ем добавил: -  Если  бы  вы
назвали себя, выписал бы вам пропуск. А так - придется встретить на вахте.
Как я вас узнаю?
     - Я... - начала Маша, но тут же  спохватилась.  -  Вы  меня  узнаете.
Точно узнаете.
     - Вы уверены? - в голосе звучало то  ли  сомнение,  то  ли  тщательно
скрываемое  возбуждение.  Маша  промолчала,  и  он  продолжил:  -  Хорошо,
договорились. Завтра в два  я  встречу  вас  на  вахте,  возле  дежурного.
Постарайтесь не опаздывать.


     ...Возле прокуратуры Гога с каменной мордой остался ждать ее в  своем
"москвиче". А Маша прошла  внутрь.  Не  успела  она  сделать  по  ковровой
дорожке и пяти шагов к милиционеру, как навстречу  ей  со  стула  поднялся
высокий подтянутый мужчина лет сорока.
     Его  густая  шевелюра  была  почти  полностью  седой,  лишь   кое-где
пробивались темные пряди.  Его  смуглое  лицо  сразу  расположило  Машу  к
доверию, особенно - то, как  насмешливо  поблескивали  его  черные  глаза.
Насмешливо, но - с интересом... Ну, еще бы, ведь вряд ли он ожидал увидеть
перед собой вторую Машу.
     - Да, вас  трудно  не  узнать!  Ничего  не  понимаю!  Объясните,  что
происходит?
     - Может быть, не здесь? - Легко улыбнулась Маша. Легко,  оттого,  что
человек этот был явно симпатичен ей. Сейчас,  приглядевшись,  она  поняла,
что сходу не верно  определила  его  возраст:  обманула  выправка  -  явно
военная. Ему уже далеко за сорок, а то и все пятьдесят.
     - Да-да, конечно, - кивнул он и представился: Илья Аркадьевич Берман.
     Она пожала его сухую крепкую руку.
     - Мария.
     - Феноменально! - вскричал Илья Аркадьевич. - Все,  оказывается,  еще
интересней, чем я предполагал! Но как вы... - И тут  же  оборвал  себя.  -
Пойдемте-пойдемте... Это со мной, - бросил он дежурному и повел  ее  вверх
по лестнице.
     Вошли в  светлый  просторный  кабинет.  Он  разительно  отличался  от
рабочего  места  следователя  Зыкова:  бежевая  офисная  мебель,  большое,
забранное белыми жалюзи, окно, компьютер...
     - Неплохо живут, оказывается, следователи, - заметила Маша.
     - Дешево цените, - доброжелательно откликнулся Илья Аркадьевич, -  не
следователи, а  референты  генерального  прокурора  республики.  Точнее  -
референт, потому что он один. И это - я. Да вы садитесь!
     - А что такое "референт"?
     - Помощник, советник, ну, и все такое...
     - Понятно.
     Внезапно, без всякой видимой на то причины, Маше почудилось  во  всем
происходящем что-то неестественное... Какой-то опереточный елей...
     Она села в удобное вращающееся кресло.
     - Ну, и где вторая я?
     Илья Аркадьевич сел за стол напротив нее.
     - А вам не  кажется,  что  логичнее  будет  сперва  нам  побеседовать
вдвоем?
     - Нет. Я, по-моему, ясно вам по телефону сказала.
     - Хорошо, хорошо, - непринужденно улыбнулся Илья Аркадьевич. Но  Маше
почему-то показалось, что непринужденность эта  дается  ему  с  трудом.  -
Только за ней ехать придется. Я сейчас дам  команду,  а  пока  -  посидим,
поболтаем...
     - Сколько времени придется ждать?
     - Минут сорок. Не много.
     И ТУТ ЛЕГКОЕ ДОСЕЛЕ ОЩУЩЕНИЕ ОПАСНОСТИ, СЛОВНО ВЗОРВАВШИСЬ, ЗАПОЛНИЛО
ЕЕ ВСЮ. Словно она оказалась  в  логове  волка  или  в  пещере,  в  полной
темноте. Она порывисто встала.
     - Проводите меня к выходу.
     - Ну что вы, право, - вскочил вместе  с  ней  Илья  Аркадьевич.  -  Я
пошутил. Очень уж хотелось побеседовать с  вами  наедине.  Маша  -  здесь,
сейчас ее приведут.
     Скорее всего, где-то под столом была кнопка, потому что, не успел  он
закончить фразу, как дверь  открылась,  и  на  пороге  возник  молоденький
старшина милиции.
     - Володя, - явно не по уставу обратился к  нему  Илья  Аркадьевич,  -
сходи-ка за Марией.
     Старшина нахмурился.
     - А эта? - пробасил он, указывая на Машу.
     - Иди,  иди...  Это  -  другая,  -  раздраженно  повысил  голос  Илья
Аркадьевич. - И быстрее! - И снова повернулся к собеседнице: - Совсем  тут
разболтались.
     Маша сидела, нахохлившись, как воробей. Она ожидала любой провокации.
     С минуту длилось тягостное молчание. Наконец, тишину  прервали  шаги,
дверь вновь отварилась.
     На пороге стояли двое.



                                    3

     Ощущение реальности на миг покинуло Машу.
     Когда, у Гоги, она увидела газетную фотографию, она  решила  сначала,
что это - или фотомонтаж (только не понятно, кому это было нужно),  или  -
результат каких-то невероятных событий (а к невероятному, благодаря своему
дару,  она  была  вполне  подготовлена).  Затем,  посмотрев  кассету,  она
утвердилась именно во втором мнении. И ей страстно захотелось разобраться,
что же тут к чему. Ведь, в конце концов, ЦЕНТРОМ ЭТИХ СОБЫТИЙ БЫЛА ОНА!
     Оказавшись в этом кабинете,  ощутив  неискренность  в  поведение  его
хозяина, она вновь заподозрила подделку. Но вот она видит своего  двойника
во плоти... И странное оцепенение охватило  ее...  Чего,  собственно,  она
хочет от этой девочки? От СЕБЯ... Спросить: "Ты кто?" -  она  и  без  того
знает ответ... Сказать: "Я хочу тебе помочь..." - но  ведь  она  не  может
сделать больше чем... она. "Откуда ты взялась?" А  если  этот  вопрос  та,
вторая, задаст раньше?!
     Все  эти,  порождающие  смущение,  вопросы  пронеслись  в  ее  голове
буквально в несколько мгновений. Пока "Маша-2" не приблизилась.  Когда  же
та сделала это, все моментально встало на свои места. Словно ветер  подул,
и густой туман рассеялся. Это была НЕ ОНА!
     Не  так  опущены  уголки  губ,  нет  характерной  легкой   асимметрии
бровей... И самое главное, самое разительное: ЦВЕТ ГЛАЗ! ТОЧНЕЕ, ОТТЕНОК.
     Да, похожа. А одежда и грим сделали это сходство почти идеальным. Для
посторонних.
     Маша даже удивилось, как такое простое решение сразу не пришло  ей  в
голову. И ТЕПЕРЬ АБСОЛЮТНО ЯСНО, ЧТО ЦЕЛЬ ВСЕЙ ЭТОЙ ЗАТЕИ - ЗАМАНИТЬ ЕЕ  В
ЛОВУШКУ!
     Моментально вскипевшая в ее душе  ярость  вылилась  почему-то  не  на
того, кто явно был главным устроителем этого постыдного балагана. И, то ли
противоестественность происходящего, то ли -  сила  пережитого  потрясения
заставила Машу совершить абсолютно  неожиданный  для  себя  поступок.  Она
вскочила и, вскрикнув: "Дрянь!", ударила самозванку ладонью по лицу...
     И тут же опомнилась, ощутив стыд за содеянное. А та,  ссутулившись  и
закрыв лицо руками, зарыдала так, словно  эти  слезы  копились  уже  много
дней. Сквозь жалобные всхлипывания прорывалось:
     - Не я... я не хотела... Они заставили!.. Они угрожали маме...
     Маша обернулась к Берману.
     - Немедленно объясните, что все это значит! - сдерживаясь сказала она
и не узнала своего голоса.
     События явно развивались не так, как планировал Илья  Аркадьевич.  Он
волновался.
     - Я все объясню, - подчеркнуто спокойно, с расстановкой, ответил  он.
- Я прошу только одного: не исчезайте. Уверяю,  все  делается  единственно
для вашего же блага. Я просто не мог изобрести другого способа найти  вас.
Пожалуйста, сядьте... - Его голос звучал все тверже,  он  вновь  овладевал
ситуацией. - И ты - сядь! - приказал он псевдо-Маше.
     Та послушно опустилась в кресло, а Машу окатила новая  волна  ярости,
вызванная  презрительной,  даже  брезгливой  интонацией,  с  которой  была
произнесена эта последняя его фраза.  Вдруг  она  поняла,  что  она  и  ее
двойник находятся, по-видимому, в очень схожих положениях.  С  той  только
разницей, что она-то, исчезнув,  может  в  любой  момент  прекратить  этот
фарс...
     Все эти камеры, кабинеты, коридоры... Уж  если  на  нее  они  наводят
такую тоску, что же тогда говорить о человеке  незащищенном?  И  она  дала
себе обещание во что бы то ни стало вытащить отсюда  эту  бедную  девочку,
даже если их отношения и останутся натянутыми, даже если они не понравятся
друг другу... В конце концов, не по своей, наверное,  воле  та  втянута  в
происходящую  катавасию,  и  она  -  Маша  -  по-своему   виновна   в   ее
неприятностях.
     Обдумывая все это, она пропустила мимо ушей несколько фраз Бермана, и
вникать начала лишь с середины произносимой фразы.
     - ...таким  образом,  вы  подвергаетесь  ежеминутной  опасности  быть
расстрелянной  без  суда  и  следствия.  И  личный  интерес   генерального
прокурора тут ничего не меняет. Мы же можем предложить вам очень  и  очень
выгодные условия. Вы будете использовать ваш талант на благо нашей  страны
и при  этом  -  щедро  вознаграждаться.  Законным,  подчеркиваю,  ЗАКОННЫМ
образом.
     Сделка. Опять сделка.
     Маша встала.
     - Как тебя звать? - спросила она девушку.
     - Соня.
     - Пошли отсюда, Соня.
     Та испуганно переводила взгляд с Маши на Бермана.
     - Но если я... они же могут все... Мама...
     - Запомните, Илья Аркадьевич, - произнесла Маша с нажимом: -  Если  с
головы ее матери упадет хоть волос... Если что-то случится с ней самой, вы
об этом горько, очень горько пожалеете.
     - Вы совершаете ошибку, - Илья Аркадьевич поднялся тоже. В голосе его
звучала почти детская обида.
     - Возможно, - с вызовом ответила  Маша,  повернулась  и  двинулась  к
двери, потянув Соню за рукав. Та послушно пошла за ней.
     Щелчок снимаемого с предохранителя пистолета был знакомым ей  звуком,
и реакция не раз выручала ее.
     Когда  пули  пробили  пластиковую  обшивку  двери  и  прогремело  два
выстрела, Маша уже лежала на полу.
     Первым ее побуждением было - исчезнуть. Но что-то  остановило  ее  от
этого привычного шага - то ли упрямое желание победить  этого  опасного  и
умного противника ЕГО ЖЕ - обычным - способом, без "запрещенных"  приемов,
то ли сознание неравенства в положении между ней и Соней - теперь  уже  ее
подопечной.
     Мягко спружинив, она  поднялась  лицом  к  Берману.  Ствол  пистолета
смотрел ей в грудь, и ничто не  мешало  референту  генерального  прокурора
вновь нажать  на  спусковой  крючок.  Но  страх  уступил  место  какому-то
странному отчаянному азарту.
     - Стреляйте, - онемевшими от напряжения губами улыбнулась она.  -  Но
учтите, это ваш последний шанс.  Если  я  выживу...  я  растопчу  вас  как
мокрицу. Только не так быстро. Вы будете умирать долго и страшно...
     Лицо Ильи Аркадьевича исказили ненависть и страх. Но длилось это долю
секунды. Он умел держать себя в руках. И он  улыбнулся  в  ответ.  Опустил
пистолет.
     - Мы еще встретимся?
     Дверь с грохотом распахнулась, и Маша краем глаза увидела того самого
молодого старшину, который привел Соню.
     - Руки! - крикнул он боязливым звонким голосом. Но Берман, не отрывая
взгляда от машиного лица, остановил его жестом.
     - Мы еще встретимся? - настойчиво повторил он.
     Почему-то она не ответила "нет". Все с этим человеком было не просто.
Она ответила:
     - Я помню ваш телефон.
     - Вас проводят, - кивнул тот. - Больше сюрпризов не будет. ОБЕЩАЮ.
     - Обойдемся без провожатых, - как-то обыденно, словно отделываясь  от
назойливого кавалера, ответила она.
     - Вас без него не  выпустят,  -  окончательно  вернув  самообладание,
покачал головой он. - До встречи.
     - Дайте мне пистолет, - шагнула она вперед и кивнула на старшину, - я
ему на выходе отдам.
     - Хорошо. Играем в светлую. - Илья Аркадьевич плавно и  точно  бросил
пистолет ей, и она легко поймала его.  -  Только  верните,  это  еще  одна
статья.
     - Пока, - пробурчала она, не  зная  что  ответить,  и  повернулась  к
старшине: - Пойдем что ли? Слышал, что начальник сказал?
     - Дела-а-а!.. - протянул тот и поплелся вперед.


     - ...Куда едем? - спросил Гога, разворачивая машину.
     Появлению Сони он не удивился. "Я пока тебя ждал, сам  до  того,  что
это - двойник, додумался", - объяснил он, когда они садились.
     - Куда тебе? - глянула Маша на Соню. - По пути поговорим  или  заедем
куда-нибудь? Ты есть хочешь?
     - Может, ко мне? - предложил Гога.
     - Нет, - девушка немного смущалась, ей, видимо, не верилось,  что  ее
злоключения окончились. - Мама с ума сходит. Только  я  далеко  живу  -  в
Репино.
     - Где это?
     - Я знаю, - заверил Гога. - Минут через сорок будем.
     - Тогда - давай. Туда и поехали. По пути поболтаем.
     ...Поначалу, пока ехали по городу, разговор не клеился. Соня,  иногда
сразу, а иногда - подумав, отвечала  на  машины  вопросы,  но  больше  это
походило на допрос, нежели на дружескую беседу.
     Картина складывалась такая.
     Однажды в школе (Соня учится в  одиннадцатом  классе)  объявили,  что
завтра к ним придет съемочная группа  какой-то  киностудии,  которая  ищет
девушку  на  главную  роль  в  новом  фильме.  Все  девчонки,  само-собой,
навалились на макияж и понаделали причесок. И  действительно,  назавтра  к
ним пришли трое: молодой испуганный мужчина, еще один -  с  фотокамерой  и
жеманная молодящаяся дама.
     Разглядывая школьниц, дама изредка  заглядывала  в  какой-то  альбом,
словно с чем-то сверяясь. Очень быстро, лишь обведя  класс  взглядом,  она
выбрала двоих - Соню  и  еще  одну  ее  одноклассницу  -  и  попросила  их
спуститься вниз, в спортзал. Остальные чуть не лопнули от зависти.
     В  спортзале  уже  сидело  шестеро  девчонок.  Они  бурно   обсуждали
маячившие перед ними грандиозные перспективы,  гадали,  будут  ли  из  них
выбирать одну или двоих,  или  вообще  -  возьмут  всех  отобранных.  Соня
обратила внимание, что все отобранные, в том числе и она, - одного роста и
имеют примерно один - славянский - тип лица.  И  все  -  более  или  менее
симпатичные.
     Вскоре "киношники" появились с еще одной  девчонкой,  попросили  всех
встать, пройтись, сказать пару слов, фотограф при этом  непрерывно  щелкал
аппаратом. Они записали адреса и телефоны девочек, сказали, что в  течении
двух дней обязательно позвонят тем из них,  кто  прошел  первую  пробу  и,
пояснив, что "у них сегодня еще две школы", торопливо исчезли.
     Школу лихорадило. И, когда,  назавтра,  Соне  позвонили  и  попросили
подъехать по такому-то адресу, она даже никому не сказала об этом,  чтобы,
во-первых, не завидовали, во-вторых, не  смеялись,  если  она  не  пройдет
следующие пробы.  К  тому  же  молчали  и  остальные  "отобранные",  боясь
признаться то ли как она - что позвонили, то ли - что НЕ позвонили.
     Даже родителям она ничего не сказала (отец терпеть не  может  никаких
разговоров о том, что она может стать кем-то другим, а не  врачом,  как  у
них в семье было решено уже давно). И, вместо того,  чтобы  отправиться  в
школу, она, никому не сказав ни слова, поехала в Ленинград.
     Дойдя примерно до этой части  повествования,  Соня  разговорилась,  и
Маше уже не приходилось вытягивать из нее в час по чайной ложке. Их машина
к тому времени вышла на окраину.
     - Я сначала удивилась,  когда  увидела,  что  по  тому  адресу  -  не
киностудия или, скажем, театр, а прокуратура. Но потом подумала,  мало  ли
что: может быть они детектив снимают? Или  это  какая-то  новая  маленькая
студия, и они тут арендуют одну-две комнаты... Сейчас всякое бывает.
     Захожу в фойе, смотрю, там  еще  три  девчонки  ждут,  я,  оказалось,
последняя приехала. И мы четверо дико друг на друга похожи  были.  Разные,
конечно, но -  как  сестры.  Мы  сразу  с  ними  решили,  что  кино  будет
историческое, и надо, чтобы девушка на кого-то в копейку походила. Одна из
них, Надя, по-моему, была  старше  всех,  и  она  работала  секретаршей  в
какой-то  фирме.  Две  -  студентки:  музыкального  училища  и   какого-то
института, я не запомнила. И все - ленинградки, из пригорода я одна  была,
и я - самая младшая.
     Мы только успели познакомиться, как появился Берман. Он  сначала  мне
очень понравился.
     - Мне тоже, - заметила Маша.
     - Я подумала, что это, наверное, режиссер... Он провел нас в кабинет,
а там уже сидит какой-то парень, весь в наколках... Да не в наколках дело.
Он был в наручниках, а рядом с ним  милиционер  стоял.  Мы  только  вошли,
парень сразу вскочил и стал в меня пальцем тыкать: "Вот она, -  кричит,  -
бля буду!"
     Гога только крякнул, но промолчал.
     - Я так удивилась, что к чему? Даже подумала,  может,  это  уже  кино
репетируют? Хотя парень такой... Ну, как бы... Он уж  СЛИШКОМ  на  бандита
похож: в тельняшке, рожа толстая, курчавый и - в наколках...
     - Это Слон, - узнал Гога.
     - Берман говорит: "Ты уверен?" А тот:  "Она  это,  она!  А  остальные
непохожи даже". Ну, вот и все. Парня увели, девчонок отпустили,  он  долго
извинялся сначала... А я осталась. И все.
     - И что было дальше?
     -  Дальше?  -  Соня  неопределенно  пожала  плечами.  -  Дальше   все
интересное кончилось. - И она снова замолчала.
     Но вскоре продолжила сама:
     - Он взял мой паспорт, что-то из него выписал. Потом говорит,  сейчас
будем делать первые пробы. Ну, и повез в какой-то банк. Сначала меня вот в
это переодели... Какая-то женщина грим делала. Потом сняли, как будто меня
арестовали, как будто я этот банк грабила... Это сразу - в первый же день.
Я чувствовала - что-то не так: никаких прожекторов, никаких "дубль первый,
дубль второй..." Но спросить боялась, мало ли что... Пробы...
     А когда вернулись, Берман говорит: "Тебе придется тут пожить". Ну,  и
начал рассказывать, что никакое это не  кино,  что  я  участвую  в  поимке
опасного преступника, на которого очень похожа... Я испугалась.  Не  знаю,
чего, но испугалась. Что-то типа истерики.  Хотела  уйти.  Но  милиционеры
меня не выпустили. И когда он понял, что по-хорошему со мной не получится,
он мне показал ордер на арест...
     - Сволочь! - в сердцах прошептала Маша.
     - Потом он разрешил позвонить маме, она приехала...  Плакала.  Они  с
папой все никак не могли поверить, что я ничего плохого  не  натворила.  -
Соня сама начала шмыгать носом. - А он пообещал, что со мной все  будет  в
порядке, что в школе все уладят, что даже мне деньги заплатят потом...  Мы
не соглашались, а он  угрожал...  Мама  говорит,  я  в  суд  подам,  а  он
засмеялся: "Выше генерального прокурора - некуда..."
     - Гад, гад! - уже в голос произнесла Маша и даже ударила себя кулаком
по коленке.
     - Я учила твою биографию... Я про тебя все знаю. Я  должна  была  при
необходимости играть, как будто я - это ты. А  потом...  потом  он  хотел,
чтобы я с ним спала...
     Маша поперхнулась и, прокашлявшись, спросила с хрипотцой:
     - А ты?
     Соня исподлобья глянула на нее.
     - Я... спала.
     - И как? - неожиданно для себя спросила Маша.
     - Нормально, - как-то виновато, и, в то же время, с вызовом  ответила
та. И добавила: - Даже хорошо! - И Маша сразу почувствовала,  что  в  этом
вопросе ее двойник разбирается лучше, чем она.
     Гога возмутился:
     - Ну вы, курицы! Хоть бы меня постеснялись, что ли!
     - А ты не лезь не в свое дело! - рявкнула Маша и снова  обратилась  к
Соне:
     - Так ты, наверное, не хотела, чтобы я тебя увозила? Вернуть тебя?
     - Я его НЕ-НА-ВИ-ЖУ! - не поднимая головы, по слогам процедила та.
     - Так как же ты... как ты могла?
     Соня подняла на нее покрасневшие от слез глаза и зло ответила:
     - Легко тебе! Невидимка. Раз, и нету! А  мне  как  прикажешь?  Что  я
могла сделать? Я боялась - за себя и за маму!..
     Они замолчали. И Маша вновь почувствовала,  какая  глубокая  пропасть
отделяет ее от "обычных" людей. "Могу ли я осуждать ее? - думала она. -  Я
- "девочка-монстр". Легко быть  щепетильной,  никогда  не  позволять  себе
унижаться, никогда не идти на компромиссы, когда у  тебя  всегда  наготове
запасной выход..."
     Их "москвич" тем временем уже двигался по загородной  автостраде.  За
окнами  то  и  дело  мелькали  аккуратные  коттеджики   Домов   отдыха   и
пансионатов. И тут Гога странным, напряженным голосом произнес:
     - А за нами, между прочим, едут...



                                    4

     Маша  оглянулась  и  через  заднее  стекло  увидела   нагоняющую   их
милицейскую машину.
     - Может, это