
     - Ну  что  ты,  что  ты,  перестань.  Теперь  будем  отдыхать,  долго
отдыхать. Мы имеем право хорошо отдохнуть.
     - Атос, миленький, зачем ты  так  мучаешь  меня,  зачем  нам  столько
денег, ведь их и так много?..
     - Денег много не бывает. Да ты ведь знаешь, сколько я уже по  детским
домам раскидал. Я же тебе показывал квитки.
     - Но я не хочу быть героиней. Я хочу быть просто счастливой.
     - А это возможно, если вокруг столько  несчастных?  Судьба  наградила
тебя даром, но она же и накажет тебя, если  ты  будешь  пользоваться  этим
даром только во благо себе. Ты так много можешь сделать для других.
     Новый приступ головной боли не дал ей ответить. Она затихла  на  миг,
уткнувшись лицом ему в колени, а затем зарыдала еще сильнее, повторяя:
     - Извини меня, пожалуйста, извини...
     - Да что ты, перестань; за что? -  он  приподнял  ее  голову  и  стал
поцелуями снимать с ее ресниц слезы.
     - Я такая плохая, такая эгоистка... Но мне больно!
     - Все, все, все, больше этого не будет. Отдыхаем! Да и не пройдет еще
раз этот номер с инкассаторами. Ты видела, он же почуял  что-то  неладное,
вот и вернулся в  машину.  А  прошлые  разы  -  только  пооглядываются  по
сторонам и дальше топают.
     - Потому-то мне и пришлось второго обрабатывать.
     - Какого черта?! Я стал вызывать тебя сразу, как только заметил,  что
они необычно себя ведут. Почему ты не отвечала?
     - Потому что я знала,  что  ты  мне  скажешь:  "Немедленно  прекращай
операцию и двигайся к машине..."
     -