пальцем.
   - Ах, ты! - и Фрей запустил-таки кружку в своего  благодетеля,  а  тот,
потеряв с возрастом реакцию, не успел отклониться, и  кружка,  пролетая  в
угол комнаты, обдала его горячим кофе.
   Сергей зажмурился, отшатнулся, а Фрей петухом закричал:
   - Так будет с каждым, кто осмелится поднять руку!
   И кинулся прочь из комнаты.
   К счастью, Сергей не обжегся. Он  открыл  створку  платяного  шкафа  и,
зайдя за нее, достал чистую сорочку. Раздеваясь, он говорил:
   - Ошибочно думать, что жизнь - это линия, подобная пологой волне. Будто
человек растет, умнеет, а потом медленно или быстрее катится под уклон,  к
смерти. На самом деле физиологически каждый из нас стремится к  замкнутому
кругу. Недаром народная мудрость придумала выражение: впасть в детство.
   Сергей повесил мокрую сорочку  на  дверцу  шкафа  и  принялся  надевать
другую. Лидочка его не  видела,  лишь  порой  над  дверцей  взлетал  рукав
сорочки или проплывала сухая рука старика.
   - Я утверждаю, что старость - это неудачное повторение  детства.  Порой
мне смешно глядеть по телевизору на древних аксакалов,  которых  сажают  в
первом  ряду  национального  митинга,   как   свидетельство   коллективной
политической мудрости. Чепуха! Лучше посадите там детский сад. Эти старики
уже в молодости были самыми глупыми в ауле или кишлаке, в  зрелости  стали
ничтожествами - иначе бы им не укрыться от жестокой судьбы, не выжить. Они
были серенькими и уцелели. А  теперь  в  них  не  осталось  ничего,  кроме
старческого чревоугодия и желания запретить все, что им недоступно.
   Сергей выглянул из-за дверцы. Он застегивал сорочку.
   - Если мы примем мой тезис как основание для гипотезы, - продолжал  он,
лукаво улыбаясь, - то любопытно поискать, нет ли реальных  средств  помочь
человеку снова стать младенцем не только в частностях, но и в целом.
   - Зачем? - спросила Лидочка.
   - Во-первых, потому что это интересно. То есть научно.  Во-вторых,  это
поможет бороться с некоторыми болезнями, например...
   - Вы шутите! Признайтесь, что вы шутите.
   - Разумеется, каждый биолог закричит, что это - чепуха!  А  я  останусь
при своем мнении.
   - Но почему?
   - Потому что такой феномен я планомерно искал несколько  десятков  лет,
наблюдал и фиксировал.
   - И в чем же он заключается?
   - Как ни странно, я в самом деле нашел гормон,  ответственный  за  этот
процесс. Итак, я знаю, что явление существует, я знаю,  чем  оно  вызвано,
но, правда, мои возможности этим и ограничиваются...
   - Кроме того, вы научились взглядом разгонять облака и заряжать воду  в
реке Волга, - съязвила Лидочка, которая не  выносила  шарлатанов,  которых
столько развелось вокруг, и  сочла  слова  Сергея  изысканной,  но  далеко
зашедшей шуткой.
   - К сожалению, я не шучу, -  сказал  Сергей,  -  но  понимаю,  что  мое
открытие опасно для человечества не менее, чем атомная бомба.
   - Разумеется, - все еще не сдавалась Лидочка, - нет ничего опаснее, чем
омолодить Ленина, чтобы он снова взялся за Октябрьскую революцию.
   Лидочка ожидала, что Сергей наконец-то рассмеется, но  натолкнулась  на
такой напряженный взгляд старика, что осеклась. И непроизвольно посмотрела
на дверь, уверенная, что увидит Фрея, в котором давно  уловила  тревожащее
сходство с Лениным.
   В дверях никого  не  было.  Издали  донесся  плач  младенца,  потом  на
фортепиано заиграли гамму.
   Лидочка отвела  взгляд.  Под  журнальным  столиком  лежала  погремушка.
Сергей закрыл шкаф. На нем  была  голубая  сорочка.  Он  медленно,  словно
преодолевая сопротивление суставов, опустился на диван.
   - Здесь перепутаны причина и следствие, - непонятно сказал он.
   Почему-то для Лидочки было облегчением, что Сергей не  стал  признавать
немыслимого тождества. Она была согласна выслушивать любые  фантастические
гипотезы, только бы самой не заглядывать за пределы здравого смысла.
   - В этом нет никакой мистики,  -  сказал  Сергей,  -  если  не  считать
мистикой непознанные возможности наших тел. Подумайте:  медицине  известны
многочисленные  случаи  мгновенного  или  почти   мгновенного   поседения.
Помните? "Утром он  проснулся  седой,  как  лунь".  А  что  это  означает?
Организм, огорченный потерей или испытавший  страх,  дает  приказ  волосам
потерять пигмент. И каждая из миллионов клеток  избавляется  от  пигмента.
Неужели это чудо физиологии вас не потрясает?
   - От него до омоложения - громадная дистанция.
   - Никакой дистанции! Механизм этого явления тождествен тому, что  может
замкнуть цепочку: рождение - младенчество - старость -  младенчество,  где
второе младенчество заменяет собой смерть. Вы читали о том, как  в  Африке
люди, проклятые колдуном, в ту  же  ночь  умирали?  Это  явление  того  же
порядка: приказ мозга и мобилизация всех систем организма.
   - Значит, можно приказать старческому телу: омолодись! - Лидочка  вдруг
поняла - ее собеседник безумен.
   - И клетки его послушно и скоро  изгонят  из  себя  продукты  старения,
сделают сосуды вновь эластичными, глаза - зоркими, суставы  -  гибкими.  А
что в этом невозможного? - спросил Сергей.
   - Только то, что этого не может быть. Жизнь необратима!
   - Главное - поверить в очевидное, а потом уже делать  выводы.  Когда  я
впервые, молодым  врачом,  столкнулся  с  этим  феноменом,  мне  было  еще
труднее, чем вам. Но я поверил. И доказательства - в соседней комнате.
   Лидочке  показалась,  что  в  глазах  Сергея,  как  говорится,  зажегся
безумный огонь. Что теперь? Спасаться?
   - Разные организмы в различных  обстоятельствах  обретают  либо  теряют
такие способности. Все зависит от способности мозга  повелевать  функциями
тела. А эти способности, как оказалось, безграничны. Моя же роль  скромна.
Я, зная, что и где искать, могу помочь телу.
   Музыка за стеной оборвалась.
   - Возьмем сына Евгении, - сказал Сергей. - Мальчику уже шестой год.  Но
он лежит в колыбельке. Физически ему меньше полугода.
   - Вы хотите сказать, что проводите опыты над людьми? Я вам все равно не
верю!
   - Почему?
   - Он - чудовище! - закричал, как всегда останавливаясь в дверях,  Фрей.
- Вы читали роман  Гюго  "Человек,  который  смеется?"  Компрачикосы!  Вот
именно! Кто дал вам право, чудовище, ставить эксперименты на людях?
   - Вы ставили  эксперименты  над  страной,  Владимир  Ильич,  -  ответил
Сергей. - По какому праву вы делали это?
   - Не смейте! - замахал руками Фрей. - Забудьте  мое  имя.  Я  не  хочу,
чтобы меня убили. Ищейки еще бегают по следу!
   Казалось, что он отбивается от роя пчел.
   - Я не убийца, - сказал Сергей, - но этот мальчик не может расти. С его
болезнью дети дотягивают до года. И конец. Я удерживаю его младенцем...
   - И сколько намерены продолжать эту пытку?
   - Пока не будет изготовлено лекарство.
   - А если это случится через сто лет? - кричал Фрей.
   - Решает мать.
   - У вашей Женьки в голове солома! Неужели вы на самом деле  доверяетесь
ей? - спорил Фрей.
   - Я слежу за исследованиями. Положительные результаты будут получены  в
ближайшее время.
   Сергею очень не хотелось говорить. Словно  этот  диалог  он  давно  уже
проговорил сам с собой, но не смог убедить себя в собственной правоте.
   - Там есть второй  ребенок,  -  сказала  Лидочка.  -  Тоже  неизлечимая
болезнь?
   - Нет, там другая проблема. Тот ребенок  не  может  стать  большим.  Он
этого не хочет.
   - Ему не дают? Ему вы не даете?
   - Его нельзя трогать, - сказал Фрей. -  Возможно,  я  его  со  временем
задушу.
   - Помолчите, - отмахнулся Сергей. - Я сам не все понимаю.
   - Вам хорошо! - закричал Фрей. - Вы чуть что - сразу молодеете. Я  знаю
- у вас все готово.
   - С меня хватит, - сказал Сергей. - Я жил достаточно.
   - Врешь! Самому скоро девяносто, а какой крепкий! - Тут Фрей  обернулся
к Лидочке. - Нет, вы поглядите, какой он крепкий.
   - Если бы я мог ввести гормон как лекарство... Неужели вы думаете,  что
я не спас бы Галину? Но решаю не я. Решает  организм  перед  лицом  смерти
либо страха, равного ей.
   - Может, ты и не хотел ее спасать, - сказал Фрей и  отступил  к  двери,
словно испугался, что Сергей его ударит. - На молодой хочешь жениться.
   Но Сергей вовсе не рассердился, он пропустил обвинение Фрея мимо ушей.
   - Гормон, синтезированный мной, не может стать просто лекарством.  И  я
убежден, что запрет на это лежит в самой природе жизни.
   - А как же младенцы? - спросила Лидочка.
   - Да, младенцы! - подтвердил Фрей.
   - Здесь работают механизмы, которые включаются раньше, чем  просыпается
сознание.  Я  могу  помочь  младенцу.  Но  не  взрослому  человеку.  И  не
спрашивайте меня - почему. Я уверен только в одном - я старался  выйти  за
пределы дозволенного человеку. Это слишком опасно.
   - Но будут другие люди, другие ученые, - сказала Лида.
   - Возможно, - ответил старик. - Но, надеюсь, это случится, когда нас  с
вами уже не будет на свете.
   - И вы храните это в тайне?
   - Разумеется. Как любой человек, владеющий пробиркой с бациллами  чумы.
Я могу разбить ее или закопать.
   - Тогда молчи! - крикнул Фрей.
   - Не могу, - улыбнулся Сергей, - любому ученому страшно, что его знания
умрут вместе с ним.
   - Вам страшно? - спросила Лидочка.
   -  Не  знаю.  Возможно,  уже  не  страшно.  Потому  что  мне   страшнее
представить себе мобилизационные пункты, на которых древних стариков вновь
превращают в юношей и выдают им гранатометы. Человечество всегда стремится
обратить свои знания во вред людям.
   - Ну уж это чушь! - воскликнул Фрей.
   Сергей словно не слышал его.
   - Я понимаю, -  сказал  он,  -  что  через  год  или  пять  лет  кто-то
обязательно  придет  к  этому  открытию.  Но,  дай  Бог,  к  тому  времени
человечество станет лучше и добрее.
   - Оно не станет таковым, если я его не сделаю свободным! - сказал Фрей.
   И в тот момент Лидочка окончательно убедилась, что он - оживший  Ленин.
Каким-то образом это было связано с тайной Сергея. Фрей был Лениным. И это
находилось за пределами чуда и здравого смысла. Лида не могла  поверить  в
то, во что уже уверовала. И совершенно непроизвольно она сказала:
   - Но ведь я же была в Мавзолее!
   Ей никто не ответил, а она поняла, что  в  Мавзолее  может  лежать  кто
угодно - был бы похож на фотографии. А может, и фотографии сделали  задним
числом?


   Лидочка  ушла  тогда  домой,  одурманенная  невозможностью  поверить  и
невозможностью не поверить. Она  ужасалась  масштабу,  значению  открытия,
сделанного так давно и еще не повторенного. И в то  же  время  злилась  на
себя за то, что позволила превратиться в жертву старческого розыгрыша.
   Потом, уже поздней ночью, не в силах заснуть,  она  вдруг  поняла,  где
таится главный обман. Он во Фрее, Фрей - не  великий  человек.  Он  просто
старая приживалка."
   Лидочке больше не хотелось возвращаться к Сергею, хотя положено  жалеть
стариков, тем более такой тяжкой судьбы. Она даже не подходила к телефону,
если подозревала, что звонит Сергей. А может быть, он  и  не  звонил.  Для
собственного спокойствия было куда удобнее  думать,  что  два  сумасшедших
старика разыграли ее. Правда, с каждым днем испуг  таял,  как  айсберг,  и
Лида уже готом была позвонить соседу. Но не успела.
   Недели через две Лидочка шла из булочной. Перед  ней  мирно  шествовали
две молодые длинноногие мамаши в похожих кожаных куртках. И коляски у  них
были одинаковые.
   Лишь поравнявшись с ними, Лидочка догадалась, что это Женька и  Лариса.
Они  узнали  Лидочку,  сдержанно  поздоровались,  а  она  замедлила  шаги,
непроизвольно заглядывая в коляски.
   Младенцы в них лежали строго, как персональные пенсионеры на пляже. Они
догадались, зачем Лида косит на них взглядом и  встретили  его  молчаливым
презрением.
   - Чего же вы не заходили? - сказала  Лариса.  -  Сергей  Борисович  все
спрашивал, а у меня вашего телефона нет.
   - Что с ним?
   - В больнице. Я хотела позвонить, а он телефон не дал.
   - Он простудился, да? - Лидочка подсознательно выбрала самый безобидный
вариант.
   - Если бы! - мрачно ответила Женя.  Она  была  не  накрашена  и  потому
оказалась совсем девочкой. Глаза ее распухли от недавних слез.
   Младенец в коляске смотрел на Лиду не мигая, и его взгляд был холодным,
змеиным, хотя так говорить о беспомощных младенцах нельзя.
   - Ну что же  случилось?!  -  В  Лидочкином  голосе,  наверное,  звучало
раздраженное: "В конце концов я ему чужой человек!", что было неправдой.
   - В реанимации он, - сказала Женька, не обидевшись на такой тон, - туда
не пускают. Наверное, помрет. Я с  доктором  говорила,  с  Вартаняном.  Он
говорит, что надежды мало.
   - В какой больнице?
   - Туда не пускают, - повторила Женька. - Даже  меня  не  пустили,  а  я
везде могу пройти.
   - А что же будет? - спросила Лида, но  никто  не  ответил.  И  младенцы
молчали - не сопели, не плакали, не смеялись. Все понимали и  не  доверяли
Лидочке.
   Получилось так, что молодые женщины проводили ее до дома и остановились
у арки. Лида попрощалась  и  побежала  прочь.  Через  несколько  шагов  ей
захотелось оглянуться.
   Обе женщины стояли в арке, глядя ей вслед.
   Лидочка поднялась к себе, охваченная ощущением нечистоты, - и поспешила
в душ. Это была странная  форма  психоза  -  врач  объяснил  бы,  что  она
пыталась смыть с себя иррациональный страх.
   Рассказ Сергея, потрясший какие-то опоры ее рационального сознания,  за
прошедшие дни стерся, превратился в  небылицу  -  и  вдруг  ожил  вновь  в
холодных глазах  малышей.  Это  было  куда  более  убедительным,  чем  все
доказательство Сергея.
   Зазвонил телефон.
   Звонок был неожиданным и в пустой квартире показался слишком гулким.
   - Лидия Ивановна? - высокий голос был знаком.
   - Я у телефона.
   - Мое прозвище Фрей. Я помощник Сергея Борисовича. Это  вам  что-нибудь
говорит?
   - Разумеется.
   - Мне надо встретиться с вами.
   - Зачем? Что с Сергеем? - глупо было задавать такой вопрос. Лида знала,
что он в больнице. Но уж очень у Фрея был лживый голос...
   - Он в отъезде. Он оставил для вас пакет. Я прошу  вас  немедленно  его
принять.
   - Хорошо, - сразу согласилась Лида. - Куда мне подойти?
   - Вам следует подойти по известному адресу через двадцать пять минут.
   Голос звучал издалека, будто не из соседнего дома, а из Конотопа.
   Лидочка засуетилась.  Почему-то  она  решила,  что  Сергей  прислал  ей
записку с поручениями - ведь ему нужны фрукты,  а  может,  надо  доставать
лекарства. Она вспомнила, что в холодильнике лежат  два  апельсина,  потом
доложила к ним коробку  конфет,  может,  врачу  подарить,  затем  отобрала
газеты и журналы последних дней - ведь ему можно  читать!  Когда  она  уже
оделась и подошла к двери, ее одолело опасение, что забыто  нечто  нужное.
Лида стала метаться по квартире, но так и не вспомнила, что же забыла.
   Перед особняком Лидочка была вовремя,  но  оказалось,  что  никого  нет
дома. Не дозвонившись, она обогнула особняк, но и у фотографов было  пусто
- приходя в студию, они сразу врубали  ослепительные  лампы.  Сейчас  окна
смотрели серо и пусто.
   Собрался дождь - пока еще  не  начался,  но  стало  темнее.  По  листве
проходили волны лесного шума. Ее обманули -  но  зачем?  Фрею  надо  было,
чтобы она ушла  из  дома?  Может,  это  банда  грабителей?  Где  же  тогда
доверчивый Сергей?
   И тут в предгрозовой  мертвой  тишине  она  услышала  быстрый  картавый
голос:
   - Вы давно ждете?
   Фрей стоял за ее спиной, знакомо заткнув  большие  пальцы  за  жилет  -
оттого его небольшой, тугой животик выпятился вперед. Кепка скрывала глаза
в тени, за дни разлуки эспаньолка подросла и сформировалась.  Удивительно,
что при виде его, люди не ахали:
   - Ленин вечно жив!
   Но в тот момент  Лидочку  не  столь  волновала  таинственная  биография
Ильича, как судьба Сергея.
   - Вы были в больнице? - спросила она.
   - Ни слова, - предупредил, оглядываясь, Фрей. - Какая больница?
   Он отпер дверь и, еще раз оглянувшись, пропустил Лиду в знакомую тесную
прихожую.
   Именно в тот момент она подумала: он хочет меня убить.
   Такая нелепая мысль никогда раньше не приходила ей в голову. Да  и  как
могла  возникнуть  она  днем,  посреди  Москвы,  в  обществе  безвредного,
уступающего ей ростом пожилого человека?
   Но Лиде стало так  страшно,  что  она  невольно  отступила  к  двери  в
комнату, а темный  силуэт  Фрея  закрыл  собой  дверной  проем"  Его  рука
протянулась к ней, она хотела кричать,  но  горло  сжало  судорогой.  Рука
старика коснулась ее плеча, Лида молча отбросила ее,  и  Фрей  раздраженно
воскликнул:
   - Вы мешаете мне зажечь свет!
   Оказывается, Лида умудрилась встать между ним и выключателем.
   При свете Фрей вовсе не казался страшным.
   Он снял кепку, резким жестом кинул ее на полку и принялся вытирать ноги
о половик.
   - Вы тоже вытирайте, - сказал он. - Мыть тут некому.
   - А почему вы не хотите сказать, что  Сергей  в  больнице?  -  спросила
Лидочка.
   - Потому что потому. Я вам не справочное бюро! - Фрей вздернул  бородку
и, отстранив Лиду, прошел в комнату.
   Он остановился возле дивана и хотел что-то сказать, но  в  этот  момент
издалека донесся детский плач.
   - Что? - удивился Фрей. Этого быть не может!
   Лида поняла, что сейчас он, как царь Ирод, убежит истреблять подкинутых
вновь младенцев.
   Лидочка схватила его за полу пиджачка:
   - Где пакет?
   - Не знаю, - откликнулся он, вырываясь.
   - Тогда я ухожу!
   - Черт побери! - Ох схватил со  стола  бумажный  пакет  и  кинул  через
плечо. - Впрочем, теперь уже все равно!
   Лидочка отпустила Фрея и подхватила пакет. Фрей убежал.
   Пакет был в печальном виде. Кто-то  грубо  и  в  спешке  открывал  его,
надорвал,  потом  кое-как  заклеил  скотчем.  На  конверте  было  написано
знакомым мелким летучим почерком Сергея:
   "Лидии Берестовой, тел.  6171740.  Передать  в  случае  моей  внезапной
смерти".
   - Нет! - вырвалось у Лидочки вслух. - Он живой!
   Никто ей не ответил. Из соседней комнаты донесся занудный, напряженный,
срывающийся на крик голос Фрея.
   И тут Лидочка поняла, что должна слепить. Надо быстро прочесть письмо и
принимать меры. Нельзя оставлять нити событий в сомнительных руках девиц и
ископаемого большевика.
   Она присела на край дивана и вытащила из  конверта  толстую  тетрадь  и
несколько отдельных листов бумаги. Сначала она прочла верхний лист:
   "Дорогая Лида!
   Спешу написать Вам, еще не решив, как передам это письмо. Но, что бы ни
случилось, наш  неоконченный  разговор  требует  завершения.  Ведь  в  Вас
остался неприятный осадок дурной шутки, жертвой которой Вы стали.
   Поэтому прошу Вас - прочтите эту тетрадь. Надеюсь, что  Вы  согласитесь
со мной - мое открытие нельзя предавать гласности - любые руки для него  -
дурные. И все же я не уничтожил записей и расчетов,  оставляя  решение  за
Вами.  Когда  взбесилась  любимая  собака,  у  тебя  нет  сил  самому   ее
пристрелить. А кроме Вас у меня нет человека, которому я мог  бы  завещать
мои  мысли.  Подумайте,  прочтя.  Решитесь  сохранить,  возьмите  папки  и
картотеку из шкафа. Нет - уничтожьте".
   Фрей стоял посреди комнаты - Лидочка зачиталась и не заметила,  как  он
вернулся. Фрей нервно потирал ладони.
   Уловив взгляд Лидочки, он  криво  усмехнулся  и  с  излишней  бодростью
воскликнул:
   - Чай на подходе! Вам с сахаром или как?
   - Погодите, я дочитаю.
   - Разумеется, я и не помышляю мешать. Я пока тихо накрою на стол.
   Зазвонил телефон. Фрей кинулся к аппарату, будто ждал звонка.
   - Что? - сказал он. - Вы ошиблись... А  я  утверждаю,  что  вы  неверно
набираете номер. Здесь нет никакого Сергея... Степановича...
   Бог с ним и с его выдумками, подумала Лидочка, и возвратилась к чтению.
Фрей на цыпочках вышел из комнаты.


   Такие толстые общие тетради  в  мягкой,  но  прочной  коленкоровой  или
клеенчатой обложке, у нас обыкновенны и долговечны. Поколения школьников и
студентов заполн