те?
     - Все хорошо. А когда она появится?
     - Часов в семь. Что ей передать?
     - Ничего, я позвоню позже еще раз. Пусть дождется моего звонка.
     - Хорошо, она обязательно дождется...
     Маша положила  трубку.  В  кабинете  Бермана  стояла  обычная  уютная
полутьма.
     - И ты уверена, что она добровольно согласится работать с нами?  -  с
сомнением произнес Илья Борисович.
     - Конечно.
     - Я иногда просто боюсь тебя.
     - Правильно делаете.


     Созвонившись с Соней, Маша  договорилась  встретиться  с  ней  завтра
возле школы. На следующий день Берман отвез Машу  в  Репино.  Оставляя  ее
перед школой, он явно волновался.
     - Да не сбегу я, клянусь! - сказала она, выходя из машины.
     - Ладно бы, только в этом было дело. Но ты не  забывай  еще,  что  за
тобой охотятся...
     - Вы же закрыли мое дело.
     - Но Деева-то - на свободе. К тому же, не исключено, что  кто-то  еще
желает,  как  я,  воспользоваться  твоими  услугами.  Думаю,  мне  следует
наблюдать за тобой, находясь где-то неподалеку.
     - Это очень усложнит разговор с Соней.  Давайте-ка,  делайте,  что  я
сказала. Подъезжайте сюда ровно через полтора часа, никуда я не денусь.  -
Она хлопнула дверцей.
     Берман медленно, как бы нехотя, двинул машину вперед, а Маша, перейдя
дорогу, направилась к школе.


     Они проговорили почти час, и Соня, в конце концов, согласилась.
     - Все это мне не нравится очень, - сказала она под конец. - И  больше
всего на свете я не хотела бы вспоминать Бермана и его  контору...  Но  ты
спасла меня....
     - Спасибо, - Маша слегка пожала ей  руку.  -  Мне  действительно  без
твоей помощи будет очень трудно...


     Когда  с  неделю  назад  Маша  высказала  свою  идею   Берману,   тот
засомневался: будут ли видеть Соню "очарованные" Машей люди? Ведь сходство
их поразительно. Но Маша тут же  напомнила:  Гога  Соню  видит  прекрасно.
Скорее всего, дело тут не только  в  зрительном  образе,  но  и  в  чем-то
другом. Возможно,  между  ней  и  ее  "жертвами"  поддерживается  какая-то
телепатическая связь, или что-то еще... Как бы там ни было, факт  остается
фактом.


     Москва. Маша и Соня проводят первый эксперимент в Белом доме.
     В качестве нейтральной  рабочей  одежды  они  выбрали  светло-голубые
джинсовые костюмы и элегантные, но вместительные кожаные сумочки.


     Белый дом. Двое  омоновцев  с  автоматами.  В  двери  входит  Соня  и
протягивает им выданный ей Берманом пропуск. Сразу за ней входит  Маша.  И
тут же, без паузы, поочередно обрабатывает их.
     - Не понял, - бормочет один из них, - девушка, вас  только  что  было
двое...
     Соня мило улыбается:
     - Двое?
     Омоновец неопределенно крякает, вертя пропуск в руках.
     - Глюки, - объясняет ему и себе второй. - В этом дурдоме и  не  такое
привидится...
     Соня, а с ней и, теперь уже невидимая, Маша,  проходят  дальше.  Маша
потирает ноющие виски.


     Через полмесяца Маша уже могла спокойно войти в Белый Дом и побродить
по его этажам не замечаемая никем. Во  всяком  случае  -  охраной.  Именно
потому,  что  ее  двойник-Соня  оставалась  видимой,  ее  исчезновения  не
вызывали обычной оторопи. В первую очередь, конечно же,  были  "очарованы"
дежурные, сидевшие у мониторов  систем  слежения,  хотя  это  и  оказалось
достаточно сложно: по  телевидению  ее  чары  не  действовали,  и  Берману
приходилось  то  под  тем,  то  под  иным  предлогом  водить  ее  с  Соней
непосредственно в дежурку.
     Соню все это угнетало, и работала она единственно из  признательности
к Маше, хотя и не одобряла ее деловой союз с Берманом. Определенную  роль,
наверное играл и страх лишится машиного покровительства. И - деньги:  Илья
Борисович еженедельно выплачивал им что-то  вроде  "пансиона"  -  сумму  с
государственной  точки  зрения  невеликую,  но,  по   сониным   подсчетам,
превышающую совокупный месячный заработок ее родителей.
     Девушки  сдружились,  с   Берманом   же   их   отношения   оставались
прохладно-натянутыми. Но он  был  достаточно  мудр,  что  бы  не  пытаться
навязываться им. Главное - то, что они выполняли все его требования.
     В отличии от Сони, Машу "игры в  Белом  доме"  увлекли.  Впервые  она
пользовалась своим даром в таком масштабе, имея официальное прикрытие,  да
еще напарницу-двойника. Если бы еще Кривило не уехал...
     То и дело у  нее  возникало  желание  похулиганить,  но  она  вовремя
одергивала себя.  Не  удержалась  она  один  только  раз,  совместив,  так
сказать, приятное с полезным.
     Однажды, заглянув в конце  рабочего  дня  в  приемную  Общего  отдела
аппарата Президента, она услышала противный визгливый мужской голос,  явно
кого-то отчитывающий. Маша прошла в кабинет. У окна с грозным видом  стоял
потный краснолицый сотрудник (само-собой, давно уже Машей обработанный)  и
орал на свою миловидную (у Маши нередко отдыхал на ней взгляд от уродливых
аппаратчиков и депутатов) длинноногую секретаршу:
     - ...И запомните, Наталья Николаевна, все эти ваши штучки и перекуры,
кофе и маникюры даром для вас не пройдут!
     - Какое кофе?! Какие маникюры?! Если я не  исполняю  своих  служебных
обязанностей, вынесите мне выговор, или, в конце концов, выгоните меня! Но
хватать при этом меня за ноги никто вам права не давал!
     Его толстая рожа стала еще темнее:
     - Я?! Вас?! За ноги?! Что вы хотите этим  сказать?!  Да  это  шантаж,
форменный шантаж!!! - И тут же, внезапно успокоившись,  он  сел  за  стол,
закинул ногу за ногу и произнес вполголоса: - А свидетели где?
     И  вот  тут  Маша  не  сдержалась.  Прищурившись,   она   внимательно
уставилась ему в глаза, а затем дала посыл на видимость - так, как  делала
на занятиях с Кривило.
     - Что это? - выпучив глаза, ткнул в ее сторону чиновник.
     - Где? - огляделась по сторонам секретарша.
     - Вот, прозрачное...
     Секретарша нерешительно улыбнулась:
     - Вы меня разыгрываете?
     А Маша, тем временем, подошла  к  нему  вплотную  и,  наклонившись  к
самому его уху, сказала шепотом:
     - Это свидетель. Понял, козел?
     - Угу, - затравленно покивал головой дядя. А она обошла вокруг кресла
и прошептала ему в другое ухо:
     - Обещай мне, старый козел, никогда  больше  не  хватать  девушек  за
ляжки. Обещаешь?
     - Обещаю! - пискнул он.
     - Ну, вот и славно. Прощай, милый.
     И, отойдя от него на пару шагов, она вновь дала ему посыл, но на этот
раз уже обычный - на невидимость.
     Осторожно оглядевшись, козел  сунул  руку  под  стол,  и  в  коридоре
раздался оглушительный вой сирены. Через минуту  в  кабинет  влетело  трое
бритоголовых спецназовцев, держа пистолеты стволами в потолок.
     - Здесь! Только что! Прозрачная! - закричал им толстяк, тыча  пальцем
то в одну, то в другую сторону. Охранники ошалело оглядывали комнату.
     - Тут никого не было, - еле сдерживая смех, сказала секретарша.
     - Да? Не было? - удрученно переспросил ее начальник. -  Тогда  ладно.
Ладно. Извините, ребята. И вы, Наталья Николаевна, извините  пожалуйста...
- Он утер пот носовым платком, взял из под стола портфель и закончил: -  Я
тогда пойду, пожалуй. Ладно?
     - Идите, идите, - ласково ответила ему секретарша, и он, озираясь,  в
сопровождении перемигивающихся охранников, покинул кабинет.
     А Наталья Николаевна тут же  уселась  на  его  место,  закинула  свои
точеные ноги прямо на стол и разразилась таким счастливым и  заразительным
смехом, что Маша, зажав рот ладонью, выскочила в коридор.
     И весь день после этого настроение у нее было отменным, даже несмотря
на тот разнос, который вечером устроил  ей  Берман.  Смутные  слухи  о  то
появляющейся,  то  исчезающей  девушке  уже  ползали  по  Белому  Дому,  и
сегодняшняя история с привидением,  хоть  и  в  комической  интерпретации,
немедленно облетела его,  добравшись  и  до  ушей  референта  Генерального
прокурора.
     - За то я теперь знаю, что мое противоядие действует! - оправдывалась
Маша. - Два-три посыла, и я стала бы совсем видимой...
     - Экспериментировать будешь на занятиях! Ты все сорвешь!..
     - А на когда это ВСЕ намечено?
     - "На когда", - передразнил Берман. -  На  когда  надо!  -  Но  потом
добавил: - Ждать осталось не больше месяца. Точно.


     Соня и Маша жили в шикарнейшем двухместном  номере  "люкс"  гостиницы
"Россия".  Свободное  время  проводили  довольно  однообразно:  гуляли  по
Кремлю, по старому Арбату, смотрели  "видики"  -  кассет  Берман  притащил
целый чемодан.
     Сначала их угнетало,  что  от  них  ни  на  шаг  не  отходят  четверо
молчаливых мужчин, приставленных Берманом. "Это не конвой, это  охрана,  -
объяснил он. - Вы у нас, девочки, на вес золота..." Пришлось смириться.
     Несколько раз с ведома Ильи Аркадьевича Маша звонила отцу и маме,  но
разговоры получались какие-то бестолковые.
     Осень была в разгаре, изредка выпадал первый мокрый снежок,  и  к  их
джинсовой "спецодежде" прибавились обалденные собольи шубки.
     Новые люди в Белом Доме появлялись редко, и, по  просьбе  Сони,  Маша
сумела убедить Бермана, что двойник ей уже не нужен. Шубка эта  стала  для
Сони последним вознаграждением за труды, в ней она  и  была  отправлена  в
Ленинград.
     В аэропорту они обе неожиданно расплакались.
     - Я боюсь  за  тебя,  -  всхлипывая  сказала  Соня.  -  Мне  кажется,
готовится что-то страшное.
     Маша и сама чувствовала это. Хотя бы  потому,  что  ни  разу  еще  ее
услугами   не   пытались   воспользоваться   для   какого-нибудь   мелкого
эпизодического задания. Ее явно боялись "засветить" до того, как НАЧНЕТСЯ.
А что начнется - оставалось только гадать.
     - Все будет в порядке, - обняла она Соню. - А  если  что...  живи  за
меня. - И сама испугалась своих слов.
     Соня отстранилась, со страхом глядя на нее. Потом покрутила пальцем у
виска:
     - Сумасшедшая! Зачем ты с ним связалась?
     - Он работает честно. Он  выручил  Атоса.  И  он  спас  меня,  ты  же
помнишь... Если все пройдет как надо, я смогу жить нормально,  на  мне  не
будет висеть никакой уголовщины...
     - Он гад. Он обманет.
     - Побоится.
     - Берегись. Пожалуйста... -  Соня  еще  раз  порывисто  обняла  ее  и
побежала к секции: уже все пассажиры ее рейса прошли досмотр.
     Маша зажмурилась и тряхнула головой.  Последние  слезинки  слетели  с
ресниц. Она огляделась. Охранники,  исподлобья  наблюдая  за  ней,  стояли
поодаль.
     - Мальчики, за мной! - нарочито не таясь, во весь голос  скомандовала
она и решительным шагом двинулась к выходу.



                                    3

     Вечером того же дня в ее номер ворвался Берман. В  таком  возбуждении
Маша его еще не видела.
     - Какой же я идиот, что тебя послушался! -  Заявил  он,  усевшись  на
диван. - Как специально: Софью отпустил, а завтра Хозяин в театр идет! Это
шанс, который нельзя упускать!
     "Хозяином" Берман называл Президента. Стать невидимой для него  и  не
вызвать при этом никаких подозрений - одна из главных машиных задач. Но до
сих пор такой возможности не представлялось.
     - Может, вернуть ее? В принципе, это возможно.
     - Не надо, - покачала головой Маша, - давайте,  лучше  подумаем,  как
мне сработать одной.
     - Не знаю, Мери, не знаю, -  он  отстучал  пальцами  дробь  о  крышку
журнального столика. Я уверен, сплетни о невидимке в Белом  доме  до  него
уже дошли. А этот старый лис хитер, как... как  лис!  Если  бы  Соня  была
здесь, все было бы просто: Шеф (так Берман называл генерального прокурора,
которого, не скрывая, боготворил) представил бы ее, как свою племянницу. А
Хозяин к девочкам неравнодушен... Потом бы вы сработали, как  всегда...  А
теперь, даже не знаю...
     Пройти к нему в ложу и исчезнуть? Будет скандал. Кто я такая,  откуда
взялась? Куда потом делась? И то, что охрана меня не видела, утвердит  его
в мысли, что я - та самая невидимка...
     - О которой, между прочим, Шеф ему докладывал, что мол,  разобрались,
все - слухи, бред и утки...
     - Да-а, задачка...
     - В фойе.
     - Что в фойе?
     - Хозяин любит после спектакля в фойе с народом говорить.
     Маша задумалась. У нее появилось нехорошее предчувствие. Внезапно она
отчетливо представила даже не сцену, а последствия какой-то  омерзительной
сцены; она не может затеряться в толпе, ее хватают за руки, выталкивают  в
центр... Крики, гортанный  голос  президента:  "Стрелять  только  в  самом
крайнем случае...", - а в интонации яснее ясного звучит: "Убить на  месте,
как бешеную суку!"
     Она судорожно сглотнула и потерла еще ноющий иногда  рубец  от  раны.
Что это с ней? Ясновидение? Новая способность?
     - Нет. - Сказала она. - В толпе мне работать нельзя. Все провалим.
     Берман взъерошил жесткую шевелюру, прищурился. Но согласился:
     - К тому же на подобных мероприятиях  он  всегда  с  супругой...  Как
быть, Мери?
     - А за кулисы, с артистами поговорить, он не ходит?
     - Нет... Не всегда, во  всяком  случае...  Стоп!  -  Илья  Аркадьевич
поднял лохматую голову, в его глазах гуляли сумасшедшие искорки.  -  Знаю!
Знаю, куда он ходит ВСЕГДА. И без жены. Соло.


     ...Одним  из  доказательств  божественного   происхождения   фараонов
древнего Египта служило то, что ни один смертный никогда не  видел,  чтобы
правитель справлял естественную надобность. А истиной причиной  того  были
кое-какие особенности АРХИТЕКТУРЫ ФАРАОНОВСКИХ ПОКОЕВ.
     Те же ли цели  преследовали  советские  идеологи  былых  времен,  или
вопрос тут в соблюдении безопасности, однако  не  есть  в  Большом  театре
специальный, как его называют - "царский" - сортир, проследовать в который
можно единственно - прямиком из правительственной ложи.
     Тяжелый бархатный занавес закрыл сцену. Огромные  хрустальные  люстры
затлели все ярче занимающимися  огнями.  Первый  акт  "Чайки"  завершился.
Восторженная публика овациями вызывала актеров на поклон.
     Крякнув, поднялся в своем ложе и Президент. Улыбнулся  очаровательной
"народной" улыбкой, ударил несколько раз в ладоши - ровно столько, сколько
было необходимо фоторепортерам. Затем, снова крякнув, наклонился к жене  и
произнес ритуальное:
     - Ну я того... Схожу.
     Повернулся было, но не выдержал, шагнул обратно, взял  с  подноса  на
столике рюмашку, опрокинул ее, прослезился, поморщился под неодобрительным
взглядом жены, кинул в рот маринованную  маслину  без  косточки  и  только
после этого без колебаний направился к выходу.
     Сотрудник с "атомным чемоданчиком" и  двое  охранников  в  элегантных
вечерних костюмах остались за дверьми. Еще двое  шагнули  в  сортир  перед
Президентом, быстро окинули взглядом  сверкающее  кафельной  стерильностью
помещение, заглянули за кабинку (в упор посмотрев на Машу, но  не  заметив
ее), в саму кабинку, и лишь после этого старший позвал:
     - Господин Президент, можно.
     История  учит:  именно   в   подобных   заведениях   завершили   свои
политические карьеры, а вместе с ними и жизни, очень многие деятели.
     Президент прошествовал в секцию, прикрыл за собой  дверь.  И  доверие
народа, и высокий сан бессильны перед физиологией. Звуки,  раздающиеся  из
кабинки,  заставили  Машу  брезгливо  скривиться.  Тут-то,  осторожно,  на
цыпочках, она и вышла из своего угла и встала прямо напротив двери. В трех
шагах от усатого охранника.
     Как истинный сын своего народа, будучи, к тому же,  изрядно  подшофе,
из кабинки Президент вышел с расстегнутыми штанами.  Усердно  заправляться
принялся уже потом. Справившись с последней пуговицей, он поднял голову  и
остолбенел.
     - Э-э-э... Собственно... - только и успел он  произнести,  как  столь
поразившее его видение исчезло.
     - Да-а-а,  -  протянул  он  в  ответ  на  удивленный  взгляд  усатого
телохранителя. И вдруг задал неожиданный вопрос: - Ты, Володя,  водочку-то
пьешь?
     - Бывает, господин Президент, - отчеканил тот.
     - А вот и зря. Не надо. Не пей, - наставительно сказал  глава  страны
и, сокрушенно качая головой, направился обратно к супруге.


     ...Над рассказом Маши  Берман  хохотал  до  слез,  когда  вечером,  в
валютном баре "России", они отмечали удачное окончание операции.
     - Вот не думал, что с ним все пройдет так  гладко!  Верно  говорят  -
"власть развращает". Выпить он и раньше любил, но всегда находился кто-то,
способный его одернуть. А теперь все только в рот ему заглядывают.
     - И что вы имеете против него? - подняла брови Маша, потягивая  через
соломинку "Сангрию" со льдом.  -  Приятный  старик,  очень  даже,  как  вы
говорите, "демократичный"...
     - В принципе, никто ничего не имеет ни против его взглядов, ни против
него лично. И раньше, когда у нас было крепкое, мощное государство,  такой
правитель, как "представительная власть", был бы очень даже к  месту.  Да,
Брежнев, например.
     - Я его даже не помню.
     - А я помню, ох, как помню... Весь мир ржал... Но сейчас,  когда  все
лопается по швам, содержать такого "главу" - неоправданная роскошь.  Нужна
твердая, цельная личность...
     - "Сильная рука".
     - Сильная рука - это вовсе не обязательно концлагеря и  комендантские
часы.  Порядок  нужен  всем,  и  он  вовсе  не  обязательно  должен   быть
казарменным. А у этих старых пердунов сил хватает  только  на  организацию
мощной личной охраны...
     Маша вспомнила звуки в президентском  сортире  и  поперхнулась.  Этой
детали ей хватило, чтобы увериться в верности деклараций Ильи Аркадьевича.
     - Значит, все-таки, переворот?
     - Очень надеюсь,  что  -  нет.  -  Илья  Аркадьевич  прищурил  глаза,
затянувшись "кэмелом". - Очень надеюсь...
     - А вот мы с вами сидим, неожиданно сменила тему Маша (хмель давал  о
себе знать), - сидим вот тут... Вон - американцы, вон - французы...  Негры
тут же. Музыка. Нам весело. А вы опять какую-нибудь революцию устроите,  и
страна станет сильной, ее бояться все  будут,  и  люди  будут  работать...
Только ничего этого, - она обвела рукой вокруг, - не будет.
     - Да ерунда это все! - рявкнул, похоже, тоже захмелевший Берман  так,
что на них стали оборачиваться. - Мы же не к старому зовем!
     - Мы - это кто? Какая-то новая партия?
     - Нет. - Илья Борисович стал говорить нарочито спокойно и тихо. -  Мы
-  это  небольшая  группа  здравомыслящих,  опытных  и  энергичных  людей,
работающих в высших эшелонах власти.  Людей,  окончательно  убедившихся  в
невозможности достижения РАЗУМНЫХ результатов парламентским путем  в  этой
стране, в нынешней ситуации. Существует пакет предложений, который со  дня
на день мы собираемся передать Президенту на рассмотрение.  Если  хотя  бы
половина из того, что мы предлагаем, будет  одобрено,  не  понадобится  не
только переворота, но даже наоборот: в нашем лице Хозяин получит преданную
гвардию, "просвещенную опричнину".
     Никогда еще Маша не видела Бермана таким... благородным,  что  ли.  И
вдруг поняла, кого он  ей  напоминает:  кардинала  Ришелье.  Только  более
искреннего.
     - А если нет? - спросила она. - Если не одобрит?
     - Тогда он должен тихо исчезнуть. Во имя России. В конце концов,  это
его долг и привилегия - жить во имя России. А если нужно, то  и  исчезнуть
во имя нее.
     - И убивать его, вы поручите мне...
     Илья Аркадьевич, словно внезапно отрезвев, огляделся по  сторонам.  И
сказал, понизив голос почти до шепота:
     - Еще раз повторяю: надеюсь, что  до  этого  не  дойдет.  А  уж  если
дойдет, ты будешь не орудием, а чем-то вроде Троянского коня.
     - Ясно, - Маша почувствовала, что  усталость  берет  свое.  -  Ладно.
Когда все это будет?
     - Не знаю. Скоро.
     - Ладно. Я спать хочу. Проводите меня.
     Скоростной лифт в один миг домчал их до ее седьмого  этажа.  У  двери
номера они остановились.
     - До завтра, - полуутвердительно, полувопросительно произнесла Маша.
     - До завтра, - ответил он.
     И вдруг быстро наклонился  и  коснулся